Читать книгу Время уходить - Джоди Пиколт - Страница 10

У каждого копа есть свой грандиозный провал.

Для кого-то он переходит в разряд историй, что рассказывают на рождественских гулянках в отделе, когда все хорошенько наберутся. Это может быть ключ к разгадке, не замеченный, когда он был прямо перед глазами; папка с делом, которую не хватает духа выбросить; нераскрытое преступление. Это может превратиться в настоящий кошмар, от которого просыпаешься по ночам в холодном поту.

Но хуже всего постоянно жить с этим кошмаром.

Ты смотришься в зеркало и видишь у себя за плечом чье-то лицо. Поднимаешь трубку телефона и слышишь загадочную тишину на другом конце провода. Находясь в одиночестве, неизменно ощущаешь рядом чье-то присутствие.

Это сознание своей вины, ежедневное и ежесекундное.

Детектив Донни Бойлен, с которым мы тогда вместе работали, однажды признался мне, что его суперпровалом стал вызов на место семейной ссоры. Он не надел наручники на разбушевавшегося мужа, потому что тот парень был известным бизнесменом, которого все хорошо знали и уважали. Донни решил, что предупреждения будет вполне достаточно. Через три часа после того, как он покинул дом, супруга всеобщего любимца получила пулю в голову. Женщину звали Аманда, и она была на шестом месяце беременности.

Донни говорил, что ее призрак вот уже много лет не дает ему покоя. Моего призрака зовут Элис Меткалф. Насколько мне известно, она не умерла, как Аманда, – просто исчезла и унесла с собой правду о том, что случилось тогда, десять лет тому назад.

Иногда, очнувшись после пьянки, я вынужден прищуриваться, потому что отчетливо вижу Элис по другую сторону стола, напротив меня, где обычно сидят клиенты, когда просят сделать снимки неверных супругов или разыскать скрывающихся от алиментов отцов. Работаю я в одиночку, если не считать напарником Джека Дэниэлса[6]. Кабинет у меня размером с платяной шкаф, тут пахнет китайской едой навынос и средством для чистки ковров. Спать я чаще всего заваливаюсь прямо здесь на диване, домой не иду. Однако для клиентов я – Вик Стэнхоуп, уважаемый частный детектив. Я и сам считаю себя таковым.

Пока не проснусь с пульсирующей болью в голове, распухшим языком, который едва ворочается во рту, пустой бутылкой под боком и глядящей на меня сверху вниз Элис.

«Ну и видок у тебя», – осуждающе говорит она.

– Вот же невезуха… – сказал Донни десять лет назад, забрасывая в рот очередную таблетку от изжоги. – Ну почему это случилось именно сейчас, а не через две недели?

Мой напарник считал дни до выхода на пенсию. И сейчас довольно занудно перечислял все то, что его достало: работа без выходных; вечная бумажная волокита; новички вроде меня, которых нужно натаскивать; жара, от которой у него обострилась экзема. Ну и окончательно его доконал поступивший в семь утра телефонный звонок из Слоновьего заповедника Новой Англии с заявлением о гибели одной из сотрудниц.

Жертвой оказалась некая Невви Руэль, сорока четырех лет, работавшая смотрительницей по долгосрочному контракту.

– Ты хоть понимаешь, какой шквал дерьма сейчас повалит со всех сторон? – спросил Донни. – Помнишь, что творилось три года назад, когда заповедник открылся?

Я помнил. Тогда я еще только-только поступил на службу в полицию. Жители города протестовали против прибытия «плохих» слонов, которых вышвырнули из зоопарков и цирков за агрессивное поведение. Местные газеты изо дня в день честили в хвост и в гриву муниципальные власти, которые допустили, чтобы Томас Меткалф создал тут свой так называемый заповедник, несмотря даже на то, что его огородили двойной изгородью из колючей проволоки, чтобы слоны не причинили вреда людям.

Или наоборот.

В течение первых трех месяцев нескольких полицейских ежедневно отправляли поддерживать порядок у ворот заповедника, где собирались протестующие, именовавшие его рассадником. Но постепенно страсти улеглись. Животные адаптировались к новому месту, вели себя тихо и спокойно, а горожане смирились с тем, что у них под боком находится слоновий приют. Одним словом, никаких проблем не возникало. По крайней мере, до сегодняшнего дня, когда ни свет ни заря раздался этот звонок.

Мы прибыли в заповедник и теперь ждали в небольшом кабинете. Я осмотрелся. Семь полок, забитых толстыми папками с именами слонов на корешках: Маура, Ванда, Сирах, Лилли, Олив, Дионна, Хестер. Стол беспорядочно завален бумагами, там же – стопка гроссбухов, три недопитые чашки кофе, пресс-папье в форме человеческого сердца. Накладные на медикаменты, тыкву и яблоки. Я присвистнул, увидев сумму в счете за сено:

– Ни хрена себе! Можно машину купить.

Донни жутко злился; впрочем, он вечно был всем недоволен.

– Черт возьми, почему так долго?! – спросил он.

Мы прождали уже почти два часа, все это время сотрудники заповедника пытались загнать семерых слонов в сарай, иначе криминалисты не могли приступить к сбору улик.

– Ты когда-нибудь видел человека, затоптанного слоном? – поинтересовался я.

– Лучше заткнись! – отозвался Донни.

Я изучал странную цепочку значков наподобие иероглифов, которая тянулась вдоль стены, когда в комнату ворвался какой-то мужчина – весь дерганый, нервный, сквозь стекла очков блестели ошалелые глаза.

– Не могу в это поверить! – выкрикнул он. – Это просто кошмар какой-то!

Донни встал:

– Вы, должно быть, Томас Меткалф?

– Да, – растерянно ответил мужчина. – Простите, что заставил вас ждать. Ужасная поднялась суматоха, пока мы загоняли животных. Они крайне возбуждены. Шестерых мы заманили в сарай, а седьмая слониха так и не захотела подойти к нам. Но это ничего, мы протянули временный провод под напряжением, чтобы вы могли попасть на другую сторону вольера. Пойдемте… – Он вывел нас из маленького здания на солнечный свет, такой яркий, что у меня аж в глазах зарябило.

– У вас есть соображения насчет того, как жертва могла оказаться в вольере? – спросил Донни.

Меткалф удивленно моргнул, глядя на него:

– Невви? Она работает здесь с момента открытия. Больше двадцати лет занимается слонами. Ведет бухгалтерию и дежурит в заповеднике по ночам. – Он замялся. – То есть дежурила. – Вдруг Меткалф остановился и закрыл лицо руками. – О боже! Это моя вина.

Донни покосился на меня и спросил:

– Почему?

– Слоны способны чувствовать напряжение. Их, наверное, что-то разволновало или даже напугало.

– Смотрительница вела себя не так, как обычно?

Не успел директор заповедника нам ответить, как раздался такой громкий рев, что я подпрыгнул. Звук доносился из-за ограды. Зашелестела листва на деревьях.

– Навряд ли такую тушу можно чем-нибудь испугать, – заметил я.

Меткалф обернулся:

– Вы когда-нибудь видели паническое бегство слонов? – Когда я отрицательно покачал головой, он мрачно улыбнулся. – Надеюсь, вам такой случай и не представится.

С нами приехала небольшая группа криминалистов, и минут через пять мы все оказались у подножия невысокого холма. Взойдя на него, я увидел мужчину, сидевшего рядом с потерпевшей. Это был здоровенный негр, настоящий гигант, с широченными, как банкетный стол, плечами; такому убить – раз плюнуть, тем более хрупкую дамочку. Веки у него покраснели, глаза припухли. Погибшая женщина была белой, и чернокожий мужчина бережно держал ее голову на коленях. Будучи тогда еще начинающим следователем, я старался тщательно подмечать все детали.

Череп у женщины был проломлен. Рубашка разорвана, но под ней виднелась майка. Левая нога согнута под невероятным углом. Вся кожа покрыта синяками.

Я отошел в сторонку, а к телу приблизился эксперт, чтобы сделать свою работу. Правда, тут и невооруженным глазом было видно, что жертва нападения мертва.

– Это Гидеон Картрайт. Он обнаружил свою тещу… – Меткалф осекся.

Я снова взглянул на мужчину: он явно был лет на десять моложе жертвы. А это значит, что ее дочь – его жена – должна быть значительно моложе супруга.

– Детектив Бойлен, криминальная полиция, – представился Донни и присел рядом со свидетелем. – Вы были здесь, когда это случилось?

– Нет. Невви дежурила сегодня ночью и находилась здесь одна, – ответил Картрайт, и его голос дрогнул. – Это я должен был погибнуть.

– Вы тоже здесь работаете? – спросил Донни.

Пчелиный рой полицейских дронов затмил небо. Они фотографировали тело и пытались определить края обследуемой территории. Проблема состояла в том, что место преступления располагалось под открытым небом и не имело четких границ. Какое расстояние пробежала преследуемая слоном женщина? Где искать какие-нибудь подсказки, которые укажут на момент смерти? В двадцати ярдах от тела зияла глубокая яма, и я видел на ее краю следы человеческих ног. Среди деревьев могли обнаружиться какие-нибудь клочки ткани, по которым можно проследить путь жертвы. Но в основном тут были листья и трава, грязь, слоновий помет и мухи – в общем, природа. Одному Богу известно, что из этого действительно важно для описания места преступления, а что можно не принимать во внимание.

Судмедэксперт велел двоим полицейским упаковать тело в пластиковый мешок и подошел к нам.

– Дайте угадаю, – сказал Донни. – Причина смерти: затоптана слоном?

– Ну, слон ее действительно топтал. Но я не знаю, что именно послужило причиной смерти. Череп расколот пополам. Это могло произойти как в результате нападения животного, так и ранее.

Я слишком поздно обратил внимание на то, что Гидеон жадно ловит каждое слово эксперта.

– Нет, нет, нет! – вдруг закричал Меткалф. – Вы не можете это здесь оставить! Это опасно для слонов! – Он указал на полосатую ленту, которой полицейские обозначили место преступления.

Донни прищурился:

– Но слоны все равно не вернутся сюда в ближайшее время.

– Прошу прошения, но вы не имеете права распоряжаться на частной территории. Это природный заповедник с естественной средой обитания, находящийся под защитой, и еще…

– И еще тут была убита женщина.

– Произошел несчастный случай, – возразил Меткалф. – Я не позволю вам нарушать распорядок жизни, который сложился здесь у слонов…

– Боюсь, доктор Меткалф, у вас нет выбора.

Меткалф недовольно скривился:

– И как долго это будет продолжаться?

Я видел, что Донни теряет терпение.

– Не могу сказать. А пока нам с лейтенантом Стэнхоупом нужно опросить всех сотрудников, кто имеет дело со слонами.

– Нас здесь четверо: Гидеон, Невви, я и Элис. Моя жена. – Последние слова он почему-то адресовал Картрайту.

– А где сейчас Элис? – поинтересовался Донни.

Меткалф в упор посмотрел на Гидеона:

– Я думал, она с тобой.

Лицо негра исказилось печалью.

– Я не видел ее со вчерашнего вечера.

– Я тоже. – Меткалф побледнел. – Но если Элис ушла, то с кем сейчас моя дочь?

Мне кажется, что Эбигейл Чиверс, хозяйке дома, где находится мой офис, как минимум лет двести, ну, может, на пару месяцев поменьше. Серьезно, вы бы тоже так решили, если бы повстречались со старушкой. Эбигейл всегда одета в одно и то же черное платье, заколотое на шее брошью, ее седые волосы неизменно собраны в кичку, а поджатые губы буквально складываются в гармошку, когда она заглядывает в мой кабинет и начинает открывать дверцы шкафов и захлопывать их обратно. Вот и сейчас она стучит палкой по столу всего в нескольких сантиметрах от моей головы и говорит:

– Виктор, я чую запах дьявола.

– Правда? – Я отрываю башку от стола и провожу языком по зубам, покрытым налетом. – А я чую только запах дешевого бухла.

– Я не допущу здесь никакого беззакония…

– Клянусь вам, Эбби, я как минимум лет сто не нарушал закон. – Я вздыхаю.

Такие стычки уже происходили между нами десятки раз. Я, кажется, не упомянул, что Эбигейл не только убежденная трезвенница, но и к тому же страдает деменцией, а потому с одинаковым успехом может именовать меня как Виктором, так и президентом Линкольном? Разумеется, мне это только на руку. К примеру, когда хозяйка говорит, что я задерживаю арендную плату, я вру, что уже отдавал ей деньги за этот месяц, но она забыла.

Несмотря на свою ветхость, Эбигейл – дамочка весьма проворная. Она энергично лупит палкой по диванным подушкам и даже заглядывает в микроволновку:

– Где оно?

– Что «оно»? – уточняю я, притворяясь тупицей.

– Зелье. Сатанинские слезы. Ячменный уксус. Веселящий сок. Я знаю, вы его где-то прячете.

Я улыбаюсь своей самой невинной улыбкой:

– Неужели я стал бы заниматься таким гнусным делом?

– Виктор, не лгите мне, – говорит она.

Я осеняю себя крестом возле сердца:

– Клянусь Богом, в этой комнате нет бухла! – Встаю и, пошатываясь, бреду в крошечную уборную, примыкающую к моему офисному пространству.

Тут умещаются только унитаз, раковина и пылесос. Я закрываю за собой дверь, мочусь, после чего снимаю крышку с бачка. Выудив из него бутылку, початую прошлым вечером, я делаю долгий живительный глоток виски, и тупая боль в голове сразу начинает отступать.

Прячу бутылку обратно в тайник, спускаю воду и открываю дверь. Эбби все еще здесь. Я не солгал ей, просто немного скомкал правду. Этому приему я научился давным-давно, когда меня еще натаскивали для работы следователем.

– Так на чем мы остановились? – спрашиваю я, и тут раздается звонок телефона.

– На поисках выпивки, – гнет свою линию старушка.

– Эбби, вы меня удивляете. Никогда бы не подумал, что вы тоже неравнодушны к спиртному. – Я подталкиваю хозяйку к двери, а телефон продолжает трезвонить. – Вы не против, если мы закончим этот разговор позже? Вечерком, за чашечкой кофе? – Я выставляю протестующую старушку за дверь, хватаю трубку, которая упорно пытается выскользнуть из рук, и рявкаю:

– Алло!

– Это мистер Стэнхоуп?

Несмотря на добрый глоток алкоголя, виски́ снова будто сжимает клещами.

– Да.

– Верджил Стэнхоуп?

По прошествии года, а потом двух и более я начал понимать, что Донни говорил чистую правду: если уж у копа завелся призрак, то он никуда не денется. Я не мог избавиться от Элис Меткалф, а потому ликвидировал Верджила Стэнхоупа. Думал по глупости, что если переверну эту страницу, то смогу начать с чистого листа, освобожусь от чувства вины и тревожащих совесть вопросов. Мой отец, Виктор Стэнхоуп, был ветераном войны, мэром небольшого городка, во всех отношениях достойным мужчиной. Я позаимствовал его имя, полагая, что таким образом ко мне перейдут также и его лучшие черты. Я надеялся из человека, который здорово облажался, превратиться в того, кому люди будут доверять. Вот так я и стал Виктором.

До сих пор все шло гладко, никто не задавал мне подобных вопросов.

– Теперь уже нет! – Буркнув это, я швыряю трубку на рычаг.

Стоя посреди кабинета и сжимая руками больную голову, я продолжал слышать этот голос. Он не смолк, даже когда я вернулся в уборную, достал из бачка бутылку виски и высосал из нее все до последней капли.

Вообще-то, я ни разу не слышал, как говорит Элис Меткалф. Я нашел ее лежащей на земле без сознания, в том же состоянии она находилась, когда я пришел к ней в больницу, а потом она пропала. Но в моем воображении голос этой женщины, сидящей напротив и бросающей мне обвинения, звучит ровно так же, как тот, что донесся сейчас с другого конца провода.

Нас отправили в заповедник разбираться с заявлением о смерти, которая поначалу не казалась подозрительной. И уж тем более в то утро, десять лет назад, не имелось никаких оснований полагать, что Элис Меткалф или ее ребенок пропали. Мать с девочкой могли отправиться за продуктами и пребывать в счастливом неведении о том, что творится в заповеднике. Они могли пойти гулять в городской парк. Элис звонили на мобильный, но, по словам Томаса, она постоянно забывала взять телефон с собой. Характер ее работы – изучение когнитивных способностей слонов – благоприятствовал тому, чтобы она надолго уходила в отдаленные уголки заповедника для наблюдения за животными; при этом Элис частенько, к неудовольствию супруга, брала с собой трехлетнюю дочь.

Я надеялся, что миссис Меткалф отправилась с утра пораньше в какое-нибудь заведение фастфуда и вот-вот появится со стаканом кофе, держа за руку жующую пончик малышку. Меньше всего мне хотелось, чтобы они оказались сейчас где-нибудь на просторах заповедника, по которому гулял на свободе седьмой слон.

Думать о том, что могло с ними случиться, я себе не позволял.

Через четыре часа после начала следственных действий наши эксперты собрали десять ящиков улик: корки от тыквы и пучки сухой травы, листья, почерневшие то ли от соприкосновения с пометом, то ли от запекшейся крови. Пока они трудились на месте преступления, мы с Гидеоном сопровождали тело Невви к главному входу в заповедник. Негр двигался медленно; голос его звучал глухо, как большой барабан. Будучи копом, я видел достаточно много трагедий, чтобы понять: этот человек либо действительно глубоко потрясен смертью тещи, либо талантливый актер, заслуживающий «Оскара».

– Примите мои соболезнования, – сказал ему Донни. – Представляю, как вам сейчас тяжело.

Гидеон кивнул, утирая глаза. Судя по всему, он испытывал просто адские муки.

– Давно вы здесь работаете? – поинтересовался мой напарник.

– С момента открытия. А до этого работал в цирке на юге. Там я познакомился со своей женой. Невви, теща, была моим первым работодателем. – При упоминании имени покойной его голос дрогнул.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы слоны вели себя агрессивно?

– Видел ли я это? – переспросил Гидеон. – Разумеется, в цирке. Здесь нечасто. Ну, максимум могут шлепнуть смотрителя хоботом, если им что-то сильно не понравится. Как-то раз одна из наших девочек взбрыкнула, услышав сигнал сотового, похожий на пароходный гудок. Знаете, говорят, слоны ничего не забывают? Ну так это правда. Хотя и не всегда благо.

– Значит, что-то могло расстроить одну из… девочек… и она завалила вашу тещу?

Гидеон опустил взгляд в землю:

– Думаю, да.

– Вы, похоже, не слишком уверены, – заметил я.

– Невви хорошо знала, как обращаться со слонами, – пояснил Гидеон. – Она не была новичком в этом деле. Просто… не повезло ей.

– А как насчет Элис? – спросил я.

– А что с ней?

– Она хорошо умеет обращаться со слонами?

– Элис разбирается в слоновьих повадках лучше всех, кого я знаю.

– Вы видели ее вчера вечером?

Он посмотрел на Донни, потом на меня и сказал:

– Не для протокола? Она пришла ко мне за помощью.

– Что, в заповеднике возникли какие-то проблемы?

– Нет, это из-за Томаса. Когда у нас начались финансовые сложности, он изменился. Перепады настроения, просто дикие. Все время проводил, запершись у себя в кабинете, а вчера вообще очень сильно напугал Элис.

«Напугал». Слово взметнулось в воздух красным флажком.

У меня возникло ощущение, что парень чего-то недоговаривает. Но это неудивительно: кто станет обсуждать домашние проблемы босса, если хочет сохранить работу.

– Она сказала еще что-нибудь? – поинтересовался Донни.

– Упомянула, что надо забрать Дженну и отвезти куда-нибудь, где девочка будет в безопасности.

– Похоже, Элис вам доверяет, – резюмировал мой напарник. – А как на это смотрит ваша жена?

– Моя жена умерла, – ответил Гидеон. – Из родных у меня только Невви была.

Мы приблизились к огромному сараю, и я замедлил шаг. В загоне позади него кружили пять слонов, попеременно закрывая один другого, как грозовые тучи; от их мерного топота земля дрожала у нас под ногами. У меня возникло какое-то сверхъестественное ощущение, что животные понимают каждое наше слово.

И я вспомнил Томаса Меткалфа.

Донни обратился к Гидеону:

– Как вы думаете, мог кто-то напасть на Невви? Я имею в виду человека, а не слона?

– Слоны – дикие животные, а не домашние питомцы. Всякое могло случиться.

Гидеон протянул руку к металлическим перекладинам изгороди, заметив, что одна слониха просунула наружу хобот. Она ощупала пальцы смотрителя, а потом подняла с земли камень и швырнула его мне в голову.

Донни хохотнул:

– Гляди-ка, Вёрдж, ты ей не понравился.

– Их нужно покормить. – Гидеон пролез в загон, и слоны начали трубить в предвкушении обеда.

Донни пожал плечами и двинулся дальше. Я же подивился про себя: неужели мой напарник не заметил, что Гидеон уклонился от ответа на вопрос, который ему задали.

– Эбби, оставьте меня в покое! – кричу я, или, по крайней мере, мне кажется, что кричу, так как по ощущениям язык у меня раз в десять больше, чем может поместиться во рту. – Сказал же вам: я не пьянствую.

Технически это верно. Я сейчас не пью, поскольку уже набрался.

Однако хозяйка продолжает колошматить в дверь. Или, может, это отбойный молоток на улице? В любом случае стук не прекращается, а потому я соскребаю себя с пола, где отключился, и резко распахиваю дверь офиса.

С трудом фокусирую взгляд, но передо мной определенно стоит на Эбби. Гостья всего пять футов ростом, за плечами у нее рюкзак, а на шее – голубой шарф, что делает незнакомку похожей на Айседору Дункан, или на снеговика, или уж не знаю на кого еще.

– Мистер Стэнхоуп? – произносит она. – Верджил Стэнхоуп?

На столе у Томаса Меткалфа высились горы бумаг, исписанных крошечными символами и цифрами, напоминающими какой-то таинственный код. Была там и диаграмма, похожая на восьмиугольного паука со скрюченными лапками. В старшей школе я учился плохо, но вроде бы это что-то из области химии. Как только мы вошли, Меткалф поспешно все убрал. Бедняга весь взмок, хотя на улице было не так уж и жарко.

– Они пропали, – с отчаянием в голосе заявил хозяин заповедника.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти ваших близких…

– Нет-нет, я имею в виду свои записи.

Хотя опыт расследования преступлений у меня тогда был еще мизерный, я тем не менее удивился, что человек, у которого исчезли жена и ребенок, похоже, больше тревожится из-за каких-то записок.

Донни окинул взглядом кипы бумаг на столе:

– А разве это не они?

– Нет, конечно! – резко ответил Меткалф. – Ясно же, что я говорю о бумагах, которых здесь нет.

Листы сплошь покрыты странной последовательностью цифр и букв. Это могла быть компьютерная программа; это мог быть сатанинский код. Такие значки я видел раньше на стене. Донни поглядел на меня, озадаченно изогнув брови:

– Большинство людей волновались бы о судьбе своих пропавших родственников, учитывая, что вчера ночью слон убил здесь кое-кого.

Меткалф продолжил рыться в кипах бумаг и книг, перекладывал их слева направо, явно прикидывая что-то в уме.

– Вот почему я тысячу раз говорил жене, чтобы она не брала с собой в вольеры Дженну…

– Дженну?

– Нашу дочь, – пояснил Меткалф.

– Вы с супругой часто ссорились, так?

– Кто это вам сказал? – с вызовом спросил хозяин.

– Гидеон. По его словам, вчера вечером вы чем-то расстроили Элис.

– Я расстроил ее? – удивился Томас.

Тут я выступил вперед, как мы предварительно условились с Донни.

– Можно мне воспользоваться вашей уборной?

Меткалф махнул рукой в сторону маленькой комнаты в дальнем конце коридора. Внутри я увидел пожелтевшую, в поломанной рамке газетную вырезку с заметкой об открытии заповедника. Была там и фотография Томаса в обнимку с беременной женщиной, улыбавшейся в камеру, на дальнем плане маячил слон.

Открыв аптечку, я перебрал ее содержимое: пластыри, антибиотики, жаропонижающее, болеутоляющее. Там стояли и три флакончика с препаратами, отпускаемыми строго по рецепту, на каждом наклейка с именем Томаса: прозак, абилифай, золофт. Антидепрессанты, причем все куплены сравнительно недавно.

Если сказанное Гидеоном о перепадах настроения правда, то неудивительно, что Томасу выписали такие лекарства.

Я спустил воду и вернулся в кабинет. Меткалф расхаживал по периметру комнаты, словно тигр в клетке.

– Я не вправе советовать полиции, как выполнять свою работу, – сказал он, – но неужели не ясно, что я в данном случае пострадавшая сторона, а не подозреваемый. Элис сбежала с нашей дочерью, прихватив труд всей моей жизни. Не стоит ли вам заняться ее поисками, вместо того чтобы допрашивать меня с пристрастием?

Тут в разговор вступил я:

– А зачем жене красть ваши исследования?

Меткалф опустился в кресло за письменным столом:

– Вообще-то, она и раньше уже это делала. Много раз. Элис врывалась в мой кабинет, чтобы забрать мои бумаги. – Он развернул лежавший на столе длинный свиток. – Скажу вам кое-что не для протокола, джентльмены… Я нахожусь на пороге крупнейшего открытия в области изучения памяти. Это будет настоящий прорыв. Хорошо известно, что воспоминания эластичны, пока не закодированы миндалевидным телом головного мозга, но мое исследование доказывает, что каждый раз, как воспоминание всплывает в памяти, оно возвращается в изначальное переменчивое состояние. А следовательно, можно предположить, что потеря памяти действительно происходит после извлечения из нее воспоминания, если существуют фармакологические помехи, нарушающие синтез протеина в миндалевидном теле… Представьте, что можно стирать травмирующие воспоминания с помощью химических веществ спустя годы после самого события. Это полностью изменит подход к лечению посттравматического стресса. И бихевиористские работы Элис, посвященные исследованию печали, будут выглядеть на этом фоне не наукой, а гаданием на кофейной гуще.

Донни глянул на меня через плечо и произнес одними губами: «Псих». А затем поинтересовался:

– А ваша дочь, мистер Меткалф? Где она была, когда вы вчера вечером выясняли отношения с супругой?

– Спала, – ответил он и замолчал, потом отвернулся от нас и, откашлявшись, продолжил: – Предельно ясно, что этот кабинет – единственное место, где моей жены точно нет… А потому возникает вопрос: почему вы все еще здесь?

– Лейтенант Стэнхоуп, – вежливо обратился ко мне Донни, – пожалуйста, сходите к экспертам и скажите им, чтобы они закруглялись. А я пока задам доктору Меткалфу еще несколько вопросов.

Я кивнул, а про себя подумал, что Донни Бойлену и впрямь чертовски не везет. Только мы решили записать в протоколе, что смерть наступила в результате несчастного случая и во всем виноват слон, как вдруг всплывает семейная ссора с похищением каких-то бумаг, результатом которой вполне могло стать исчезновение двух людей или даже убийство – от этого помешанного на работе типа всего можно ожидать. Я направился к месту преступления, где эксперты продолжали переписывать разный бесполезный мусор, как вдруг волосы у меня на голове встали дыбом.

Обернувшись, я увидел седьмого слона, вернее слониху, которая стояла по ту сторону шаткой переносной электрической изгороди и смотрела на меня сверху вниз.

С такого близкого расстояния слониха казалась не просто огромной, но гигантской. Уши ее были прижаты к голове, а хобот волочился по земле. Редкие волоски торчали на костистом лбу. В карих глазах светилась душа. Животное заревело, и я отпрянул назад, хотя нас разделяла загородка.

Слониха снова затрубила, на этот раз громче, и пошла прочь. Сделав несколько шагов, остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на меня. А затем повторила те же действия еще два раза.

Она как будто звала меня последовать за собой.

Я не шевелился, тогда она вернулась к загородке и осторожно просунула хобот между рядами электрических проводов. Я чувствовал пыханье горячего воздуха из кончика хобота, ощущал запах сена и пыли. А потом задержал дыхание, и она дотронулась до моей щеки. Прикосновение оказалось нежным, как дуновение ветерка.

На этот раз, когда слониха зашагала прочь, я пошел за ней, держась вдоль изгороди, но в какой-то момент животное повернуло и стало удаляться от меня. Слониха направилась в сторону долины и, прежде чем скрыться из виду, снова оглянулась.

В старшей школе мы, бывало, чтобы срезать путь, бегали через коровьи пастбища, огражденные заборами из проволоки под напряжением. Мы подпрыгивали и отважно хватались рукой за провод, потому что знали: если успеешь отпустить его до того, как ноги коснутся земли, током тебя не ударит.

Я тряхнул стариной и с разбегу перемахнул загородку. В последний момент носок ботинка зацепил землю, и в руку шибануло электричеством. Упав и прокатившись по земле, я поднялся на ноги и бросился к тому месту, где скрылась слониха.

Я обнаружил ее примерно в четырехстах ярдах от изгороди: она стояла над телом женщины.

– Вот дерьмо! – прошептал я, и животное затрубило.

Стоило мне шагнуть вперед, как слониха подняла хобот и так ударила меня по плечу, что я свалился на землю. Ясно было, что это предупреждение: она могла бы швырнуть меня на другой конец заповедника, если бы захотела.

– Эй, девочка, – прошептал я, глядя слонихе в глаза. – Я вижу, ты хочешь позаботиться о ней. Я хочу того же. Ты только дай мне подойти ближе. Обещаю, с ней все будет в порядке.

Я продолжал разговаривать со слонихой, и постепенно ее поза стала менее напряженной. Прижатые к голове уши вздрогнули и сдвинулись вперед; хобот свернулся над грудью женщины. С изяществом, какого я не ожидал от столь крупного животного, слониха приподняла массивную лапу и отступила назад.

В этот момент я по-настоящему понял, почему Томас Меткалф организовал слоновий заповедник и почему Гидеон Картрайт не стал винить одно из этих удивительных созданий в смерти своей тещи. Понял, отчего ученые пытаются разгадать, что творится в головах у этих величественных животных. Это трудно сформулировать, но я вдруг почувствовал, что слоны гораздо ближе к людям, чем мы думаем, ощутил какое-то внутреннее родство с ними.

Я кивнул слонихе, и – клянусь Богом! – она кивнула мне в ответ.

Возможно, я продемонстрировал излишнюю доверчивость или же вообще повел себя как полный идиот, но я встал на колени рядом со слонихой, достаточно близко, чтобы она при желании могла раздавить меня, и попытался нащупать пульс женщины. В волосах у нее запеклась кровь, опухшее багровое лицо было перепачкано грязью. Она ни на что не реагировала… но была жива.

– Спасибо тебе, – сказал я слонихе, потому что мне было ясно: она стремилась спасти эту женщину.

Я посмотрел вверх, однако животное уже исчезло, бесшумно ускользнув за деревья, обрамлявшие небольшую долину.

Подхватив пострадавшую на руки, я быстрым шагом направился к нашим экспертам. Что бы там ни говорил Томас Меткалф, Элис никуда не сбегала, прихватив маленькую дочь и его бесценные бумаги. Она была здесь, в заповеднике.

Однажды я так напился, что у меня случилась галлюцинация: мне привиделось, будто я играл в покер с Санта-Клаусом и единорогом, который все время жульничал. Вдруг в комнату ворвалась русская мафия и начала избивать Санту. Я убежал и стал карабкаться вверх по пожарной лестнице, но мафиози следовали за мной по пятам. Единорог был рядом со мной, и, когда мы оказались на крыше здания, он сказал мне, чтобы я прыгнул и полетел, словно Питер Пэн. И я уже занес было одну ногу над карнизом, но как раз в этот момент пришел в себя, потому что внезапно зазвонил мобильник. Я понял, что спасся лишь чудом, и решил, что это знак свыше: пора завязывать. И вылил в раковину все спиртное, какое имелось в доме.

Три дня я не прикасался к выпивке.

В это время очередная клиентка попросила меня проследить за мужем, которого подозревала в измене. По выходным он стал регулярно отлучаться из дому на несколько часов, говоря, что якобы идет в строительный магазин, но ни разу ничего там не купил; начал стирать сообщения в мобильном телефоне. «Такое ощущение, – сказала мне женщина, – что это не тот человек, за которого я выходила замуж, его словно бы подменили».

И вот в ближайшее воскресенье я проследил за этим типом, который пошел не куда-нибудь, а в зоопарк. Он был с женщиной, это верно, но на вид ей исполнилось от силы года четыре, не больше. Девочка подбежала к вольеру со слоном. Мне тут же вспомнилось, как животные, которых я видел в заповеднике, свободно бродили по обширной территории, а не были упрятаны за бетонный забор, как здесь. Слон покачивался взад-вперед, будто двигался в такт музыке, которую никто больше, кроме него самого, не слышал.

– Папочка, – в полном восторге пролепетала девочка, – он танцует!

– Однажды я видел, как слон очищал апельсин, – небрежно заметил я, припоминая свой визит в заповедник Меткалфа после гибели Невви.

Это был один из трюков Олив. Она катала плод мощной передней лапой, аккуратно придавливая его, чтобы кожура треснула, а потом ловко снимала ее хоботом.

Я дружелюбно кивнул супругу своей клиентки и, зная, что в законном браке детей у него нет, сказал:

– Какая милая у вас дочурка.

– Спасибо, – отозвался он, и я услышал в его голосе невольное удивление, обычное для человека, впервые слышащего похвалу своему ребенку, но не для того, кто имеет четырехлетнюю дочь. Похоже, он узнал о своем отцовстве совсем недавно.

Вернувшись домой, я был вынужден сообщить клиентке, что ее муж не просто загулял, но ведет целую жизнь, о которой ей ничего не известно.

Неудивительно, что в ту ночь мне вновь приснилась та давняя сцена – как я нашел бесчувственное тело Элис Меткалф и сказал слонихе: «Обещаю, с ней все будет в порядке», дал клятву, которую так и не сдержал.

На этом мой период трезвости завершился.

Не могу вспомнить во всех подробностях, что происходило в течение восьми часов после обнаружения Элис Меткалф, столько всего случилось за этот короткий срок. «Скорая помощь» привезла ее в местную больницу, все еще без сознания. Я проинструктировал сопровождавших пациентку медиков, чтобы позвонили мне сразу, как только она придет в себя. Мы попросили копов из соседних городов помочь завершить осмотр слоновьего заповедника, потому что не знали, находится ли дочь Меткалфов где-то на его территории или нет. Около девяти вечера мы заехали в больницу, где нам сказали, что пострадавшая до сих пор не очнулась.

Я считал, что нужно арестовать в качестве подозреваемого Томаса Меткалфа. Но Донни возразил, что это невозможно, ведь мы даже не знаем, было ли вообще совершено какое-нибудь преступление. Он заявил, что следует дождаться, когда Элис очнется и сама расскажет нам, что произошло и имеет ли Томас отношение к ее ранению, исчезновению ребенка или гибели Невви.

Мы находились в больнице и ждали, когда пострадавшая оклемается, и тут нам позвонил Гидеон. Он был в панике и попросил нас срочно приехать в заповедник. Через двадцать минут мы вместе с ним шли к слоновьему вольеру, освещая себе путь фонариками. Томас Меткалф стоял посреди загона – босой, в банном халате – и пытался надеть цепь на передние ноги слонихи, которая всячески уклонялась от этого. Вокруг с лаем скакала собака и кидалась на Меткалфа, чтобы его остановить. Он пнул псину по ребрам. Та, скуля, отползла в сторону.

– Нужно всего несколько минут, чтобы ввести ей блокатор U0126… – бормотал Томас.

– Не знаю, какого черта он делает, – сказал Гидеон, – но мы здесь не держим слонов в цепях.

Животные сердито урчали и топали, так что, казалось, вся земля вокруг дрожит.

– Пожалуйста, уведите его отсюда, – попросил Гидеон, – пока не пострадал кто-нибудь из слонов.

«Или сам Меткалф», – подумал я.

Целый час мы уговаривали Томаса покинуть вольер. Еще тридцать минут потребовалось Гидеону, чтобы подобраться к испуганному зверю и снять с него цепи. Мы надели на Меткалфа наручники – а как еще прикажете поступить в такой ситуации? – и доставили его в психиатрическую лечебницу в шестидесяти милях к югу от Буна. По пути мы время от времени оказывались вне зоны действия сотовой сети, а потому сообщение о том, что Элис Меткалф очнулась, я получил только через час.

К тому времени наш рабочий день продолжался уже шестнадцать часов, мы буквально валились с ног.

– Отложим до завтра, – решил Донни. – Ни от меня, ни от тебя сейчас все равно толку не будет. А завтра с утра мы первым делом ее допросим.

Так я совершил главную ошибку в своей жизни.

Той ночью Элис под расписку ушла из больницы и исчезла с лица земли.

И вот теперь я открываю дверь, на пороге стоит какая-то незнакомая девчонка и спрашивает:

– Мистер Стэнхоуп? Верджил Стэнхоуп?

Она произносит это обвиняющим тоном, словно бы называться этим именем равносильно какому-то преступлению. Мигом занимаю оборонительную позицию. Я уже давно не Верджил.

– Ты ошиблась.

– Вы никогда не интересовались, что случилось с Элис Меткалф?

Я пристальнее вглядываюсь в ее лицо, которое расплывается у меня перед глазами – выпито было немало, а потом прищуриваюсь. Наверное, это очередная галлюцинация.

– Уходи отсюда, – с трудом произношу я.

– Не уйду, пока не признаетесь, что вы тот самый человек, который десять лет назад оставил мою мать в больнице в бессознательном состоянии.

При этих словах хмель мгновенно улетучивается: теперь я трезв как стеклышко и точно знаю, кто стоит передо мной. Это не Элис и не галлюцинация.

– Дженна? Ты ее дочь?

Лицо девочки омывается светом, такое можно увидеть на иконах в соборах – высокое искусство, от которого сердце замирает.

– Мама рассказывала вам обо мне?

Разумеется, Элис Меткалф ничего мне не рассказывала. Когда наутро после трагедии в заповеднике я вернулся в больницу, чтобы снять показания, ее там уже не было. Медсестра только и могла сообщить мне, что пациентка отказалась от госпитализации, подписала все необходимые документы и упоминала кого-то по имени Дженна.

Донни воспринял это как доказательство того, что Гидеон говорил правду: Элис Меткалф действительно сбежала с дочерью, как и планировала. Учитывая, что ее муженек был типом весьма эксцентричным, если не сказать психом, такой исход представлялся ему счастливым. Донни оставалось всего две недели до пенсии, и я знал, что он хочет закончить к этому моменту все дела, включая и смерть смотрительницы Слоновьего заповедника Новой Англии. «Это был несчастный случай, – решительно заявил мой напарник, когда я предложил ему копнуть глубже. – Элис Меткалф не входит в число подозреваемых. Она даже официально не считается пропавшей, пока кто-нибудь не заявит в полицию об ее исчезновении».

Но никто так и не заявил. А когда я попытался все-таки выяснить местонахождение этой женщины, Донни встал на моем пути каменной стеной, сказав, что если я не хочу неприятностей, то лучше не ворошить это дело. Когда я возразил, что он поступает неправильно, Донни понизил голос и произнес загадочную фразу: «Поверь, это не только мое решение».

Целых десять лет мне не давали покоя некоторые детали этого дела.

И вот передо мной живое доказательство того, что Донни Бойлен был прав.

– Ну и ну, – бормочу я, потирая виски. – Не могу в это поверить.

Я распахиваю дверь, и Дженна входит в мой офис, морща нос при виде смятых оберток от фастфуда на полу и вдыхая застарелый запах табака. Трясущейся рукой я вынимаю сигарету из кармана рубашки и закуриваю.

– Это вас убьет.

– Недостаточно быстро, – небрежно бросаю я и глубоко затягиваюсь; мне нужна доза никотина.

Клянусь, иногда только это и помогает мне прожить еще один день!

Дженна выкладывает на стол бумажку в двадцать долларов.

– Тогда постарайтесь протянуть еще немного, – говорит она. – Потому что я собираюсь нанять вас в качестве детектива.

– Дорогуша, – смеюсь я, – забери свою мелочь из копилки. Если у тебя пропала собака, расклей объявления. Если парень променял тебя на девчонку погорячее, подложи чего-нибудь в лифчик и заставь его ревновать. Совет бесплатный, потому что ты меня здорово развеселила.

Однако девчонка в ответ невозмутимо заявляет:

– Я нанимаю вас, чтобы вы завершили свою работу.

– Что?

– Вы должны найти мою мать.

Есть кое-что, чего я никому не рассказывал об этом деле.

Можете себе представить, что творилось тогда в Слоновьем заповеднике Новой Англии. Для него наступили черные дни. Невви погибла, Томас Меткалф, обколотый успокоительным, находился в психиатрической больнице в состоянии полного ступора, его жена исчезла в неизвестном направлении, а единственным смотрителем остался Гидеон. Заповедник мигом увяз в долгах и обанкротился, все трещины в его основании открылись глазам широкой публики. Кормить животных было нечем, земля должна была отойти банку, но прежде следовало куда-то переселить всех обитателей заповедника, а это почти тридцать пять тысяч фунтов чистого веса.

Нелегко подыскать новый дом для семи слонов, но Гидеон вырос в Теннесси и знал о существовании там одного местечка под названием Хохенуолд, где был устроен слоновий заповедник. Его сотрудники признали ситуацию в Нью-Гэмпшире катастрофической и выразили готовность сделать для животных все возможное. Они согласились разместить слонов в сарае на карантин, пока для них не будет построен новый вольер.

На той же неделе мне на стол легло новое дело: няню, семнадцатилетнюю девушку, обвиняли в том, что по ее вине шестимесячный младенец получил сотрясение мозга. Я пробовал вынудить подозреваемую – светловолосую чирлидершу с белозубой улыбкой – признаться, что она сгоряча тряхнула крошку. Поэтому в тот день, когда Донни отмечал выход на пенсию, я сидел у себя в кабинете за столом. И тут как раз принесли отчет медицинского эксперта по делу Невви Руэль.

Я уже знал, что там написано: смерть смотрительницы заповедника произошла вследствие несчастного случая, женщину затоптал слон. Но все равно начал машинально просматривать результаты вскрытия: узнал, сколько весили сердце, мозг и печень пострадавшей. На последней странице имелся список того, что было обнаружено на теле погибшей.

Среди прочего значился рыжий волос.

Я схватил отчет и сбежал по лестнице вниз, туда, где мой напарник, теперь уже бывший, в праздничном колпаке задувал свечи на торте.

– Донни, нам нужно поговорить, – тихо сказал ему я.

– Что, прямо сейчас?

Я вытащил его в коридор:

– Смотри.

Сунув ему в руки отчет, я наблюдал, как он пробегает глазами результаты.

– Ты увел меня с отвальной вечеринки, чтобы показать то, что я и так знаю? Я уже говорил тебе, Вёрдж, оставь ты это дело.

– Но волос-то рыжий, – возразил я. – Он явно не принадлежал жертве: она была блондинкой. А это может означать, что погибшая с кем-то боролась.

– Или что эксперты повторно использовали мешок для трупов.

– Я уверен, что Элис Меткалф рыжая.

– Как и еще шесть миллионов человек в Соединенных Штатах. Но даже если этот волос и впрямь принадлежит Элис Меткалф, что с того? Женщины были знакомы, могли остаться следы их контактов. Это докажет только то, что в какой-то момент они находились рядом. Изучи-ка хорошенько учебник криминалистики. – Донни прищурился. – Дам тебе напоследок маленький совет. Не дай бог служить полицейским в городе, который, что называется, находится на взводе. Помнишь, какой переполох поднялся в Буне два дня назад, когда все только и говорили что о взбесившихся слонах, которые могут убить жителей ночью, когда те мирно спят? Теперь все вроде как немного успокоились, потому что слонов увозят в другое место. Ну что ты прицепился к этой Элис Меткалф? Она сейчас небось где-нибудь в Майами, устраивает дочку в детский сад под вымышленным именем. Стоит тебе заговорить о том, что гибель смотрительницы, возможно, является вовсе не несчастным случаем, а убийством, как в городе снова начнется паника. Когда ты слышишь стук копыт, Верджил, это, скорее всего, лошадь, а не зебра. Людям нужны копы, которые защищают их, а не те, что ищут всякое дерьмо там, где его нет. Ты хочешь стать детективом? Тогда, черт побери, не изображай из себя Супермена, а будь вместо этого Мэри Поппинс!

Он похлопал меня по спине и пошел прочь, собираясь вернуться на пирушку.

– Погоди! – крикнул я ему вслед. – Что ты имел в виду, когда говорил, что это не только твое решение?

Донни остановился на полпути, взглянул на компанию празднующих коллег, а потом схватил меня за руку и оттащил в сторону, где никто не мог нас услышать.

– А ты никогда не задумывался, почему журналюги не роятся вокруг этой истории, как мухи? Ведь стоит им учуять запах убийства, они сразу тут как тут: такого понапишут. Если только, – он понизил голос, – люди более авторитетные, чем мы с тобой, не намекнут им, что копать в данном случае не стоит.

В то время я еще верил в справедливость, в систему правосудия.

– Ты хочешь сказать, что начальство велело спустить все на тормозах? Но почему?

– Потому что на носу выборы, Вёрдж. Губернатора не переизберут на второй срок, если люди будут думать, что по Буну спокойно разгуливает убийца. – Донни вздохнул. – Между прочим, именно нынешний губернатор увеличил бюджет на общественную безопасность, благодаря чему ты получил работу. Поэтому выполняй свои обязанности, приятель, и не занимайся самодеятельностью. – Он посмотрел на меня в упор. – Я вижу, ты удивлен? Но мир состоит не только из черного и белого, пора бы это уже уяснить.

Я молча смотрел вслед уходящему Донни, прикидывая, не последовать ли его совету. Однако на вечеринку к нему я так и не пошел, а вместо этого вернулся за рабочий стол, открепил последнюю страницу отчета медэксперта и, сложив листок вчетверо, засунул его в карман куртки.

Остальные бумаги я положил в папку с делом Невви Руэль, которое к тому времени было уже закрыто, и вплотную занялся историей с получившим травму младенцем. Через два дня Донни официально вышел на пенсию, а я выудил-таки признание у няни-блондинки.

Слоны, как я слышал, хорошо адаптировались в Теннесси. Землю, где располагался заповедник, продали: одна половина территории отошла штату, а вторая – застройщику. Оставшиеся после уплаты долгов денежные средства адвокат направил на содержание Томаса Меткалфа в психиатрической больнице.

Через полгода меня повысили в звании и произвели в детективы. Утром того дня, когда должна была состояться торжественная церемония, я надел свой единственный приличный костюм и вынул из ящика прикроватной тумбочки последний лист медицинской экспертизы по делу Невви Руэль. Я положил его в нагрудный карман.

Мне нужно было напомнить самому себе, что я вовсе не герой.

– Твоя мать снова пропала? – спрашиваю я.

– Что значит «снова»? – не понимает Дженна; она сидит на стуле по другую сторону моего стола, скрестив ноги. – Вообще-то, я не видела ее целых десять лет.

Слова девочки как ударом кинжала рассекают туман в моей голове. Я тушу сигарету в чашке с прокисшим кофе.

– Разве она не сбежала тогда вместе с тобой?

– Получается, что нет, – говорит Дженна.

– Погоди. – Я встряхиваю головой. – Ну-ка расскажи все по порядку.

– Вы один из последних, кто видел мою мать живой, – объясняет девочка. – Вы доставили ее в больницу, а когда она исчезла, пальцем не пошевелили, даже не попытались найти ее.

– Но у меня не было никаких причин начинать поиски. Элен Меткалф добровольно подписала отказ от госпитализации. Взрослые поступают так каждый день…

– Но у нее была травма головы…

– И что? Если бы врачи сомневались в адекватности пациентки, то не отпустили бы ее из больницы, тем более ночью. Мы не получали никаких тревожных сигналов, а потому решили, что с этой женщиной все в порядке и она просто сбежала от мужа вместе с маленькой дочерью. Между прочим, твой отец не подавал заявления об исчезновении супруги.

– Полагаю, ему было не до того после лечения электрошоком.

– Но если ты жила не с матерью, то кто заботился о тебе все это время?

– Бабушка.

Вот, значит, куда Элис отправила своего ребенка.

– А почему она не заявила об исчезновении дочери?

Щеки Дженны вспыхивают.

– Я была слишком мала и ничего не помню, но бабушка говорит, что ходила в полицейский участок через неделю после того, как мама пропала. Наверное, у нее ничего не вышло.

Правда ли это? Не припоминаю, чтобы кто-нибудь официально подавал заявление о пропаже Элис Меткалф. Хотя не исключено, что эта женщина просто обратилась не ко мне, а к Донни. Я бы не удивился, узнав, что мать Элис Меткалф отправили восвояси ни с чем, когда она попросила о помощи, или же мой бывший напарник нарочно засунул куда подальше бумаги, чтобы я случайно на них не наткнулся и не начал снова копать.

– Все это отговорки, – заявляет девочка, – на самом деле вы были обязаны попытаться найти маму, но не сделали этого. Так что теперь вы передо мной в долгу.

– А отчего ты так уверена, что ее вообще можно найти спустя столько лет?

– Мама жива. – Дженна смотрит на меня в упор. – Иначе я бы знала, чувствовала бы, что ее нет на этом свете.

Если бы мне платили по сотне баксов всякий раз, когда кто-нибудь надеется на хорошие новости о пропавшем человеке, а получает его останки, я бы давно уже стал миллионером. Но я благоразумно умалчиваю об этом и лишь спрашиваю:

– А вдруг она не вернулась, потому что не хотела? Многие люди создают себя заново.

– Как вы? – уточняет девочка, не сводя с меня глаз. – Вы же теперь Виктор?

– Ну да, – соглашаюсь я. – Если твоя жизнь превращается в полное дерьмо, иногда проще начать все сначала.

– Это не мамин случай, – упорствует Дженна. – Ей нравилась ее жизнь. И она никогда не бросила бы меня.

Я не знаком с Элис Меткалф, но знаю, что существуют два подхода к жизни: один – способ Дженны – держаться за то, что у тебя есть, мертвой хваткой, чтобы не потерять; а второй мой собственный – уйти прочь и бросить всё и всех, кто был тебе дорог, прежде чем они бросят тебя. Боюсь, оба пути ведут в тупик.

Возможно, Элис понимала, что ее брак не удался и что со временем это неизбежно отразится на ребенке. Может быть, как и я, она обрезала крючок с наживкой, пока ее жизнь не превратилась в сущий кошмар.

Я ерошу рукой волосы:

– Понимаю, очень неприятно сознавать, что, возможно, мать покинула тебя по собственной воле. Но послушайся доброго совета: оставь все это в прошлом. Засунь в дальний ящик, куда складываешь всякие глупые обиды на несовершенство этого мира. Смирись с тем, что жизнь несправедлива. Научись не спрашивать, почему одним все, а другим ничего. Не задавайся вопросом, чем ты хуже тех, кому просто повезло родиться в богатой семье или кого природа оделила красотой. Не обращай внимания, если мальчик, едва умеющий стоять на коньках, оказывается капитаном школьной хоккейной команды, потому что его отец – тренер.

Дженна согласно кивает, но говорит:

– А что, если у меня есть доказательства того, что мама уехала не по своей воле?

Можно выйти в отставку, сдать значок детектива, но при этом ты все рано останешься полицейским. Я мигом настораживаюсь, словно собака, почуявшая дичь:

– Что за доказательства?

Девочка запускает руку в рюкзак, вынимает оттуда замызганный бумажник из выцветшей и потрескавшейся кожи и передает его мне.