Читать книгу Дикий барин (сборник) - Джон Шемякин - Страница 46

Когда у меня спрашивают, чем занимаются мои родственники, я теряюсь. Начинаю краснеть, перебирать заскорузлыми пальцами край фартука, комкая нарисованные на нем ананасы.

Страшный вопрос.

Например, моя старшая сестра промышленно производит виски. Традиция эта в нашей семье давняя. Не менее давняя семейная традиция в этой сфере – регулярно прогорать с характерным запахом дымного торфа.

Причина постоянных разорений, преследующих нас с незапамятных времен, проста: соблазн технических нововведений. Гиллиланды так причудливо устроены, что не могут пройти мимо любой технической новинки. Появляется новинка какая-нибудь, а мы тут как тут, буровим ее горящим взглядом и тащим к себе, взрыкивая в ночи тяжелым хищным взрыком. Женщины бегут впереди, освещая дорогу трещащими факелами, а мужики, значит, катят нечто по дымной пустоши. Дети (а этих у нас традиционно до черта) по следам проворно подбирают хворост и пока еще неумело заметают следы.

Зачем, для чего нам это городское новшество? Куда мы его пристроим? Как будем объяснять в суде? Эти вопросы нас волнуют меньше всего. Основная тема – немедленно приспособить, пристукивая молотками или хренача разношенной обувью, тонкую новинку, научный какой-нибудь нюанс, к делу нашей жизни. Дело нашей жизни – это поиск пути для прекращения всяческой созидательной работы руками и в целом, и по досадным частностям. Мы всегда хотели одного: чтобы за нас работали послушные машины, химия и гипнотически обученные животные, раз соседи отказываются.

Технические новинки – они появляются регулярно. Регулярно же происходили у нас взрывы, пожары, обвалы грунта на семь метров вглубь, отравления парами и слив сырья. Примеров не счесть. Зачем мы догадались добавлять в пиво ацетат свинца? Или зачем изготовили трубы для перегонки виски из того же свинца? А триоксид мышьяка зачем брали в руки?.. Загадки, на которые только один ответ: тяга к знаниям и подсознательное желание оказаться в тихой тюрьме или на тропической каторге.

Сестра гонит свой продукт по японским технологиям, все пытается доказать соседям, что дело Гиллиландов живет, что роботы отлично справляются, что рано соседи «скорую помощь» отпустили с первой партией пострадавших.

Или вот старший брат мой. Он у нас очень хитрый. Он маскируется под эколога-энтузиаста и выращивает на наших скудных пажитях полбу, этот раритетный злак.

Многим название «полба» не очень знакомо. Так-то, в повседневной жизни, мы называем ее, посмеиваясь, гексаплоидной пшеницей, намекая на шесть наборов хромосом.

Зачем сейчас выращивать полбу?! Для кого?! Понятно, что кроме группы двинутых на здоровом питании балетмейстеров-задосуев никто в здравом уме не будет связываться с этой самой спельтой (еще одно название гексаплоидной пшеницы, как вы поняли). Но брат упорно выращивает это завезенное невесть откуда чудо и бродит в задумчивости между красноватых колосьев. Я видел сам – такое только у Брэдбери возможно, на Марсе, после третьей экспедиции. Или у Кинга. Я пока не выбрал, что страшнее. Вычитал брат мой у классика, притащил и теперь засевает беззащитные поля. Соседи, как и полагается, только глазами хлопают от предчувствий последствий. А последствия будут.

Или средняя наша сестра. Разводит в Австралии ядовитых жаб каких-то. Или не очень ядовитых, но жаб – совершенно точно. Целая плантация жаболовная. С жабодоильней и жабодавильней.

И самое страшное, что в этом славном ряду мое место не последнее. С мобильными установками по обжигу емкостей с мазуто-парафиновым следовым присутствием на базе систем MGM и сыроварением. Не последнее. Тут я вполне вписался в строй родственников.

– Лучше бы мы, – сказал я, обнимая родных на прощанье, – лучше бы мы мартышками обзавелись, ненасытными сластолюбицами. Разводили бы их у полярного круга, сами бы грелись, мартышек бы мучили, народ бы веселили с крепких промерзших буровых. Говорю, доходней было бы и не так стыдно, как сейчас.

Еще раз обнялись, и я покинул развалины.