Читать книгу Самое время для новой жизни - Джонатан Троппер - Страница 3

На следующий день Элисон позвонила мне на работу.

– Привет, Бен, не занят?

Элисон работала юристом и, похоже, весьма недурно справлялась, хотя в свое время благоразумно предпочла не специализироваться на судебных спорах. Слишком миролюбивая натура. И тем не менее она уже пять лет назад стала партнером в “Дэвис, Полк и Уордуэлл”, так что очень мило с ее стороны было спросить меня, литературного редактора и главного составителя списков “Эсквайра”, не занят ли я.

Всякий раз, когда мне хотелось по-настоящему проникнуться жалостью к себе, я вспоминал с болью, в каком радостном возбуждении пребывал, устроившись в “Эсквайр”. Как в первый свой рабочий день уселся в убогой кабинке с безупречным видом на стену соседнего здания, закинул ноги на пластиковую доску, закрепленную между двумя торцевыми панелями, которая отныне должна была служить мне письменным столом, и думал с улыбкой, какую головокружительную карьеру сделаю. Я был совершенно уверен: не пройдет и пары месяцев, как мой дар сразит всех наповал и я вознесусь от правок и подбора материалов для очередного номера к выполнению благородной писательской миссии. Кто знает, может, они даже захотят напечатать один из моих рассказов. И когда я закончу свой роман, то без всяких хлопот зацеплю какого-нибудь агента, а интерес самых крупных издательств, основанный на моих солидных рекомендациях (он работает в “Эсквайре”!), будет мне обеспечен. Даже узнав, что бо́льшую часть серьезных статей пишут вовсе не сотрудники редакции, а сторонние авторы, я не усомнился: уж мои-то способности в конце концов разглядят.

Что со мной происходит, я осознал лишь через несколько лет. Ничего! Ничего происходит не сразу. Оно подступает медленно, потихоньку, сначала ты даже не замечаешь его. А заметив, оттесняешь на задворки сознания потоком разумных доводов и твердых намерений. Ты постоянно занят, зарываешься в бессмысленную работу и какое-то время успешно отмахиваешься от этого прозрения. Но потом случается что-то, и ты вынужден посмотреть правде в глаза: с тобой происходит ровно ничего, происходит прямо сейчас, и уже довольно давно.

Этим чем-то стал рассказ – я его редактировал – о двух братьях, которые едут на автомобиле через Флориду на похороны отца, когда-то бросившего семью. Машина ломается неподалеку от крокодиловой фермы, и, наблюдая, как работники пасут аллигаторов, воюют с ними, братья переосмысляют распад своей семьи, размышляют, что за демон заставил отца покинуть их. Редактор литературной рубрики “Эсквайра” Боб Стенвик, которого в редакции звали просто Вик, обожал сентиментальные дорожные истории без вразумительного финала – рассказ, очевидно, пришелся ему по душе. Почему мои рассказы он неизменно возвращает по внутренней почте с небрежно нацарапанным на желтом стикере вежливым отказом, мне стало ясно.

Закончив с правками, я мельком глянул на биографию автора и обнаружил с содроганием, что ему двадцать шесть и он публикует уже третий рассказ. Мне тогда было двадцать восемь, и все мои труды к тому времени увенчались… ничем. Внезапно кабинетик с серыми обшарпанными стенами показался смехотворно маленьким, а коричневый ячеистый потолок – еще ниже, чем раньше. В этот день я понял, что ненавижу свою работу. Но лишь впоследствии стало ясно: понять и начать действовать – совсем не одно и то же.

Когда позвонила Элисон, я сидел в своей кабинке, размышляя над метафорическим подтекстом игрушечных героев “Звездных войн” для статьи, которая никогда не выйдет в свет. Я дополнил набор фигурок, расставленных на высоких стеллажах в кабинете, Люком Скайуокером с Йодой на спине (слава богу, что можно украсить свое рабочее место – где же еще играть взрослому, не желающему взрослеть). Мне было девять, когда вышли “Звездные войны”: подобно многим ровесникам, я так из них и не вырос. Теперь, двадцать два года спустя, сняли “Скрытую угрозу”, “Звездные войны” вновь приобрели популярность, появилась новая линия модифицированных фигурок персонажей начальной кинотрилогии, и я, как загипнотизированный, пошел и купил их.

За двадцать лет фигурки проделали длинный путь. Они стали ярче, детали их облика были прорисованы отчетливее, многие и в самом деле напоминали актеров. Теперь они чуть больше размером, точнее с анатомической точки зрения, и атрибутика у них лучше. В реальной жизни с возрастом люди, кажется, напротив, делаются бесцветными, невнятными, а порой, достигнув пика зрелости, даже усыхают. Люк, Хан Соло, принцесса Лея и даже ОбиВан старели гораздо изящнее, чем мы, живые люди. Тридцатник… блин.

Я ответил Элисон, что не занят.

– Хочу поговорить насчет Джека, – голос ее звучал взволнованно. – Похоже, дело серьезное.

– Согласен.

– Он наркоман, Бен. Ему помощь нужна.

– Ты с ним об этом говорила?

– Ты видел, в каком он был состоянии, – ответила Элисон. – Только мы зашли в номер, как он рухнул на постель и отключился. Я заглянула в его несессер, нашла два пакетика кокса и смыла в унитаз. Бен, он был просто в бешенстве, когда проснулся. Его словно подменили. Весь номер перевернул в поисках наркоты, ругал меня последними словами. Назвал…

Тут голос Элисон прервался, она замолчала. Милая Элисон, в жизни никому дурного слова не сказавшая, беззаветно любившая Джека уже почти десять лет, должна была выслушивать, как он, обезумев от ломки, оскорбляет ее.

– Он не в себе был, ты же понимаешь, – сказал я. – Это кокаин говорил, не он.

– А потом заявился Сьюард, – продолжила она, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

Пол Сьюард, агент Джека, любил командовать и все контролировать. Его послушать, так он зачал Джека, произвел на свет и в одиночку вырастил звезду.

– Он вытолкал меня за дверь, велел ждать в холле, пока вправит Джеку мозги.

– А потом?

– Я час прождала внизу, позвонила в номер, а там уже никого. Они ушли через другой выход.

– Вот сукин сын.

– Точно.

– Они вернулись в Лос-Анджелес?

– Наверное.

Элисон, видимо, ждала моих предложений, но голова была пуста, как белый лист. Я взял фигурку R-2, по давней привычке принялся рассеянно крутить куполообразную голову дроида, она вращалась, щелчки крошечных сочленений успокаивали.

– Не понимаю, что ты хочешь предпринять.

– Я не знаю, – в голосе Элисон слышалась усталость. – Но Сьюард и пальцем ради Джека не пошевелит. Джек для него просто дойная корова.

– А может, поговорим с Полом, заставим его посмотреть дальше своего носа, – предложил я. – Да, сейчас Джек приносит ему большие деньги, но при таком раскладе в один прекрасный день он пошлет работу ко всем чертям. А изъяв Джека на время, так сказать, из обращения, чтобы привести в порядок, Сьюард инвестирует в будущее.

Не успев еще договорить, я понял, что говорю ерунду. Покупать фьючерсы, вкладывать в будущее? Нет, только не в Голливуде. Джек – звезда здесь и сейчас, и, коль ты его агент, куй железо, пока горячо. Тогда через год, если карьера Джека полетит в тартарары, у тебя будут кое-какие сбережения на черный день, чтобы не бедствовать, пока не найдешь очередного мистера Что Надо.

– Он же наш друг, Бен.

– Знаю.

– У всех его тамошних “друзей” корыстный интерес, так ведь? Настоящие друзья только мы.

– И как будем действовать?

– Может, проведем что-то вроде профилактической беседы? – предложила Элисон.

Беседа, значит. Вечеринка – сюрприз тысячелетия. Выбираем место и время, приглашаем виновника торжества, ждем его все вместе, вооружившись легкими закусками и суровой своей любовью.

Сюрприз! Мы в курсе, дружище, что ты в полной заднице.

– Думаешь, с Джеком такое сработает? – я вернул R-2 на место рядом с золотым друганом C-3PO.

– Не уверена, – признала Элисон. – Но попробовать нужно. Никогда себе не прощу, если мы будем просто стоять в сторонке и наблюдать, как надвигается непоправимое.

– Беседу, говоришь? Может, надо пригласить на помощь специалиста-нарколога?

– Может, и надо. Но шансы, что Джек адекватно на все это отреагирует, и без того невелики, а если мы еще привлечем постороннего…

– Наверное, ты права.

– Так что? Что думаешь?

– Все это так… мелодраматично. Прямо телефильм с вышедшим в тираж комиком или какой-нибудь девчонкой из “Беверли-Хиллз, 90210”.

– Для кого и разыгрывать драму, как не для кинозвезды.

Я не мог не признать, что в ее рассуждениях есть здравый смысл.

– Короче, парень встречается сразу с тремя женщинами, – напомнил Чак, – и понимает, что нужно выбрать одну, но не знает которую.

– И почему все твои шутки так автобиографичны?

– Потому что вся его жизнь – кульминация анекдота, – объяснила Линдси.

Мы разговаривали по телефону в режиме конференц-связи – Элисон собрала нас, чтобы обсудить целесообразность профилактической беседы с Джеком. Чак, Элисон и я были на работе, Линдси – дома. Элисон отвлеклась на параллельный звонок, мы трое висели на трубках, и Чак, не замедлив воспользоваться такой возможностью, угощал нас свежайшей подборкой баек.

– Завидно – так и скажите, – парировал он. – Итак, он решает дать каждой по десять тысяч долларов, посмотреть, куда они их потратят, и тогда выбрать.

– Отлично, – вставила Линдси.

– Так вот, первая на эти деньги купила ему новый мотоцикл. Вторая сказала: я не могу взять у тебя так много денег, возьму только пять кусков, потому что именно столько стоит морское путешествие, в которое мы с тобой отправимся. Следите за мыслью?

– Просто невероятно. Ну-ну, – подбодрил я.

– А третья берет десять штук и вкладывает в какие-то чумовые акции на интернет-бирже. Через несколько недель получает восемьдесят кусков и делит их поровну – по сорок каждому. Внимание, вопрос, – Чак выдержал паузу. – На которой он женился?

– Сдаюсь, – тотчас откликнулась Линдси.

– Я тоже, – сказал я.

– На самой грудастой, – победоносно объявил Чак.

– Боже ты мой, – простонала Линдси.

– Чуял я, что это ты про себя, – сказал я.

В трубке щелкнуло, раздался голос Элисон:

– Я вернулась.

– Еще лучше, чем прежде, тру-ля-ля, – пропел Чак.

– Итак, – начала Элисон, – с каждым из вас я говорила насчет беседы с Джеком, и все согласились, что на сегодня это лучший план действий.

– Лучший? – переспросил Чак. – Единственный, ты хотела сказать.

– А стало быть, и лучший, – отрезала Элисон.

– Ну и чудно, – вмешался я. Чак с Элисон все время подначивали друг друга, так повелось с самого университета. Его бесцеремонные, грубоватые манеры претили тихой утонченной Элисон. Поведение Чака, зачастую неподобающее, вызывало у нее молчаливое неодобрение, которое он расценивал не иначе как вызов, отчего впадал в еще большие крайности, а Элисон в свою очередь казалось, что каждой произнесенной или совершенной непристойностью Чак намеревался обидеть лично ее. Стоило Чаку и Элисон завестись, и им уже не было удержу, поэтому мы со временем уяснили, что лучше разнять их в самом начале.

– Так как мы это провернем? – поинтересовался я.

Элисон рассказала, что через несколько дней после инцидента в “Торре” Джек звонил ей, извинялся, собирался во вторник приехать в Нью-Йорк на премьеру, пробыть неделю и пригласил на ужин.

– И я попрошу его проводить меня до квартиры, – заключила Элисон.

– А там мы, – подхватила Линдси.

– Именно.

– Да он взбесится.

– Пусть бесится, – сказал я.

– К тому же ему будет стыдно, – добавила Линдси. – Вообще недобрая какая-то затея. Будто заговор против него.

– Но мы же делаем это потому, что тревожимся о нем, любим его. Должен же он понять, – возразила Элисон.

– Линдси где-то права, – вступил Чак. – Может, не стоит нам всем приходить. Вдруг для него это будет чересчур.

– Если не хочешь… – начала Элисон.

– Я этого не говорил, – Чак горячился. – Но ты не представляешь, с чем мы имеем дело, поэтому послушай меня. Кокаин разрушает эндокринную систему. Он стимулирует гиперсекрецию норадреналина в мозгу и часто вызывает у наркомана галлюцинации, психозы, самый распространенный из которых – крайние формы паранойи. Это классический симптом. Линдси права: скорее всего, он неверно истолкует наши намерения.

– Извини, Чак. Я как-то об этом не подумала.

– Ладно, проехали.

– Слушайте, – сказала Линдси, – у нас есть еще время подумать над другими вариантами. Пока давайте договоримся, что поможем Джеку сообща.

Все согласно загудели.

– Но мы должны понимать: последствия могут быть тяжелыми, – продолжила она.

– В каком смысле? – не понял я.

– Мы можем его потерять, – тихо пояснила Линдси. – Вдруг Джек сильно разозлится или, если дело зашло достаточно далеко, не сможет трезво взглянуть на ситуацию, тогда он просто хлопнет дверью, и мы больше его не увидим. – Линдси сказала “мы”, но все понимали: на самом деле она обращается к Элисон. – Сработает это или нет, мы и через месяц будем ему друзьями. Но последствия неизбежны.

– Согласен с Линдси, – сказал Чак. Элисон глубоко вздохнула.

– Слушайте, он постепенно убивает себя, в этом я убеждена. Мы не можем сидеть сложа руки из страха, что Джек перестанет с нами дружить. Какой смысл оставаться друзьями, если он умрет через полгода?

– Все действительно настолько серьезно, Чак? – спросил я.

– Кокаин – идиосинкразический наркотик, – ответил Чак, – на всех воздействует по-разному, а я даже не знаю, какой у Джека стаж. Он может протянуть еще год, а может, у него уже отек мозга, и завтра он умрет от кровоизлияния.

На минуту воцарилось молчание, только статическое электричество свистело в проводах. Кто-то нервно постукивал карандашом по столу. В студенческие времена мы все покуривали травку, купленную в пакетиках за двадцать и пятьдесят долларов у растаманов, рыскавших по парку Вашингтон-сквер, но совершенно ничего не знали о серьезных наркотиках. Нэнси Рейган убеждала: “Просто скажи “нет”, – нам внушили подсознательное отвращение к наркотикам, но это вовсе не означало, что мы осознавали их опасность. Слова Чака, четкие медицинские термины, возможность летального исхода сделали ее реальнее, ближе. Я вспомнил ту социальную рекламу с яйцом и сковородкой: “Это ваш мозг. Это ваш мозг под воздействием наркотиков. Есть еще вопросы?”

– Он наш друг, – проговорила наконец Элисон. – И мы должны делать что считаем нужным, пусть это и неприятно.

Судя по голосу, она пыталась убедить не столько нас, сколько себя.

– Значит, так и сделаем, – заключил я. – Все согласны?

Все были согласны.

В тот день по дороге домой я, верите ли, истратил шестьдесят пять баксов на маску Дарта Вейдера – полноразмерную, ее можно было надеть на голову. Спроси меня зачем – не ответил бы. Просто увидел в витрине магазина “Стар мэджик”, зашел и купил. Она так восхитительно пахла новеньким пластиком – ароматом детства. Когда Люк Скайуокер в “Возвращении джедая” снял маску с Дарта Вейдера, у меня будто украли что-то, и это что-то уже нельзя было вернуть. Отступив от темной стороны Силы, Вейдер навсегда скомпрометировал свою роль олицетворенного зла в первых двух эпизодах. “Новая надежда” и “Империя наносит ответный удар” из-за такого финала потеряли прежнее очарование, а значит, порвалась еще одна нить между мной и маленьким мальчиком, которым я был когда-то.

В бурях прошедших лет Вейдер, однако, выстоял и упрочил свои позиции самой знаменитой фигуры кинотрилогии. Я находил в этом некоторое утешение, но все же конфузился из-за своей покупки, протягивая молоденькой продавщице, совсем еще подростку, “Америкэн экспресс”. Я шел домой охваченный ностальгией, смущенный, непокорный. Придя, вынул маску из пакета, поставил на кухонный стол, и некоторое время мы смотрели друг на друга, как будто каждый из нас не вполне понимал, что здесь делает этот другой.