Читать книгу Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдоналд Фрейзер - Страница 13

Сейчас мне, конечно, известно, как так вышло – Уильям Бент был чокнутым и бросил свою чудесную крепость на произвол судьбы и на съедение жучкам-точильщикам – или какие там у них есть жуки, – но тогда загадка казалась совершенно неразрешимой. Вот мы здесь, испуганные и измученные, едва унесшие ноги от этих чертовых дикарей, бывшие на волосок от смерти, но место, которое мы ожидали увидеть полным народа, оказывается пустым, хотя флаг реет и ничего не тронуто. Пока погонщики и саванеро расставляли охрану и ухаживали за животными, а остальные размещались на нижних этажах, готовя пищу и ухаживая за двумя или тремя нашими ранеными, мы с Грэттеном обрыскали весь форт от чердака до подвалов. И никого не нашли, разве мышей.

Но даже будучи покинутой, цитадель производила потрясающее впечатление.

По моим прикидкам, это был квадрат со стороной шагов в сто – точно утверждать не берусь, – с кирпичными стенами высотой двадцать футов и достаточно толстыми, чтобы выдержать любой таран. Имелись там две мощные башни типа мартелло[84], размещенные в противоположных углах. Вдоль северной стены шли два яруса строений с прохладными комнатами, напротив, через двор, располагались тенистые пассажи из магазинов и лавок. Внутри надворной башни находились помещения для караула и слуг с очагами и каминами, а в западном конце находились бочарная и плотницкая мастерские, кузница и склады. Крыши зданий образовывали широкий помост, идущий по внутреннему периметру стен; в западном конце на этом уровне располагался даже небольшой дом с крылечком, предназначенный для коменданта, а также – черт побери! – бильярдная, которую обещал мне Грэттен, а я все не верил. Шары, как ни в чем не бывало, лежали на столе. Я был настолько изумлен, что не удержался, взял кий и катнул красного. А ведь всего десять минут назад я болтался на бортике фургона, пытаясь увернуться от томагавка!

– Не могу поверить, что это на самом деле! – воскликнул я, пока Грэттен, снова собрав шары, примеривался к кию – игрок он был никудышный. – И куда, черт возьми, все подевались?

Было в этом нечто зловещее – вещи на месте, не хватает только самих людей. Куда бы мы ни сунулись, все в полном порядке: обеденный салон с дубовой мебелью и столом, накрытым белоснежной скатертью, посудные шкафы ломятся от тарелок и бокалов, ведерко для вина с бутылками бургундского урожая сорок второго года, галеты в бочке, кусочек сыра, затерявшийся в буфете, и портрет Эндрю Джексона[85] на стене.

Та же самая картина в лавке: и кузнечные инструменты на месте, и плотницкие принадлежности не тронуты; хранилища ломятся от шкур, бизоньих курток, одеял, гвоздей, свечей и всего, чего душе угодно, – нашлись даже сургуч и писчая бумага. Провизии на складах хватило бы на целую армию, так же как вина и спирта, в спальных комнатах некоторые из кроватей остались незаправленными, на столе в домике коменданта стоял букет увядших цветов, а в нужнике сохранилась аккуратно разорванная на куски газета.

– Что бы тут ни произошло, – говорит Грэттен, – уходили они в дьявольской спешке.

– Но почему индейцы не разграбили форт?

– Они не знали. Похоже на то, что Бент, а может, и Сент-Врен были оставлены дня два назад. Не спрашивайте меня, почему. Инджины об этом не догадываются: смею предположить, что преследовавшая нас шайка – единственная в округе, причем недавно прибывшая. Знай они, что тут пусто – не прекратили бы погоню за нами.

Звучало разумно, но наводило на тревожные мысли.

– Ты полагаешь… они могут вернуться? Индейцы, я имею в виду.

– Кто знает? Наших приятелей было не более тридцати, и около дюжины из них мы срезали. Может, подойдут другие, а может, и нет. Точно могу сказать одно: с учетом всех наших погонщиков и саванеро у нас полтора десятка стволов – а для нормальной обороны такого места нужно не менее полусотни. Поэтому нам остается надеяться на то, что наши краснокожие друзья не дождутся подкреплений.

Эти слова побудили меня снова подняться на стены, чтобы убедиться, исправно ли несут службу дозорные. Индейцы оставались на месте, у тополиной рощи, но новых сил заметно не было. Ночь обещала быть лунной, врасплох в темноте нас не возьмут. Я пораскинул мозгами: мы внутри – это уже хорошо; есть шансы, что какой-нибудь караван или партия торговцев появятся прежде, чем индейцы усилятся и нам тут станет жарковато. Хм, выражение может оказаться не столь уж фигуральным, если на то пошло.

Тем временем мы подошли к резиденции. Стало слышно, как Сьюзи выражает свое удовольствие удобствами, а шлюхи – энтузиазм своим размещением. Они принялись стирать одежду и весело щебетать на хорошо обустроенной кухне, где наша черная кухарка гремела кастрюлями. Мне стало лучше. Мы не воспользовались просторным корралем за стенами, разместив животных на площадке для фургонов на главной площади. Возницы мигом развели огонь и принялись шарить по кладовым; послышались смех и пение, наполняя пустынное пространство веселым эхом. Инвалиды дышали воздухом на стенах, а один четырехглазый идиот даже предложил совершить променад до реки. Я разубедил его, заметив, что местные жители в такое время без топоров из дому не выходят. И знаете, он жутко удивился: мне сдается, что гнавшихся за нами мерзавцев этот простофиля принял за назойливых коммивояжеров, пытавшихся сбыть нам бисер и горшки.

Расположившись в столовой, с парой девиц в качестве прислуги, мы отведали лучший за многие месяцы горячий обед, завершив его вполне приличным портвейном и сигарами. В свой караул ночью я заступал лишь с умеренными опасениями: индейцы не показывались, залитая лунным светом прерия была пуста, насколько хватало глаз, а к заунывному вою койотов я уже попривык. Сменился я перед рассветом, чувствуя себя совсем не плохо: как уютно и радостно было наблюдать, как мирно похрапывает при свете ночника Сьюзи, выставив из-под оборок одну из своих прелестных грудей. Я возился, пока не разбудил ее, после чего мы сплелись в объятиях, отмечая первую ночь в настоящей постели после номера в отеле «Плантатор». Как здорово было сидеть после и потягивать пунш, озирая высокие беленые стены, сознавая, что они имеют шесть футов в толщину, что наверху бдительные часовые, и индейцы могут рыскать вокруг сколько их душеньке угодно.

Этим они, кстати, и занялись на следующее утро. Видимо, в течение ночи к ним пришло пополнение, поскольку я насчитал десятков шесть этих скотов. Держась за дистанцией выстрела, они кружились на своих мустангах, улюлюкая и пыша энтузиазмом. Я согнал всех свободных людей на восточный парапет над воротами. При наших многозарядных винтовках и револьверах вкупе с высокими стенами мы могли чувствовать себя спокойно, пока индейцы не соберут народу побольше, нежели теперь. Я сообщил свои умозаключения Грэттену, и тот отправился в оружейную, расположенную в одной из башен, в надежде разжиться еще чем-нибудь.

Мгновение спустя раздался выстрел – индейцы решили немного взбодрить нас. Они двинулись в атаку, развернувшись, как хорошая легкая кавалерия и пуская на ходу стрелы и пули, но явно намеревались просто прощупать нашу оборону. Я отрядил только троих, и мы подстрелили мустанга под одним из нападающих. Оставшись без лошади, тот принялся скакать и глумиться, демонстрируя нам свой зад, а остальные удалились на совещание. Речь перед ними держал военный вождь в боевом головном уборе. Вот он вскидывает копье, издает клич, и вся орда, завывая, как демоны, устремляется, держась стремя в стремя, прямо к воротам.

– Не стрелять! – ору я. – Ждать приказа!

И только я вознамерился отдать его, как хитрые ублюдки разом приняли в стороны, обтекая форт по периметру. Нам оставалось последовать их примеру. Мне пришлось отправить три четверти наличных сил на остальные парапеты. Но даже при такой рассредоточенности нам удавалось обеспечить достаточную плотность огня, чтобы держать их на дистанции. Последовала оживленная, бесполезная перестрелка: индейцы метались туда-сюда, наши ребята палили по ним из укрытия и свалили одного или двоих. Тем временем вождь с помощниками – прям генерал со штабом – разъезжал вокруг, высматривая наиболее удобное для решительного штурма место. Я упражнялся со своей кольтовской винтовкой, стараясь снять его дальним выстрелом, и поругивался. Тут вернулся Грэттен. Как раз в этот миг над нами просвистела горящая стрела и вонзилась, сильно дымя, в парапет. Один из погонщиков вытащил ее, и это послужило прологом к рассказу Грэттена.

– Готовы услышать плохие вести? – спрашивает ирландец, и хотя он старался придать голосу бодрость, в глазах его сверкал дикий огонек. – Потому как у меня есть одна такая, ей-богу! Эта оружейная в северо-западной башне, да-да, там… Так вот, какой-то смышленый малый отсыпал там пороховую дорожку к магазинам – а пороха там столько, что любой артиллерист заплясал бы чечетку, – и в нее воткнут погасший фитиль! Мало того, в противоположной башне восемьдесят бочонков зернистого, и к ним тоже пороховая дорожка идет! А это значит, – продолжает он, и пот на его лице выступил вовсе не от жары или подъема по лестнице, – что оставивший сей форт намеревался разнести его по камешкам, и преуспел бы, если бы фитиль не подвел!

При этих словах, как вы понимаете, я позабыл про стрельбу и слушал парня, оцепенев от страха.

– Вы понимаете, к чему я, капитан? Мы сидим на огромной пороховой бочке, и одной искры достаточно, чтобы отправить нас прямиком на тот свет!

В сей век унитарных патронов и снарядов, любезные мои читатели, вам, может статься, не вполне ясен термин «пороховая дорожка». Опытные саперы делали ее следующим образом: протыкали шилом картуз с порохом, после чего быстро тащили картуз, оставляя за собой тонкую, как карандашная линия, полоску пороха, идущую к тому месту, где был заряд, который предстояло взорвать. В случае с фортом Бент оный, как я уяснил, состоял из нескольких тонн отличного пороха. Точно такая же конфетка была оставлена во второй башне – для пущей надежности, надо полагать. У начала дорожки вы ставите фитиль, отмерив достаточно, чтобы к тому времени, как начнется Пятое ноября[86], можно было скрыться за линией горизонта. Дорожку эту трудно заметить даже при свете дня, поскольку это, по сути, тоненькая струйка пыли, да и в башни мы с Грэттеном едва заглянули, и тем более нам в голову не пришло высматривать рассыпанный порох. Но он лежал и ждал малейшей искры – а недружелюбно настроенные индейцы как раз начали метать зажигательные стрелы.

– Что посоветуете? – спросил я.

Он пожал плечами, и между нами разгорелась оживленная дискуссия, результатом которой стала одна из самых чокнутых идей, о которых мне доводилось слышать. Первой моей мыслью было перемахнуть через стену, но принимая во внимание, что штаб-квартира Общества парикмахеров-садистов Верхнего Арканзаса расположилась в непосредственной близости от нас, это было бы неосмотрительно. Поэтому, когда Грэттен предложил подрядить шлюх на аккуратную уборку пороховых дорожек, я имел глупость согласиться. Видно, ирландец перепугался не меньше меня, поскольку успел выстроить шестерых в линию перед северо-западной башней, прежде чем весь самоубийственный идиотизм затеи стал очевиден для меня. Рассыпной порох, штука не менее чреватая, чем холерная бацилла – неосторожного движения ноги достаточно, чтобы запалить его, и – представив, как эти безмозглые создания шаркают там на своих каблуках, я слетел с парапета, как ужаленный хорек.

– Стойте! – заорал я. – Воды! Несите воды! Можно же залить дорожки!

– Без толку – остается целый пороховой магазин, да и той кучи бочонков вполне достаточно, чтобы по воздуху доставить нас в Мексику! – отвечает Грэттен. – У нас воды не хватит все залить.

В этот момент еще одна горящая стрела влетела во двор и впилась, шипя, в дилижанс Сьюзи. Клеония взвизгнула, и девицы, подобрав юбки, кинулись врассыпную. От страха и злости я едва все волосы на голове не выдрал.

– Инвалидов сюда! – скомандовал я. – Ведра с водой! Расставь доходяг по двору с ведрами, а девки пусть образуют цепь от источника! Всех остальных – на парапет. И поскорее, бога ради! И пригляди, чтоб двери в башни были заперты и облиты водой!

Больше сделать ничего было нельзя: инвалидам и девушкам предстояло немедленно заливать любой зажигательный снаряд – мины находились за толстыми стенами, и если только не начнется настоящий пожар, бояться их не стоило. А отразив натиск наших пернатых друзей, мы сможем спокойно разобраться с пороховыми дорожками и бочонками. Пока же стоило вернуться на стену и попытаться вразумить осаждающих.

Последние, впрочем, коснели во грехе и небрежении и организовали решительный штурм западной стены со стороны корраля, но саванеро уже пристрелялись, доказательством чему служили с полдюжины размалеванных тел, оставшихся под стеной. Наши парни обнаружили, что лучшими точками для огня являются башни, с которых можно было анфиладно простреливать сразу две стены. В любом случае мы несколько проредили нападающих, а подкреплений не наблюдалось – всего их оставалось человек пятьдесят, по большей части на северном фасе, где не было настоящих укреплений, только стены спальных комнат с не обнесенными парапетом плоскими крышами. Насколько я мог судить, у нас еще никто не был даже ранен.

И вдруг они снова пошли в атаку, да так лихо, что сам Одиннадцатый гусарский не смог бы лучше. Двигаясь поодиночке или небольшими группами вдоль северной и восточной стен, они в последний миг соединились у северо-восточного угла, где находились окна верхнего этажа и дистанция для нас оказывалась наибольшей. Мы палили со стены как могли, некоторые саванеро даже высовывались из-за укрытия, ибо, ворвись хоть один красный ублюдок внутрь, нам крышка – у нас не хватало людей, чтобы выкуривать их из форта. Индейцы достигли стены и, вставая на спины мустангов, стали подпрыгивать в надежде уцепиться за подоконники. Мы стреляли как могли, но для перезарядки револьверных винтовок Кольта требуется время, и, не дрогни наши друзья, им, полагаю, вполне удалось бы пробраться внутрь. Они с воем отошли, бросив под стеной убитых и умирающих, а в следующий миг тревожные крики со двора заставили нас обратиться к еще более страшной опасности.

Пока мы были заняты на стене, через нее перелетело несколько горящих стрел, живо потушенных инвалидами, развившими во дворе бурную деятельность. Они отдавали друг другу резкие команды и расхаживали по форту, важные, что твой Нельсон на шканцах. Но стрелявшие из корраля лучники ухитрились воткнуть пару зажигательных снарядов в крышу конюшни у западной стены; тростниковая кровля вспыхнула со страшным треском, не хуже муслиновой занавески! Горела она всего несколько минут, но искры, видно, залетели на крышу бильярдной, которая занялась, и инвалиды забили отступление, требуя еще воды.

Отважься в этот миг индейцы на отчаянный приступ, с нами было бы покончено. Но они по-прежнему кружили на расстоянии, улюлюкая, явно предоставляя огню до поры делать работу за них. В итоге мы получили передышку, и я, трясясь от ужаса, принялся отдавать беспорядочные распоряжения. Девушки с ведрами бежали от источника к западной лестнице, но я с первого взгляда сообразил, что крыша бильярдной обречена и что пламя с нее грозит перекинуться на весь западный конец форта, пожирая деревянные балки, к которым лепились стены из сырцового кирпича. Дальше огонь будет распространяться беспрепятственно, пока не достигнет северо-западной башни с тоннами пороха внутри. Взрыв разнесет все вокруг, от детонации сработает и другая мина – хотя нам будет уже без разницы. Мы или разлетимся на атомы и или будем поджариваться среди обгоревших руин.

В такие минуты, когда надежда мертва и негде спрятаться, достойно удивления, насколько ясно начинает работать твой рассудок, и в холодном сиянии непререкаемой логики ты понимаешь, что остается только одно – драпать без оглядки. По счастью, минут за десять до меня эта мысль посетила другого человека, и человеком этим был Грэттен Ньюджент-Хэр, бывший унтер-офицер «Цепочечного» Десятого и американский драгун. В короткий промежуток между организацией бригады с ведрами и атакой индейцев на северо-восточный угол он отослал всех свободных саванеро и погонщиков на стоянку за лавками у южной стены с приказом запрячь мулов в три повозки и пару фургонов.

Когда я летел с северо-западной башни, он встретил меня на лестнице и кивнул, указывая на пожар, охватывающий западную крышу. Жар стоял, как в печке.

– Надо убираться! – закричал он. – У нас минут десять до того, как рванет вон та башня. Если открыть ворота, можно еще выскочить отсюда вместе с фургонами!