Читать книгу Исчезновение. Похищенная девушка - Джозефина Тэй - Страница 6

– Поедемте в город, зайдем вместе к Россу, – предложил на следующее утро за завтраком Уолтер.

Но Сирл захотел остаться в деревне. Это было бы кощунством, заявил он, провести хоть один день в Лондоне, когда в английской природе лопаются почки и все начинает зеленеть. Кроме того, он не знаком с Россом. Будет лучше, если Уолтер сам расскажет издателю об их предложении, а уж потом и он вступит в дело.

И Уолтер, хотя и был разочарован, не стал задерживаться на анализе истинной причины этого разочарования.

Однако, когда он в машине ехал в город, его мысли значительно меньше, чем обычно, были заняты радиопередачей и чаще, чем обычно, возвращались в Триммингс.

Он зашел к Россу и изложил ему план «На каноэ по Рашмер». Росс изобразил восторг и позволил выторговать у себя дополнительно два с половиной процента по предварительному соглашению. Но, конечно, ничего нельзя считать решенным, подчеркнул Росс, пока он не посоветуется с Кромарти.

Все вокруг полагали, что Росс взял Кромарти в партнеры ради забавы, ради благозвучия. Он прекрасно справлялся с делами сам, и с первого взгляда казалось, что у него нет причин связывать себя с партнером, тем более с таким бесцветным партнером, как Кромарти. Но в Кормаке текло многовато западношотландской крови – он с трудом говорил «нет». Он любил нравиться. И он использовал Кромарти как дымовую завесу. Когда автора можно было принять с распростертыми объятиями, это были объятия Кормака Росса. Когда же автора, увы, отклоняли, это делалось вследствие непримиримости Кромарти. Кромарти однажды заявил Россу в припадке гнева: «Вы могли бы, по крайней мере, показывать мне книги, которые я отклоняю!» Но это был исключительный случай. Как правило, те книги, которые ему надлежало отклонить, Кромарти читал.

Теперь, выслушав предложение напечатать книгу нынешнего любимца британской публики, Росс произнес фразу о необходимости проконсультироваться со своим партнером чисто автоматически. При этом, однако, его круглое лицо сияло от удовольствия, и он повел Уолтера на ленч и угостил его бутылкой «Романе-Конти», что было напрасной тратой денег, так как Уолтер любил пиво.

Переполненный добрым бургундским и надеждой на чеки в перспективе, Уолтер отправился на радио, но его мозг опять стал выкидывать трюки и возвращаться мыслями в Сэлкотт, вместо того чтобы, как обычно, наслаждаться пребыванием в студии.

На половину своего времени в эфире Уолтер всегда приглашал гостя. Кого-нибудь, так или иначе связанного со «Свежим Воздухом». Этого товара у Уолтера имелся такой запас, что можно было объявлять монополию Уитмора. Уолтер представлял «Свежий Воздух» в лице браконьера, овцевода из дальних районов Австралии, знатока птиц, смотрителя Сатерленда, серьезной дамы, которая путешествовала, помещая желуди в банки, попадавшиеся ей по пути, молодой дилетантки, охотившейся с соколами, и любого другого, кто оказывался под рукой и хотел выступить. Вторую половину своего эфирного времени Уолтер говорил сам.

Сегодня его гостем был ребенок, у которого была ручная лиса, и Уолтер испугался, обнаружив, что мальчишка ему не нравится. Уолтер любил своих гостей. Он как бы пригревал их, защищал их, испытывая по отношению к ним чувство «все-мы-братья». Он никогда не любил человечество так всеохватно и глубоко, как во время получаса, когда он беседовал со своими гостями. И теперь, ощутив свое отстраненно-критическое отношение к Гарольду Диббсу и его глупой лисе, Уолтер расстроился. Уолтер заметил, что у Гарольда недоразвит подбородок и, увы, он сам похож на лисицу. Может быть, лиса потому и жила у него, что чувствовала их родство. Уолтер устыдился этой мысли и попытался в виде компенсации придать своему голосу больше теплоты, чем следовало, так что его интерес к гостю выглядел несколько натянуто. Гарольд Диббс и его лиса были первой неудачей Уолтера.

И его собственная беседа тоже прошла недостаточно успешно, чтобы стереть воспоминание о Гарольде. Беседа была на тему: «Что сделали земляные черви для Англии». «Для Англии» было типично уитморовским штрихом. Другие могли рассказывать о Месте Земляных Червей в Природе, и всем было наплевать и на земляных червей, и на природу. А Уолтер насадил своего червя на шекспировский крючок и так мягко водил удочкой, что слушатели буквально видели кишащие легионы слепых созданий, превративших серую скалу в Западном море в Зеленый Рай, именуемый Англией. Завтра утром, конечно, с первой же почтой с территории, что лежит севернее границы между Шотландией и Англией, придет пятьдесят семь писем, в которых будет указываться, что в Шотландии тоже есть земляные черви. Но это будет просто еще одним доказательством способности Уолтера творчески подойти к теме.

Уолтер имел обыкновение, ведя передачу, втайне обращаться к какому-нибудь определенному человеку – трюк, помогавший ему добиваться непосредственного, дружеского тона, который и был фирменным знаком Уолтера. Это не был реально существующий человек, и Уолтер никогда не представлял себе детально своего воображаемого слушателя. Просто он решал, что сегодня будет говорить «для старой дамы из Лидса», или «для маленькой девочки, лежащей в больнице в Бриджуотере», или «для смотрителя маяка в Шотландии». Сегодня он впервые подумал, что будет говорить для Лиз. Лиз всегда слушала его передачи – само собой разумеется, будет слушать и эту, – но воображаемый слушатель Уолтера настолько был частью представления, которое он давал, что ему раньше и в голову не приходило использовать Лиз как человека, к которому он обращался. Однако сегодня, сейчас, какая-то таинственная потребность ощутить свою связь с Лиз, увериться, что она рядом, заставила Уолтера отказаться от придуманного слушателя, и он обращался к Лиз.

Однако передача оказалась не столь удачной, как хотелось бы. Сама мысль о Лиз отвлекала внимание Уолтера от текста. Он вспоминал вчерашний вечер на реке, темнеющие ивы и единственную золотую звездочку на стене Милл-Хауса. Свет, бледно-желтый, как нарцисс, – «такой, какой любит Лиз». Внимание Уолтера уходило в сторону от земляных червей и от Англии, он говорил с запинками, так что иллюзия спонтанности оказалась утерянной.

Удивленный и слегка раздосадованный, но все еще не слишком встревожившийся, он расписался в книге автографов, которую прислали на студию, разобрался, что делать: а) с приглашением присутствовать на крестинах, б) с просьбой прислать один из его галстуков, в) с девятнадцатью предложениями появиться в его программе «Свежий Воздух» и г) с семью просьбами дать взаймы денег, – и направил свои стопы домой. Потом ему в голову пришла одна мысль, он остановил машину, зашел и купил коробку шоколадных драже для Лиз. Когда он совал коробку в отделение для перчаток, то подумал, что, пожалуй, давно ничего Лиз не привозил. А ведь приятно – делать подарки. Надо практиковать это почаще.

Только когда город с его большим движением на улицах остался позади и впереди простерлась римская прямизна магистрального шоссе, на котором сейчас было мало машин, мысли Уолтера переключились на того, кто прятался за образом Лиз: на Сирла. Сирл, «Люцифер со Среднего Запада», по выражению бедного Сержа. Интересно, почему Люцифер? Люцифер, князь Тьмы. В воображении Уолтера Люцифер всегда представал в образе великолепной сверкающей фигуры шести с половиной футов ростом. Совсем не похоже на Сирла. Почему Сирл вызвал образ Люцифера в горячечном мозгу Сержа Ратова?

Люцифер. Падший ангел. Красота, обернувшаяся злом.

Перед мысленным взором Уолтера стоял Сирл, который вместе с ним обходил ферму: светлая голова без шляпы, волосы развеваются на ветру, руки засунуты глубоко в карманы чисто английских спортивных брюк. Люцифер. Уолтер почти рассмеялся вслух.

Однако некоторая странность присутствовала, конечно, в красоте Сирла. Какая-то, как бы это сказать, неуместная черточка. Что-то не относящееся к миру мужчин.

Может быть, это и подсказало образ падшего ангела воспаленному мозгу Сержа?

Как бы то ни было, Сирл, похоже, славный парень, и они вместе будут делать книгу. И Сирл знает, что Уолтер обручен с Лиз, так что он не…

Уолтер не довел мысль до конца даже наедине с самим собой. И ему не пришло в голову подумать над тем, как красота, напоминающая о падших ангелах, может воздействовать на молодую женщину, которая собирается выйти замуж за комментатора Би-би-си.

Уолтер ехал домой на большей скорости, чем всегда. Он поставил машину в гараж, достал из отделения для перчаток любимые сласти Лиз и пошел вручить их ей и получить взамен поцелуй за проявленное внимание. У него были, кроме того, и другие хорошие новости: Кормаку Россу понравилась идея книги и он готов был хорошо заплатить за нее. Уолтер едва мог дождаться момента, когда войдет в гостиную.

Когда он проходил через баронский холл, там было тихо и холодно. Несмотря на анахронизм – обитые сукном двери, – пахло брюссельской капустой и тушеным ревенем. В гостиной, теплой и веселой, как всегда, находилась только Лавиния. Она сидела, поставив ноги на каминную решетку и разложив на коленях свежий выпуск претендующего на интеллектуальность еженедельника.

– Странное дело, – произнесла Лавиния, поднимая глаза от «Уотчмена». – Зарабатывать деньги писательством – это что, аморально?

– Хэлло, тетя Вин. А где остальные?

– Этот листок благоговел перед Сайласом Уикли, пока тот не составил себе состояние. Эм наверху, полагаю. А остальные еще не вернулись.

– Не вернулись? Откуда?

– Не знаю. Они уехали после ленча в этой ужасной маленькой машине Билла Мэддокса.

– После ленча…

– «Ловкое повторение приема, которому столь же не хватает утонченности, как рекламе». Ну до чего тошнотворно! Да, мне сегодня во второй половине дня не нужна была Лиз, и они уехали. День был прекрасный, не правда ли?

– Но до обеда остается всего десять минут!

– Угу. Похоже, они опоздают, – произнесла Лавиния, пробегая глазами избиение Сайласа Уикли.

Значит, Лиз не слышала радиопередачи! Он обращался к ней, а она даже не слушала. Уолтер был ошеломлен. Тот факт, что старая леди в Лидсе, ребенок в Бриджуотерской больнице, смотритель маяка в Шотландии тоже не слушали, не имел значения. Лиз всегда слушала. Это был ее долг – слушать. Он – Уолтер, ее жених, и, если он обращается ко всему миру, ей полагалось бы слушать. А она уехала с Лесли Сирлом, и, выходит, он говорил в пустоту. Она отправилась гулять, не подумав, что это пятница, день его радиопередачи, уехала бог знает куда, с Сирлом, парнем, которого знает всего неделю, и они застряли где-то. Ее здесь нет, она даже не может получить шоколад, привезенный ей в подарок. А он специально заезжал, чтобы купить его. Ужасно.

Потом приехал викарий. Все забыли, что он приглашен к обеду. Уж такой это был человек. И Уолтер провел еще пятнадцать минут с земляными червями, хотя был уже сыт ими по горло. Викарий слышал передачу и пришел от нее в восторг. Ни о чем другом говорить он не мог.

Вошла миссис Гарроуби, с достойным похвалы присутствием духа поздоровалась с викарием и ушла разогреть фасоль из банки, добавочное блюдо между рыбой и жарким, и приготовить печенье к тушеному ревеню.

Отсутствующая пара опаздывала на двадцать минут, и миссис Гарроуби решила не ждать их. К этому моменту мысли Уолтера приняли другое направление: он решил, что Лиз погибла. Она никогда не опаздывала к обеду. Она лежит где-нибудь в канаве. Может быть, машина на ней. Сирл – американец, а хорошо известно, что все американцы – отчаянные лихачи и не могут спокойно ездить по английским дорогам. Возможно, на повороте они врезались во что-нибудь.

Уолтер болтал ложкой в супе, сердце его сжималось от ужаса, но приходилось слушать, как викарий говорит о демонологии. Уолтер уже не раз слышал все, что викарий мог сказать по поводу демонологии, но это хоть позволяло уйти от обсуждения червей. Все-таки облегчение.

Когда сердце Уолтера совсем сжалось и стало похоже на сморщенный, почерневший гриб, в холле послышались веселые голоса Сирла и Лиз. Они влетели, запыхавшиеся, сияющие, несколько развязно выпалили извинения за свое опоздание и похвалили семейство за то, что их не стали ждать с обедом. Лиз представила Сирла викарию, но не подумала даже сказать хоть одно слово Уолтеру, прежде чем, как умирающий от голода беженец, наброситься на суп. Они рассказали, что объездили все графство. Сначала они осмотрели аббатство Твеллс и прилегающие деревни, потом они встретили Питера Мэсси и пошли взглянуть на его лошадей. Затем подбросили его в Кроум. Потом они пили чай в Кроуме, в «Звезде и Подвязке», и уже были на пути домой, когда наткнулись на кинотеатр, в котором показывали «Великое ограбление поезда». Конечно, они были не в силах упустить случай и не посмотреть «Великое ограбление». Им пришлось просидеть несколько коротких документальных лент до того, как началось «Великое ограбление поезда», потому-то они и опоздали, – но подождать стоило.

Рассказ о «Великом ограблении поезда» занял большую часть рыбной перемены.

– Как прошла передача, Уолтер? – спросил Лиз, протягивая руку за хлебом.

Плохо было уже то, что Лиз не сказала: «Я в отчаянии, оттого что пропустила твою передачу, Уолтер», – но то, что она уделила передаче лишь малую толику своих мыслей – ту, что не была занята наполнением тарелочки для хлеба, – оказалось последней соломинкой.

– Викарий расскажет, – ответил Уолтер. – Он слушал.

Викарий рассказал con amore[9]. Но ни Лиз, ни Лесли Сирл, как заметил Уолтер, не слушали его как следует. Один раз во время повествования, передавая что-то Сирлу, Лиз встретилась с ним взглядом и быстро дружески улыбнулась ему. Они были очень довольны собой, друг другом и тем, как провели день.

– Что сказал Росс про книгу? – спросил Сирл, когда викарий наконец замолчал.

– Он пришел в восторг от этой идеи, – ответил Уолтер, страстно жалея, что затеял совместную работу с Сирлом.

– Вы слышали, что они задумали, викарий? – спросила миссис Гарроуби. – Они собираются сделать книгу о Рашмер. От истоков до моря. Уолтер напишет текст, а мистер Сирл его проиллюстрирует.

Викарий одобрил идею и отметил классичность ее формы. Как они собираются путешествовать – на своих двоих или на осле? – спросил он.

– Пешком примерно до Отли, – ответил Уолтер, – а оттуда по воде.

– По воде? Но в Рашмер, особенно в ее верхнем течении, полно коряг, – удивился викарий.

Ему сообщили, что они пойдут на каноэ. Викарий счел каноэ подходящим судном для такой реки, как Рашмер, но поинтересовался, где они возьмут его.

– Я сегодня говорил об этом с Кормаком Россом, – сказал Уолтер, – и он обещал узнать: может быть, у Килнера, на маленькой верфи в Мер-Харбор, оно найдется. Они строят все на свете. Джо Килнер был конструктором этой складной штуки – плота с палаткой, – на которой Мэнселл прошел по Ориноко во время своего последнего путешествия. Джо потом говорил, что, если бы вовремя подумать, он сделал бы плот глиссирующим. Сирл, я хотел предложить, чтобы мы с вами завтра поехали в Мер-Харбор и повидались с Килнером, – у вас нет других планов?

– Отлично, – отозвался Сирл. – Отлично.

Потом викарий спросил Сирла, любит ли тот рыбачить. Сирл не любил, но викарий любил. Вторым после демонологии коньком викария была ловля на искусственную мушку. Поэтому все остальное время обеда они слушали рассуждения викария о мушках с отдельным указанием того, как их можно использовать при смешивании цемента, изготовлении жевательной резинки и штопке носков – вопросы, имеющие чисто теоретический интерес. При этом незанятая часть мыслей всех присутствующих работала каждая в своем направлении.

Уолтер решил, что маленький белый пакетик с шоколадом будет лежать на столе в холле, где он его оставил, идя обедать, пока Лиз не спросит, откуда это. Тогда он небрежно ответит, что это такое, и ее станут мучить угрызения совести: он думал о ней, а она забыла о нем совершенно.

Когда они вышли из столовой, Уолтер бросил взгляд в ту сторону, дабы убедиться, что пакетик на месте. Да, он был там. Однако Лиз, когда шла обедать, похоже, тоже положила на стол кое-что. Большую плоскую коробку конфет из самой дорогой кондитерской в Кроуме. Весом не меньше четырех фунтов. «Конфеты» – гласила размашистая надпись крупными дурацкими золотыми буквами через всю кремовую поверхность крышки. Коробка была перевязана широкой лентой с очень пышным бантом. Уолтер счел конфеты кощунством, а ленту немыслимо показной. Как это похоже на американца – купить что-то большое и кричащее. Уолтера почти затошнило при виде этой коробки.

Тошнило его, конечно, не от коробки конфет.

Его тошнило от чувства, которое было древним уже тогда, когда конфеты еще не были изобретены.

Когда Уолтер наливал бренди Сирлу, викарию и себе, чтобы выпить перед кофе, он мысленно поискал утешения и нашел его.

Сирл мог дарить Лиз сколько угодно коробок дорогих сластей, но он, Уолтер, знал, какие были ее любимыми.

А может, Сирл знал и это? Может, в кондитерской в Кроуме не оказалось драже?

Уолтер снова наклонил бутылку с бренди. Сегодня вечером ему необходим был дополнительный глоток.