Читать книгу Любви подвластно все - Джулия Энн Лонг - Страница 2

Глава 1

Оглавление

Первая неделя февраля


«Она выходит замуж. Свадьба намечена на вторую субботу мая».


Девять слов, небрежно нацарапанных на листе бумаги. Он пристально смотрел на них, пока буквы не расплылись в одно неясное серое пятно. Когда же поднял голову, в ушах у него звенело, и он был потрясен – словно и впрямь совершил прыжок сквозь время (для Лайона Редмонда всегда существовала только одна-единственная «она»).

Он на мгновение утратил ощущение пространства и был несколько обескуражен, обнаружив себя на палубе пришвартованного в Плимуте корабля, а не на холмах Суссекса под раздвоенным вязом с вырезанной на коре буквой «О».

Дюжина пар глаз была прикована к нему в терпеливом ожидании приказа. Его команда состояла из тщательно отобранных опытных мужчин и одной женщины – весьма разносторонней взбалмошной мисс Делфинии Дигби-Торн. Эта дама владела множеством языков и отличалась на удивление полезными сценическими способностями. Между собравшимися на судне людьми не было ничего общего, кроме неизвестного происхождения, сомнительной нравственности и непоколебимой преданности ему, Лайону, в отличие, увы, от Оливии Эверси. Однако все они преуспевали, после того как связали с ним свою судьбу. Лайон был достаточно циничен, чтобы понимать: их преданность обусловлена процветанием, которое он им обеспечивал, – но его это нисколько не огорчало.

Слуга в ливрее, доставивший записку, принял молчание Лайона за разрешение удалиться и развернулся, собираясь уйти.

– Стоять! – приказал Лайон.

Сабли, мгновенно выхваченные его людьми, преградили посланцу путь.

– Но я безоружен, – сказал слуга, поднимая руки. – И пришел один, даю честное слово.

Губы Лайона тронула зловещая улыбка, от которой многие непроизвольно мочились в штаны.

– Пока я верю, что ваше слово действительно чего-то стоит, вам нечего опасаться. Я недавно почистил свою саблю и не собираюсь ее пачкать, по крайней мере в ближайшие несколько часов.

Эти слова вызвали смех среди его команды. Слуга робко улыбнулся, а Лайон в раздражении поморщился и тут же понял, что причина тому – стыд: он не имел обыкновения ради забавы запугивать безоружных, не представлявших опасности. Но если вспомнить давние традиции и то, как прежде обходились с теми, кто приносит дурные вести… Возможно, парню очень повезло, что он еще дышит.

– Ваше имя?

– Рамзи, сэр, – ответил слуга.

– Вы в безопасности, пока я полагаю, что вы правдиво отвечаете на мои вопросы, Рамзи.

– Да, сэр, – кивнул слуга, но тут же побледнел: вероятно, уловил скрытую угрозу.

– Кто вас послал, Рамзи?

– Прошу прощения, сэр, но лорд ла Вей сказал, что вы сразу все поймете, когда прочтете записку. Я у него на службе, сэр. – Слуга коснулся серебряного галуна на своей ливрее и добавил: – Я выиграл жеребьевку, когда решали, кто именно отправится к вам.

– Выходит, я был призом, да, Рамзи?.. – протяжно произнес Лайон, вызвав новый взрыв смеха. – Пожалуйста, опишите мне лорда ла Вея.

Слуга наморщил лоб.

– Ну… он довольно крупный джентльмен. Возможно, такой же высокий, как вы, сэр. Он француз и часто размахивает руками, когда говорит. Вот так… – Рамзи взмахнул было руками, но тотчас их опустил, так как люди Лайона предостерегающе схватились за сабли. – В недавней схватке был серьезно ранен, но теперь уже здоров и…

Слуга продолжал, а Лайон внимательно его рассматривал, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки вероломства в его поведении. Ему все было известно об этой схватке и об этом ранении. Он со своей командой наткнулся на истекавшего кровью ла Вея на пристани Хорслидаун в Лондоне. Так что ла Вей перед ним в долгу.

В то же время и сам Лайон был некоторым образом обязан лорду ла Вею и его другу графу Ардмею тем, что остался жив. Они пожертвовали значительной суммой, позволив ему ускользнуть. Но в первую очередь Лайону следовало благодарить за это свою сестру Вайолет. Ради женщин мужчины готовы пойти на такое, чего при иных обстоятельствах никогда бы не сделали, находясь в здравом уме. И никто не знал этого лучше, чем сам Лайон.

– Довольно, – произнес он наконец. – Я вам верю.

Ла Вей славный малый, а Лайон отлично знал, что хороших людей в этом мире не так уж много. К тому же ла Вей единственный человек, кто знал, где найти его в данный момент. Кроме того, он один из немногих, кому были известны все три ипостаси Лайона. Разумеется, и та, что могла привести его на виселицу.

Даже если это послание ловушка, призванная заманить его обратно в Суссекс или в тюрьму, – это уже не имело значения. Ведь теперь Лайон стал человеком, способным избежать любой западни. Но скорее всего ла Вей отправил эту записку, повинуясь долгу чести.

– Лорд ла Вей – прекрасный человек, лучший из всех, кого я знаю, – добавил слуга. – Знаете, он женился на своей экономке, миссис Фонтейн.

– В самом деле? Потрясающее известие! Просто какая-то свадебная эпидемия наблюдается в Суссексе последнее время, не правда ли? – с горечью проговорил Лайон и тяжело вздохнул. – Но где же находится лорд ла Вей в данный момент?

– Полагаю, что он по-прежнему в городке Пеннироял-Грин, в Суссексе, где я его и оставил, – ответил Рамзи. – Видите ли, учитывая, что он недавно женился… В общем, ему очень понравилось это место. Замечательный городок! – воскликнул слуга, просияв.

– Неужели? – произнес Лайон с такой мрачной и горькой иронией, что все члены его команды в удивлении повернулись к нему, широко раскрыв глаза.

Он заставил своих людей встревожиться. Он и сам начинал тревожиться. Потому что впервые за долгие годы не знал, что делать.

Черт бы побрал эту Оливию Эверси! Она перевернула весь его мир с той самой минуты в бальном зале, когда обернулась к нему, улыбнулась и…

Даже сейчас, спустя столько лет, при одном лишь воспоминании об этой улыбке у него перехватывало дыхание.

В последний раз он видел Пеннироял-Грин глубокой ночью почти пять лет назад. А потом стал неустанно метаться по свету. Конечно, не только из-за тех слов, что сказала ему Оливия тогда в темном саду, под проливным дождем. Но именно эти ее слова стали причиной его полного безразличия к собственной судьбе на какое-то время. Тот период его жизни оставил в его душе очень глубокие шрамы, и никто из обитателей Суссекса не видел его с тех пор. Хотя кое-кто определенно пытался…

Губы Лайона тронула едва заметная улыбка, когда он подумал о Вайолет.

Что ж, у него имелся собственный метод получать некоторые сведения о жизни тех, кого оставил. Ему многое пришлось испытать за прошедшие пять лет. Сначала он считал, что все это из-за Оливии, но теперь уже не был в этом уверен. Он пытался изгнать ее из своей жизни. Даже выбросил ее миниатюру. Но, увы, это не сработало.

И сейчас никто на свете не знал – даже его команда, – что это было его последнее плавание. Лайон предпринял столь рискованный рейд в Лондон, чтобы докопаться до сущности некой тайны… И теперь получил ответ. Как ни странно, сюрпризом для Лайона он не стал.

Но Лайон еще не был готов к окончательному решению…

«Ох, Лив…» – подумал он.

Ему вдруг стало трудно дышать; обрывки воспоминаний, а также целые картины прошлого внезапно обрушились на него – отчетливые, как цветные витражи.

Вот Оливия идет по дороге к дому Даффи, а потом вдруг бросается бежать, увидев его, ожидающего под вязом. И лицо ее светится от радости – словно даже секунда без него ей в тягость.

Он всегда вызывал в памяти эту картину в самые мрачные мгновения своей жизни.

А теперь она отдает себя другому мужчине.

Его пальцы невольно сжались, но он сдержался и не разорвал послание.

«Она…». Если ла Вей написал это слово, то, возможно, видел ее, даже говорил с ней. Или же…

Нет, он не мог этого сделать. Не мог, черт возьми!

Эти раздумья положили конец сомнениям. Редмонд сунул послание в карман и проговорил:

– Можете идти, Рамзи. Благодарю вас.

Слуга развернулся… и его словно ветром сдуло с палубы – только серебряные галуны ливреи сверкнули на солнце.

Лайон окинул взглядом свою команду и сказал:

– А мы остаемся в Англии.

Пришло время платить по счетам.


Три недели спустя…

Оливия Эверси вздохнула с облегчением, оказавшись в уютном убежище семейного экипажа на отличных рессорах. Наконец-то у нее появилась возможность побыть в одиночестве – хотя бы на недолгом пути от Сент-Джеймс-сквера до Стрэнда. Возможно, из-за того, что она стала совершенно невыносимой в последнее время, родные позволили ей отправиться одной в мастерскую мадам Марсо.

Они все вместе обсуждали вопрос: следовало ли расшить серебром ее свадебное платье, как у бедняжки принцессы Шарлотты. А может, еще и отделать бисером подол, хотя это обойдется значительно дороже. И разве тогда она не будет «сиять словно ангел» (слова ее матери)? Беседа протекала до нелепости бурно, даже проскальзывали легкие оскорбления, а ее всегда сдержанная и спокойная сестра Женевьева и вовсе хлопнула дверью, вернее – весьма решительно закрыла ее за собой, что свидетельствовало о крайней степени раздражения.

Но через несколько минут, полные раскаяния, они с извинениями бросились друг другу в объятия. Оливия знала, что отличалась вспыльчивым характером; и к тому же каким-то образом ухитрялась пробуждать все худшее в окружающих. Так что она сделала всем одолжение, отправившись к модистке одна, хотя до сих пор так и не решила, как отделать свое свадебное платье.

Неужели никто не заметил иронии в выборе той же отделки, что и у несчастной принцессы Шарлотты? Та вышла замуж за мужчину, которого сама выбрала, а не за того, кого предпочел ее отец! Вскоре после этого она умерла в страшных мучениях при родах, погрузив всю Англию в траур.

Интересно, сколько родителей в Англии использовали Шарлотту в качестве назидательного примера для дочери: мол, видишь, что ожидает тебя, если не будешь слушаться?

Слава богу, Оливия в конечном итоге сделала разумный выбор среди многочисленных поклонников, осаждавших ее все эти годы. И все в семье одобрили ее выбор.

Она выглянула из окошка ландо, катившего среди шумной разношерстной толпы, переполнявшей Стрэнд: бродяги, лоточники, кукольники и воры-карманники сновали среди роскошно одетых мужчин и женщин с безупречным происхождением. Но пестрая разноголосица Стрэнда вполне соответствовала душевному состоянию Оливии. А еще ей нравилась мастерская мадам Марсо, очень нравилась. Это был тихий и спокойный уголок – женский рай. И только из-за многочисленных примерок она иногда чувствовала себя жертвенным тельцом, которого готовили к закланию.

Ох, ей необходимо было приобрести так много всего!.. Шелковое белье и изящные батистовые ночные сорочки. Дорожные и прогулочные платья. Костюмы для верховой езды. Перчатки лайковые и хлопчатые. Чулки шелковые и шерстяные. Бальные платья шелковые и атласные, а также всевозможные шарфы и шали, перья… и прочие украшения. В общем – лавина роскошных нарядов. «Или, возможно, заградительный вал», – подумала Оливия. Потому что отказ от всего этого наверняка вызвал бы у нее ужасное чувство вины. Так что она даже не осмеливалась мечтать о побеге.

И дело не только в чувстве вины. Ведь почти все ее родственники должны были приехать в мае в Пеннироял-Грин, где состоится не только торжественное венчание, но и бал. «Боевое подкрепление» – так она называла всех этих родственников. Не вслух, разумеется.

Оливия, последняя из молодых Эверси, вступавшая в брак, должна была стать женой виконта. Все ее братья были женаты на необычных, выдающихся женщинах, но ни одна из них не отличалась знатностью рода. А вот сестра Женевьева вышла замуж за герцога – к тайной радости и огромному удовлетворению их отца. Потому что тем самым им удалось превзойти Редмондов, заполучивших в зятья всего-навсего графа. Но Женевьева и Фолконбридж венчались скромно, по специальной лицензии. Так что Оливия была последней надеждой семьи на пышную и торжественную церемонию. И она отлично знала, что все, кто ее любил, вздохнут с облегчением только тогда, когда она весело помашет им ручкой из кареты Ланздауна, отправляясь в свадебное путешествие. Конечно, никто не говорил ей ничего подобного, но все родственники пребывали в напряжении. Им не следовало беспокоиться – она совершенно определенно собиралась выйти замуж за виконта.

По книге записей пари в клубе «Уайтс» все представлялось иначе. О как же она устала от этих бездельников, одержимых спорами! Она не желала служить поводом для заключения пари! Но Оливия кое-чему научилась за эти годы. Она прекрасно знала: желать чего-либо и получить желаемое – это совсем не одно и то же. Даже для Эверси.

Тяжело вздохнув, Оливия откинулась на мягкую спинку сиденья, хранившую запах любимого табака ее отца, действующий на нее успокаивающе. Внезапно она вздрогнула и принялась рыться в ридикюле.

– О черт! – Там оказалось всего лишь два шиллинга, не считая мешочка со швейными принадлежностями, визитных карточек в черепаховом футляре и, конечно же, неизменного лоскутка льняной ткани, который она сложила в несколько раз еще в свои шестнадцать и который всегда находился при ней (хотя Оливия старалась этого не замечать).

Вот уже много недель Оливия исполняла своеобразный ритуал – общалась с нищими, обосновавшимися возле мастерской мадам Марсо. Заключалось же это общение в том, что она произносила в их адрес несколько добрых слов, а затем опускала им в кружки несколько монет. Нищие постоянно появлялись в этом месте, несмотря на нескончаемые попытки мадам Марсо их прогнать. Эти люди были неустрашимы как муравьи, знали, где найти средства к существованию, поэтому и искали их у состоятельных женщин, часто посещавших мастерскую модистки. Оливия же, как обычно, хотела дать им побольше, дабы таким образом исполнить свой христианский долг.

Вскоре в поле ее зрения появилась кричащая и сверкающая позолотой вывеска, раскачивавшаяся на цепях. «Мадам Марсо, модистка» – значилось на ней. Оливия выпрямилась и насторожилась. Сегодня на Стрэнде было еще более оживленно, чем обычно. Слышалось даже хоровое пение. Подумать только!

Мелодия была ей незнакома, но песня звучала весело и живо, и Оливия невольно притопывала ногой, ожидая, когда слуга отворит дверцу кареты. Затем, широко улыбаясь, вышла из экипажа.

Перед входом в мастерскую мадам Марсо расположились полукругом мужчины – человек десять. Положив руки друг другу на плечи и ритмично раскачиваясь, они весело распевали во все горло. Еще один человек, по всей видимости «дирижер», руководивший действом, расхаживал перед ними с пачкой листков в руке. Одним из них он размахивал в воздухе и громко кричал:

– Приобретайте превосходную балладу! Всего два пенса! Станьте первым, кто ознакомит своих друзей с песней, которую весь Лондон будет распевать веками!

Весьма интригующее заявление… Ведь одна из популярнейших в Лондоне песен была посвящена Колину, брату Оливии. И подобно самому Колину, избежавшему повешения, эта песня отказывалась умирать.

Годы общественной деятельности и распространения памфлетов по вопросам, близким ее сердцу – искоренение рабства и защита бедных, – побудили Оливию протянуть руку за листовкой.

Мужчина мгновение колебался, но увидев, что протянутая рука обтянута дорогой голубой лайковой перчаткой, позволил девушке взять листок.

– Два пенса, миледи, если хотите взять ее с собой, – сказал он, глядя на Оливию с надеждой.

Но она его не услышала. Оливия в ужасе замерла при виде первой строки на странице: «Легенда о Лайоне Редмонде». У нее перехватило дыхание, и сердце болезненно сжалось. Но худшее было еще впереди.

Ну кто б мог подумать – кого ни спроси, —

Что станет невестой Олив Эверси?

Пойдемте же, парни, со мной, пойдемте со мной!


На ней уж давно все поставили крест,

Но нет, она скоро идет под венец.


Все знали: ее уж ничто не проймет,

Иссохнет она и бесславно умрет.

Разве что Редмонд вернется назад

И пламя давнишней любви разожжет…


У Оливии онемели руки и ноги.

Куда, о, куда же наш Редмонд пропал?

Ну почему он отсюда бежал?


Может быть, он, оседлав крокодила,

Решил прогуляться по омутам Нила?


Иль он, бросая вызов стихии,

Бороздит на чужбине воды морские?


А может, его сожрал каннибал,

Или давно уж он в рай попал?


Неужто мисс Эверси так он страшится,

Что даже в гареме готов схорониться

И нежиться там средь шелков словно шейх?


Ошеломленная прочитанным, Оливия словно окаменела. И все это время хор продолжал петь. Она наконец-то взглянула на певцов. «У кого-то из них очень приятный баритон», – промелькнула дурацкая мысль.

Любви подвластно все

Подняться наверх