Читать книгу Лучший из худших - Дмитрий Дашко - Страница 7

Стоило только фельдфебелю уйти, как ефрейтор заговорил на удивление ровно и спокойно:

– Значит так, рекруты. Вы уже поняли, что попали во всех смыслах этого слова. Для многих из вас тюрьма – дом родной. Так вот, армия – это не тюрьма. Это гораздо хуже. Здесь нет прокуроров, которым можно строчить жалобы на плохое обращение. И здесь нет адвокатов, которые будут качать ваши права. Сейчас все смотрят на вас, как на кучку дерьма. И так будет до тех пор, пока вы кровью и потом не заработаете солдатские погоны. Нет, дрючить после этого не перестанут, ведь это армия. Комбат трахают ротных, ротные долбят взводных, взводные – нас, а мы – вас. Так было и будет испокон веков. Но погоны дадут вам чувство причастности к армии, вы узнаете, что такое солдатское братство, и поймёте, что батальон своих не бросает. Только здесь вы станете настоящими мужиками, а бабы станут ложиться штабелями к вашим ногам. А ещё тут никому нет дела до вашего прошлого. Служба в батальоне – это как жизнь с чистого листа, и только от вас зависит, что там будет написано.

Произнеся эту тираду, он немного понаблюдал за реакцией на наших лицах и добавил:

– А теперь пойдём за мной в комнату для теоретических занятий. Пришла пора вбивать в ваши тупые бошки первые знания.

Однако сразу попасть на первое занятие мне не удалось: почти сразу у деревянных дверей класса, в которых на уровне среднего роста было просверлено отверстие, нас перехватил дежурный по роте.

– Кто тут Ланской? – спросил он.

Я отозвался.

– Санников, я заберу этого рекрута? Взводный приказал к нему привести.

Ефрейтор кивнул.

– Пошли за мной, Ланской, – велел дежурный. – Когда войдёшь, не забудь представиться и помни, что к господину подпоручику нужно обращаться «ваше благородие».

– Есть, – коротко ответил я.

Подпоручик оказался полным мужчиной лет двадцати пяти. Он сидел за письменным столом, перед ним лежала зашнурованная папка. Я успел заметить, что на её обложке была моя цветная фотография.

– Ваше благородие, рекрут Ланской прибыл по вашему приказанию, – доложил я.

– Вольно, рекрут, – приказал он. – Итак, правильно ли я понимаю, что ты один из представителей рода Ланских?

– Никак нет, – отрапортовал я.

– Странно, – подпоручик поморщился, – а в бумагах на тебя написано совершенно другое.

– Разрешите пояснить?

– Разрешаю.

– Я действительно происхожу из рода Ланских, но моя семья отреклась от меня.

– Не позавидуешь тебе, рекрут. Это больно, когда предают свои, – покачал головой офицер. – Здесь такого не будет. У нас всё по заветам Суворова: сам погибай, а товарища выручай. Но позвал я тебя не ради этого. Твоя история была во всех газетах: ты убил пятерых человек, между прочим, героев войны, отставных военных…

Сердце ёкнуло. Твою ж мать, а ведь об этом я не подумал… Это ж из огня да в полымя. Что, если теперь на мне отыграются по полной?

– На твоё счастье, они были не из нашего батальона, а мы всегда держимся особняком. Мы – армия в армии, Ланской. Не гвардия, которая только и может, что взбивать пыль на плацу, не части, сидящие в тыловых гарнизонах. Мы там, где жопа, Ланской. И я должен понимать, не выкинешь ли ты какой-нибудь фортель. Ты первый из аристократов к нам попал. Пусть даже бывший, ошельмованный и лишённый магии…

Ошельмованный? В памяти всплыло, как это произошло. Треск сломанного клинка над обнажённой головой, сухие слова унизительного приговора, отчаяние, тоска, ощущение, как ушла сила…

«С этого дня ты – мещанин Ланской!»

Картинка была столь яркой, что я едва не застонал от душевной боли.

– …но всё-таки представитель древнего рода, – продолжал, не обращая внимания на мои муки, офицер. – Поэтому сразу хочу тебя предупредить: забудь о прежних замашках, Ланской. Иначе очень о том пожалеешь.

– Есть забыть о прежних замашках, – ответил я.

– Молодец, соображаешь! – похвалил взводный. – Хотя я не очень-то в это верю. Время покажет, рекрут. А сейчас ступай назад. Круг-о-ом! Шагом марш!

Когда я вернулся, то застал своих сидевшими за столами, очень похожими на ученические парты. Санников зачитывал какую-то брошюру – скорее всего, воинский устав. Голос у него был монотонным, неудивительно, что многие заклевали носом.

Через пару минут ефрейтор отложил книжку в сторону и недовольно покачал головой.

– Что-то вы совсем охренели, рекруты. Ни хрена не цените людской доброты… Вижу, по-хорошему ничего не получится. А ну, встать! – загремел его голос по всему учебному классу. – Выходим из кабинета и строимся в коридоре.

Мы с грохотом поспешили на выход.

– Значит, через голову информацию воспринимать ни хрена не хотим… Ладно, тогда то же самое, но через жопу и ноги! – сообщил ефрейтор.

Санников не обманул, устроив нам общий кросс по периметру части, причём бежать должны были строем и в такт его команде. Если на первых трёх кругах наше отделение ещё могло её выполнить, то чуть погодя строй начал рассыпаться. Тогда нас остановили и заставили отжиматься, а потом снова отправили в забег.

Так повторилось несколько раз.

Похоже, прежнее тело было привычно к подобным нагрузкам: пусть вся спина облилась потом, но дыхалка сохранилась, и ноги не заплетались. Вот только отжимался я всё хуже и хуже: силовая подготовка у Ланского была так себе. Не зря в зеркале выглядел дрищ дрищом.

Ефрейтор, который не просто бегал, а носился словно угорелый и отжимался в несколько раз больше каждого из нас, наоборот, выглядел абсолютно свежим – как огурчик. Даже не вспотел. Я невольно позавидовал его подготовке. Мне до такой физической формы ещё далеко. И я даже не подозревал насколько.

Часом позора для меня стал заход к турникам. Когда после трёх подтягиваний мышцы онемели, а тело повисло безвольной сосиской, я понял – вот он, позор!

Остальные ребята подтянулись раз по десять-пятнадцать, а я оказался слабаком.

– Да, Ланской… – протянул сквозь зубы Санников. – Вижу, что дома ничего тяжелее члена не держал. Вот только ты попал в мой взвод, а у нас таких задохликов не держат. Знаете главный армейский принцип? – Он обвёл нас взглядом и сам же ответил: – Все нормативы засчитываются по самому последнему. И если ты, сука, нас опозоришь на ближайшей проверке, я, мля твою жопу наизнанку мехом выверну. Стать в строй! Буду думать, что с тобой делать, рекрут.

Сгорая от стыда, я встал в шеренгу. Вот, блин! А в университете у меня была твёрдая пятёрка по физре, и подтягивался я без всяких проблем. Ну что за задохлик мне для вселения достался!

К счастью, наступило время обеда, и нас погнали в солдатскую столовую. Поскольку рекруты пока не считались за людей, ели мы в последнюю очередь. В столовую нас не запустили, пока туда не вошёл последний взвод.

И снова бросилась в глаза разница между тем, как питаются солдаты, и как кормят нас, рекрутов. Счастливые обладатели погон вставали в очередь на раздачу и уносили оттуда полные подносы еды. Мы же сидели за одним столом, на котором стояли миски, заранее были разложены ложки, а в центре находились кастрюли с первым, вторым и какой-то мутной жидкостью. В ней плавали окаменевшие куски неизвестных плодов – очевидно, это был абсолютно несладкий компот из сухофруктов.

Я попробовал суп. Не баланда, которой меня потчевали в тюряге, но и далеко не те разносолы, к которым я привык в семье. Чуток сладковатой подгнившей картошки, несколько рисинок и нечто, отдалённо напоминающее мясо, хотя биться об заклад, что это именно оно, я бы не стал.

На второе было картофельное пюре, на вид вполне аппетитное, с кусочком жареной рыбы. Но, попробовав и то и другое, я с огромным трудом проглотил тошнотворный кусок. Пюре оказалось сваренным из концентрата и больше напоминало измельчённую целлюлозу, а вместо нормальной рыбы нам положили обжаренную селёдку.

Есть это было невозможно.

Я думал, что один буду крутить носом от такой пищи, но практически все отодвинули в сторону миски, практически не притронувшись к еде. Многие с завистью наблюдали за тем, что и с каким удовольствием уплетают за обе щеки солдаты. Их явно кормили иначе.

Не успели мы допить компот, как всех погнали на улицу строиться. Дальше снова было монотонное изучение устава, такой же скудный и неаппетитный ужин, ночная прогулка перед сном и, наконец, любимая всеми солдатами команда «отбой».

И только я натянул на голову серое кусачее одеяло, как кто-то похлопал меня по плечу. Я поднял голову. Это был дневальный.

– Ланской?

– Да.

– Ты подтягиваться не умеешь?

– Ну я.

– Баранки гну. Давай в спортзал, тебя ефрейтор Санников тренировать будет.