Читать книгу Формула всего - Дмитрий Фалеев - Страница 4

Когда в детстве мне случалось плакать, бабушка говорила: «Чтобы была радуга, нужно мно-ого дождя», – такими бабушка видела доли радости и горя в жизни. Месяц назад мне исполнилось пятнадцать лет, и из своей жизни я могу вспомнить только радуги. Не значит ли это, что впереди на мою участь остались одни дожди?

Месяц назад мы были еще в южных губерниях, а за зиму обошли весь край, и везде нам сопутствовала удача. Табор наш называется Кирилешти, потому что его основал Кирилл. Он определил, как надо жить, водил других за собой и многому их научил. Должно думать, он был знатный цыган, раз его так слушали, и он сам основал целый род.

Мы не устраиваем представлений на дорогах и не зарабатываем музыкой, мы не бродячие артисты, как лаутары, не барышничаем лошадьми и не варим известку. Мы обходим края и земли и выполняем для гажей те работы, которые они ленятся или не умеют делать. Другие цыгане называют нас «кастрюльщиками», потому что мужчины в нашем таборе работают по металлу – изготавливают утварь, лудят котлы.

Отец мой – кузнец, братья, кто постарше, уже работают у него на подхвате, перенимают ремесло. Возле нашего шатра на пне стоит наковальня, на ней куют подковы коням, отклепывают косы, серпы, тяпки – все, что окрестный люд попросит. Мама моя гадает на рынке, а не гадает, так плетет корзины на продажу. А я готовлю, шью, стираю, поддерживаю огонь да собираю дрова – тут мне Сухарик и Перчик помогают.

Недавно была Пасха, и в таборе по этому случаю устроили разгуляй. Вот мы повеселились! Одной только браги восемь бочонков выпили. Пасха-то самый любимый цыганский праздник. Еще бы! Зиму мы отзимовали, никто не умер, у Дятла с Сорокой мальчик родился – почему не праздновать! День тогда выдался солнечный, будто летний, а отец подарил мне вдруг на праздник ожерелье из кралей[13]. Я растерялась, благодарила его и не знала, что сделать в ответ, а он попросил: «Спой нам, Воржа!» Только какая же это благодарность? Петь для меня радость, отец знает это. Я пела, а он ненаглядно смотрел на меня, будто уезжаю я надолго далеко. А куда я денусь?

Со всех сторон меня нахваливали хмельными голосами:

– Ах, Боже, какая дочь у Ишвана! Лицо у нее, как огонь, пылает!

– В три ряда крали на шее висят! Герцогиня, братец!

– Все у ней ладно! Идет – походка барская. Плясать начнет – ножки как часики. Поет так, что слезу во рту чувствуешь! Что за Воржа – нет такой в целом свете!

– И не говори. Какое счастье, братец, будет ее мужу!

И вот вчера утром я шила рубашку, когда в шатер вошел отец. Он положил на стол рулон материи, взволнованно прошелся взад-вперед, остановился передо мной и говорит:

– Воржа, помнишь, когда ты была маленькой, ты попросила меня не отдавать тебя замуж, пока тебе не исполнится пятнадцать?

Конечно, я помнила.

– Ты такая красивая… Я не говорил, но тебя уже несколько раз хотели сватать, а отказывать – обиду делать, сама знаешь. Ты молчишь. Ты понимаешь, к чему я веду?

– Понимаю.

Отец присел рядом и обнял меня за плечи.

– Дочка, цыганы сказали, что приедут в сваты. Богатые, лошадями живут.

– Отец, что за цыганы-то?

– Христофоровы. Родственники Рябчику нашему.

– Ты их видел?

– Видел. На рынке.

– И о чем вы сговорились?

– Я им сказал, чтоб приходили. Сказал, коли дочке жених понравится – отдам, а не понравится, так против воли не отдам ее.

– И как… его зовут?

– Его зовут Драго Христофоров.

– Драго… Когда, отец?

– Обещались приехать завтра.

Отец с облегчением улыбнулся и уже хотел идти, когда я остановила его:

– Подожди! Материя-то на что?

– Да тебе материя! На платье, подушки там, всякое-разное…

Он помолчал, потом потрепал меня по плечу:

– Ты, дочка, правильно…

– Да.

Отец еще раз приобнял меня и вышел.

Материи оказалось так много, что я завернулась в нее сорок раз! Я стала как бочка, но пришла мама, размотала меня, и я вернулась к делу. Семья-то не маленькая, а женщин только я и мама, на всю работу рук не хватает. В шатре подмести, воды принести, самовар разжечь, постряпать, убрать, постирать, самовар разжечь, одежу чинить, и снова самовар – уф!

И только когда свалилась я ночью на перину, нашлась у меня маленькая минутка подумать. Вот ведь как! Все по чести мне отец рассказал. Даже сказал, что против воли не отдаст. Да только не знаю… все равно мне. За кого попало ведь не выдаст. А сладится, не сладится – сразу и не поймешь. И что за хитрость полюбить? Любит же отец меня – и я люблю его. Маму люблю, поросят, Ползунка, Лолли с Розой.

Стало быть, Драго. Имя-то красивое какое – звучит, как драгоценность. Дорогой, дорога… Драго. Верно, хороший человек он. Даст Бог, все у нас сладится. Чего мне думать? На это есть Бог. Коли Бог даст, все будет хорошо. Даст Бог здоровье, счастье – будет у нас все: будут у нас и деньги, будут у нас и лошади, будет у нас и хлеб, все будет. Не переживай, отец, я полюблю его.