Читать книгу Флейта минувшего. Рассказы и эссе - Дмитрий Трипутин - Страница 6

Полуденная жара давно спала, и уже начинался тёплый летний вечер, когда мы с дедом Алексеем решили, что пора возвращаться домой. В тот день мы ходили на дальние лесные покосы, посмотреть, не пошли ли в рост рыжики. Дед Алексей знал множество грибных мест вокруг своей деревни, и я всегда с большим энтузиазмом сопровождал его в лесных прогулках. Некоторые покосы оказалась заброшенными и заросшими густой и высокой травой. Местами даже успели вырасти небольшие, не выше меня, ёлочки и сосенки. Они выделялись на фоне синего неба, усеянного перьями и рваными клочками облаков. Нежная зелень и строгие формы тешили глаз. Давали ощущение особой упорядоченности окружающего мира и приносили чувство покоя. Мы с дедом часто разделялись и обходили поляны, каждый со своей стороны. Иногда я заходил глубже в лес. Продираясь сквозь плотные завесы ветвей, заглядывал под деревья и ворошил палкой траву и сухие листья. Оказалось, что грибов пока мало. Но мы решили наведаться сюда через несколько дней. Местечко было перспективным, и мы возвращались домой не с пустыми руками. Почти половину наших корзин заняли крепкие, беловато-розовые волнушки и оранжевые, с красивыми зеленоватыми кругами на шляпках, рыжики.

Когда отправились в обратный путь, я шёл за дедом Алексеем по заросшей, едва заметной тропинке и размышлял. Лето кончалось, отпуск тоже, и это было печально. Каждый год я неизменно проводил отпуск у деда. Был убеждён, что нигде не отдохнуть лучше, чем на природе, в местах, с которыми с детства сроднился. Вскоре мы добрались до развилки, но дед не повернул в сторону дома, а пошёл по тропинке дальше.

– Пойдём домой другой дорогой? – уточнил я, догоняя деда Алексея.

– Да, – коротко ответил он.

Я стал прикидывать расстояния. Получалось, что новым путём идти дальше, но не более, чем километр или полтора. Зато мы увидим новые места, а половину пути пройдём по хорошей насыпной дороге. Я давно перенял у деда привычку заходить в лес с одной стороны, а возвращаться в деревню с другой. Так интереснее. Мы прошли всего несколько сотен метров и, не сговариваясь, остановились. Тропинку пересекала широкая вырубка. Недалеко снова начинался лес, и в него заходила наша тропа. А вот в длину просека была много больше. Вправо она тянулась чуть ли не до горизонта.

– Ты смотри, что опять наделали, – горестно сказал дед и всплеснул руками.

Действительно, везде торчали пни, валялись и топорщились толстые ветви. Лежали поваленные стволы деревьев. Царил полный хаос. Мне приходилось видеть подобное, и каждый раз зрелище производило гнетущее впечатление. Однажды дед показал мне старую колхозную вырубку. Она выглядела, как большая аккуратная поляна, и напоминала газон. На ней не было не только пней, но даже кочек. Впечатление, что кто-то раскатал пушистый зелёный ковёр. Я бродил по этой поляне и поражался столь рачительному отношению к природе. Ведь это в глухом лесу, в нескольких километрах от ближайшей деревни. Тогда дед и рассказал, что раньше были только колхозные и государственные вырубки, лишь недавно появились частные. Государственные – не столь аккуратные, как колхозные. А уж про частные и говорить не приходится. Раньше дед работал главным агрономом в колхозе и хорошо разбирался в таких вещах. С тех пор, увидев небрежно порушенный лес, я всегда вспоминал колхозный вырубок и тот разговор.

Дед ещё немного постоял, осматриваясь, и мы двинулись дальше. Перебравшись через завалы деревьев, снова вошли в девственный лес, и тягостное впечатление постепенно рассеялось. Вскоре мы миновали заросшую и узкую, около метра шириной, просеку. Я знал, что неподалёку она пересекается другой, и там стоит квартальный столб с номерами квадратов. Когда я ещё учился в школе и приезжал на каникулы, дед Алексей рассказывал, что весь лес поделён на квадраты просеками. У него была карта с лесными кварталами, и я сразу скопировал её на кальку. С тех пор я всегда брал её с собой в лес. С этой картой, даже не доставая компас, было очень удобно ориентироваться на местности. Достаточно было выйти на квартальный столб. Раньше эти просеки регулярно расчищались, но потом многие из них стали зарастать. Тогда я научился уточнять их расположение по просветам в вершинах деревьев. Далее на нашем пути лежал неширокий, но длинный, наполовину заросший лесной пруд. Иногда он совсем высыхал, но сейчас был полон воды. Дед Алексей предложить отдохнуть, и я согласился. Тоже немного устал, да и не хотелось ещё домой. Мы тут же решили разжечь костёр. Я принёс бересты и сухих веток, а дед принялся раскладывать всё это на узком мыске, который выдавался далеко в воду. Я по достоинству оценил место, которое он выбрал. Здесь практически исключалась возможность случайно вызвать лесной пожар. Дед Алексей родился и вырос в деревне и всегда очень бережно относился к природе.

Когда огонь разгорелся, я принёс несколько еловых лап для лежанки. Мы расположились удобней – поближе к костру. Я наблюдал за проплывающими облаками, за рябью, гонимой по воде ветерком, и наслаждался покоем. Вечерний лес постепенно наполнялся звоном и гомоном птичьих перекличек. Поскрипывали и стонали раскачиваемые порывами ветра деревья, а иногда далёким эхом отдавался дробный стук дятла. Порывы отгоняли комаров и надоедливо гудящих слепней, но порой застилали глаза едким дымом, приносили жар, и мне приходилось отворачиваться от костра. Вдруг я услышал звуки, напоминающие далёкие шаги, а затем треск и натужный стон падающего дерева. Приподнявшись, я попытался рассмотреть что-нибудь в полумраке между деревьями, но ничего не увидел и снова опустился на импровизированную лежанку.

– Никого там нет, – сказал дед, доставая портсигар, – в эту пору ни зверь, ни человек сюда не пойдёт.

Дед Алексей неторопливо размял папиросу, прикурил от тлеющей головёшки и аккуратно вернул её обратно в костёр. Я смотрел на его сутулую спину, короткие седые волосы и с грустью думал, что за последние годы дед сильно постарел. Но, несмотря на возраст, он был энергичен и очень деятелен. Смуглое и словно вырубленное из старого дерева лицо хранило печать мудрости и спокойствия. Вскоре дед Алексей прервал мои размышления.

– Люди сейчас стали совсем не те, что были раньше, до войны, да и сразу после войны тоже, – задумчиво сказал он. – Не такие открытые и доверчивые, по крайней мере, в деревне.