Читать книгу Что значит луч - Дмитрий Веденяпин - Страница 1

1
Озарение Саид-Бабы

Оглавление

1

Вдруг начались серьезные дела.

Как бы погасли солнечные пятна.

Жизнь, что была, взяла и уплыла,

Как облако, немного безвозвратно.


На яблоне сидит «павлиний глаз»,

«Лимонницы» калитку украшают,

Мерцая, «адмирал» пустился в пляс…

Но бабочки уже не утешают.


Горит отдельно эта красота,

Отдельно птицы тенькают и вьются.

Старик в пенсне кричит: «Я сирота»,

Смешно кричит, и в зале все смеются.


Однажды, сорок лет тому назад,

Я тоже был один на целом свете:

Проснулся – дом молчит, и дачный сад

Молчит, пустой, и в нем сверкает ветер;


Мир обезлюдел; никакой мудрец,

Я точно знал, не сможет снять проклятье,

Пока между деревьев наконец

Не замелькало бабушкино платье.


Приходит страх, и смысл лишают прав.

Недаром в мире пауза повисла

Как грустная неправда тех, кто прав,

И стрекоза «большое коромысло».


В огромном черном городе зимой

Метет метель на площади Манежной,

И женщина, укрывшись с головой,

Лежит без сна в постели белоснежной.


Был смысл как смысл, вдруг – бац! – и вышел весь,

А в воздухе, как дым от сигареты,

Соткался знак, что дверь – не там, а здесь

В пещеру, где начертаны ответы


На все вопросы: о природе зла,

Путях добра и сокровенной цели

Всего вообще… Серьезные дела!

Я ж говорил! А вы: «Мели, Емеля».


2

Стеклянная дверь, ночь и лес звезд,

И просто лес, и море холмов, и просто

Море, и – меньше секунды (прост

Странный совет) нужно – не девяносто


(В том-то и дело!) лет, чтобы понять: судьба —

В буквах как звездах-снах в небе пустыни.

«Птица, кот и собака, – крикнул Саид-Баба, —

Вы свободны отныне!


Трусость, спесь и предвзятость мешали мне видеть свет, —

Спохватился Саид, от восторга шатаясь как пьяный, —

Вот и дверь, – ахнул он, – если так, может быть – разве нет? —

Просто дверью – стеклянной».


2003


Whistle

«Эл» сгорела на солнце и онемела.

«Тэ» упала с лестницы и – хана.

Буква в данном случае – призрак тела

Музыки без музыки, панцирь сна,

Как песком, набитый какой-то кашей

Из любви, несчастий и похорон.

Мы кричим и машем, кричим и машем,

И бежим навстречу… но это сон.

Сон, как лес, где медленно и лучисто

Ходит свет над сбившимися с пути,

А неявный смысл и значенье свиста

Стерегут оглохшие «Эйч» и «Ти».


2002


«Если слишком долго заглядывать в бездну…»

Если слишком долго заглядывать в бездну,

Можно увидеть – фигу,

Или фикус в раковине подъезда,


Там, где черная плитка, или белая плитка.


За огромным окном шитый белыми нитка —

Ми (фа-соль) – снег, и дрозд, привыкающий к снежному

сдвигу,

Как горелая спичка, сидит на щербатой дощечке.


Негр внутри телевизора, сбитый зеркальной подсечкой,

Отражается в крышке рояля и – в брошке консьержки,

читающей книгу.

2002


«– Благодать – не морошка, ее не бывает немножко…»

– Благодать – не морошка, ее не бывает немножко,

Отлетела – и нет.

А когда отлетит, нас бросает и кружит, как ворох

Жухлых листьев… Монах отражался в глазах, как в озерах —

Перевернутый свет.


Не шагнешь – не поймешь, что к чему под чернильной

водою:

Торф ли там, или ил.

Что ж стоишь, словно ты – новоявленный дедушка Ноя,

Юный Мафусаил,


И не несколько жалких «ку-ку» и сомнительных «охов»,

А века и века

Будешь зорко бродить по лесам, как писатель Набоков,

Разве что без сачка…


Мимо бабочек-шахмат, сквозь отсветы, вспышки и блики,

Уходя на войну,

Заскользить, замечтавшись – о чем? – по-над морем

черники,

И очнуться в плену.


Ведь неважно, кто ты на доске: ферзь, король или пешка —

Продырявлен твой щит.

Черный поп в клобуке, соловецкий монах-головешка

Знал, о чем говорит.

2002


Раньше лучше было…

Какие были времена!

Теперь не то – Бен-Ладен, Путин…

А раньше – сосны, тишина,

«Во всем… дойти до самой сути».


С утра по выходным мячи

И люди прыгают на пляже,

И запах тины и мочи

В кабинках и не только даже.


В лесу, оправленном в закат

(Где комары звенят, зверея),

Прекрасные московские евреи

О Мандельштаме говорят.


2004


«Белила, простыни… Словом, вокруг зима…»

Белила, простыни… Словом, вокруг зима.

Снулое солнце тускло, как бы сквозь воду,

В растерянном воздухе, тая, следит с холма

За маленьким пешеходом.


Все белое-белое… Круглый, как анальгин,

Пруд совеет в снегу; в полвысоты кружится —

Плавает над дорогой ворон: один в один

Длинная брейгелевская птица.


Все белое-белое… Лишь человек одет

В траур, да брат его в небе темен —

Спелись, вернее, скаркались, что этот белый свет

Только снаружи бел, а внутри – вероломен.

2004


«Что говорить о прочих, если даже…»

Что говорить о прочих, если даже

Мужик не перекрестится, пока

Не грянет гром и не пробьет в пейзаже

Пробоину размером с мужика.


Но иногда (возможно, это сны),

Речь, в сущности, о музыке – возможно,

Какой-то неземной и невозможной —

Случаются включенья тишины.


Последняя петарда, свистнув, косо

Взмывает в небо – бах! – немая взвесь…

И только выпь о четырех колесах

Кричит во весь…


И что-то есть, по крайней мере, то,

Чем дышит летний двор в объятьях ночи:

Негадкий смысл, неплоский мир, короче,

Надежда – сами знаете, на что…

2004


«Субботний день» Андре Дерена

Если картина – зеркало, это шанс…

Стол на боку в обратной перспективе…

То, что казалось скукой par excellence,

День ото дня кажется все счастливей.


То, что казалось мраком, бредом вещей,

Гимном унынию, нелепой хвалой укоризне,

Стало казаться венцом благородства – вообще,

Чудом подлинной жизни.


Видимо, дело в серьезности… Время идет

Или висит вполводы, как у Робина Крузо,

Между домиком шкапа и небом, свободное от

Несуразных иллюзий.


«Натюрморт съел людей», но Живой, поглядев с высоты,

Просто так, не за что-то

Возвратил их назад и во мраке зажег, как цветы,

Не нарушив субботы.


2004


День прозы

Мама смотрит в шкаф – там ночует свет.

Под землей шумит поезд.

Время держит речь, но не слышно слов,

И тогда – сейчас – что-то происходит.


И, вообще, слова – жухлая трава,

Мутная река – тонешь.

Помнишь солнце, дверь, подоконник, снег,

Мама смотрит в шкаф – слов не помнишь.


А теперь того, не пойми чего:

Рюмки, что твои слезы,

Тенькают, лучась – добрый КГБ

Отмечает День прозы.


Говорят слова – горе не беда,

Буквы говорят, звуки…

Мама смотрит в шкаф – свет, который там,

Освещает ей руки.


2004


«Как в кровати между папой и мамой…»

Как в кровати между папой и мамой

Пьешь бессмертие… А, может быть, все мы

Просто знали про незнанье Адама,

Потому что были ближе к Эдему?


С каждым годом жизнь вокруг безадамней,

Безэдемней – что же тут удивляться?!

Даром что ли там мы все вверх ногами,

Как в утробе, чтоб удобней рождаться?


Дальше от, но к значительно ближе.

Tout le reste, конечно – литература.

Может, я еще возьму и увижу

Маму, папу, бабушку, бабу Нюру?..

2004


«В тесноте скрестившихся плоскостей…»

В тесноте скрестившихся плоскостей

Луч, как чижик, скачет туда-сюда,

Чистый Чехов – вечером из гостей,

Утром в гости: пьеса про «нет» и «да»,

Вдох и выдох… Мир, чей мир не спасти,

Ищет мира, лезет лучом в глаза,

Окликает, верит в тебя почти

Бесконечно – если тебе не за.

2005


«Что такое стихи?…»

Что такое стихи?

Гармонь в землянке?

Безутешный роман в Париже?

Или бабочка на полянке?

Бабочка – ближе.

2005


Что значит луч

Подняться наверх