Читать книгу Веха 314.1 - Дмитрий Викторович Суричев - Страница 1

Путь первый.

Жила-была девочка Глаша.

И был у неё бутерброд.

Она его свято хранила.

Гордился ей русский народ.

Вот ведь прицепится не отвяжешься. Второй месяц Глаха страдала от этой дразнилки. В деревне дразнилки дело обычное, чем еще тут детям заняться? Над тобой пошутили, и ты отшутись. Не смогла – будешь с красной мордой ходить или с крапивой за обидчиком гоняться по всей деревне. Под хохот всех остальных. И тут важно не перестараться с крапивой, вовремя встать кулаком погрозить, крикнуть вдогонку притворным голосом – Ух я тебя поймаю уши та оторву. И сделать это надо так, чтобы все еще громче заржали.

Глаха всё это знала конечно, но дразнилки она сочиняла медленно. А когда получалось, то получалось уж так обидно, что за ней бегали и не с крапивой, а с больными прутьями.

И вот этот бутерброд злополучный. Слово заморское незнакомое. Про него купец заезжий рассказывал. Как масло сделать, Глаха потом весь вечер тётку пытала. Молоко, вот оно в кадке стоит свежее, жирное. Взбить, в горшке можно. Палку свежую берёзовую сама сладила. До того, масла в своей деревне она и не видела никогда. Масло делалось долго и получилось его немного. Хватило на два бутерброда. Первый поменьше она сама пробу сняла, а второй накрыла миской для тетки.

И тут пришел Федор. И она показала ему бутерброд. Показала и попробовать не дала.

Жила-была девочка Глаша.

И был у неё бутерброд.

Она его свято хранила.

Гордился ей русский народ.

На следующий день, над святым бутербродом смеялась уже вся Михайловка.

Дурацкая дразнилка – дурацкая. Глаха вспоминала ее по нескольку раз на дню и каждый раз это ее бесило.

Куда она сейчас шла, к дразнилке отношения не имело. А шла она на восток. Если скоро закат. Солнышко уже низко. И твоя тень идет впереди тебя, то ты идешь на восток.

Тому, кто впереди есть, если он там есть – солнце светит в глаза. Тени длинные темные. Что в тени прячется – не рассмотришь. Десятилетней девчонке, одной, в лесу лучше прятаться. Этот лес незнакомый, кого встретишь тут, как узнать? В своем лесу Глаха все кочки знала. За прутом могла спрятаться. На детвору нарвешься – надо будет в салки-прятки играть. На молодуху с парнем каким – опять же уши пострадать могут. Потому и прятаться она умела отлично, ходить бесшумно.

***

За кустом на утесе сидел парнишка. Дорога от сюда была видна на 4 версты. Но, он никого не ждал. И не выслеживал. Просто смотрел на десяток телег, двигающихся по тракту к деревне. Сидел себе и мечтал о.

– Замер! Не двигаться! – Сиплый басовитый шепот прозвучал у самого уха. И нечто острое ткнуло в спину между лопаток.

– Башкой не крути. Проткну ненароком… Встал. К дороге иди тихо, не оборачиваться.

Глахина палка хоть и была заточена, но проткнуть кожух было бы трудно. Потому и надежды было только напугать. Ножик у нее тоже был. И боевой был. Но доставать его, она и не думала. Мало ли пойдет по опасному.

В обозе пару, спускающуюся с холма, увидели издали. Начались смешки, гогот.

– Никитич, смотри разорит тебя Глаха.

– От девка лихая.

– Возьмем ее старшей по каравану?

Никитич, сидел за вожжами на первой телеге, и тож ухмылялся. Хоть этого другие видеть и не могли. Да, девка была боевая.

"Вражеского" лазутчика со смехом принял Игнат. А Глаха залезла на лавку Никитича.

– Рубль мой?

– Эт, он же не злыдень.

– Сидел в засаде. Рядом кострище, мог сигнал банде подать. Чем не засада?

Сзади заголосили – отдавай рупь, давай, проспорил, проспорил.

"Лазутчика" не связали и даже не обыскали. Игнат только спросил: – С Шумшева?

– Да.

– На стоялом проезжих много?

– Вы третьи. Тесно там уже будет.

– Эх тьма. Ну да нам не в первой.

– Звать тебя как?

– Вофка я.

– Подсобишь нам устроиться?

– А заночевать с вами можно?

– Че? – Игнат вопрошающе скосился на Вофку.

– Бате, попадусь – пороть будет.

– За чё?

– В хлеву1* крышу сломал.

Игнат, сдерживая смех, поднял брови на Вофку.

– Катапульту испытывал.

Игнат беззвучно смеялся, зажмурив глаза: – Вот вреда та от этой смекальской гильдии, посчитай, может и больше чем толку?

Пару лет до того, вышел царский указ: О создании гильдии смекалей, много там чего про нее, и про то, что будет смекальская школа, в которую примут отроков всех сословий…

Всех сословий! Это кроме монастыря, первое место куда мог пойти отрок из крепостных. Представляете?

…Которые сами сделают самострел, али-что хитрое. Так, как до того не делал ни кто. И чтоб получше было чем прежде. С той поры и пошло в деревнях, самострельное творчество. Хорошо если самострел мастерили. Из него если и выстрелишь не туда, убытку не так что бы много. Луки да дротики у мальцов, кто хотел, и так у всех были. Обращаться умели. А вот "али что хитрое" бомбы, ловушки, капканы – частенько работали, не так как задумано.

Вофку же занимало, как провела его эта малявка. Как она страшным шепотом его напугала. И ведь поверил. И напугался и мысли не было обернуться. Сидючи за кустом он старался смириться с тем, что порки не избежать. Придумать бы чем батю задобрить. Подольше бы на глаза не попасться.

А тут малая, на 2 головы меньше его. Взяла на испуг. И еще и рубль выспорила.

– А Глаха ваша на что тогда спорила? Если старший ей рубль целый проспорил?

– На рубль! У нее деньги есть. Она с нами неделю. Почитай каждый день или выспорит, или в карты. Будет предлагать, не садись с ней играть. – Игнат снова смеялся. – А за лечение деньгами не берет. Угощения те берет. И с обозом всем делится. Мы с ней вкусно сейчас идем. То рыба копченая, то сало да в перце. Сегодня будет сыр твердый круг целый, и окорок. Потому и идем к вам последними. В Мерево зуб боярыне выбивала.

– Как же она зубы дерет? Онаж мелкая.

– Поленом! Представь, поленом!

– Да ну. Шутишь.

– Ну не. Надставила палочку. У нее есть там особая. И поленом! У всех глаза были круглые, как у филина. Потом щипчики у нее есть там всякие, травки. Шесть мешков везет и сундук.

Помолчали.

– Ну не, это же, жуть как больно. Зачем к ней пошла?

– Ну, не сразу зуб выбивала. Сначала опоила ту. Отвар готовила долго. Во рту долго смотрела, да щупала.

– И ее старший ваш в лес одну вперед обоза пустил?

– Отчего же тут не пустить? Лес у вас чистый, болотины нет. Разбойников почитай до Твери уже нет. Засаду вашу на холмике – веришь, все обозники знают. Прошлой зимой снежками нас кто бомбил?

– Нас тогда пара дюжин была.

– От и пустил он ее, что и не страшно, а могли бы и вы ее выловить. Тогда и рубль был бы его. Могло бы и тебя там не быть. Опять рубль его был бы. Она в лес по дороге часто уходит. Собирает там зеленуху2* свою.

– Мала она в школу лекарей. Но такая поступит. – Сказал Вофка, уже печально.

– В школу она не хочет. В академию метит. Но говорит и в школу пойдет, если немножко только. – Хихикает.

Глаха же тихо сидела рядом с Никитичем на лавке первой телеги. Караванщик был в мрачном настроении, и она это чувствовала.

– Накитич, ты за рубль не горюй. Я, если что, всегдаж помогу, ты же знаешь.

– Рубль это, нам горевать нечего. Ты харчей обозу раздала на побольше. Ща забота где мы ночевать будем. Поздно идём. Впереди Тараса обоз, почитай весь большой двор уже занял. Если ещё один-два обоза пришли, то нам совсем стоять будет негде. Эй! Шпиен! Иди-ка сюда.

Подбежал Вофка.

– Чё пацан считать та умеешь?

– Считать, писать могу помаленьку.

– Вот считай сколько нас: телег 8, кобыл 12, людей нас, и с нами, всего шешнадцать.

Вовка оглядел караван пересчитывая сказанное Никитичем.

– В Шумшево мы к закату придем. Найдешь, где нам всем вместе заночевать, будет тебе полушка. Игнатий, Петр садитесь на пристяжных и парню рябую. Выдвигайтесь ночлег готовить.

Вофка быстро смекнул, что телеги если в разных дворах ставить, то сторожить та их как? Любопытства ради, много кто – порыться в бесхозном добре захочет. Выяснить спросоня- не мояль то телега? Не узнаю что-та. А там и стащить недолго. Нужен двор куда все телеги можно поставить. Такие дворы только у постоялых изб были. Если взять к примеру загон коровий, то и свободных нет. Да и земля там с навозом пополам, потом телеги оттуда пол дня вытаскивать. А вот батин гусиный двор, с прудиком. И огорожен и водопой. Гуси ночью в хатке!!! сидят. На лошадей не кинутся. А если вор, гоготу будет. Гуси они еще те сторожа. А рядом у них изба новая недостроенная, для старшего брата. Дверей нет. Но крыша стоит. Морозов нет еще. Ночевать прохладно но можно. Не хуже, чем на сеновале. Да и сеновал рядом.

И если все сложится. Никитичь бате за постой что-та да заплатит. Тогда может и без порки домой можно будет вернуться?

Гусячий двор для телег, опосля, Никитич одобрил. Вофка испросил у Игната самому с батей переговоры вести. И когда вернулся к возницам – глубоко выдохнул и был явно доволен. Вышел и отец и 2 брата. Вофку с сестрой послали по соседям собирать ужин.

Крестьянская мебель не хитрая, нанесли к стене дров, на них пару широких досок, да сена свежего сверху, вот тебе и кровати, лавки. Печь затопили, стол со своей избы принесли, да верстак в продолженье поставили.

За ужином, к Вофке, по-тихому подошла Глаха: – Слушай, можешь мне какое-то место найти, где одной поспать можно. Тут народ храпеть будет, я опять не усну.

– Найду, не проблема. Пошли покажу.

Тот самый хлев с пробитой крышей, Глахе понравился. Дыра была не так уж и велика. И через нее можно было смотреть на звезды. Свиньи внизу вели себя тихо. А запах, ну что запах, в деревне это дело привычное. Однако спать не хотелось совсем. Вчера в обозе, на телеге спала до обеда. И дальше бы наверно спала, если бы Никитич есть не позвал. Это потом она бегала вдоль обоза и заводила всех, кто поведется поспорить.

Она попробовала уснуть на левом боку, потом на правом. Легла на спину и стала звезды считать. Не помогало. Ну хорошо будем день вспоминать. Вспоминать день ее приучила бабушка. Каждый вечер, перед сном, она рассказывала Глахе вместо сказок знахарские секреты, а потом уже Глаха должна была рассказать все, что с ней днем случилось. И вот это, скучное и нудное вспоминание с мелочами со всеми, как говорила бабушка – укрепляет память и ошибки свои увидеть дает. А уж усыпляет это вспоминание не хуже макового отвара. Весь день до вечера вспомнить ни разу не получалось.