Читать книгу Женщина из Пятого округа - Дуглас Кеннеди - Страница 3

В глаза снова бил свет. Но уже не такой ослепительный луч, как в прошлый раз. Нет, это был мягкий утренний свет; его полоска лежала на моем лице, возвращая мыслями к тому, что…

А где, собственно, я нахожусь?

Вскоре комната приобрела очертания. Четыре стены. Потолок. Ну, для начала неплохо. Постепенно перед глазами прорисовались голубые обои на стенах и пластиковая люстра под потолком. Тоже голубого цвета. Я скользнул взглядом вниз. На полу лежал голубой ковер. Я заставил себя приподняться и сесть. Кровать была двуспальная. Простыни – влажные от моего пота – отдавали голубизной. Махровое покрывало, в двух местах прожженное сигаретой, – голубое. Передняя спинка кровати обита нежно-голубой материей…

Это что, запоздалый рецидив от ЛСД? Наказание за первый и единственный опыт баловства с галлюциногенами в восемьдесят втором?..

У кровати стоял ночной столик. Не голубой. Все нормально. Значит, я не окончательно свихнулся. На столике бутылка воды и лекарства. Чуть дальше у стены небольшой письменный стол. И на нем лэптоп. Мой лэптоп. К столу был придвинут узкий металлический стул. С голубым сиденьем. О нет, только не это! Мои голубые джинсы и голубой свитер висели на спинке стула. В комнате имелся и маленький платяной шкаф – ламинированный под дерево, так же как и столы. Дверцы шкафа были открыты, на плечиках я увидел несколько пар брюк, рубашки и единственный пиджак, которые я забросил в чемодан пару дней назад, когда…

Неужели это было два дня назад? Или, вернее, какое сегодня число? И как я оказался в этой голубой комнате? Если и был цвет, который я ненавидел, так это именно этот. И…

Раздался стук в дверь. Не дожидаясь ответа, в комнату вошел мужчина с подносом в руках. Его лицо показалось мне знакомым.

– Bonjour, – сухо произнес он. – Voici le petit déjeuner[8].

– Спасибо, – пробормотал я по-французски.

– Мне сказали, что вам стало плохо.

– В самом деле?

Мужчина поставил поднос на кровать. Наконец я узнал его. Это дежурный портье, который послал меня в день приезда в тот отель…

Нет, в этот отель. «Селект». Куда ты попросил таксиста привезти тебя вчера вечером, после того как…

Все стало приобретать смысл.

– Так записал Аднан.

– Кто такой Аднан? – спросил я.

– Ночной портье.

– Я не помню, чтобы мы с ним встречались.

– Но он, судя по всему, с вами встречался.

– Я что, был совсем плох?

– Ну, наверное, если не помните. Впрочем, это всего лишь мое предположение, ведь меня там не было. Врач, который вас осматривал, придет сегодня в пять. И тогда все прояснится. Но это зависит от того, будете ли вы здесь в это время. Я включил вам в счет и завтрашний день, monsieur, полагая, что в таком состоянии вам, скорее всего, захочется задержаться в этом номере. К сожалению, вашу кредитную карту не приняли. Недостаточно средств.

Меня это не удивило. Моя «Visa» была исчерпана, в отеле я регистрировался, зная, что мне удастся выжать из нее кредит максимум на две ночи проживания, и погасить давно просроченную задолженность нечем. Но все равно эта новость меня встревожила. Потому что вернула к угнетающей мысли о безнадежности ситуации: все пошло наперекосяк, и вот теперь я, словно потерпевший кораблекрушение, выброшен на мель убогого отеля, далеко от дома…

Но как ты можешь говорить о доме, когда его больше нет, когда его, как и все остальное, у тебя отняли?

– Недостаточно средств? – переспросил я, стараясь разыграть удивление. – Как это возможно?

– Как это возможно? – невозмутимо произнес он. – Да очень просто.

– Даже не знаю, что сказать.

Мужчина пожал плечами:

– Что тут скажешь, кроме одного: может, у вас есть еще одна кредитка?

Я покачал головой.

– В таком случае как вы собираетесь расплачиваться за номер?

– Дорожными чеками.

– Годится – при условии, что они действительны. У вас «Америкой Экспресс»?

Я кивнул.

– Отлично. Тогда я свяжусь с «Америкой Экспресс». Если они подтвердят, что чеки действительны, вы можете остаться. Если нет…

– Пожалуй, будет лучше, если я съеду, – сказал я, зная, что мой бюджет не выдержит многодневного проживания в отеле.

– Вам решать. Расчетный час – одиннадцать утра. У вас чуть больше двух часов, чтобы освободить номер.

Он развернулся к двери, а я подался вперед, пытаясь дотянуться до круассана на подносе с завтраком. Сил не хватило даже для этого, и я измученно рухнул на подушки. Лоб все еще горел. Выбраться из постели было равносильно виртуозному военному маневру. Мне оставалось смириться с мыслью, что я ни на что другое не способен – только лежать.

– Monsieur… – слабым голосом позвал я.

Портье обернулся.

– Да?

– Дорожные чеки должны быть в моей сумке.

На его губах заиграла улыбка. Он подошел к шкафу, достал сумку и вручил ее мне. При этом он напомнил, что номер стоит шестьдесят евро за ночь.

Я открыл сумку и нащупал пачку дорожных чеков. Выудил две бумажки: на пятьдесят и двадцать долларов. Подписал обе.

– Нужно еще двадцать, – сказал он. – В долларах будет стоить девяносто.

– Какой-то грабительский обменный курс, – возразил я.

Портье опять невозмутимо пожал плечами:

– По этому курсу мы работаем. Если хотите, можете спуститься вниз и проверить…

Да я сидеть с трудом могу, не говоря уже о том, чтобы спуститься вниз.

Пришлось достать еще один чек на двадцать долларов. Подписать и его. И швырнуть на постель.

– Вот, держите.

– Très bien, monsieur[9], – сказал он, схватив чек. – Все необходимые данные я возьму из вашего паспорта. Он у нас, внизу.

Но я не помню, чтобы отдавал вам свой паспорт. Я вообще ничего не помню.

– Я позвоню вам, как только «Америкэн Экспресс» подтвердит, что дорожные чеки действительны.

– Они действительны.

Еще одна подобострастная улыбка.

– On verra. Поживем – увидим.

Портье ушел. Я откинулся на подушки, чувствуя себя выжатым до предела. Лежал и тупо смотрел в потолок, словно загипнотизированный его голубой пустотой, мечтая раствориться в ней…

Потом мне захотелось в туалет. Я попытался приподняться и спустить ноги на пол. Ни сил, ни воли… На ночном столике, кроме бутылки с водой, стояла ваза, в ней голубые гардении из пластика. Я схватил вазу, вытащил цветы и бросил их на пол, стянул трусы-боксеры, опустил пенис в вазу и помочился. Облегчение пронзило меня сладостной болью. Столь же пронзительной была и мысль: какое жалкое зрелище.

Зазвонил телефон. Это был портье.

– Чеки приняли. Вы можете остаться.

Как любезно с вашей стороны.

– Мне звонил Аднан. Он интересовался, как вы себя чувствуете.

Ему-то какое дело?

– Еще он просил передать, чтобы вы принимали по таблетке из каждой коробочки на ночном столике. Это предписание врача.

– А что это за таблетки?

– Я не врач, monsieur.

Положив трубку, я принялся рассматривать коробочки и ампулы, пытаясь прочитать названия лекарств. Ни одно из них не было мне знакомо. Но тем не менее я сделал то, что велел портье: достал по таблетке из каждой коробки (всего их было шесть), положил в рот и запил большими глотками воды.

Очень скоро я снова отключился – провалился в бесконечную пустоту, где не было места ни мыслям, ни ощущению времени, прошлого и настоящего, не говоря уже о дне завтрашнем. Это было как предвкушение смерти, которой однажды суждено будет схватить меня за горло, избавив от необходимости просыпаться по утрам.

Дзинь…

Телефон. Я снова был в голубой комнате и пялился в вазу, полную мочи. Часы на ночном столике показывали двенадцать минут шестого. Сквозь шторы пробивался свет уличного фонаря. День угас. Телефон не умолкал. Я снял трубку.

– Пришел врач, – объявил господин Портье.

У врача была сильная перхоть и обгрызенные ногти. Его костюм настоятельно требовал глажки. На вид лет пятидесяти, с обвислыми усами и редеющей шевелюрой, он смотрел на мир глубоко запавшими глазами, и я, как человек, измученный бессонницей, сразу угадал в нем товарища по несчастью.

Он придвинул к кровати стул и спросил, говорю ли я по-французски. Я кивнул. Он жестом попросил меня снять футболку. Пока я стягивал ее, на меня пахнуло несвежим телом. Провалявшись сутки в поту, я изрядно запаршивел.

Врача, казалось, ничуть не смутил мой запах – возможно, потому, что его внимание было приковано к вазе на ночном столике.

– Мочу на анализ я не просил, – сказал он, нащупывая мой пульс. Потом послушал сердце, сунул мне под язык градусник, обмотал левый бицепс манжеткой для измерения кровяного давления, осмотрел горло и осветил фонариком белки глаз.

– У вас тяжелая форма гриппа. Этот грипп часто оказывается смертельным для пожилых людей и бывает следствием серьезных проблем.

– Интересно каких?

– Могу я спросить, в последнее время вы испытывали глубокие потрясения личного характера?

Я помолчал.

– Да, – наконец изрек я.

– Вы женаты?

– Не уверен.

– То есть вы хотите сказать…

– Официально я еще женат…

– Но вы ушли от своей жены?

– Нет, скорее наоборот.

– Она ушла от вас недавно?

– Да, вышвырнула меня из дому несколько недель тому назад.

– Значит, вы не хотели уходить?

– Очень не хотел.

– Был другой мужчина?

Я кивнул.

– А ваша профессия…

– Я преподавал в колледже.

– Вы преподавали? – переспросил он, с акцентом на прошедшем времени.

– Я лишился работы.

– Тоже недавно?

– Да.

– Дети?

– Дочь, пятнадцать лет. Она живет со своей матерью.

– Вы с ней общаетесь?

– Я бы очень хотел этого…

– Она не желает с вами общаться?

Я помедлил с ответом. Потом выпалил:

– Она заявила, что больше не хочет меня видеть, но я чувствую, что это мать настроила ее против меня.

Он сложил руки домиком, обдумывая мои слова. Потом спросил:

– Вы курите?

– Вот уже пять лет как бросил.

– Выпиваете?

– Было дело… недавно.

– Наркотики?

– Я принимаю снотворное. Эти таблетки продаются без рецепта. Но в последнее время они мне не помогают. Так что…

– Хроническая бессонница?

– Да.

Он еле заметно кивнул, намекая на то, что и ему ведомы все прелести этого недуга. Потом объявил:

– Ваш диагноз совершенно очевиден: полный упадок сил. Организм не в силах вынести столько… tristesse[10]. Совершенно естественно, что он реагирует на такой traumatisme либо сопротивляясь, либо сдаваясь под натиском вирусной атаки. Грипп, который вы подцепили, проявляется в более острой форме, чем обычно, потому что ваш организм ослаблен.

– И чем же лечиться?

– Я умею лечить лишь физиологические нарушения. А грипп – один из тех вирусов, которые живут своей жизнью и диктуют свои правила. Я выписал вам некоторые comprimés[11], чтобы снять температуру, боль, обезвоживание, тошноту и бессонницу. Но вирус не покинет организм, пока, скажем так, не устанет от вас, не захочет поменять место жительства.

– И как долго это может продлиться?

– Четыре, пять дней… как минимум.

Я закрыл глаза. Я не мог позволить себе остаться еще на четыре-пять дней в этом отеле.

– Но, даже когда он уйдет, вы еще несколько дней будете испытывать сильную слабость. Я бы сказал, что вы будете прикованы к постели не меньше недели.

Он поднялся.

– Я вернусь через три дня, проверю, как идет выздоровление, если к тому времени оно начнется.

Да разве возможно полностью излечиться от тех травм, что наносит жизнь?

– И последнее. Личный вопрос, если позволите. Что привело вас в Париж, одного, сразу после Рождества?

– Я сбежал.

Он задумался, потом произнес:

– Чтобы сбежать, нужно набраться смелости.

– Нет, тут вы ошибаетесь, – ответил я. – Никакой смелости для этого не нужно.