Читать книгу Душа в чемодане. Записки бортпроводницы - Екатерина Александровна Русина, Екатерина Русина - Страница 9

Обучение
Стажёрские полёты

Оглавление

Мой первый стажёрский полёт, курс на Одессу. Никогда не была на Украине, так что открытия происходят уже массово. Накануне я была на концерте группы «Аматори» в Лужниках, там меня зажали в толпе и сломали ребро. Сегодня от боли кое-как отскребаю себя от кровати, но это меня не останавливает, заворачиваю всю грудную клетку эластичным бинтом и еду на рейс. Хорошо, что на предполётном медосмотре не делают рентген.

Перед каждым рейсом проводится брифинг с дежурным инструктором, что-то вроде планёрки. Сегодня я впервые присутствую на нём, моя фамилия вписана в полётное задание и всё происходит всерьёз. Больше никаких муляжей, манекенов и пробных эвакуаций. И вот я, обычный человек, вдруг сижу здесь и завороженно слушаю: «Стоянка у нас сегодня седьмая, на борту будет два инфанта». То есть две мамочки с младенцами. За окном светит солнце, люди сейчас едут на какую-нибудь работу, пьют кофе в офисах, а мы собираемся лететь. И это тоже работа.

Вместе с экипажем еду в автобусе по лётному полю к самолёту. Страшно волнуюсь и радуюсь – я среди настоящего экипажа! Напротив меня в автобусе даже сидит настоящий пилот с лётным чемоданчиком, в красивой отглаженной форме с четырьмя лычками на рукавах! Он улыбается, что-то рассказывает бортпроводникам, а я никак не могу поверить, что всё это происходит со мной. Я в обычном стажёрском чёрном костюме и белой рубашке, с гладко причёсанными волосами и строгим макияжем – наверное, стажёры всегда со стороны выглядят курьёзно, как ходячее наглядное пособие.

На время взлёта меня сажают на откидное кресло в кабине пилотов. Боль в ребре, ногах, шум в ушах, стук в сердце и полное непонимание, куда я попала. По моему выражению лица сразу понятно, что я нечастый пассажир. Лётчики смеются – стажёры, это всегда так мило. Напоминают, как пристегнуться на откидном кресле. Сразу после отрыва от земли самолёт высоко задирает нос, и я не вижу ничего, кроме неба. Захватывает дыхание, и я глупо улыбаюсь, не зная, что интереснее – наблюдать за работой пилотов, вспоминать конструкцию самолёта и рассматривать её в живую или смотреть в небесную глубину за окном. Через десять минут после взлёта я должна быть в салоне эконом-класса для начала работы. Но, засмотревшись в окно, я прихожу только через пятнадцать минут. На меня косо смотрят бортпроводники, но по моему виду понятно, что я в шоке. Ах да, тут ведь ещё и пассажиры есть. Надо, кстати, осмотреться на месте, как их эвакуировать, если что.

Они, бортпроводники, всё знают, всё делают быстро и без лишней суеты, как им это удаётся? А я с испуганными глазами думаю: «Что делать?!». Впервые выхожу в салон и с каменным от ужаса лицом спрашиваю: «Что желаете, сок, вода?». По реакции пассажиров понимаю, что, наверное, надо улыбнуться, иначе звучит угрожающе. Натянуто улыбаюсь и вместо пассажиров смотрю в иллюминатор. Мы летим! Потрясающе. Между делом проливаю полстакана сока на колено пассажира и ударяюсь большим пальцем ноги о стопор телеги. Мысленно кричу себе: «Соберись!».

Рейс короткий, всего два часа в одну сторону, и бортпроводникам некогда комментировать для меня свои действия. Я просто смотрю и пытаюсь повторять, как они ловко гоняют телеги по салону, разливают по стаканам сок и воду, раздают подносы с питанием, потом всё это собирают, аккуратно, но быстро запихивают обратно в телеги, утилизируют пустые коробки из-под сока, что-то считают, записывают, завязывают пластиковые пломбы на телегах.

Перед посадкой меня снова отправляют в кабину пилотов. За окном густой туман, вот уж точно – не видно ничего дальше собственного носа. Точнее, носа самолёта. По разговору пилотов понимаю, что мы делаем второй круг над аэропортом, так как из-за тумана не видно ВПП (взлётно-посадочную полосу). Жутковато слышать такое на первом рейсе. У меня даже перестаёт болеть ребро, и я невольно представляю, как меня опознают по описанным в моей лётной медицинской карточке татуировкам на теле. Стараюсь отбросить эти мысли и переключиться на конструкцию самолёта – так, вот та самая панель для связи с наземными службами, вот форточка, вспоминаю, как она открывается, вот огнетушитель, кислородный баллон… Шасси мягко касается земли. Лётчики совершенно спокойны, а у меня глаза по пять копеек, пульс бешено стучит. Мне аккуратно напоминают, что пора идти в салон. Провожаем пассажиров, и я вижу здание аэропорта, маленькое, симпатичное. Хочется визжать на весь самолёт: «Я первый раз в Одессе!», но в салоне творится уборка, перестановка кухонного оборудования, смена подголовников на креслах. Всем не до моих открытий. Думаю, на этом рейсе бортпроводники были не очень мной довольны. Да я и сама думала, что буду организованнее. Ну, что ж, первый блин как говорится… У меня ещё есть обратный рейс, чтобы реабилитироваться. Стоянка всего сорок минут, за это время салон снова чистый, всё готово к встрече пассажиров. Изо всех сил пытаюсь угомонить перебивающие друг друга воспоминания о ходе эвакуации и думать только о том, что надо улыбаться проходящим в салон пассажирам. Обратный рейс идёт чуть спокойнее, я даже никого не обливаю.

Евгения, бывалый бортпроводник, немного рассказывает мне о работе в кухонной стойке, о том, как правильно принимать и сдавать питание, как заполнять накладную. Конечно, я мало что запоминаю, работы там много, а времени совсем мало. Но мне нравится сам принцип работы – всё четко, ясно, логично, для всего есть свои полочки, крепления. В самолёте нет ни одного ненужного элемента, в том числе в кухне – это удивительным образом сочетается с моим внутренним устройством, сознанием, как же хочется постоянно работать в стойке и выполнять этот ряд отработанных действий. Разве это не романтика – знать, что пока сотня людей летит из Одессы в Москву, у тебя в стойке происходит целая логическая цепь действий?! Это поразительно воодушевляет.

После рейса мы снова садимся в автобус и едем к зданию аэропорта, по пути лётчики говорят фактическое время полёта вперёд и назад (прямой и обратный рейс). При выходе из автобуса лётчики всегда выходят первыми и подают руки девушкам, это сначала непривычно, но так трогательно. Я представляю, как улыбаются проходящие мимо люди, наблюдая эту картину. В памяти всплывает момент из фильма «Поймай меня, если сможешь», когда ДиКаприо с толпой стюардесс в красивой голубой форме выходят из машины и радостно идут к зданию аэропорта. Должно быть, со стороны это всегда смотрится очень эффектно.

Дома с нетерпением в подробностях рассказываю Кате и Вове о том, как всё прошло. Если бы не их заинтересованные лица и смех, мне бы показалось, что всего этого на самом деле не было. Катя спрашивает меня: «Ну как, это то, чего ты хотела?». С минуту молчу, обдумываю, анализирую. Наверное, рано говорить об этом. Конечно, мне всё очень понравилось, но я должна стать из хорошего теоретика хорошим практиком, и тогда я точно скажу, моё это или нет. Пока я с напуганными глазами блуждаю по салону и обливаю пассажиров соком, сложно сказать, что я мечтала именно об этом. Да и когда срастется моё ребро, думаю, работа будет доставлять мне больше удовольствия. До следующего рейса есть немного времени, чтобы отлежаться и не шевелить без дела бедные кости.

03 апреля 2008 г.

                                    * * *


Второй стажёрский рейс – Алматы. Он ощутимо дольше, чем Одесса, и это очень здорово, потому что я успеваю более-менее вникнуть в рабочий процесс без лишней паники. Девять часов и пять минут чисто лётного времени от взлёта до посадки прямого и обратного рейсов. Вторая запись в моём лётном блокноте.

Определённо, рано учиться улыбаться во время работы, но самое время, чтобы перестали трястись руки, достаточно и того, что временами трясет самолёт. С интересом наблюдаю, как работают печки для разогрева бортового питания. Мне доверяют разложить лимоны по тарелочкам и налить кипяток в чайники. Это вам не муляжи в учебном классе опрокидывать! На рейсе вместе со мной ещё два стажёра, так что испуганных и заинтересованных глаз гораздо больше. Но от этого даже спокойнее – я не одна такая, можно осмотреться в салоне, пока пассажиры спят, полюбоваться ночным Казахстаном в иллюминатор. Крошечные человечки спят сейчас в этих игрушечных домах и не подозревают, что на них кто-то смотрит. Целый мир там, под моими ногами. Мне уже не так страшно. Кажется, я начинаю любить самолёты по-настоящему.

Встречаю в службе ребят из своей группы, делимся впечатлениями, кто куда летал, на каком самолёте, какие были обязанности в рейсе. У всех лица светятся от радости – мы это сделали, мы летаем! Пусть, пока в обычном костюме, а не в лётной форме. В душе у нас полный переворот. Вид сверху, и правда, лучше!

05 апреля 2008 г.

                                    * * *


С большой радостью узнаю, что мой третий рейс эстафетный, то есть экипаж остаётся в городе прилёта на отдых, а обратный рейс выполняет бригада, которая отдыхала в этом городе до нас. Итак, курс на Южно-Сахалинск! Летим на Боинге 767, в два раза больше самолёт, в два раза больше бригада, в два раза дольше лететь многообещающее начало! На прямом рейсе я впервые работаю в бизнес-классе, особая ответственность. Немного волнительно, никогда не знаешь, кто может оказаться среди пассажиров, надо не ударить в грязь лицом. К тому же фарфоровая посуда, настоящие стеклянные стаканы вместо пластиковых – всё это надо не разбить, даже если самолёт трясет, множество правил обслуживания, приём заказов, как в ресторане – это здорово, но нужна практика. Помнится, я всегда хотела поработать официанткой, для общего развития, но не сложилось. Сейчас бы мне пригодился такой опыт.

Мы встречаем пассажиров, вешаем их одежду в шкаф. Я, само собой, забываю прикреплять к ней посадочные талоны и понятия не имею, где чья. Предлагаем шампанское, апельсиновый сок или воду, чтобы им было не скучно ожидать взлёта. Также нужно приготовить телеги с прессой – несколько пачек газет красиво разложить и потом раздать в салоне пассажирам. Здесь вроде нет особых трудностей, желательно только, чтобы хоть немного газет осталось для экономического класса. Потом меня отправляют в начало салона демонстрировать аварийно-спасательные средства перед взлётом. Обычно в этот момент самолёт уже начинает рулить к взлётно-посадочной полосе, и сохранять ровное вертикальное положение довольно сложно: шатает из стороны в сторону. С непривычки это, конечно, больше напоминает акробатический номер. Жилеты, ремни безопасности, инструкции… Кажется, на меня никто не смотрит. Как минимум, мы обязаны это делать, чтоб потом не говорили, что нас не учили. С нами летит инструктор, а значит, будет много вопросов к стажёрам и выставление оценок в специальный оценочный лист. Наконец, всё, что мы учили и записывали в тетрадки в учебных классах, можно увидеть, потрогать, вспомнить и рассказать, как работает, и это невероятно интересно. С умным видом стою в стойке бизнес-класса и объясняю, в каких частях самолёта расположены огнетушители, как они работают, где находится единственный на всём борту топор, как открыть дверь в «автомате», чтобы надулся трап-плот, как управлять освещением на борту. Мне бы хотелось рассказывать целый рейс, но у нас много и другой работы.

Записываю в блокнотик, что будут есть и пить «мои» пассажиры, не спеша разношу напитки и еду в красивой фирменной посуде, стараясь не пугать людей своим озадаченным видом. Всё происходит так размеренно, вежливо, невозможно не получать удовольствие от такого обслуживания. У меня всего пять «своих» пассажиров, и можно уделить им куда больше внимания, чем до этого пассажирам в экономе. Да уж, определённо, работа здесь сильно отличается от работы в экономе – это как столовая и ресторан. Но всё же не будем забывать, что главная работа не в обслуживании пассажиров питанием. Хотя многие считают нас официантами на борту и это очень печально.

После ужина почти все пассажиры засыпают. Аккуратно закрываю шторки иллюминаторов по своей стороне борта, накрываю пледами сидящих на первых рядах, там особенно дует, так как вентиляция салона начинается с носа воздушного судна, убираю остатки посуды со столов. Мы с коллегами начинаем готовиться к завтраку, распаковываем замороженную еду, перекладываем чистую посуду поближе, раскладываем пирожные, поливаем их ванильным кремом с потрясающим запахом. В кухне много работы, но всё делается спокойно и слаженно. Наш инструктор – очень приятный, интеллигентный человек, при работе с ним не возникает паники, напротив, хочется перенимать его опыт и чётко выполнять задания. Судя по фамилии, он татарин, кто знает, может, тоже из Набережных Челнов? Но спрашивать об этом мне кажется неудобным.

Удивительно красиво начинает светать. Мы пролетели уже около трёх тысяч километров. Инструктор отправляет меня в кабину пилотов спросить, не хотят ли они чего-нибудь поесть или попить. Спрашиваю, возвращаюсь в стойку, отношу им чай и любуюсь шикарным видом из окна. Капитан замечает, что я не могу оторваться, и разрешает мне присесть на несколько минут на откидное кресло. В кабине прохладно, слева ярко светит солнце, и капитан закрывает часть окна газетой. В этой маленькой комнатке так уютно, если говорить о ней как о рабочем кабинете, то лучшее место и представить сложно. Внизу ровно клубятся облака, такое ощущение, что мы плывем. Приборная панель переливается солнечными бликами, лётчики мирно беседуют. Хочется остановить это мгновение – не помню, когда мне последний раз было так. Благодарю капитана за эти незабываемые минуты созерцания и возвращаюсь в стойку.

После завтрака в салоне становится оживлённо, скоро мы прибываем на Сахалин. Мне так знакомо это чувство – когда после долгого пути тебя встречают родные… Когда в детстве мы ехали в Башкирию к бабушке и дедушке, приходилось терпеть мучительные дни в поезде, зато потом была радостная встреча, покрывающая все воспоминания о тяжёлом пути. Сейчас все эти люди тоже ждут встречи, смеются, общаются между собой. Я как будто жду вместе с ними. Но меня никто не ждёт.

Душа в чемодане. Записки бортпроводницы

Подняться наверх