Читать книгу Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов - Екатерина Дмитриева - Страница 13

Между немецкими Афинами и Северной Пальмирой: история домашним образом
И все-таки Афины, но, возможно, русские

Оглавление

По-видимому, не только война придала жизни Марии Павловне двойственность, заставив ее постоянно ощущать себя между двух фронтов, двух отчизн, двух семей. Ощущение это было свойственно ей с первых же дней появления в Веймаре. Кем все же чувствовала себя она, отдавшая более пятидесяти лет жизни немецкому городу, который брат Александр, чтобы утешить ее, поначалу все сравнивал с Афинами? Мы помним, что, приехав сюда, она сразу же категорически запретила себе всякие его сравнения с Петербургом, «чтобы не портить себе жизнь», как она писала матушке[132]. Свое намерение она выполнила. Не пытаясь превратить Веймар в некое подобие Петербурга, она стала со временем его мудрой правительницей, ведя себя как истинная немецкая герцогиня, а не избалованная русская великая княгиня. Однако внутренне никогда не переставала чувствовать себя именно русской княгиней[133].

Ее тоску по родине несколько скрашивало частое появление в Веймаре соотечественников, которых она принимала с неизменным радушием (уже в 1805 г. приток русских путешественников в Веймар настолько увеличился, что возникла необходимость построить новую гостиницу, известную под названием «Der russische Hof» или «Hôtel de Russie»). Как писала М.С. Муханова (дочь обершталмейстера), посетившая Марию Павловну в Веймаре по пути на воды: «Ни один русский не проезжал через Веймар, не посетив ее и не быв приветствован. Когда мы были у великой княгини, можно было только удивляться ее радости и радушию, с которым она приветствовала моего отца и мать, каждый день посылала за нами свой экипаж, даже великий герцог участвовал в том же»[134].

Приведем здесь также характерные, легко узнаваемые по стилю строки письма Карлу Отто в Веймар известного русского журналиста А.Е. Измайлова: «Если можно, доложите при случае Ея Высочеству, что мы с женою очень помним милостивый и обворожительный Ея прием; что жена моя всегда с восторгом о Ней вспоминает и, когда ни бывает у почтеннейшей соседки нашей Вице-Адмиральши Н.В. Сарычевой, всегда попросит у нее позволения поглядеть на портрет Ея Высочества»[135].

Особенностью веймарского стиля жизни, и, в частности, общения Гете и Марии Павловны еще в первую половину ее проживания в Веймаре была своеобразная взаимодополняемость их домов в качестве культурных центров Веймара. «Все, кто приезжал в гости к Марии Павловне, оказывались в гостях у Гете и наоборот», – отмечали современники[136]. Причем, в отличие от других дворов, где, как правило, скорее поэт мог позволить себе предстательствовать перед монархом, здесь чаще монархиня предстательствовала перед поэтом и, пользуясь благорасположением Гете, представляла ему и вводила в его дом многих своих соотечественников. Из литературных путешественников, посетивших Веймар и проводивших время у Марии Павловны, упомянем А. Тургенева (в Веймаре 16 марта 1826; 6 – 8 августа 1827; 3 – 13 мая 1829 и 6 дней в июне 1836), В.А. Жуковского (в Веймаре 29 – 30 октября 1821; 3 – 7 сентября 1827; 23 – 26 августа 1833; 6 – 15 сентября 1838; 26 – 27 марта 1840)[137], А.И. Кошелева (4 сентября 1831), С.С. Уварова и З.А. Волконскую, посетившую Веймар в мае 1829 г. вместе с сопровождавшим ее семейство С.П. Шевыревым[138].

З. Волконская, уезжая из Веймара, описывала в путевых записках именно слиянность здесь культуры и двора: «Удаляясь от пантеона великих писателей германских, моя душа исполнена чувствами благоговейными. Все там дышит наукой, поэзией, размышлением и почтением к гению. Гений там царствует, и даже великие земли суть его царедворцы. Там я оставила ангела, проливающего слезы на земле»[139]. В последней фразе слышался намек на Марию Павловну, к которой Волконская была искренне привязана. Именно на ее посредничество она рассчитывала, переслав в Веймар кантату, посвященную памяти Александра I, для ее перевода на немецкий язык. Автором перевода ею виделся Гете[140].

C впечатлениями Волконской от Веймара и Марии Павловны поразительно рифмовались и впечатления А.И. Тургенева десятилетием позже. «Поутру отправился я с канцлером Мюллером в Тифурт, – писал он, – где я бывал некогда с мечтами и воспоминаниями, с грустию по умершем брате и благодарностию к той, которая не чуждалась этой грусти… Она все живет здесь и одушевляет, воскрешает прошедшее, олицетворяет в себе одной – Луизу и Амалию – и о ней со временем скажет Веймар, как Россия о ее матери: “pertransit benefaciendo”. Помню, что в беседке, где Шиллер и Гердер любили и заставляли любить человечество, вырезал я на камне несколько слов благодарности»[141]. Вообще же с Тургеневым, у которого к Веймару было свое ностальгическое и почти родственное отношение, Мария Павловна, как свидетельствуют ее дневники, общалась особенно часто на предмет благотворительности; он же привозил ей найденные им в Париже и Риме документы по истории рода Романовых, которая особенно интересовала Марию Павловну в 1840-е гг.[142] Кстати, именно Тургенев подарил Гете хранящийся ныне в архиве Шиллера и Гете автограф обращенного к нему письма Карамзина[143].

Со многими русскими литераторами, дипломатами, придворными Мария Павловна, кроме того, состояла в переписке. В ее архиве отдельные своды и фонды составляет переписка с З. Волконской (Th HA AXXV R 130), Е. Мещерской (Th HA AXXV R 150), Э. Мещерским (Th HA AXXV R 151), П. Мухановым (Th HA AXXV R 183), С. Уваровым (Th HA АXXV R 68), А. Бенкендорфом (Th HA AXXV R 105), В. Ханыковым (Th HA AXXV R 308), В.Ф. Одоевским[144]. Два фонда разрозненной переписки Марии Павловны с русскими литераторами, в которых хранятся также посылавшиеся авторами сочинения, известны под названием «Russische Korrespondenz Maria Pavlovnas» («Русская переписка Марии Павловны») (Th HA AXXV R1, R4). В них, помимо публикуемых в настоящей книге писем Н.М. Карамзина, И.И. Лажечникова, А.И. Михайловского-Данилевского, содержатся письма В.А. Жуковского 1828 и 1849 гг. и его стихи на кончину Марии Федоровны, письма Aнны Буниной 1820, 1821 и 1829 гг. с приложенными к ним стихотворениями, письмо Н. Гнедича 1830 г. с приложением перевода из Гомера, письмо Шишкова, сопровождавшее присылку Атласа к «Полному собранию ученых путешествий по России», а также перевод на немецкий язык сербских песен и записки о войне 1812 г., письма Д. Хвостова 1819 и 1827 гг. с приложением четырех томов его сочинений, письмо А.Е. Измайлова 1826 г. с описанием петербургской жизни и приложением стихов «На кончину императрицы Елизаветы Алексеевны», письмо А. Ширинского-Шихматова 1827 г. с экземпляром похвального слова императору Александру, письма М. Сперанского и Д. Северина[145].

Среди иных стихов русских поэтов (автографов и списков), присланных ей в Веймар – стихи Ю.А. Нелединского-Мелецкого, П.А. Вяземского, В.А. Жуковского, П.В. Голенищева-Кутузова; «Стихи, петые в балете “Праздник в Стане союзных войск”» Н.А. Корсакова; список «Последнего Новоселья» М.Ю. Лермонтова.

Создательница «Залов поэтов» в герцогском дворце, в поздние годы в загородной резиденции Бельведер, перешедшей в ее личное владение, она создает и собственную галерею любезных ей русских поэтов. Так, когда в России готовились отмечать юбилей Жуковского, она просит изготовить горельефное изображение поэта для своего дворца, а затем благодарит его в следующих выражениях: «Василий Андреевич. Получив письмо Ваше с приложением бронзового медальона, я изъявляю Вам мою благодарность за готовность, с которой Вы исполнили желание мое. Для меня, сохраняющей любовь к отечественной литературе и ценящей в полной мере труды посвятивших себя оной с такими успехами, Вы заслуживаете место и там, где, по словам вашим, властвуют образы Гете и Шиллера, как по вашим трудам, так и по скромности.

Я понимаю расположение души Вашей, обратившейся к высшему. Кто из нас в зрелых летах не покидает привидения молодости? Но вместе с истинным удовлетворением встречаю чувства, сообразные с моими в воспоминании прошлых лет, в памяти любезных сердцу моему родных.

Вы видите, что я, отдавая справедливость заслугам Вашим и назначая Вам надлежащее место под кровлею моею, поступаю не совсем бескорыстно; потому что черты Ваши будут всегда напоминать мне автора, которого я читала с удовольствием и в чувствах привязанности которого ко всему дому моему я несомненно уверена» (письмо от 1/13 февраля 1848 г.[146]).

132

ThHStAW, HA A XXV. R 153. Bl. 302`.

133

Это ощущение «быть русской», несомненно, было присуще всей ее семье. Н.М. Карамзину, пославшему ей в 1816 г. «Историю Государства Российского», Мария Павловна отвечает: «Николай Михайлович! Сочинение, доставленное вами ко мне, есть подарок, коего цена велика для каждого Русского, привязанность к отечеству и к его происшествиям есть и будут навсегда с моей стороны залогом сего расположения…» (см. с. 418 – 419 наст. изд.) Но и сестра ее Анна Павловна в тех же почти словах благодарит в 1839 г. В.А. Жуковского «за доставление стихов», сочиненных «на полях Бородинских» и внушенных «любовию к отечественной славе»: «Они глубоко отзываются в моей душе, коей чувствования к родине неизменны; благодарю Бога за счастие быть Русской и помнить дни незабвенной и неизгладимой славы» (Стрижак Н., Соколов А., Раскин Д. Анна Павловна. Русская принцесса на голландском троне. СПб., 2003). Также и ее племянница, великая княгиня Ольга Николаевна, будущая королева Вюртембергская, в момент помолвки, в ответ на поздравления Жуковского, пишет: «Да благословит Господь сей шаг в моей жизни и внушит мне силу выполнить высокую цель, указанную мне Провидением! Утешительно в минуту разлуки думать, что незабвенная Бабушка родилась в той земле, где мне суждено жить и где Екатерина Павловна так много оставила воспоминаний. Там любят Русское имя, и Виртемберг соединен с нами многими узами» (Русский архив. 1895. Кн. 3. С. 447). В этом было и существенное различие между русскими принцессами, выходившими замуж в Германию, и немецкими принцессами, выходившими замуж в Россию. Последние, как, например, Мария Федоровна, Елена Павловна, Александра Федоровна, стали «русскими из русских» и мало ассоциировали себя со своей исторической родиной.

134

Муханова М.С. Из записок. Указ. соч.

135

Письмо от 26 марта 1826 г. (ThHStAW, HA A XXV. R 1. Bl. 48).

136

Тургенев А. Хроника русского. Указ. соч. С. 482.

137

См. об этом, в частности: Никонова Н.Е. В.А. Жуковский и немецкий мир. СПб.: Альянс-Архео, 2015. С. 141 – 144.

138

Дурылин С.Н. Русские писатели у Гете в Веймаре // Литературное наследство. Т.4 – 6. М., 1932. С. 477 – 486; Сахаров В.И. Друзья Пушкина у Гете // Литературная Россия. 1999. № 14 (09.04); Fahrten nach Weimar. Slawische Gäste bei Goethe / Auswahl von R. Fischer. Weimar, 1958.

139

Волконская З.А. Отрывки из путевых впечатлений. Веймар. Бавария. Тироль // Cеверные цветы на 1830. Пб., 1831. С. 216.

140

Историю этого неосуществленного перевода см. подробнее: Дмитриева Е.Е. Мудрец и принцесса. Указ. соч.

141

Тургенев А. Хроника русского. Указ. соч. С. 113.

142

Klein Viola. Das Jahrhundert der Verleumdung: Maria Pawlownas Rezeption von Publikationen über Rußland (1828 – 1848) // Berger J., Puttkamer J. von (Hrsg.): Von Petersburg nach Weimar. Kulturelle Transfers von 1800 bis 1860. Frankfurt a. M.; Berlin; Bern, 2005. S. 180 – 196.

143

Goethe-und Schiller-Archiv (Weimar). № 33/386.

144

Опубликовано: Князь Владимир Федорович Одоевский. Переписка с великой княгиней Марией Павловной, великой герцогиней Саксен-Веймар-Эйзенах. Указ. соч.

145

Частично опубликовано: Архипов Ю.И. Веймарские находки. Указ. соч.

146

Русский архив. 1895. С. 445 (подлинник на русском языке). Из общей радужной картины несколько выпадает отношение Марии Павловны к Пушкину. Этот факт с удивлением отмечал в своем дневнике Фарнгаген фон Энзе, встречавшийся с Марией Павловной летом 1839 г.: «Она между прочим заметила мне, что я слишком высоко ставлю “Онегина” Пушкина. Вообще она не жалует Пушкина и как поэта, и как человека. Им бы хотелось секвестировать поэта в пользу государства и двора! Мне жаль великую герцогиню: она достойна того, чтобы судить иначе. Если бы не ее глухота, я бы все это высказал ей, вступил бы с ней в прения и, может быть, сумел бы многие из ее мыслей направить в другую сторону. Крайне утомленный, вышел я от нее в девять с половиной вечера» (Varngagen von Ense K.F. Denkwürdigkeiten des eigenen Lebens. Leipzig, 1871. S. 237). Это же впечатление Фарнгагена фон Энзе отчасти подтверждается и письмом Марии Павловны к Николаю в ответ на его сообщение о смерти Пушкина: «То, что ты сообщаешь мне о деле Пушкина, глубоко меня опечалило. Вот конец жизни, весьма плачевный, и для невинной женщины самое ужасное, что могло произойти: он всегда казался имеющим дурной характер, плохо сочетающийся с его прекрасным талантом: я никогда его не видела ‹…› эти дуэли ужасны и абсолютно варварские: он мог бы быть счастлив по сей день» (письмо от 22 февраля / 6 марта 1837 г.; ThHStAW, HA A XXV. R 184. Bl. 327 – 328; опубликовано: Муза Е.В., Сеземан Д.В. Неизвестное письмо Николаю I о дуэли и смерти Пушкина // Временник Пушкинской комиссии. 1962. М.; Л., 1963. С. 38 – 41). Ср. также записанный Одоевским анекдот о младшем брате Марии Павловны Михаиле Павловиче: «Встретивши Дантеса (убившего Пушкина) в Бадене, который как богатый человек и барон весело прогуливался с шляпой набекрень, Михаил Павлович три дни был расстроен. Когда графиня Соллогуб-мать, которую он очень любил, спросила у него о причине его расстройства, он отвечал: “Кого я видел? Дантеса!” – «Воспоминание о Пушкине вас встревожило? – “О нет! Туда ему и дорога!” – “Так что же?” – “Да сам Дантес! Бедный! подумайте, ведь он солдат”» (ТТекущая хроника и особые происшествия. Дневник В.Ф. Одоевского 1859 – 1869 // Литературное наследство. Т. 22 – 24. М., 1935. С. 114).

Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов

Подняться наверх