Читать книгу По строкам лавандовых книг. Часть 1 - Екатерина Терлецкая - Страница 1

Посвящается мужчине, что научил меня различать серые будни яркими цветами.

Пролог

Худенькая секретарша стучит три раза в стеклянную дверь моего кабинета, я одобрительно киваю в ответ. Одно удовольствие ходить на работу с тех пор, как редакция открыла программу стажировки для студентов.

– Эмилия вызывает тебя в свой кабинет.

– Могла бы, и позвонить, так нет же, гоняет по коридорам тебя, ― заигрываю в ответ.

– Она звонила. Три раза. Ты не берешь трубку.

Прокручиваюсь на стуле, демонстрируя, как я не в силах сдержать недовольство от грядущего разговора с главным редактором. Она действительно звонила три раза, а может и больше. Старая грымза, явно предвзято ко мне относится. Во всем офисе нет ни одного сотрудника, которого она с таким упоением готова разнести в пух и в прах на планерках по понедельникам. За последний месяц она не пропустила ни единой моей статьи в печать без корректировки от первой до последней буквы.

Деваться некуда, нужно идти. Кабинет редактора в другом крыле этажа. Приятная новость – визит к начальству отличный повод перекинуться парочкой слов с новой блондинкой, которую Эмилия недавно взяла на должность личного ассистента. Откланявшись красотке, я захожу в огромный кабинет, усаживаюсь на новенький кожаный диван. У меня, к примеру, такого нет, а здесь подобный шик предназначен для гостей.

Эффектная шатенка с шикарной фигурой, как для своих лет, зачесана в строгую прическу и традиционно по средам одета в костюм ядовито-красного цвета. Одним только видом она кричит: «Я здесь начальник». Эмилия, покусывает подвеску, что болтается на шее, разворачивается и с грохотом кидает листы с моими набросками на согласование в печать. Впрочем, привычное дело, когда идет речь о моих статьях.

– Чушь собачья! ― громко рявкает мне в лицо. ― Я не собираюсь пускать это в печать!

– Это свежий взгляд! Люди хотят знать правду! ― возражаю я.

– Какую правду?! Ты дебил?! ― пренебрежительно скривившись спрашивает старуха. ― Ты просто пичкаешь их политически выгодными небылицами. Мой журнал не будет нести в массы фальшь. Точка!

– Твой журнал закроют к чертям, если ты не поймешь, что на пороге переворота в нашем бизнесе выживут те, кто будет писать правильную правду.

– Значит, пиши про пилатес для беременных и домохозяек, а не эту крамолу!

Переубедить старуху практически невозможно, но я держусь на этой работе до сих пор только благодаря тому, что мне единственному это удается. Собственников вполне устраивает наш тандем.

Глубоко вдыхая, я увожу разговор с повышенного тона, в надежде призвать Эмилию к благоразумию. Если всё пойдет по плану, старуха после моих слов помолчит минут семь, закурит, и начнет искать компромиссы.

– Эмилия, посмотри вокруг… Какой, к чертям, пилатес? Все издания выдают одну за другой скандальные новости о протестах. Нам нужно быть в струе, иначе просто прогорим.

Что и требовалось доказать: первая сигарета пошла в ход! Я заботливо подвигаю пепельницу в форме слоника (сам лично привез ей из отпуска в Индии год назад), и строю невинные глазки.

– Ты просто совсем еще щенок… не смыслишь, что творишь…

Тётка известна своим острым словцом всей печатной индустрии страны, я привык к её выражениям по поводу, и без, но вот это как-то обидно сейчас звучало. Даже не знаю, что сказать в ответ. Дерзость, излишняя пошлость в совокупности с грацией и манерностью придает этой женщине некий шарм, столкнувшись с ней однажды, уже никогда не забудешь. Эмилия откидывается на спинку глубокого кресла и устало выдыхает густой серый дым мне в лицо.

– Ты знаешь, сколько убогих умишком смельчаков, начитавшись этой твоей «правильной правды», возьмут в руки дымовые шашки и пойдут на площадь бороться за чёрт знает что?

Не узнаю тон её голоса. Из самой заурядной грымзы, в образе которой она всем представляется, Эмилия вдруг превратилась в запуганного хомячка. Неужели она всё это серьезно говорит? Столько лет крутиться в печатном издательстве, возглавлять ведущий журнал и вдруг в самый ключевой момент, когда бизнес на подъеме, думать о подобной ерунде?

– Это старческий маразм так начинает у тебя проявляться? Не понимаю… Уважаемый главный редактор, приди в себя! Иначе… Иначе, я буду вынужден сообщить собственникам на собрании, что твои личные убеждения мешают работе. Какая разница, что и кто возьмет? Нас будут читать! Мы будем продаваться! Это и есть наша работа! Если ты вдруг забыла – мы пишем то, что можно продать.

Она не сводит с меня свой испепеляющий, осуждающий взгляд, тушит вторую сигарету и тянется к ящику дубового стола.

– Я прочитала твою писанину ещё вчера, ― спокойным тоном говорит Эмилия. Она достает с ящика стопку потертых блокнотов и по одному, с грохотом кидает мне под руки. ― Вот! Я принесла это тебе. ― Верчу в руках странные книги, исподлобья поглядывая на грымзу. ― Ты же профессионал своего дела, журналист, публицист… ― цедит каждое слово, словно и не собирается бороться с моими возражениями, которые сейчас возникнут. ― Это тебе домашнее задание, на завтра. Прочти. Подумай о том, что здесь написано. Примерь, так сказать, на себя. Утром поговорим. Либо… Отправишь мне на почту новую статью.

Сам не знаю, почему соглашаюсь. Возможно, меня просто разбирает интерес, что за странные книги мне подсунула старуха, а может дело в том, что я сбит с толку каплей человечности присущей обычным смертным, что наконец-то разглядел и в этой ведьме. На минуту мне показалось, что я держу в руках что-то очень личное для неё. В любом случае сегодня её взяла.

Этим вечером, вместо ужина под новый фильм на любимом канале, с женой, я провел над книгами с интересной обложкой. В каше несвязной писанины, мог разобраться только сумасшедший, но я настолько был поглощен историей, и попытками сложить отрывки сюжета в единое целое, что не заметил, как начался новый день. Без завтрака и кофе, не обмолвившись с супругой и словом, только послушал новости в утреннем выпуске, я поехал на работу. Свою статью с согласования забрал, а пилатес для беременных оказался, довольно, читаемой колонкой.

ДОМ

Глава 1

Если долго смотреть на море можно увидеть цвет его настроения. Мало кто думает о том, что у моря может быть настроение, но я замечаю всегда его перемены. Когда море грустит – цвет воды бирюзовый, если злится – зеленый, а блаженно спокойная вода – голубая. Я люблю море всегда. Не важно, какое настроение и цвет воды. Если море грустит, я грущу вместе с ним, когда злится, разбрызгивая волны, так что капельки плещут прямо в лицо, я с удовольствием принимаю каждую из них, а кожа жадно впитывает соленую воду. Иногда, кажется, что мы одно целое, а в другой раз я даже перенимаю настроение на себя, но никогда, я никогда не отворачиваюсь от него, когда мы вместе.

Мама говорит, что мои серые глаза меняют цвет, когда я смотрю на море. Возможно так оно и есть, всегда хотела увидеть, как это происходит. В нашем скучном городке, море единственная достопримечательность. Я не раз слышала, как гости нашего ресторана, в основном военные, расхваливают это Богом забытое место, мол такой редкости нигде и не найти, чтобы море и лес в одном малюсеньком городишке вписались. Мне до леса мало дела есть, в отличие от Примуса. Он в лесу чувствует себя лучше, чем дома.

Меня восхищает, как Прим ориентируется в растениях. Странное, конечно, пристрастие для мальчика шестнадцати лет – изучение диких растений, их целительных свойств и прочей ботанической ерунды, но я нахожу эту странность забавной в нем. Прим умудряется в считанные минуты найти красивую поляну или огромное старинное дерево в лесу, где можно устроить посиделки, когда мы прячемся от всех. Я же наоборот – стоит зайти в чащу зарослей и всё, можно считать пропала.

Помню, как в детстве, мы с мамой ходили собирать лаванду в лес. То лавандовое поле мне часто снится по ночам. Я смотрела вдаль, где цвету космоса не было ни конца, ни края. Поле казалось целым миром, огромным, в жизни не обойти. Мама резала траву в корзину, а я так увлеклась красотой фиолетовых цветочков, что и сама не поняла, как зашла в самую глубь. Я была совсем маленькая, но до сих пор помню этот восторг от красоты вокруг, он перехватывал дыхание и возносил мою душу над землей. Полевые цветы росли густо и доставали мне не меньше как до пояса. Я всё бежала и бежала, представляя себя феей цветов, которая облетает своё королевство, как вдруг поняла: мама больше не поет. Песня мамы затихла.

В лесу мама всегда пела, чтобы я слышала её голос и не боялась потеряться. В тот момент, восторг от окружающей красоты фиолетового поля и мечты о королевстве фей сменилось жутким страхом. Я стояла одна, посреди высоких фиолетовых трав, что струились волнами от потоков ветра. От волнения сердце вырывалось из груди. Страх душил сильнее средневековой виселицы с её замысловатой петлёй. Спустя несколько минут, преодолев удушье, я бежала через поле со всех ног и кричала во все горло, только бы мама меня нашла, только бы мама меня услышала. Дальше всё как в тумане. Возможно, дело в том, что я была совсем маленькой, память ведь не может вмещать столько воспоминаний, или в ужасе, что я тогда испытала, вот моя память и отказывается показать те события, но всё, что я помню дальше – мама дома прикладывает компресс к моим маленьким, изрезанным травой, сбитым коленям.

После случая в поле, я молчала два дня. Не проронила ни слова. С тех пор один только вид леса вызывает у меня ужас. Честно говоря, довольно-таки нелегко ненавидеть лес, когда видишь его из окна спальни. Много лет я не заходила дальше двух старых елей, что встречают лесных гостей на входе, но два года назад Прим уговорил меня пойти в лес. Я долго упиралась и категорически отказывалась от прогулки среди сырых сосен, но Прим применил свое самое мощное оружие против меня – стал жестко подшучивать на тему моей трусливости. Я не могла стерпеть насмешек, да и что вообще это значит: неужели я действительно такая трусиха?

Я твердо решила показать этому мальчишке свою решительность в любом вопросе, и отбросив все фиолетовые воспоминания, жуть в душе, забыв о ненависти к лесу, согласилась на прогулку. Оказалось, всё не так плохо, как я себе рисовала в фантазиях много лет подряд. Этот мальчик ходячая книга по ботанике, с ним очень даже интересно гулять по лесу. Прим рассказывал мне тысячи историй про деревья и дикие цветы, а, чтобы выслушать все его истории про ягоды, наверное, всей жизни не хватит. Одним из вкусных открытий для меня стали новые знания о диких ягодах и корешках. Ах, знала бы его мерзкая мамаша, что её сыночек водится с такой оборванкой, как я.

С тех пор мы стали иногда гулять в лесу. В основном наши прогулки были вынужденным бегством из дома: от требований родителей, сложных домашних заданий, школьных проблем или просто от всего мира. Примус построил для нас убежище в старом дубе. Ствол долгожителя так широко раздался за последний век, что казалось, там можно построить целое жилище. Я честно старалась помочь с очисткой коры, но моя кожа рук такая нежная, что после первых ран и ссадин, Прим пробурчал пару издевок, и взял всю работу на себя. Теперь у нас есть своё убежище. В нашем тайном месте смело помещаемся мы оба и ещё рюкзак с бутербродами.

Раньше я любила представлять, что это королевская зала в моем царстве фей, но сейчас я слишком взрослая, чтобы думать о такой чепухе. В лес я сама не хожу. Странное чувство: когда Прим рядом, всё вокруг кажется знакомым и понятным, но стоит потерять его из виду, меня охватывает паника, я абсолютно теряюсь в пространстве и, наверное, не найду дорогу домой даже если зайду всего на сто метров вглубь сама.

Последние несколько дней я часто думаю про лес и про наш дуб. Вот уж не думала, что могу скучать по такому сырому, и мрачному месту. Прим два месяца как уехал, и я бесконечно скучаю. Никто не подшучивает надо мной и не бесит одним своим видом, но при этом и некому меня выслушать, когда это необходимо.

Наш ресторан единственное приличное увеселительное заведение в городе, несмотря на некую специфичность. Днем – ресторан, а ночью – самый настоящий кабак, иначе и не скажешь. Для наших небогатых горожан подобные развлечения, слишком растратные, так что встретить кого-то из них в ночное время суток большая роскошь. Основной поток гостей – военные. Ротированные солдаты и территориально закрепленный состав стражей порядка и есть наш единственный контингент. Под крышей этого заведения погоны и звания не имеют значения, все в общем стакане топят скуку. Завсегдашних пьяниц я уже знаю не только в лицо, но и по имени. Новые лица заглядывают к нам редко.

Уже почти пять лет Литор считается приграничной точкой между подконтрольной и отделившейся территорией государства. Тупые люди, как по мне. Что за веселье пять лет играть в войнушку? Расположение Литора ужасно не удобное, мы находимся, в так званом «аппендиците» государства. Нас окружает море, а через лес можно выехать к границе мятежников и дороге на столицу – Кепитис. Активных военных действий за все пять лет мы не видели. Только и делов-то, что напыщенные вояки разгуливают туда-сюда через границу, обмотанную проволокой, да переговоры ведут.

Городок у нас маленький, тупиковый и далеко не промышленный. Порт всегда был кормушкой местных жителей. Иногда я думаю, может оно и лучше теперь нашим горожанам жить стало? Начали строить дома для военных и пару кабаков открыли для пристрастившихся к стакану мундиров. Гляди и копейка, какая у людей завелась в карманах. Правда, как мятеж встал, нам ввели военный сбор. Теперь с каждой зарплаты нужно платить двадцать процентов в государственную казну на нужды армии. Сомнительное удовольствие если честно.

В нашей семье каждая копейка на счету. С тех пор как подонок Матис бросил маму, нам стало очень туго. Матис никогда мне не нравился, а день маминой свадьбы запомнился реками пролитых мною слез. Этот высокий, худощавый аптекарь с круглыми очками на омерзительном горбатом носу, со дня нашего знакомства вызывал у меня неприязнь. Что только мама нашла в нем? Мне не понять. Первое время он старался быть вежливым и мастерски делал вид, что любовь к вдове настолько безгранична, что он готов с радостью разделить с ней хлопоты воспитания её ребенка.

Помню, как все мамины подруги то и делали, что ахали да охали за чашкой чая у нас на веранде, мол: «Как же тебе, голубушка, повезло то… Молодой, интеллигентный, и детей любит». Хватило его интеллигентности не более чем на два месяца, а после, мне четко определили место в этой семье, и место это было далеко не в первых рядах интересов молодожен. Матис бросил маму два года назад. Два очень сложных года для нас. Денег платить за дом, совсем нет. Продолжить учиться в школе мне удалось, только благодаря тому, что отчим заплатил наперёд до самого выпуска. Этот широкий знак щедрости был сделан до свадьбы, таким образом, он пытался показать маме и всем окружающим, как он решительно настроен стать ответственным отцом и мужем. Интересно, его новая пассия, с которой он сбежал, повелась на эту ванильную болтовню о любящем отце? Как бы то ни было, я рада, что могу окончить школу. Кто ж меня замуж возьмет неграмотную?

Мама хорошая швея, поэтому работа есть всегда, тем более, сейчас, когда ротируют военных, что устроили из Литора приграничный пункт удержания мятежа. Заказы на ремонт и пошив формы стражникам города тоже поступают на постоянной основе, это дает нашей семье хоть какую-то стабильность.

В нашем городишке, несмотря на действующий закон «Об эксплуатации детского труда до восемнадцати лет», всё же берут детей с четырнадцати лет на, различного рода, работу. Нищета местных жителей вынуждает родителей отправлять их чадо на легкий труд. В основном это плетение рыболовецких сетей для девочек и младшие помощники из серии принеси-подай-не мешай в порту для мальчиков, ну либо прочая не сложная работа. Слабо себя представляю сидящей над плетением сетей часами напролет, это ведь такая скукотища смертная, да и кто меня видеть будет обмотанную рыбацкой нитью где-то в подсобках амбаров.

Мне крайне повезло, что я не выгляжу на свои шестнадцать лет. Год назад, благодаря моей красоте и взрослой внешности, меня взяли работать в самый известный ресторан города. Хозяин долго ломался, не хотел брать девчонку школьницу, ведь заведение-то известное и платят нормально, так что желающих попасть в штат не мало. Мне пришлось использовать всё свои таланты обольщения и даже сыграть на жалости, мол, семья с копейки на копейку перебивается, расписать свое трудолюбие во всех красках и выпросить испытательный срок, чтобы начальник увидел какая я шустрая и не ленивая. На самом деле, от одной мысли о том, что мне придется работать в этом гадком месте, лицезреть морды пафосных стражников, оборотней в погонах и всяких профессоров местного института военного дела, с их надменным отношением к таким нищебродам как я, меня просто тошнило.

В детстве я себе не так представляла свою жизнь. Думала: окончу школу, Матис заплатит за мою учебу в институте, лишь бы дома с ними не осталась жить, там я познакомлюсь с богатеньким парнем и выйду за него замуж, после чего он отвезет меня жить в Кепитис. Вот и всё, сказочке конец. Больше никогда не вернусь в эту дыру, никогда не увижу маму с её ненаглядным мужем, и никогда не буду знать нищеты.

Учеба не вызывает у меня ни капли интереса, наверное, это самое глупое времяпровождение, что только есть в моей жизни. Сидишь полдня, слушаешь всякую чепуху, что по сути, в жизни тебе не пригодится. Вот интересно, как типичная домохозяйка использует в обычной жизни знания гипотенузы или биссектрисы? Чушь, да и только. Лучше бы учили тушить рагу из баранины да гвозди забивать. Куда уж полезней знания и вкуснее учеба. Жаль, перспективные мужья не берут замуж необразованных девиц.

Все мечты и планы на будущее улетучились, как дымка над болотом в лесу, когда этот придурок Матис собрал свой чемодан и со словами: «Это всё твоя вина», захлопнул за собой дверь в пятничный вечер. Мама не меньше недели то и делала, что плакала на диване в холле. Она не поднялась даже в свою спальню. За все шесть дней не смогла найти в себе силы встать. Первые два дня я её не трогала. Чего бы мне лезть в их разборки?! Она сама виновата, что выбрала в мужья такого подонка. Когда он меня обижал, она всегда делала вид, что её это не касается, что это моё поведение привело к наказаниям. Вот я и пришла к выводу, что в этот раз, и я не буду вмешиваться, ведь это её поведение привело к такому наказанию. Спустя два дня истерики мне пришлось взять на себя роль мамы. От еды она отказалась, я несколько раз в день заставляла её пить хотя бы воду. В школу ходить эти дни не удавалось, ведь в придачу к маме на диване мне досталась малышка Мелисса.

Сестричка – моя единственная радость в нашем доме. Когда я узнала, что у матери с отчимом будет ребенок, я стала ненавидеть всю эту семейку и дом пуще прежнего. Помню, как пряталась на чердаке, когда малышку принесли из роддома. Три дня я принципиально не подходила и на сто метров к этому живому свертку, что мать носила за собой по дому. Мама и раньше не особо жаловала меня своей любовью, а с появлением Мелиссы я стала лишь обузой для их счастливой семейки.

На третий день моего демонстративного протеста против малышки, по приходу со школы я услышала, жуткий плачь ребенка в холле. Отвратительные звуки писка с клокотанием слюней в маленьком горле, в прямом смысле слова закладывали уши. Я окликнула маму, но она не отозвалась. Крикнула громче, но в ответ опять тишина. Вдруг картинки из кошмаров с лавандового поля пронеслись в моей памяти. Прежний ужас перехватил дыхание, от воспоминаний, как я бежала по высокой траве цвета космоса и кричала во всё горло: «Мама!», но мама так и не отозвалась на помощь. Эти страхи из детства заставили забыть меня о том, что маленький кричащий сверток теперь мой билет в жизнь без капли родительской любви и ласки. Сорвавшись с места, я со всех ног бежала на звук детского плача, думая только о том, что должна её успокоить, должна приласкать, сказать, что она не одна и не потерялась. Это была наша первая встреча с моей малышкой Мэл. Я взяла её малюсенькое розовое тельце на руки и поняла, что больше никогда не смогу жить как прежде. Маленькая головка сладко-сладко пахла, заставляя уткнуться в неё носом. Она самый красивый ребенок на земле и бесспорно моя единственная любовь на всю жизнь. С тех пор этот дом и родители уже не казались такими невыносимыми как раньше. Я знала, дома меня ждет моя сладкая девочка, что так любит меня и наши обнимашки. Стоило мне взять её на руки, как она забывала про все слёзы и капризы, а я понимала, что наконец-то в этом мире есть человек, который меня любит.

Подонок Матис бросил не только маму, но и малышку Мэл, за что я стала ненавидеть его ещё больше, если это вообще возможно. Те дни, когда мама просто лежала на диване и плакала, я не переставала удивляться: как это вообще возможно быть такой беспечной матерью? Как можно настолько думать только о своем душевном горе, чтобы забыть о двухлетней дочери на целую неделю?

В те дни, будучи девчонкой четырнадцати лет я поняла, что никогда не смогу бросить этот нищий дом и уйти в свою собственную жизнь без оглядки. Моя мать попала в сложное положение уже не впервые, но не смогла позаботиться даже о себе, не то что о нас с Мэл. Я готовила кушать, возилась с Мелиссой и старалась не дать умереть от горя матери на том, чёртовом, диване в холле. В те дни сломалась детская душа… Пришлось осознать, что я никогда не смогу быть одна, как планировала. У меня всегда будет Мэл и мысли о ней. Я должна делать всё, что в моих силах, и что не в силах тоже должна делать, только бы она не знала этой ненависти в душе, которую чувствую я. Ненависти, что заполнила пустоту, где должна была быть ласка и забота матери. Четвертый день с момента, как наша жизнь изменилась, запомнился навсегда. Во-первых, это был последний раз, когда я плакала, а во-вторых, именно тогда я познакомилась со своим добрым мальчиком, который помогает мне прожить каждый неважнецкий день. Я встретила Примуса Планта.

Отец Примуса командир взвода свежеприбывших стражников. Они поселились в соседнем доме недели за три до того, как Матис ушел к своей мымре. Странный выбор места жительства, если честно, учитывая положение в обществе новых соседей. Как правило, серьезных начальников селят в центре города в большие квартиры с ремонтом и всякими модными штуками. Военные пренебрегают знакомством и общением с местными рыбками и бедняками, считают себя элитой общества и всячески показывают таким, как мы, где наше место в социальной цепочке. Ненавижу военных.

Конечно, я видела нового соседского мальчика не раз до того дня. Судя по всему, его гадкая мама, чопорная дама, запретила своему сынишке даже говорить с нищей девчонкой из соседней двери, поэтому мы только раз при встрече обменялись улыбками, а при остальных пересечениях на одной плоскости только поглядывали украдкой друг на друга. Я сразу обратила внимание на то, что во взглядах мальчика не было ни капли презрения ко мне, наверно больше интерес.

Отец Примуса, с момента нашего соседства, пару раз здоровался с подонком Матисом и мамой, после чего был одарен убийственным взглядом и ярким «ох…» своей жены, что каждой клеточкой тела показывала, как ей мерзко находиться в этой дыре. Отвратительная мадам, если честно. Будто нам приятно с ней жить по соседству.

Мерзкая, низкорослая грымза с налакированной, крашенной в рыжий, шевелюрой. Ужасные платья, которые она так любит надевать подчеркивали её снобизм краше, чем привычка закатывать глаза и фыркать по любому поводу. А омерзительно писклявый голос, что доносится из окон каждый раз, когда она жалуется своему благоверному на несправедливость судьбы, по велению которой их знатную семью принесло в Богом забытое место, где нет никого, кто мог бы пригласить её на чаепитие и расхвалить фрикасе, что она так отменно готовит, сводит с ума.

Что это за слово вообще такое «фрикасе»? Судя по тому, что его нужно «готовить», думаю, речь о еде. В нашем ресторане такое не готовят, а если кто и зовет в гости на чай, угощением в лучшем случае будет домашнее печенье с шоколадной крошкой. Мама, когда зовет своих подружек в гости, печет блины или панкейки и поливает их вишневым джемом, что мы с ней варим каждый год, сколько себя помню. На заднем дворе нашего дома растет вишня и одним из моих любимых занятий является сбор ягод, когда они созреют.

В прошлом году эта мерзкая женщина, по имени Аугустина, увидела, как Прим помогает мне собирать вишню. Мы смеялись, он трусил со всей силы ветки старого дерева, на которое я залезла, чтобы достать самые верхние вишенки, и делал вид, будто хочет стряхнуть меня вниз. Ох, и влетело тогда Примусу за то, что он водится с такой девчонкой как я. Его родители и раньше слышали, что мы дружим, но это было лишь на словах в форме сплетен местных работяг и детей с нашей школы, но Прим всегда находил отговорки из серии: «Это просто девчонка из школы», или: «Ну так, что мне с ней и здороваться нельзя? Мы ведь ходим в одну школу!». Аугустина все опасения, что её любимый сын может дружить с дочкой швеи списывала на его хорошее воспитание и доброту души, мол, мальчик не может такой оборванке как я, прямо сказать, что мы из разных миров, а значит и говорить нам не о чем. После хорошей взбучки и двухчасового штурма нравоучений от госпожи «глава элиты города», мы с Примусом решили, не афишировать нашу дружбу, и меня это вполне устроило. Зачем мне нужно, чтобы парни со школы и не только, приписывали мне романтику с сыном командира? Во-первых, я ненавижу военных и сама по правде глубоко удивлена, что Прим оказался душевным другом, а во-вторых, о романтике в нашей дружбе и речи быть не может.

Прим обращается со мной как с мальчишкой, а я могу сплетничать с ним не хуже, чем с самой лучшей подругой, ещё он всегда меня понимает. В прошлом году Прим пришел работать в ресторан, хотел позлить отца и показать ему, что парень и сам может о себе позаботиться. Он из богатой семьи, ему уже считай обеспечено место в институте, да и в обществе в целом, как по мне, о большем и мечтать не стоит, а для друга это настоящее бремя – быть узником расписанного по минутам плана на жизнь. Примуса взяли садовником без разговоров. Директор даже спорить не стал, когда брал его на испытательный срок, видимо побоялся отказать сыну действующего командира города. Мне же, нелегко пришлось уговаривать начальство: вот и где справедливость?

Первое время я не говорила, что мне всего пятнадцать на тот момент лет, по мне и не скажешь. Мои наивные с виду серые глаза и пепельные локоны до пояса совсем не идут посудомойке, но я всё же получила эту работу. Мало удовольствия, конечно, было мыть не разгибаясь часами посуду, на кухне вечно людного ресторана. Терпеть боль в спине после каждой смены и вечно разъетые моющим средством пальцы рук, оказалось менее невыносимым, чем жуткий запах жареной еды. Этот запах невозможно абсолютно ничем вымыть из волос!

В ночные смены я всегда помогала официантам собирать стаканы по танцполу. Военная пьянь, когда в разгар ночи разойдется в танцах, неуклюже бьют посуду с коктейлями, что сами же расставляют по барной стойке, а её стоимость высчитывают, из заработной платы стаффов. Начальство думает, что официанты должны успевать всё: и заказы принять, и внимание гостям уделить, и за всем стеклом в зале уследить. Это не так уж и просто, если честно. Попробуй уследить за всем происходящим в разгар танцев, когда вокруг буйная алкашня. Я всегда старалась помочь, если было свободное время, да и так мне приходилось в конце смены меньше стаканов мыть.

Как правило, каждую пятницу и субботу ночные смены проходят в адской запаре. Размеры нашего увеселительного заведения гораздо меньше, чем желающих изрядно напиться и потанцевать, вот рабочих рук и не хватает. В такие дни начальник доплачивает, и просит Примуса выйти в помощь к барменам. Конечно, алкогольные коктейли делать ему никто не доверяет, ведь он несовершеннолетний, да и сын командира к тому же, а вот: принимать заказы, следить за наличием чистой посуды для напитков и полным ассортиментом алкоголя на полках бара, под рукой – эта работа всегда актуальна. Люблю ночи, когда Прим выходит на смену. Мы идем вместе домой, мне не страшно, да и можно болтать всю дорогу обсуждая, как кто из солдат безбожно надрался в этот день.

Совмещать школу и работу в ресторане не так легко, как хотелось бы, но директор помог мне составить относительно сносный график. Лендер мужчина средних лет, его строгость и прирожденный, по-видимому, дар к руководству заставляет меня представлять, что отец был немного похож на него. Конечно же, не маленьким ростом, лысиной и пивным животом, а твердостью характера и тактичностью по отношению к другим. Директор Лендер с типично греческой внешностью и типично греческой образованностью относится ко всем работникам ресторана очень требовательно, но в то же время с большим уважением и человечностью.

Я стараюсь не злоупотреблять его снисходительностью, но при этом знаю, что он пойдет мне на встречу в моих просьбах. Он мог бы легко найти в штат на моё место любого полноценного работника без особых требований к графику, но я очень старалась показать свою выдержку и любовь к качественному труду, и он согласился оставить меня после испытательного срока за моё трудолюбие. Увы, это лишь видимость. Как можно вообще любить работать? Да ещё и в месте, где сам Мефистофель правит балом каждую ночь. Выбирать работу мне не приходиться, так что делаю всё быстро и качественно, вот со стороны и наводит на мысль о трудолюбии.

Сейчас в самом разгаре последний семестр учебы в школе, я выхожу на смену всего четыре раза в неделю: в среду и пятницу ночная смена, в субботу целый день и ночь, а в воскресенье дневная смена. Выходит, что работа на дискотеке занимает больше смен, чем в ресторане.

Первое время меня это очень бесило, ведь мало удовольствия после бессонной ночи идти утром на занятия, да и ночное пьяное веселье военных не самое красочное представление. Одни только пьяные танцы пузатых офицеров – зрелище для стрессоустойчивых лиц, что уж говорить о рядовых пограничниках с их любовью к конкурсам с элементами стриптиза. Поработав пару месяцев в таком режиме, я изменила свое мнение и поняла, что лицезреть мерзкую пьянь по форме ночью, куда приятнее, чем раболепно улыбаться надменным командирам накрывая дорогие обеды днем. Большая часть горожан не могут позвонить себе мясной стейк на обед и двух раз в неделю, в то время как эти откормленные морды в погонах, каждый день за обедом набивают животы всякими вкусностями, обсуждая глобальные стратегии удержания мятежа в рамках уже отделившихся территорий, хоть все вокруг прекрасно понимают, что на самом деле все пять лет чиновники отмывают и зарабатывают деньги на фиктивно организованном псевдо-мятеже.

Я часто ругаю себя за мысли об этом. Нам запрещено не то что говорить, даже думать о подобном, но сложно угомонить мысли в голове, когда каждый раз обслуживание стола трезвых вояк не обходится без их обсуждений всяких перевозок и поставок оружия, которое никто и в глаза не видел. Самое смешное то, что они даже не шепчут о подобных вещах. Говорят, спокойно и открыто при нас, настолько не считают обслугу за людей. Да, и как мы можем вынести информацию за границы Литора? Вокруг одна вода да лес, а путешествия в другие города, переезды, могут себе позволить только не бедные люди, которым явно хватит ума держать язык за зубами, если не хочешь, чтоб тебя и всю твою семью обвинили в сепаратизме, конечно. Так и живем: делаем вид что глухие, слепые и недалекие, в надежде, что солдаты оставят хорошие чаевые, за которые можно кормить семью, учиться и платить за дом.

Больше всего я люблю наш ресторан за то, что он построен на воде. Когда стоишь в центральном зале, со всех сторон от тебя видно только море. Не важно, какое настроение у моря, оно всегда прекрасно, и все гости нашего ресторана согласны со мной в этом утверждении. Неописуемая красота ресторана манит всех посетителей полюбоваться красотой моря и яркими красками необычных цветов, что украшают весь зал по периметру, подпирая панорамные окна. Именно эти цветы выращивает Прим. Некоторые из сортов он даже вывел сам, скрещивая разные виды. Ботанический псих, что тут скажешь, но надо отдать ему должное, расцветка некоторых бутонов не встречалась ранее в природе. Окна в зале сделаны практически без стыков между стеклами, за счет чего кажется, что ты сидишь на сказочной террасе над водой.

Сегодня воскресенье, у меня дневная смена. Людей в предобеденное время, как всегда, нет, значит у меня есть не менее получаса, чтобы собраться с силами и мыслями до начала рабочей беготни, или, как у нас её называют – запары. Это мои любимые воскресные полчаса. Вчерашняя ночь была невыносимой. Кажется, такой запары в этом месяце ещё не было. Отсутствие Примуса в ночной смене порядком усложнило нам работу, бар куда медленнее обычного отпускал заказы. Глаза слипаются, а ноги до сих пор гудят.

Я сижу, покачиваясь на стуле, перед открытым окном на центральной террасе, любуюсь сегодняшним настроением моря. Мне кажется, море грустит о прошлом, а значит я тоже. Бирюзовые блики спокойной и ровной воды слегка отражаются на стекле. Интересно, тот камень, заросший водорослями, что я разглядываю не меньше десяти минут, действительно такой огромный, или только кажется под лучами солнца, что преломляет вода? Хотела бы я быть той рыбкой, что спряталась за мохнатым камнем и сидит долгое время, поглядывая украдкой, как я рассматриваю её. Вот это жизнь была бы! Плывешь куда хочешь, никто от тебя ничего не ждет и не требует, одна забота в жизни – в сети не угодить. В моей жизни сетей гораздо больше, чем эта рыбка может встретить за весь отведенный ей срок. Получится ли у меня не угодить в одну из них?

– Аделаида… Дэла?! ― слышу знакомый голос из соседнего зала. «Неужели вернулся?» – пронеслось у меня в голове.

Глава 2

– Где моя Аделаида? Пристанище моей души! Мой остров! ― поэтично воспевает, словно главный герой в литературной пьесе из школьных учебников. ― Дэла, ты тут?

Я не ошиблась! Прим вернулся. Со скоростью молнии срываюсь с места, путаюсь в собственных ногах, что были закинуты на окно, но все же удержав равновесие, как ребенок бросаюсь на шею своему кудрявому другу. Наверное, если не ослабить хватку я могу стать причиной смерти этого любителя прозвищ. Вырываюсь из объятий и шлепаю вполсилы ему по плечу.

– Сколько ещё раз мне нужно угрожать физической расправой, чтобы ты перестал обзывать меня этим дурацким прозвищем? ― обижаюсь я.

– Я не виноват, что твоё настоящее имя хуже самых дурацких прозвищ на свете! ― уклоняясь от дурашливых ударов с моей стороны, продолжает подшучивать Прим.

Вот это уже было обидно! Что себе позволяет этот задавака? Моё настоящее имя меня вполне устраивает, тем более мне его дал мой отец и это единственное, что он по сути успел мне дать при жизни, так что я не позволю какому-то мальчишке оскорблять моё имя.

– Ты помнишь, как в прошлом году я тебе врезала, после чего ты ходил с огромным фингалом под глазом две недели? Так вот, я близка к тому, чтобы повторить тот удар, только с более отточенной техникой!

Мы ходили в лес и этот придурок, зная, как я боюсь остаться одна среди хвойных зарослей, шутки ради, спрятался, чтобы поиздеваться надо мной. Я не сильна в рукопашном бою, но удар получился отменный. Я ожидала, что ловкий Прим перехватит мой удар, но нет – врезала прямо в глаз с неслабым размахом. Дома пришлось сказать, что подрался с парнем со школы, не признавать же, что девчонка меньше пятидесяти килограммов, так вмазала левой.

– Ладно тебе цветочек, не сердись. Ты же знаешь, что я любя. Рассказывай лучше, что тут нового?

Что нового? Его два месяца не было, а я теперь должна «новое» вместить в три предложения.

– Ну, для начала – я теперь официант!

– Ого… Неожиданный поворот.

– Да, работа, конечно, не моей мечты, но денег платят побольше, а ещё, наконец-то руки зажили, и перестала болеть спина. Правда, ноги теперь отваливаются после каждой смены, зато чаевые бывают больше зарплаты за день. Так что, как по мне, перемены успешные, осталось к ним только привыкнуть. Как прошло твоё обучение?

Откинувшись на спинку стула Прим запускает руку в пшеничные волосы и с полным неприязни лицом выдавливает из себя невнятный ответ.

– Хм… Обучение… Ну знаешь… В общем… Ну, в общем, я изо всех сил старался лажать и прилагал максимум усилий, чтобы у командира группы сложилось мнение обо мне, как о типичном неумехе… Но…

– Но? Не понимаю, что означает твоё «но»?! ― размахиваю возмущенно рукой.

– Но – я получил карту стрелка с отличием, ― пробурчал Прим зарывая лицо в ладони.

Молчание длится больше минуты. Не понимаю, как это возможно. Прим мечтает поступить в институт на кафедру ботаники, факультет военной медицины. Ну, учиться там, всякие лекарства из диких трав и растений изготовлять, лечить солдат в полевых условиях травой и прочей ботанической ерундой. Отец Примуса никак не мог смириться с увлечением сына, питая огромную надежду, что единственный ребенок пойдет по его стопам и однажды станет таким же заносчивым командиром. Он отправил его перед выпуском со школы на военные курсы снайперов. Эти, чертовы, курсы длились долгих два месяца и лишили меня единственного друга на целых шестьдесят один день!

Перед отъездом Прим говорил, что сделает всё, только бы получить ужасные рекомендации, в надежде, что когда отец услышит, про то, как сыночек не знает, с какой стороны подойти к оружию, наконец-то сможет смириться с поступлением на кафедру медицины. И что я слышу теперь? Карта стрелка с отличием?!

Этот чертов обманщик мне все уши прожужжал тем, как он мечтает спасать людей, а не убивать их. Я два года слушаю про фотосинтез и всякие другие умные штуки на тему пестиков–тычинок и листочков–цветочков, и вот теперь, когда я глубоко убеждена, что не все дети стражников и вояк повернуты на заслугах своих мундирных отцов, и не все горят манией военного дела, что я слышу? Мой друг зачислен в ряды лучших курсантов снайперов! Прим не выдерживает немого презрения и пытается вернуть меня к диалогу.

– Дэла, могу тебя уверить, мне известно о твоем таланте к брани хлеще старого сапожника, так что не обязательно молчать, можешь сказать мне прямо в лицо, что ты думаешь.

Его виноватые глаза, сейчас точно, как у собаки, которая украла кусок мяса с прилавка мясника, что и так её подкармливает регулярно, он буквально сверлит меня, но моему возмущению нет предела. Мысли, как тараканы при включенном свете бегут в разные стороны.

– Говоришь официантка… ― нервно подергивая себя за ухо, Прим продолжает попытки завязать беседу. ― Теперь понятно, почему при входе Вериния просила позвать тебя ей на смену, скатерти гладить.

Я пристально смотрю в его разные глаза. Даже не знаю, какой из них мне нравится больше: серый или зеленый. Сыпать ругательства сейчас не уместно, но бросить ему в лицо суть моего возмущения я просто обязана.

– Прим ты лучший в отряде снайперов среди курсантов. Отец с тебя теперь не слезет – это факт! Ты променял свою ботаническо-медицинскую мечту на судьбу снайпера. Ради чего? Чтобы угодить отцу? Ты, считай, уже поступил на кафедру стрелков и блестяще окончил учебу в этом направлении. Ты не будешь спасать жизни солдат своими травками-муравками, ты и будешь – сама смерть. Снайпер! Убийца в засаде. Прим, ты предал свою мечту и убеждения. Если конечно эти убеждения на самом деле были…

Последнее слово будто оборвало невидимую нить спора между нами. Я встаю со стула, и не глядя на друга, демонстративно ухожу.

– Куда ты? Дэл… ― срываясь с места, бросает мне в след.

– Спасать Веринию от скатертей, ― не оборачиваясь, рявкаю я.

Захожу в подсобку, где напарница, склонившись над гладильной доской, борется с паром от утюга, он наполнил комнату так, что мы словно в тумане. Вериния отчаянно старается быть моей подругой вот уже второй год, возможно, она и в правду считает меня своей подружкой. Чудаковатой девушке в прошлом месяце исполнился двадцать один год, и она теперь в рамках закона может пить, курить и гулять допоздна. Не то чтобы она до этого дня себе отказывала в стаканчике горячительного напитка, но теперь в ночные смены она смелее, чем раньше. Мне нравится эта девушка, хотя подругой я её не считаю. Напарница, коллега, ну максимум хорошая знакомая. Добрая и отзывчивая Вериния, никогда не ленится в работе, а я это качество немало ценю, так как ненавижу халтурщиков. Есть и минус в ней – изрядно болтает лишнего от невеликого ума, особенно как пригубит стаканчик.

В ночные смены скучать не приходится. В процессе беготни меж столами и заказами сёрбать из трубочки слабоалкогольную бурду, что мы гордо зовем «живительным коктейлем» и прячем от старшей смены в шкафчике на мойке – плевое дело и порой реально спасает от переутомления. В разгар ночной дискотеки никто и не заметит, что большая часть смены стаффов накинули градус для скорости движения и искренности улыбок, которые мы обязаны дарить гостям заведения. Да и кому замечать-то? Гости в первую очередь в стельку пьяные и предельно счастливы от этого.

Я пробовала такой коктейль и убедилась в правильности закона, что запрещает употребление спиртного лицам до двадцати одного года. Первые несколько часов действия «живительного коктейля», или как его называют наши бармены – коктейль «Молодость», действительно подарил легкость, а рабочее время пролетело как десять минут, но смена за два часа не заканчивается и остаток рабочего времени (самого тяжелого), пришлось практически умирать от обратной стороны действия алкоголя. Вялость, тошнота и сонливость – далеко не лучшие помощники, когда тебе нужно бегать между столами, мило улыбаться, делать вид что тебе безумно приятно обслуживать пафосных пьянчуг, а потом ещё и убирать зал от грязной посуды после закрытия. В общем, я решила, что «Молодость» и подобные источники вдохновения не для меня, хотя, если честно, бывают смены, когда я на время забываю об этом своем решении. Вериния же, не пропускает ни единой смены без подобного допинга.

Она неисправимый оптимист, романтик и страшная хохотушка. Наверное, все эти качества, собранные воедино и есть магнит для мужчин абсолютно всех возрастов. Отбоя от поклонников у неё нет. Если в ресторан заказали доставку цветов, охранник даже открытку не читает, и так знает кому нести букет. Среди завсегдашних посетителей мне известны не менее трех солдат, которые подгадывают смены Веринии и совершенно «случайно» заходят пообедать либо опрокинуть стаканчик перед сном. Та ещё рыжая вертихвостка.

Ходят сплетни, что бармен Лукас в неё влюблен. Лукас хороший парень и мне нравится, глубоко в душе я надеюсь, что сплетни – это всего лишь сплетни, ведь моя подруга Вериния уже не первый месяц маринует мне уши рассказами о том, как ей нравится Прим. Этот раз не стал исключением. Стоило мне взять на себя скучную глажку скатертей, как неугомонная рыжая повелительница мужских сердец уселась поудобнее, в начале сбоку на стул, а потом мне на уши.

– Ох, душенька, ты видела, наш красавчик садовник вернулся? ― подпирая голову правой ладонью, так по-девичьи ахая, закатывает глаза Вериния.

Не могу сейчас поддержать подобную бабскую болтовню, мои мысли ещё не нашли определенной позиции во мнении, что мне предстоит сформировать после стрелковых новостей. Загадочно улыбаюсь напарнице и стараюсь сосредоточиться на её словах, чтобы не потерять суть диалога.

– Чудный парень, как не крути. Кажется, он ещё больше раздался в плечах за время отсутствия. Меня это, прямо, сводит с ума, ― стыдливо заливается смехом от собственных мыслей вслух собеседница.

– Не думаю, что молодому сыну командира полка под стать водиться со взрослой рыжеволосой официанткой, не находишь? ― подшучиваю я для поддержания беседы.

– Ты как всегда тактичная стерва! Хоть в этом стабильна на все сто, ― обиженно бурчит девушка в ответ.

Вериния стаскивает выглаженные скатерти с перил и хлопнув дверью, оставляет меня наедине с собственной дерзостью. Моя прямолинейность частично объясняет причину отсутствия подруг.

Прим сегодня работает в ночь, и я этому рада, иначе он бы преследовал меня до самого дома, засыпал оправданиями, которые слушать наверняка будет просто противно. Адские скатерти помогают сосредоточиться на монотонной работе, благодаря чему окончание смены проходит вполне сносно. К концу рабочего дня я уже не чувствую от усталости ни боли в ногах, ни сонливости, ни голода. Есть и приятные стороны моего переутомления: все мысли в голове развеялись и теперь мне всё равно что будет говорить мама, когда я столкнусь с ней в коридоре.

Открываю входную дверь в дом: звенит противный колокольчик, сообщая домашним о моём приходе. Нужно оторвать его к чертовой матери. Я искренне надеялась, что удастся, молча прошмыгнуть в спальню и избавить себя от мамы и её болтовни. Шаги стремительно движутся в мою сторону, уже нет смысла подыматься в комнату. Двигаюсь в сторону кухни за бутербродом и стаканом молока.

Мама даже дома всегда выглядит отлично. Цветастое легкое платье струится по её стройной фигуре, аккуратный дневной макияж, прическа и даже туфли – привычный образ. Последние два года она практически всё время работает на дому. Как только мама отошла от депрессии, мы приспособили зал под швейную мастерскую. Единственные гости, что бывают у нас в доме, это несколько маминых подружек-разведенок, которые приходят к ней на чай не чаще трех раз в неделю, и как правило, они используют кухню для своих бабских посиделок.

В старом зале высокие окна и восточная сторона, это даёт отличный поток света, что идеально подходит для мастерской. На примерки вояки к нам ходят редко, в основном мама носит заказы для рядовых солдат в военную часть, а командирам и всяким начальникам стражников – к ним домой. Удивительно, почему у матери до сих пор нет никакого ухажера. Она красивая молодая женщина и всегда отлично выглядит. С тех пор как отчим нас бросил, я не видела ни разу, чтобы вокруг неё вились мужчины, хотя вся её работа, в основном, заключается в пошиве и ремонте солдатских мундиров. Возможно дело в том, что ей по душе исключено такие подонки как Матис? Хотя, если подумать об этом, наверное, оно и к лучшему, что она не нашла себе никакого стражника в женихи. Я бы не выдержала такого поворота судьбы. Уж лучше пахать самой и еле сводить концы с концами, как сейчас, чем теперь нового отчима, да ещё и из рядов военных. Фу! От этих мыслей бутерброд не вызывает аппетита.

Я сижу за столом, внимательно разглядываю тарелку, а мама греет молоко.

– Дорогая, как прошла смена? ― в суете со стаканом по кухне, пытается завести диалог.

Я не хочу говорить. Слишком устала для того, чтобы изображать прилежную дочь. Ковыряю хлеб и делаю вид, что не слышу.

– Что интересного было на смене? ― не унимается она.

– Младший командир пограничников обблевал половину танцпола.

– Лаванда! Есть истории с менее гадкими подробностями? ― кривит от мерзости нос.

– Ну… У дочери твоей Сонечки, похоже, появился новый поклонник. Вчера молоденький солдат привел её на ужин в ресторан. Они так засиделись, что остались до дискотеки. Судя по нежности в его взгляде, она ему очень пришлась по душе.

Не могу сдержать улыбку вспоминая вчерашние танцы этой парочки. Так здорово наблюдать за влюбленными. Все эти взгляды и вздохи. Сразу видно, где первое свидание. Хотела бы, и я пережить все эти чувства. Мама очень любит слушать подобные сплетни после моих ночных смен.

– Серьезно?! Сонечка заходила вчера ко мне на чай и рассказывала про этого парня. Как я поняла, он ей не очень понравился из-за невысокого роста. Её старомодные причуды порой меня убивают. Ну подумаешь ниже её Весты на пару сантиметров. Знаешь ли, Веста тоже не писаная красавица, так что выбирать не приходится. А что за платье на ней было?

– Не знаю. Не помню, ― с полным ртом мямлю я.

– Вроде то зеленое, что ты ей три года назад шила к выпускному.

– Кстати, родная, а что ты планируешь надеть на выпускной вечер?

Хм… Дорогая, родная… Судя по ласковым словечкам, сейчас речь пойдет о деньгах и о том, что близится день квартплаты. Ну как же я сразу не догадалась, к чему эта беседа из серии «ни о чём» за стаканом молока. Снова отчаянно делаю вид, что не слышу её, дожёвываю свой бутерброд и встаю из-за стола по направлению к спальне.

– Лаванда, не смей отворачиваться, когда я с тобой разговариваю! ― возмущенно вскрикивает мама.

Вот оно! Теперь узнаю свою мать. Требовательный тон и рука демонстративно упирается в бок. Похоже, я сломала её планы на непринужденную беседу о финансовом положении нашей семьи в этом месяце. Неделю назад я отдала ей свою зарплату, на оплату за дом там должно не просто хватить, а ещё и остаться. На чаевые, что я накопила за эту неделю у меня свои планы, так что не собираюсь продолжать этот разговор. Молча, поднимаюсь по ступенькам и слышу в след:

– Мы когда-нибудь научимся разговаривать как нормальные мать и дочь?!

Думаю, стоит оставить этот вопрос риторическим. Не могу лечь спать, не поцеловав свою принцессу. Поднявшись на второй этаж, в начале, захожу в комнату к малышке Мэл.

– Тук-тук. Можно поцеловать свою сладкую девочку? ― тихонечко напрашиваюсь войти я.

Мелисса сидит на коврике и играет с моей старой куклой. Её каштановые кудряшки спадают на плечи, а маленькое личико разливается улыбкой. Моя сладенькая девочка. Маленькие ручки обнимают меня за шею, и всю усталость вмиг снимает как рукой.

– Лаванда, ты завтра после школы пойдешь со мной кататься на качели к старому клёну? ― звонко спрашивает сестрёнка.

– Ну, только при одном условии, бусинка.

– Условие? Какое условие? ― нахмурив бровки, бухтит моя крошечка.

– При условии, что раскатывать будем по очереди.

Как на свои четыре года наша Мэл очень умная девочка. Не помню ни единого слова, искаженного по-детски. Как только она заговорила, с её уст посыпались словечки бывалой старушенции. И где она их только берет? Не помню, чтобы кто-то из нас или наших знакомых говорили «миленькая», «хочу к вам обратиться» или использовали прочие старомодные выражения.

После порции обнимашек сестрёнки, наконец-то иду к себе в комнату спать. Я зверски устала ещё вчера, а судя по сумеркам за окном, уже не меньше девяти вечера, но уснуть, оказалось куда сложнее, чем я ожидала. Весна в этом году очень жаркая. Прислушиваюсь к пению вечерних кузнечиков, что доносится из открытого окна и мои веки тяжелеют. Станет ли Прим отстаивать своё желание учиться на медицинском факультете? Закончиться ли этот адский период в моей жизни? Мысли роятся в голове без умолку.

Глава 3

Невиданной красоты фиолетовое поле расстилает свои просторы передо мной. Высокая густая лаванда касается голеней. Маленькие цветочки всех оттенков фиолета завораживают своей грацией. Мне кажется я тону в нём, в этом поле. Как приятно пахнет лаванда. Запах, такой родной и успокаивающий, словно песня мамы перед сном. Я плыву по полю, а оно бесконечно, как космос. Поле манит меня, ласкает кожу и услаждает взор. Блаженство. Громкий выстрел рассекает жаркий воздух, мгновенно заставляя вздрогнуть от ужаса каждую клеточку моего тела. Что происходит? Ощущение жути подступает к горлу. Чувствую запах крови, он вызывает приступ тошноты. Моё сердце стучит, заглушая всё вокруг. Я резко оглядываюсь по сторонам. Яркие оттенки фиолета на маленьких цветочках блекнут, а нежный аромат лаванды сменился резким запахом от которого во рту проступает металлический привкус.

Воздушными шагами, отрываюсь от земли, пытаюсь выскользнуть из лавандовой ловушки, но впереди нет ничего кроме поля усеянного мелким цветом. Рядом нет никого, кто может меня спасти. Я совсем одна… Бегу со всех ног… Бегу куда угодно, только бы от мерзких цветочков, что цепкими стебельками отчаянно цепляются за мои ноги, царапая их, разрезая тонкими, глубокими полосами. Мне никуда не деться, лаванда повсюду. Не могу вдыхать больше этот запах крови, от него мутит! Слёзы застилают глаза, а резкие глотки воздуха душат не хуже петли на виселице. Я падаю лицом в траву. Меня никто не найдет. Никто не придет мне на помощь. Я совсем одна.

Чувство теплой и вязкой влаги на пальцах заставляет отвлечься от истерики и открыть глаза. Что это? Почему это происходит? Я лежу на полевой траве опираясь на локти, лицом в низ, наблюдаю, как мои руки увязают в густой крови. Пьянящее своей красотой фиолетовое поле залито липкой горячей кровью, она медленно засасывает меня, словно в болото. Мерзкая алая масса хочет поглотить моё тело. Кричу во всё горло, но не слышу ни единого звука. Стук сердца оглушает меня. Стараюсь кричать громче и громче, но рот издает только немой хрип и не более того.

– Шшш… Тсшш, ― знакомый шепот перенимает на себя внимание.

Всё вокруг теряет свой смысл и краски. Чувствую: капельки пота неспешно скатываются по лицу, волосы прилипли к щекам и чьи-то теплые, нежные руки поднимают меня над поверхностью. Поле… Я больше не вижу поля. Пропал вкус крови во рту, а губы саднят от боли сухих трещин.

– Шшш… Цветочек, я с тобой. Проснись… Всё хорошо. Ты не одна. Я всегда буду с тобой… ― мягкий, еле слышный голос, убаюкивающе мурлычет мне на ухо и реальность возвращается в мой мир.

Сильные руки посадили меня на колени. Прижимаю со всех сил голову к его плечу, зарывая нос и колени в крепкую грудь. Он сейчас моя крепость. Держит меня словно малышку Мелиссу: одной рукой под колени, а другой придерживает за спину и крепко обнимает всю целиком, легонько раскачиваясь со стороны в сторону. Нежный голос и теплые объятия отгоняют страшный сон, моё тело расслабляется. Я не могу проронить ни слова. Слёзы ручьем катятся по щекам, застилая глаза. Как хорошо, что он тут со мной. Наверное, я бы умерла, если бы пару минут назад этот сон не прервали.

Вдыхая раз за разом отвратительный запах кабака на его футболке, я засыпаю. Сейчас любой его запах для меня самый сладкий. Главное, что мой мальчик пришел. Прим рядом. Я не одна.

Прошло не менее часа, когда я смогла вырваться из объятий и принять нормальную позу на кровати, и вот мы с Прим лежим под одеялом, изображая, что и вовсе не было никакой истерики. Я повернулась к нему спиной: люблю, когда он сгребает меня в охапку, зарываясь носом в пепельную капну волос.

– Каждый раз, когда я брал оружие в руки, получалось попасть четко в цель. Ни миллиметром в сторону… Не знаю почему. Я не прилагал никаких усилий. Казалось, что даже если скажут стрелять вслепую, выстрел всё равно придется в десятку из десяти. Ты знаешь… когда я нажимаю на курок, вокруг словно всё замирает, а пуля бьет точно в цель.

Я знала, что этого разговора нам не избежать. Уж лучше пусть рассказывает про обучение в группе курсантов, чем спрашивает о моем кошмаре.

– Дэла… Скажи хоть слово, ― умоляет Прим.

– Не всё в этой жизни происходит, как мы хотим. Уж мне-то об этом и не знать. Я только надеюсь, что ты не струсишь, когда придет время делать выбор.

Мы лежим так тихо, что я слышу, как Прим напряженно сопит мне в макушку. Уверена, если бы мы сейчас мило болтали на эту тему в лесу, он отвесил бы кучу издёвок, а потом спорил о своей правоте, обижаясь, что я прямо назвала его трусом.

– Ты сегодня так старалась заплевать меня своим ядом, что так и не рассказала, что нового в школе, ― переводит тему друг.

Я не готова к словесной перепалке, поэтому не обращаю внимания на откровенные провокации.

– В школе все как с ума посходили, так активно готовятся к выпускному. Должно получиться очень красиво. Я на днях заглянула в актовый зал, там твои одноклассницы как раз декорации приводили в порядок. Думаю, это мартышкин труд, ещё ведь целых три недели до бала. Их огромные лилии и орхидеи из непонятно чего, с тысячу раз запылятся и прогнутся под собственным весом…

– Одноклассницы? ― перебивает меня любопытный собеседник.

– Да. Она тоже там была. В первых рядах носилась по залу, размахивала руками и растыкивала пальцами, кому и куда, что нести и где ставить. Сразу видно – папочкина кровь! ― отвечаю той же монетой на его «твоим ядом».

– Я так соскучился по ней. Мы не виделись с тех пор, как отец отвез меня на курсы стрелков. Как она выглядела?

С какой же нежностью Прим говорит о своей Трише. Вот бы и мне найти парня, что так обо мне будет говорить. Триш одна из считанных на пальцах одной руки особ класса Примуса, кто мне действительно нравится, но я об этом никому не говорю, даже ему.

До пятого класса в нашей школе был всего один класс в каждой параллели. Наш городишко настолько маленький, что детей брать негде. Мало кто пережил эпидемию Инссанира двенадцать лет назад (у нас её называют «эпидемия Морфея»), и результат можно увидеть в наше время. Страшная хворь пришла с торговым судном из западных стран. Эпидемия распространялась со скоростью ветра и вместе с ним. Лекарство от неё до сих пор неизвестно нашим берегам. Мама рассказывала, как взрослые мучились от галлюцинаций, точно, как под действием наркотических средств: в начале, эйфория возносит тебя до небес, а потом уничтожает изнутри, в твоей же голове. Одним чудилась природа небывалой красоты, другим – люди в облике переродков. Не каждый из пострадавших смог выдержать эти игры разума, и как результат остался душевно больным до конца своих дней. Те же, кто смог справиться с фантазиями – побочным явлением психоза, спустя длительное время лечения и реабилитации всё же вернулись частично к реальности, но стали бесплодными. Дети в основном не выдерживали внутреннюю борьбу с собственными фантазиями и умирали от сердечной недостаточности вызванной неконтролируемыми всплесками эмоций. Другими словами – детям сложнее справиться со своими страхами и фантазиями. Удивительного мало, будь я на месте больного в свои четыре года от роду, меня бы ещё в первые несколько дней сожрал великан, или заморил пытками тролль.

Со слов мамы, тогда все свободные руки призвали на помощь в госпиталь, так как больных было не счесть. Каждый, кто попался в мерзкие лапы эпидемии Морфея, были вынуждены бороться за жизнь со своим собственным разумом. Не было пощады ни детям, ни старикам, ни беременным женщинам. Пытки видений выматывали душу, а потом и тело своих жертв. Люди высыхали на глазах от обезвоживания и изнеможения, другие под влиянием внутренних демонов вскрывали вены и наносили увечья не только себе, но и окружающим.

Город был закрыт на карантин. Это похоже на банку, в которую ловят бабочек: ты бьешься о стенки изо всех сил, стараясь убежать от удушья, стенки прозрачные и свобода, кажется, так близко, но на самом деле очень далеко. Стеклянная стенка банки подобна карантину – свобода совсем рядом, стоит лес перейти, а там прямая дорога в другие края, но нет, ведь карантин запрещает выезд и въезд, и ты мечешься, словно бабочка в этой прозрачной тюрьме, зараженной страшной хворью сумасшествия, и есть только что надежда на Бога. Надежда, что Господь Бог всемогущий тебе предписал смерть более извращенную, нежели проиграть собственным страхам.

Мама тоже была волонтером и помогала в госпитале. Она не часто вспоминает то страшное время. Эпидемия забрала более шестидесяти процентов больных, другие остались бесплодны, так что дети в Литоре на вес золота. Пять лет назад, с приходом мятежа в государство, властью было принято решение построить в нашем городке институт военных дел и укрепить границы. Учитывая нынешнее скопление военных в Литоре и охрану города, лучше места не найти для подобного учебного заведения.

В начале эти новшества навели ужас на горожан. Люди в военной форме расхаживали по улицам показывая всем своим видом своё социальное превосходство над моряцкой голотой, появились новые правила и запреты. Местный командир, к примеру, теперь считается начальником мера и так далее. Со временем литорцы стали находить и положительные стороны новшеств: у мастеров и строителей появилась работа на стройке новых таунхаусов для военного начальства, открылись кабаки и рестораны, чтобы скрашивать досуг стражников и военачальников, а самое главное – появились дети.

В школе создали целую параллель для детей военных. Конечно же, они считаются элитой школы и у них в основном отдельные предметы и курсы наук. Могу смело заявить, что детям местных горожан дают четко понять, где их место, а где элита города.

Меня страшно бесят эти заносчивые отпрыски и их знатные папаши, но что касается Триши, сложно сказать какие чувства я к ней испытываю. Мы никогда не общались в личной беседе, ведь она девочка из параллели «Альфа», а я – «Бета», но мы часто улыбаемся друг другу при встрече в коридоре. Она милая, или, во всяком случае, такой мне кажется. Огромные карие глаза, высокий рост и стройная фигура – всё это сложено в красивую девушку с каштановыми волосами. Мнение о ней у меня сложилось не только по внешним признакам, но и по рассказам друга. Тот образ, что вырисовался у меня в голове в отношении Триш, очень подходит скромному ботанику с нежными руками, что сейчас обнимает меня, защищая от мрачных образов и кошмаров.

Триша – типичная идеальная пара для мальчика из семьи командира. Прим рассказывал, что её воспитывает один отец (начальник стрелкового взвода), а ещё помогает тётя по части женских дел. Интересно, как это расти без матери? У нас с мамой сложные взаимоотношения, но я даже на минуту не могу представить свою жизнь без её нравоучений и юбок длины «миди». Наверное, отец Триш с гордостью запишет Прим в ряды потенциальных зятьев, как только узнает о его успехах на курсах.

Каждый раз, когда мы говорим о Трише, глаза Прим горят огнем. Я люблю видеть друга в таком настроении, он сразу такой смущенный и наивный, аж смешно. Куда только деваются его ухмылки и сарказм? Не понимаю, почему он ещё ни разу не позвал её на свидание. Неужели боится отказа? Да как вообще можно отказать моему Примусу? Высокий, широкоплечий красавец, и может рассказать о всех подробностях фотосинтеза: ну разве не мечта каждой девушки? Ну ладно, согласна, как по мне фотосинтез – это слишком, но такая, как Триш должна бежать вприпрыжку от одной только мысли, что такой мальчик как Прим по уши в неё влюблен.

Триша учится у нас в школе с шестого класса. Она носит ужасно старомодные юбки и брошь в форме скрипичного ключа. Не знаю, то ли она занимается музыкой, то ли просто фанат музыкальных причиндалов, но эта брошь с ней каждый Божий день. Её улыбка всегда искренняя, а смех заразительный, и вообще она очень отличается от всех других учеников «Альфа» параллели. Несмотря на все её привлекательные стороны, я не горю желанием с ней дружить, не думаю, что у меня получится.

Они с Прим уже дважды ходили в кино на вечерний сеанс и ещё ни разу не целовалась! Прямо, как пятиклассники. Хотя, может быть, я не обо всем знаю? Надеюсь, Прим откровенен со мной во всём, иначе я буду чувствовать себя неудобно, ведь у меня-то язык, как помело, когда он берется за свои допросы.

– Как она выглядела? ― уточняю вопрос. ― Милое платьице цвета малины, судя по охам и ахам подружек – новое, счастливые глаза с дьявольским огоньком и везде тягающийся за ней, как слизняк, Драко под рукой. Похоже, они уже целовались. Столько страсти в этих взглядах, знаешь ли… ― вру я, и закатываю по-девичьи глаза.

Прим резко поворачивает меня к себе, нависает надо мной опираясь на локоть и рычит мне в лицо:

– Драко? Какого черта?!

– Да не кипятись ты так, любовничек. Шучу я. Нужно же хоть как-то тебя расшевелить. Ты думаешь пока ты со своими букетами и болтовней о рассаде за ней ходишь, Драко молча наблюдать за вашей ванилькой будет? ― несколько грубо объясняю всю суть проблемы я.

– Дэл, если ты привыкла каждую среду с новым воздыхателем в кино ходить, это вовсе не значит, что отвечать вниманием всем без разбору это норма.

А вот это было обидно!

– Ну, во-первых, с разбором! ― ядовито шиплю в ответ. ― С твоими дружками из «Альфы» я не собираюсь даже чай пить на соседних лавочках в парке, да и причин у меня нет отказываться от приятного общения сверстников, а во-вторых – Драко и вправду за ней таскается в каждый след, так что мой тебе совет – изъясняйся девушке понятней в своих чувствах. Ты выбрал первую красотку в школе и хочешь, чтобы она ждала, пока ты смелости наберешься. Трус ты! Вот ты кто.

– Я не трус, Дэл! Просто она мне… она мне очень нравится. Была бы на её месте худышка Белла или дурочка Вероника, я бы уже давным-давно взял в оборот эту девчонку, но тут речь идет о Триш. Триш… она другая! Она вся такая нежная и красивая. Ей нравятся абсолютно все люди вокруг. Даже ты наверняка бы ей понравилась! В общем, мне нужно подумать.

Даже ты бы понравилась… Отлично! Это как? Будто я такое вселенское зло, что нравиться кому-то просто так, это что-то из серии фантастики? Ну куда там мне до его ангела Триш.

– Подумай, как ты пригласишь её на бал. Судя по тому, с каким азартом она всё украшала, для нее это не просто бал, а целое событие.

– Дэла, это школьный выпускной, ― фыркает Прим, словно я не понимаю элементарных вещей, ― наверное, для всех кроме тебя это огромное событие в жизни. Тем более, ты сама знаешь, что учиться в институт пойдут не все. Для многих это начало настоящей взрослой жизни.

Для многих, но не для меня. Моя настоящая взрослая жизнь началась уже давно, так что не вижу смысла, так суетится вокруг какой-то школьной дискотеки.

– Не нужно делать из меня монстра. Я тоже жду этот бал, и тоже считаю этот день праздником, просто не бегаю вокруг школы с криками «ура!» ― пытаюсь казаться нормальной я.

– Я знаю. Прости цветочек, просто ты меня взбесила разговорами о Драко.

Он целует меня в лоб. Это приятно. Хорошо так лежать, вместе в обнимку, но завтра в школу, нужно успеть разойтись каждый по своим кроватям пока Аугустина или мама не застукала нас в таком виде. Комната Примуса на одном карнизе покатой крыши с моей, и мы уже давно не закрываем свои окна в спальню на защелку. Прим придумал это два года назад, когда мы подружились. Чтобы прелесть к нему в окно много усилий не нужно, всего-навсего не смотреть вниз пока ступаешь по крыше.

Мы часто ночью гостим друг у друга. В начале, это была как азартная игра, ведь нам обоим достанется по первое число, если кто-то из взрослых узнает о таких наших встречах. Как им объяснить, что мы просто друзья? Не самое приличное на первый взгляд зрелище: два повзрослевших подростка под одним одеялом, ночью. Разве ж нас может понять кто-нибудь в этом мире? Вот мы и бегали друг к другу, рассказывали всякие страшилки на ночь и обсуждали школьных ребят.

В одну жаркую летнюю ночь, лавандовое поле, убивало меня снова и снова, разрушало всё ощущение реальности вокруг. Прим услышал, как я мечусь от ужаса в постели. Видимо, я очень кричала. Он пришел успокоить меня и стал моим спасательным кругом. С тех пор я никогда не закрываю окно. Засыпать стало легче, я надеюсь, Прим будет меня спасать от ужасов, что выдает моё подсознание. Это всегда происходит как сегодня: его большие руки гладят меня и качают, потом мы лежим долго-долго в обнимку, ну и конечно же, его слова: «Я всегда с тобой» – это обязательная часть программы под названием «Кошмары Лаванды». На сегодня болтовни и объятий достаточно.

Глава 4

Маленькие ручки обхватили моё лицо. Я ещё сплю, но даже сквозь сон понимаю, что это вовсе не тролль из снов пришел по мою душу.

– Лаванда вставай! Ты же хочешь быть умной? Я хочу! А ещё хочу ходить в школу, но мама говорит меня туда ещё пока не возьмут. Там блинчики на кухне есть! Пойдем их кушать?

Мой маленький тролль, навалившись сверху всем телом, щекочет щёки кудрявым хвостом. Это Мелисса так призывает меня встать с кровати и идти в школу, используя неопровержимые аргументы. Разве может этот день быть плохим, если он начался с поцелуйчиков моей принцессы? Кажется, это хороший знак и возможно, удача настолько на моей стороне сегодня, что я сдам тест по латыни.

– Блинчики говоришь? Заманчивое предложение. Только я не могу пойти с тобой, бусинка.

– Не можешь? Почему? ― надувая губки гундит Мэл.

– Потому что ты меня привалила всем телом! ― устрашающе рычу я.

Мэл заразительно хохочет, поднимая моё настроение ещё больше. Целую её в сладкую шейку и встаю. Сегодня понедельник. У всех дней недели есть свой цвет. Я не сама это придумала, конечно. Прим утверждает, что это так, и только я не различаю неделю по цветам. Как по мне, вся неделя делится на школу и ночные смены, но идея с цветом для каждого дня, действительно забавна. Понедельник – белый день. Отличный день должен быть, ведь он белый, но на самом деле согласно теории Прим, белый цвет означает, что сегодня со мной может случиться что угодно, это как белый лист бумаги, где можно рисовать красивые узоры, а можно и кляксы.

Мама уже вся в работе и это ещё одна радость, ведь я могу ограничиться скупым: «С добрым утром!», дежурной улыбкой и избежать излишнего общения с ней. Завтрак просто объедение, особенно после того, как Мэл залила тарелку малиной так, что бедный блинчик стал похож на утопленника в липкой жиже. Учитывая моё хорошее настроение и чудно сложившиеся факты, такие как: Мэл, блинчики, белый понедельник и отсутствие мамы за завтраком, я решила сегодня надеть любимое желтое платье и пойти после школы к морю. Я даже крекеры не забыла – вот такой хороший день! Моё любимое печенье. Будет что перекусить возле моря.

Единственная школа расположена в самом центре Литора, чтобы детям из любого конца города было удобно добираться. От дома не близко, но зато недалеко от школы есть отличный пляж, где можно погреться на солнышке, разгадывая сегодняшнее настроение моря.

Аугустина всегда провожает Прим в школу, стоя у порога. Дело вовсе не в том, что взрослый сын находится под её строгим надзором – просто хочет удостовериться, что мы не ходим на занятия вместе. Глупая старая толстуха! Неужели не догадывается, что мы встречаемся за домом и спокойно болтаем до самых школьных ворот? А вот и Прим. На нашем месте. Пара комплиментов, отпущенных по поводу моего желтого платья, вполне ожидаемы, но от этого не менее приятны. Этот снайпер-ботаник всю дорогу не умолкая задуривал мне мозги своей Тришей. По меньшей мере, раз сто я услышала, какая она замечательная девушка, не то что я, и что встречается такая одна за всю жизнь, если, конечно, повезет. Сегодня белый день, а значит, я не иду на поводу у оскорблений Прим из серии «не то что ты», и он не скрывает восторга от моего молчания. Возможность выговориться выпадает не часто.

– Пойдем в лес после уроков? Я тебе покажу, как правильно высаживать нарциссы, – воодушевленно предлагает Прим.

– Предложение, конечно, супер! Ты же знаешь, как для меня важно уметь сажать нарциссы.

– Короче, ты не пойдешь.

– Короче, я не пойду, – улыбаюсь и копирую его интонацию. – На самом деле, у меня есть планы, – вру я, – поэтому прости и попроси от меня прощения у нарциссов, но сегодня я пас.

У ворот приходится расстаться, мы расходимся по своим классам.

Наш учитель – милейший человек с одним единственным изъяном: он преподает латынь. Кому вообще в наше время нужна латынь? Подумаешь, когда-то она считалась исконно народной речью, но когда это было? Сейчас в нашем государстве функционируют два языка, и все без исключения отлично понимают оба. Вот как, к примеру, Аугустина, встречая мужа с работы, использует латынь? Или, когда варит обед? Выбирая себе новые шляпки или обедая с подругой, она тоже использует латынь? Большей глупости трудно даже представить.

Через три недели закончится учеба, и я буду полностью поглощена своей не самой интересной, но взрослой жизнью. Возьму больше смен в ресторане, соответственно увеличится зарплата, может, даже куплю новое летнее платье. Вот как, по мнению нашего господина Антониуса, я буду использовать латынь, принимая заказ на обед у старшего стрелковой роты? Я ему с улыбкой: «Еligere?» А он мне в ответ: «Аnas placet». Так что ли? Вот была бы умора! Пока я в своей голове развиваю философскую тему «зачем», господин Антониус уже объяснил тонкости заданий в тесте, а я, как обычно, все прослушала. Конечно, будет очень стыдно не получить диплом об окончании школы. Вполне вероятно, что так и случится, если я завалю латынь, но кардинальных изменений в мою жизнь это не принесет. От официантов не требуют знания латыни, да и диплом для того, чтобы улыбаться, расставляя тарелки на столах, не нужен.

– Пс! Пс! Лав… что в пятом? «А» или «Б»? – шепотом спрашивает у меня Густа с задней парты, пока господин Антониус, сцепив руки за спиной, походкой цербера прочесывает класс взад-вперед.

– У меня «Б», – тихонько подсказываю я.

У меня действительно «Б», вот только я поставила ответ наугад, так как не знаю правильного варианта. Густа учится лучше, чем я, но почему-то крайне не уверена в своих знаниях. Она всегда сидит позади меня, иногда мы пишем совместные рефераты.

Замечая перешептывание, учитель Антониус поворачивает в нашу сторону свой огромный живот, потом презрительно смотрит поверх очков. Ох, этот взгляд не к добру… Однажды в шестом классе он выгнал меня за подсказки во время тестирования, а пересдать не разрешил. Я тогда так злилась на него, думала, взорвусь. Сейчас его непреклонность и чувство дисциплины вызывают у меня уважение. Думаю, именно таким должен быть учитель, но это не останавливает меня перед списыванием.

Наконец-то уроки позади.

Сегодня чудная погода для морских прогулок. Солнышко по-весеннему греет, припекая голову, а я, откинув все мысли о школе, ресторане и латыни лежу на теплом колючем песке и слушаю шум легкого прибоя. Это поистине музыка души. Звук еле касающихся берега волн, убаюкивает и лечит душу. Вот так бы и провела всю свою жизнь.

Ну почему я не ракушка на этом пляже? Почему Бог создал меня человеком? Как здорово было бы, быть ракушкой. Я лежала бы на этом пляже, изо дня в день, слушала шепот прибоя и крики беспокойных чаек, любовалась красками моря, угадывала его настроение. Закрываю глаза и представляю: море, разгневавшись на этот мир, бушует зелеными водами, волны всё выше и выше подбрасывают пенные хохолки, разливает со всей силы по пляжу прибой. Один из этих сильных всплесков затягивает меня в воронку беспощадной волны, уносит за собой в глубину царства, где правит Нептун – владыка морской. И вот я уже не нежусь на песочке, не слушаю шум волны, не любуюсь морскими красками, я теперь часть моря, я – гостья Нептуна. Неважно, какое настроение у моря, теперь я всегда с ним, я часть его. Я люблю море всем сердцем, а возможно, море и есть моё сердце. Крик чаек вырывает меня из мира грез и возвращает к реальности.

Сегодня понедельник – белый день. Похоже, море тоже различает дни недели по цветам как Прим, и так же как и я дает возможность этому дню самостоятельно раскрасить белый лист настроением. Голубое, прозрачное море словно затаило дыхание. Вода спокойная настолько, что сложно рассмотреть, где кончается горизонт и начинается небо. Все мысли о проблемах и заботах растворились в прозрачной синеве. Ветерок немного охлаждает обжигающие касания лучей солнца к коже.

С этого пляжа открывается отличный вид на наш ресторан. «Барракуда» – вполне подходящее название для этого адского места. Название ресторану дал директор Лендер в надежде, что характер хищной рыбы передастся его детищу, поможет вытиснить всех конкурентов подобно распределению первенства в цепочке морских обителей на дне морском. Хоть я и не верю в магию слов, значение имен и прочую волшебную ерунду, но должна согласиться, Лендер отлично подметил с названием.

Ресторан один из самых новых в нашем городишке, но уже уверенно подвинул всех в рейтинге самых полюбившихся мест. Вот уже год, как это самое популярное место на всём побережье. Наша «Барракуда» уверенно съела всех конкурентов сразу же после открытия – факт, но как по мне, магия названия скрылась внутри рабочего процесса. Чтобы выжить в этой мясорубке нравственности, нужно быть настоящей барракудой в зале и за кулисами бара.

Адский труд по девятнадцать часов в сутки, когда под улыбкой и раболепностью скрывается стальные терпение и выдержка, требует от тебя быть самой хищной рыбой среди тех, кто тебя окружает. Красиво одетые, образованные люди с достатком показывают всем свои видом, что ты прислуга и не более того. Блюда должны подаваться быстро и с улыбкой, а пустые стаканы незаметно для гостя наполняться алкоголем. Здесь тебя могут оскорблять, подшучивать, критиковать, но ты обязан быть психологом, выслушивать, как гость после стаканчика-другого изливает душу, и при этом клиент всегда прав, а ты – нет. Если ты работаешь тут, у тебя два пути: ты хищник, или… ты тут не работаешь.

Отличное месторасположение, бьет все рекорды красоты, как снаружи, так и внутри. Ресторан построен в форме шатра над водой. Старинный припортовой пирс, ранее представлял собой огромную площадку для городских концертов, что возвышался над водой при помощи металлических свай. Помню это место с самого детства. Каждый год, в первое воскресенье июля в городе устраивали праздник для детей – День Нептуна.

Скрытая суть праздника заключалась в том, чтобы запугать детвору. Нам рассказывали, что у моря есть свой народ: русалки, черти и владыка морской – Нептун, а мы лишь гости в лазурных просторах, поэтому обязаны четко выполнять правила поведения в воде и на воде, а если кто будет пренебрегать законами морскими, того русалка заберет к себе в пучину морскую. И вот, чтобы наглядно показать тех самых хозяев морей, детям устраивали настоящее представление. С моря на лодках и кораблях к этому самому пирсу, где с нетерпением ждали дети, приплывали морские жители во главе с владыкой.

Я всегда знала, что это обычные люди в костюмах, потому что мама шила костюмы к празднику, но никогда не пропускала представление и с упоением рассматривала каждую деталь созданных для нас образов. Морские жители давали концерт с танцами и песнями, а в завершение обязательно были игры. Подводя итоги праздника, Нептун предупреждал, что заберет нас на дно морское, если ослушаемся его правил, сажал свой народ на корабль и исчезал где-то за горизонтом. Во всяком случае, нам так казалось, а на самом деле это был поистине креативный метод профилактики ежегодных утопленников, а корабль к нам приплывал с другой стороны порта. Детей в то время было много, так что все на пирсе не помещались, иногда приходилось вплавь добираться до поручней на другой стороне и в повисшем состоянии смотреть всё представление со спины героев, но оно того однозначно стоило. Очень жаль, что моя малышка Мэл никогда не была на таком красочном празднике.

С тех пор как разгорелся мятеж, а часть территорий отделили мятежники, все митинги, городские субботники и праздники для нас под запретом. «Барракуда» была построена после введения положения «О запрете массовых скоплений людей», поэтому и городской пирс отдали под застройку без труда: всё равно гуляет без дела.

Сегодня не моя рабочая смена, но коль я уже порядком нагрелась на солнышке и мне все равно нужно забрать из шкафчика вещи в стирку, пожалуй, стоит зайти, заодно и поздороваюсь. Чувство, когда ты приходишь на работу не в свою смену тяжело переоценить – это как махать вольной перед крепостными. Душа выплясывает ламбаду, непроизвольно озаряя всех этих несчастных терпил надменной улыбкой. Не то чтобы я не рада была видеть коллег, конечно рада, у нас отличная команда хищных рыб собралась, просто зайти в гости на работу подразумевает под собой быстрый уход, в то время как остальным ещё всю ночь пахать, от этого чувствуешь себя по-особенному приятно.

На входе в зал, возле барной стойки, первым делом в нос бьет запах сырых скатертей – один из моих самых нелюбимых, пробуждающий воспоминания запах. Говорят, у человека особенно развита память на запахи, они пробуждают ассоциации. Согласно мнению ученых: наш мозг запоминает запах, на фоне чего выстраивает в памяти целую цепочку событий, образов и воспоминаний, в то время как визуальная память фиксирует только картинку, в редких случаях, ещё и отрывок события в виде короткого ролика в замедленной съемке. Мне кажется, я даже в старости буду помнить запах только привезенных из прачечной скатертей.

Приводить в порядок столы входит в обязанности официантов, ежедневно после доставки скатертей все девочки поочередно их гладят. Как правило, прачечная не досушивает скатерть, испарения от утюга наполняют нашу маленькую подсобку моментально, и ты чувствуешь себя, как в парилке с ароматизатором шампуни для стирки. Из всех обязанностей – эта самая скучная.

– Привет ученикам! ― доносится радостный голос из-за барной стойки.

– Привет Лукас! Как сегодня прошел обед? Успели отбегать все ноги, или оставили ещё немного сил на вечер?

– Ты знаешь, сегодня обед на удивление тихо прошел. Была, кстати, твоя любимая женщина, в новой шляпке, с подружкой, ― намекает на гадостную Аугустину бармен, ― обсуждали ужасное соседство. Говорит, с ней мелкая дерзкая девчонка всё время огрызается. Ты представляешь, какая невоспитанная? Просто ужас! Ты с ней не знакома случайно? ― заливается смехом, едва договорил.

Лукас старше на десять лет, но чувствует себя мне ровней. Самый приятный человек в нашей команде. Вот даже сейчас, подшучивая надо мной, он умудряется это делать без капли злобы или сарказма, милая ирония – это всё на что он способен. Мне нравятся с ним болтать и работать.

С тех пор как мы знакомы у меня о нем сложилось только положительное впечатление. Он быстрый очень и любит порядок за баром. Справедливый – выдает в запару заказы четкого по фишкам, а не по: «Ну мне очень нужно быстрее», что я в нем просто обожаю, а ещё он всегда готов мне предоставить коктейль «Молодость» если есть такая необходимость.

– Ты знаешь, мы действительно знакомы. Отвратительная личность. Всем сердцем сочувствую этой милой женщине, ― поддерживаю шутку я.

Чувствую, как из кухни доносятся вкуснячие запахи. Ммм… похоже на мою любимую тушенку с бобами. Я оглядываюсь по сторонам, чтобы понять, есть ли гости в ресторане. Никого не обнаруживаю, и мысленно подтверждаю свои догадки – тушенка с бобами! Лукас наливает мне стакан апельсинового сока и приглашает сесть к барной стойке.

– Вериния уже рассказала про вчерашний конкурс на раздевание? ― с особым задором говорит бармен.

– Раздевание?! Это интересно. Я ещё не видела Веринию сегодня. Разве она не в ночную?

– Она в день. Людей нет. Наверное, удалось вздремнуть в подсобке, ― неуверенно отвечает Лукас.

Спать на рабочем месте, конечно, не разрешено, но, по счастливой случайности, нам в раздевалку поставили старую раскладушку. Совпадение? Не думаю. Использовать данный ресурс мы стараемся, рационально и делаем вид, что это большой секрет, но всё начальство и так знает: стоит выкроить часик после ночной, мы отправляем друг друга вздремнуть, иначе можно не дожить до окончания смены. Это как игра вежливости – начальство закрывает глаза (вроде как никто не знает), на то, что раскладушка любимое место стаффов, а мы делаем вид, что не нарушаем трудовую дисциплину и используем раскладушку исключительно, как место для сырых скатертей.

– Так что у вас тут вчера было? ― спрашиваю я.

– Покруче всякой шоу-программы веселье! ― заливается смехом Лукас.

Он наклоняется ко мне через бар, чтоб наша болтовня имела более секретный характер. Сложно воспринимать информацию, когда, в попытках шептать мне на ухо, он давиться смехом.

– В общем, вчера на вечер к Лендору пришли какие-то гости: двое мужчин, один вроде бы как с женой, но это не точно. В начале, все красиво – чай и столик в центральном зале с наглаженной скатертью, всё такое… Как обычно, он давай хвастаться нашей богадельней, гонять Веринию за тортиком от шеф-повара: всё по стандартной программе.

– Неужели у нас ротация стражников и Лендер задабривал нового командира? ― перебиваю я собеседника.

– Да нет, они совсем непохожи на военных. Одеты по гражданке, да и вел себя Лендер, как на встрече выпускников. Наверняка знакомые с давних времен. Не местные точно. Никогда их не видел. Дальше, они плавно переместились за столик на танцпол. Вериния им открыла, в начале, одну бутылочку, потом вторую, дальше гриль меню во всю давай носить. В итоге, как обычно, Лендер не рассчитал свои силы и набрался со своими дружками не меньше завсегдашних солдат у бара. Тут-то, всё и началось!

Я не могу сдержать смех и практически всё дальше слышу через слово. Кажется, я пропустила «шоу сезона» вчера. В предыдущий раз, после хвастливого застолья Лендера с кумовьями, мы его еле сняли с простыней, что висели на танцполе под шатром: в ту ночь у нас выступала воздушная гимнастка. По окончанию выступления диджей завел всех на танцпол, начались танцы, охрана не успела снять страховку и простыни, вот наш изрядно выпивший Лендер и решил показать своим гостям, что, несмотря на его возраст и мужланский живот он может не хуже гимнастки устроить показательное выступление. Хорошо, что охрана вовремя его подловила. Закончилось всё зрелищем и смехом для зрителей, а для Лендера – растяжением связок и жутким похмельем на утро.

Слушаю рассказ Лукаса и не могу удержаться от смеха. Картинки, моделирующие вчерашний вечер в фантазии уморительно смешные, жаль я не видела это вживую.

– Вчера шоу-программы не было, ― продолжает мой собеседник. ― Лендер решил руками диджея провести конкурс для девушек. Смысл следующий: девчонки танцевали на бочках, кто разденется до топлес – получает бутылку самого дорогого шампанского с бара в подарок. И тут понеслась! Ты же знаешь, девиц с пониженной социальной ответственностью у нас хоть отбавляй на танцполе ночами. Желающих участвовать набралось пять или семь, не помню. Солдаты слюнями изошли, буря оваций их была обеспечена. Выпивший Лендер обливал их шампанским, раскачивая вечеринку до предела. В общем, зрелище на убой! Мы так насмеялись, что ещё год вспоминать будем, так точно! А в конце вечера оказалось, что девушка из-за столика Лендера не выдержала наш повседневный дурдом и ушла, но эти парни уже были не в состоянии её даже догнать. Вериния хвасталась чаевыми. Говорит если ещё пару раз обслужить этот столик, квартплата будет готова!

Мы смеемся так громко, что из кухни, куда открыта дверь, слышны замечания в нашу сторону:

– Развели там балаган! ― или что-то такое, выкрикивает Лидия.

В коллективе она единственная, кто старше сорока. Женщина старой закалки, работает шеф-поваром. Нужно отдать должное – мастер своего дела, но с суческим характером. Ненавижу двуличных людей, поэтому с ней у меня не самые теплые взаимоотношения, хотя она явно, местами, питает ко мне материнскую любовь. Возможно, потому что я самая маленькая.

Лидия высоченная, крупная женщина с короткой стрижкой. Я и так мелковата для своего возраста, а рядом с ней чувствую себя букашкой или кем-то подобным, но её тушенка с бобами сводит мой желудок с ума, особенно сейчас. После уроков я не ела, а утренний блинчик в джеме от шеф-повара Мэл не убеждает голод, что ещё не время обеда. Кухня, откуда доносится манящий запах моего любимого блюда, расположена сразу за баром, из-за чего аромат стоит столбом под самым носом. Желудок сходит с ума и выдает отчетливый рев на весь зал. Ничего не могу с собой поделать. Я поддаюсь прихоти голода и иду на кухню выпрашивать порцию вкуснятины.

– Чего тебя нелегкая принесла на работу в выходной? ― выглядывая из-под своей смешной шапочки, комментирует Лидия вместо «здрасте».

– Лидочка, ты же знаешь, что нет на планете другой такой мастерицы тушенки, как ты. Я вот учуяла через весь город этот божественный аромат и прибежала в надежде съесть хоть ложечку твоей вкуснятины.

Не люблю лебезить, но ради тушенки приходится. Взгляд стальной магнолии, сменился самодовольной улыбкой. Прицокивая языком Лида, снисходительно, насыпает в тарелку огромную порцию моего любимого блюда и подвигает мне.

– Ох уж эти дети. Ну как откажешь этой белобрысой пигалице в еде? Гляди зачахнешь совсем, и так худая, глянуть не на что, ― бурчит на всю кухню шеф.

Я не обижаюсь на «пигалицу», знаю, что Лида это говорит не в серьез, а так, для поддержания своего образа злостной тетки. А ведь действительно, поправиться на пару килограммов для меня было бы не лишним. Только как? Сутками на ногах, сон четыре часа, да ещё и учеба – такой ритм вовсе не способствует набору веса, скорее в точности наоборот! Моя мелкокостность мне нравится, да и фигурка загляденье, вот только хотелось бы немного женственных изгибов наесть.

Кухня в ресторане огромная и вся обставлена по последним технологиям. Работа тут кипит всегда. Бедным девчонкам не присесть ни на минуту. Всё время заказы либо нужно делать заготовки, мыть посуду, холодильники и прочий кухонный инвентарь. Когда я работала на кухне, смены были короче, но уставала я гораздо больше чем сейчас. Монотонная работа в одной позе и запах жареной еды, в прямом смысле слова, сводили меня с ума. Зато я была справнее, чем сейчас. Повара подкармливали меня всякими вкусняшками со словами: «Ещё рухнешь тут без сознания, так мы в грязных кастрюлях утонем». Сейчас такого доступа к вкусностям у меня нет – это минус, зато есть чаевые и иногда молоденький солдатик чем-то угостит в знак внимания – это плюс.

Если пройти вдоль оживленной кухни и выдержать удар по ушам грязной брани, на которую не скупятся повара для связки слов, можно упереться в кабинет Лендера. Точнее в один из его кабинетов – ещё одна диковинка в стиле «Барракуды».

Лендер закомандовал построить ему два кабинета: один на кухне, а второй при входе в ресторан. Тот, что при входе – пафосный и просторный. Там стоит кожаное кресло, красивый стол и даже есть окно с видом на море. В кабинете при входе проходят всякие встречи и прочая официальная часть работы, а вот кабинет на кухне больше похож на коморку: тесное сырое помещение в два на два квадратных метров, угловой стол да табуретка, а ещё куча бумаг, рецептов и листов со старого меню.

Лендер считает, что успех ресторана, в немалой части зависит от того как он разбирается в тонкостях работы. Хорошая кухня и вкусная еда – ключевой фактор, благодаря которому «Барракуда» сожрала конкурентов. Вот Лендер и работает чуть ли не в самой кухне. Он так чувствует себя в центре рабочего процесса и контролирует качество приготовления блюд, а также поддержание необходимых санитарных норм. Моё мнение, кардинально отличается от этой позиции: думаю «Барракуда» держится на вершине топ-заведений в городе, потому что это место построено руками Сатаны и все твари сползаются сюда, словно в дом родной, вот у нас, что не ночь – так аншлаг. Где бы вы ещё увидели политых шампанским девушек, танцующих на бочке?

Уплетаю за обе щеки свою порцию вкуснятины, одним ухом подслушивая болтовню поваров. Резкий щелчок дверной ручки в кабинет Лендера отвлекает меня от обеда. «Интересно кто это?» – проносится у меня в голове. Высокий мужчина в спортивных шортах и фирменной футболке – явно фасон, подобранный не по годам. Короткая мужская стрижка, светлые глаза, чертовски мужественные повадки. Первый раз вижу этого мужчину. Почему он расхаживает по кухне, словно у себя дома? Неужели у нас новый директор или что-то типа того? Странное чувство сжимает все в животе. Не могу оторвать взгляд от незнакомца. Гладко выбритое лицо, но ни капли не походит ни единой чертой на мои стандарты мужской красоты. Он перекидывается парочкой слов с Лендером и идет в сторону зала. Точнее – в мою сторону!

«Лаванда, перестань на него пялиться… Перестань пялиться!» – повторяю сама себе как мантру, но всё тело словно оцепенело и сердце стучит, выдавая своим грохотом моё смущение. Сровнявшись по линии со мной, таинственный незнакомец ловит мой взгляд и мельком отвечает очаровательной улыбкой.

– Милые дамы, будьте добры подать обед на двоих через пятнадцать минут. Я и мой друг сейчас выберем стол с видом на море, ― громко, игривым голосом заявляет Лендер поварам, а я возвращаюсь с небес на землю.

Меня накрывает волна стыда. Это ж надо так облажаться. Он подумает, что я не в себе! Как идиотка пялилась на него полоумными глазами с набитым ртом. Да кто он вообще такой? И хоть мой мозг возобновил свою деятельность пару минут назад, странное чувство в животе никак не отпускает. Стадо мурашек ползает в желудке, провоцируя спазмы щекотки и икоты, но я пытаюсь сосредоточиться на обеде.

– Приятного аппетита, Лаванда! Думал ты сегодня выходная, ― пробегая мимо, бросает в мою сторону начальник, а в моей голове вспыхивают картинки из рассказа Лукаса, не могу выдавить «спасибо» без смеха, так что просто киваю сквозь улыбку и полный рот.

Дверь в бар открыта, мне удается непроизвольно уловить отрывки разговора начальника с барменом.

– Мы в центральном… Скажи Веринии накрыть на двоих.

– Эээ… да… конечно…

– И быстро! И всё в лучшем виде! Это мой хороший знакомый. Скажи Веринии, чтобы всё по красоте!

– Ага. То есть хорошо…

Пару секунд и топот летящего на всех парах ко мне из бара Лукаса, заставляет дрожать стены. Он чересчур взволнован, виноватые глаза смотрят прямо на меня, а руки не могут найти себе места.

– Что? ― разрываю неловкое молчание я.

– Лав… Тут в общем… Короче, понимаешь… Ну я конечно знаю, что ты сегодня … Эээм…

– Лукас, можешь на моём языке выражаться?

Он глубоко вздыхает, набирает полную грудь воздуха, прикрывает рот ладонью и пытается на выдохе объяснить:

– Понимаешь, вчера была долгая ночь. Все устали, и конечно же, закинули по парочке коктейльчиков…

– Ага. Ну и? Я должна быть удивлена? ― перерываю бессмысленное мямленье я.

– Нет. Это не всё.

– Не всё, ― повторяю утверждение в том же тоне. ― Что ещё?

– Вериния. Она с ночи и сегодня в день. Мы утром пили кофе, но она еле ноги таскала, а в обед было совсем тихо, никого вообще. В общем… она очень просила, ну знаешь, как она умеет, этим своим голоском и так близко сидела… В общем … ― тысячный раз повторяет, это «в общем», ― я повелся на все эти взгляды… И теперь она спит, а тут Лендер… И этот обед… И чертов друг… И Лендер сказал, чтобы всё по красоте, а Вериния, она… Ну…

Я внимательно слушаю, пытаюсь уложить все эти «ууу», «эээ», «ну это» в нормальный текст на человеческом языке, но резкие движения и взмахи рук Лукаса очень мешают. Мы молчим, он вот уже с полминуты смотрит на меня с ужасом. О нет… Кажется я всё поняла. Этого не может быть!

Глава 5

– О нет. Нет Лукас! Нет….

– Кажется, да. Пожалуйста, Лаванда…

– Лукас, ты же не хочешь сказать, что ты накачал эту чертову алкашку пойлом с самого утра? Да ещё и зная, что ей до вечера гонять по залу. Теперь она в отрубе на раскладушке?!

Я знаю ответ, но требую, чтобы он сказал это вслух.

– Конечно, нет! Лаванда, что ты такое говоришь? Она же твоя подруга! Никто её не накачивал, я налил только стаканчик.

– Стаканчик? ― с иронией смотрю на собеседника я.

– Блин… Да. Она в отрубе. Конечно, мы можем её разбудить, она же не в стельку, просто разморило. Лендер увидит её в таком состоянии и уволит нас обоих, ― давит мне на жалость Лукас.

– И правильно сделает! Вы вообще обалдели! Эта рыжая тебе все мозги замариновала! Мне блин, даже надеть нечего. Форма грязная.

– Лаванда, ты единственный шанс на спасение. Будь моей Аделаидой, моим спасательным островом, ― подшучивает бармен, изображая Примуса.

Лукас, демонстративно падает на колени, складывает ладони и по-детски выкатывает грустную губу. Меня просто разрывает от злости. Как можно так лажать на ровном месте? Да и какого черта, втягивать в это меня? Время идет, а его и так в обрез. Деваться некуда. Соглашаюсь спасать друзей.

– Ещё раз меня назовешь этим дебильным прозвищем, и я тебе глаза повыкалываю. Понял? – угрожаю я с полной серьезностью.

– Понял. Больше никогда, ― положа руку на сердце обещает бармен.

В раздевалке нахожу свою рыжую подружку, она блаженно спит, свернувшись калачиком. Приходится надевать несвежую форму с прошлой смены. Плотная синяя футболка насквозь пропитана ночным угаром кабака. Преотвратительный запах! Похоже на аромат табачного дыма вперемешку с запахом кухни, изрядно отдающим жареным маслом и мангалом. Одним словом – фу. Я надеваю эту гадость, лосины, фартук, на котором видны следы разлитого сока, завязываю хвост. Вид хуже некуда. Хотя, нет – гораздо хуже запах. Помнится мне, Вериния хранит в шкафчике флакончик духов. Ну что ж, это не выход конечно, но вариант скрасить действительность хоть на малость. Вскрываю замкнутый шкафчик напарницы и обильно распыляю сладкий запах на одежду. Страшное расточительство как по мне – выливать дорогие духи на грязную одежду. Хорошо, что она мне должна за услугу, иначе я бы мучилась угрызением совести.

Натянув на лицо несвойственную мне в обычной жизни улыбку, я выхожу в зал. Чувствую, как начинает дрожать всё внутри. Как я выгляжу? Ужасно! Сейчас он увидит официантку и узнает во мне ту идиотку с набитым ртом. Позорище! Накрываю гостям стол. Стараюсь сохранять полное спокойствие и не подходить близко к таинственному незнакомцу.

– Где Вериния? ― строго спрашивает Лендер.

– Она плохо чувствует себя и попросила меня прийти на подмену.

– Надеюсь ничего серьезного. Я рад, что нас будешь обслужить именно ты.

Выдавливаю из себя умиленность. Не знаю, что со мной происходит, но я боюсь того момента, когда наши с незнакомцем глаза встретятся снова. Салат уже готов. Бегу на кухню пока Лидия мне на голову тарелки не надела за то, что стекают помидоры черри. Когда отхожу от стола, биение сердца приходит в норму. Беру салаты и снова мчусь к гостям. За всё время, что я кружусь вокруг стола, он ещё ни разу даже не глянул в мою сторону. Может я, зря себя накрутила? Больно надо этому мужчине смотреть на какую-то там официантку.

Расставляя салаты, цепляю тарелкой об бейдж с именем на груди. Звякнув металлическими зубчиками об стакан на столе, он падает на пол. Таинственный гость наклоняется и поднимает бейдж с пола. Ужас… Всё куда хуже, чем я ожидала! Как можно быть такой неуклюжей? Он держит в руках бейдж и задержав взгляд на надписи, сводит в недоумении брови, после чего наши взгляды, наконец-то встречаются.

«Дэла Мейсон. Официант»

В его глазах можно утонуть. Не могу оторвать от них взгляд. Боюсь, если сейчас переведу внимание на что-то другое, он подумает, что я смутилась. Это слишком большой подарок для какого-то мужчины. Лаванда Мейсон не смущается так просто.

– Дэла… Дэла это как Адель?

Его голос такой мужественный и приятный, слушала бы и слушала. Сглатываю ком в горле и даю внятный ответ:

– Дэла это как Аделаида, но моё имя Лаванда. Лаванда Мейсон.

Всё, это предел. Чертов Прим нарвался! Устрою ему сегодня такую взбучку, что он запомнит надолго. В этот раз набью ему не один глаз, а оба. Этот придурок пойдет красоваться со своей девушкой-мечтой на выпускной с огромными фингалами. Как он мог? Этот дурак подменил надпись на моём бейдже. «Дэла Мейсон». Он знает прекрасно, как я ненавижу это дурацкое прозвище, но при этом неутомим в своих шуточках и колкостях на эту тему. Хочется провалиться от стыда прямо на месте. «Это как Аделаида» – зачем я вообще это сказала? Он смотрит на меня, не сводя глаз. Что может означать эта неоднозначная улыбочка? Наверное, решил, что я не в себе, но его улыбка всё же такая милая…

– Странное имя, ― шепчет себе под нос незнакомец, и закусывает нижнюю губу опустив глаза. ― Оба имени, ― уточняет он.

Волна смущения проходит. Впервые в жизни мне не обидно, что кто-то считает моё имя странным. Я быстро переставляю посуду на столе, активно изображая рабочий процесс, забираю грязные стаканы и ухожу на кухню. Мне нужно перевести дух, а ещё я не хочу снова попадать в немилость Лидии, что орет похуже военачальников, если горячие блюдо задержалось на раздаче дольше минуты. «Странное имя… Оба имени». Он сказал это так, словно ему запомнилось моё имя, как что-то прекрасное.

– Ау! Спящая красавица, неси обед начальству! ― кричит Лида с раздачи. ― Стоит, мечтает она. Ты посмотри!

Я возвращаюсь на землю. Необъяснимое смятение потихоньку проходит. Чувство паники и дрожь в коленях сменил азарт словить его взгляд ещё раз. Поправляю прическу и покусываю губы, чтобы они казались ярче и только после этого возвращаюсь к столу.

Запеченный с розмарином кролик и печеные овощи на гриле, что приготовила шеф, пахнет просто восхитительно. У нас в меню такого блюда нет. Специальный заказ, как Лендер и просил, чтобы удивить своего привлекательного гостя. В течении обеда таинственный друг Лендера всё время бросает на меня взгляды украдкой. Сложно понять, что эти взгляды в себе таят. Смущение? Совсем нет. Интерес? Не похоже.

Обед прошел быстрее, чем, надо признать, мне хотелось бы. Желание увидеть его снова, узнать кто он такой, застряло во мне, как навязчивая идея. Пока я выручала коллег от позора, Лукас привел Веринию в надлежащий вид, и я наконец-то могу продолжить свой выходной. Домой идти не хочется. Прим, наверное, в лесу, куда я без него ни за что не пойду, поэтому я принимаю решение вернуться на пляж.

Послеобеденное солнышко в предвкушении заката, бросает отблеск на поверхность голубой воды. Усевшись на горячий песок в позе лотоса, прикрываю ноги пышной юбкой любимого желтого платья и достаю своё печенье. Погода просто чудо. Запах соли и водорослей – мой любимый аромат. Ищу жирафа среди крекеров в форме животных, как вдруг голос за спиной заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Голова лошадки, раскрошившись от укуса во рту, застревает в горле и провоцирует кашель.

– Джудин Дивайс, ― представляясь таинственный незнакомец протягивает мне бутылку с напитком.

Не стоит так сразу принимать угощения от чужих людей, но выбор не велик: задохнуться или сделать глоток его воды. Жадно пью и пытаюсь отдышаться. Почему при встрече с этим мужчиной я постоянно с полным ртом?

– У меня ещё мороженое для тебя есть. Не знал, какое ты любишь, поэтому взял по одному из всех видов.

Джудин Дивайс протягивает мне целый пакет холодных упаковок и садиться без спросу рядом. Перебираю мороженое, в поисках своего любимого, отрывисто поглядывая на нового друга. Не могу сдержать улыбку: это же надо было, купить целый мешок вкусняшек, что растают быстрее, чем я съем хотя бы одно.

– Если честно, я ожидал, что блондинка со странным именем окажется более разговорчивой.

– Здесь нет моего любимого, ― беру одну пачку, остальное в пакете возвращаю собеседнику, ― но я возьму вот это.

– Лаванда, да? ― кратко переспрашивает Джудин, слегка прищурив один глаз.

– Да, ― кратко отвечаю я.

Неужели не запомнил?

– Это как-то связано с тем, что ты выбрала мороженое в фиолетовой упаковке?

Его улыбка так и манит. Как можно оторвать от неё взгляд? А вот шутки меня смущают. Щёки залились румянцем. Глупо улыбаюсь, заправляю, распущенные волосы за уши и принимаюсь пробовать угощение.

– Люблю с джемом, а это – единственное с начинкой, ― объясняю свой выбор я.

– Люблю гулять по пляжу, ― поддерживает тему «люблю» мой новый друг, повторяя за мной в том же тоне. ― Не думал, что ты освободишься так скоро. Надеюсь, ты не против моей компании? Прости, я присоединился без разрешения.

– Конечно не против. Не могу сказать, что я тут скучала, но Ваша компания куда веселее компании печенек в форме зверушек.

– Вы? ― морщит нос с горбинкой. ― Не думаю, что я так стар, чтобы на «Вы». Мы можем перейти на «ты»?

– Прости, не хотела… тебя… обидеть. Просто ты, ― делаю особый акцент на этом слове, ― званый гость Лендера, вот я и…

– Лендер хороший друг моего старшего брата, ― перебивает меня собеседник. ― Приятно увидеть старых знакомых.

– Ты знаешь, я могу съесть ещё не больше трех порций, ― указываю на мороженое.

Мы болтаем о всякой чепухе. Время летит незаметно, наверное, я не смеялась так много никогда в своей жизни. Несмотря на мужественную внешность Джудин очень общительный молодой человек. С ним так легко и комфортно. Неужели возможно так чувствовать себя с человеком, которого видишь первый раз в жизни? Шутки, правда, смешные через раз, но его взрослое лицо и эти безумные ребяческие шорты скрашивают все нелепости, что он говорит, так что у меня отлично получается смеяться не понарошку, а от души.

Мороженое быстро растаяло, но, кажется, день закончился ещё быстрее.

– Тебя подвезти до дома? ― любезно предлагает Джудин.

Кто бы сомневался, у него есть машина! Мы проговорили не меньше четырех часов, а я так и не знаю, кто он и откуда, но судя по тому, что есть машина, явно не из наших мест. Среди местных горожан, авто себе могут позволить только моряки высоких званий и владельцы успешных кабаков. Хотя, пожалуй, ещё преподаватели института.

– Спасибо за предложение, но я откажусь. Вечер слишком хорош, чтобы его портить поездками в авто.

– В таком случае, ты разрешишь мне проводить тебя домой?

Ого. Так сразу? Ну, нет уж! Это было бы слишком обширным полем нравоучений для матери, если она вдруг увидит, как меня провожает взрослый мужчина. Вдобавок, я не готова пока обсуждать с Прим своего таинственного нового друга, а он уж точно не пропустит, с кем я пришла домой.

– И всё же откажусь. Прости. Просто хочу прогуляться одна.

– Странное в тебе не только имя, ― оттягивая по-ребячески карманы, пожимает плечами мужчина. ― Но желание дамы закон! Скажи только одно: мне нужно переживать, как ты доберешься домой?

– Конечно, нет. Я всегда хожу одна, а сейчас даже не поздно ещё.

Вранье. В основном, я хожу с Прим, только в случае если у нас не совпадают ночные смены, иду одна, но Джудину не обязательно это знать. Во всяком случае, знать сейчас. Мы прощаемся, обмениваясь робкой улыбкой и я, не спеша, иду домой. Перебираю всю дорогу кусочки «белого» дня в голове. Почему он пришел ко мне на пляж? Интересно ли ему было провести со мной время? Надеюсь, увижу его ещё хотя бы раз.

Запах дорогого одеколона никак не идет из головы. Мы даже не прикасались друг к другу, почему же мне кажется, что его запах на мне? Вечер только начался, мне совсем не хочется спать. Возможно, Прим заглянет в окно?

Вся в мечтах и вопросах, я быстро дохожу домой. Малышка Мэл уже в кроватке, но я обязательно должна её поцеловать. Тихонько на цыпочках захожу в дом: мама ещё не спит. Действительно, глупо было надеяться, что этот прекрасный вечер ничто не испортит. В доме темно. Мама сидит, свернувшись калачиком, на диване и при свете торшера листает новый журнал с модными фасонами и выкройками. Странное название журнала мод – «Бурда», да и интересен он только кругу потребителей, кто умеет шить и разбирается в моделировании одежды. Я множество раз пыталась разобраться в шаблонах выкроек, но кажется, китайская грамота понятней, чем те линии и узоры, что нарисованы штрихпунктиром в журнале.

– Который час? ― вопрос мамы разрушает тишину.

Её тон строгий и мне уже не нравится начало разговора. Хорошо, что я отговорила Джуда меня провожать. Сейчас было бы, о чем поговорить.

– Прости, мама. Я зашла на работу после школы, за формой, и нужно было помочь кое-что, вот и задержалась.

– Задержалась? Задержалась, это когда ты пришла после обеда, но не затемно!

Видит Бог, я пыталась быть хорошей девочкой, но она выводит меня из себя. К чему эти разговоры и морали? Значит, когда я на работе, бывает, заступаю на вторую внеплановую смену, её мало беспокоит и то, как я одна ночью домой иду и то где я «задержалась» на сутки, а тут на тебе. Мне эти сцены из оперы «я твоя мать!» триста лет не нужны. Где была её чрезмерная забота, когда подонок Матис меня наказывал за проказы? И не только… Почему она тогда не искала меня вечерами, когда я уходила из дома в слезах? Нет. Я категорически против портить сегодняшний вечер этим спектаклем. Конечно же, я могу, как и всегда, выдать ряд крепких словечек и хлопнуть дверью к себе в спальню, но нет, не в этот раз. Она стоит передо мной, упирая руки в пояс, всем своим видом показывая, что решительно настроена на беседу. Молча, достаю деньги из кошелька и кладу их на столик для бумаг, что стоит между нами.

– Чай… ― тихо проговариваю я, не отрывая от неё пустой взгляд.

Она смотрит на деньги, не поднимая на меня глаз. Сегодняшние гости не поскупились на благотворительность в фонд улыбчивой официантки. Лендер всегда оставляет отличные чаевые, если отдыхает в роли гостя. Несмотря на то, что он начальник, он уважает наш труд и ценит внимание. По началу, мне было не понятно: как же это так, что директор нас задабривает деньгами? Думала он так покупает всё внимание официанта только к себе и к своим гостям, но со временем увидела: оставляя щедрые чаевые, он дает нам понять, что он нам уже не начальник, а такой же гость, как и все в зале.

Мой спонтанный заработок сегодня вполне может покрыть расходы нашей семьи на неделю. Мать смотрит на деньги, её лицо стремительно меняет настроение. Как же она предсказуема! Деньги, деньги, деньги… Я понимаю её от части, да и сама очень радуюсь, когда есть деньги, но иногда её приоритеты в жизни выводят меня из себя. Конечно, при виде суммы на журнальном столике она имеет полное право вздохнуть с облегчением, ведь нам не нужно переживать за еду на этой неделе, но то, что я легко могу предугадать, что через секунду её строгость и злость сменился лучезарной улыбкой и наигранной заботой обо мне – бесит! Несмотря на наши трудности, разве можно быть такой продажной?

– Лаванда… ― мягким голосом говорит мать, не отрывая взгляда от купюры. ― В следующий раз, предупреждай меня, если собираешься зайти на работу в выходной… Чтобы я не переживала.

Наши глаза встречаются на несколько секунд, ей даже не стыдно за своё поведение. Без лишних слов поднимаюсь наверх. Что тут ещё скажешь?

Малышка Мэл так сладко сопит, что приляг я к ней хоть на секунду, тут же усну сама. Целую сестренку, укрываю её летним одеялом и отправляюсь к себе в кровать. Ночь жаркая уже который день. Лежу в темноте, и не свожу глаз с открытого окна. Песня кузнечика раздражает, но я не хочу закрывать окно, надеюсь, что Прим зайдет поболтать. Представляю, как он постучит три раза в стекло, а потом мы будем болтать, пока я не усну. Сегодня Прим не пришел.

Прошло не меньше часа, я использовала множество поз, но сон не идет. «Вдруг Прим ещё не спит?» – проносится у меня в голове. После пятого визита этой мысли решаю, что сегодня, наверное, пришла моя очередь навестить своего друга. Мужественно преодолев самый сложный участок покатой крыши, стучу три раза по стеклу. Ответа нет. Спит? Не дожидаясь ответа, тихонько толкаю оконную раму и запрыгиваю в окно.

– Прим… ― шепчу, пытаясь рассмотреть хоть что-то в комнате.

Через несколько секунд мои глаза привыкают к темноте, предметы вокруг приобретают свою форму. К удивлению, в комнате никого нет. Постель расстелена, судя по скомканной простыне, он точно был здесь. Я осматриваю комнату по сторонам, словно не видела её как минимум тысячу раз. Все вещи, книги, одежда, каждый предмет в комнате находится на четко предписанном ему месте. Это так в стиле Прим. Жуткий педант! Как я только нахожу с ним общий язык? Ну, всё же в этом весь он! Мне нравится, что он такой, какой он есть, со всеми причудами и заморочками. Не думаю, что человек рождается с любовью к порядку, скорее всего командирское воспитание даёт о себе знать даже в таких мелочах. Как же это ужасно, чувствовать себя дома, словно в казарме. В расположении солдат есть расписание и увольнительные – такие дни, когда делаешь что угодно, а у Прим с самого рождения военный строй без передышки.

Куда же он запропастился? Ещё раз осматриваюсь, ложусь в кровать и жду друга. Люблю лежать в его постели. Она всегда пахнет свежестью и Прим. Этот запах внушает мне ощущение тепла и уюта. Тихо зарываюсь носом в подушку, как вдруг слышу отрывки разговора. Кто это? В такое время обычно родители Прим давно спят, ведь священный режим нарушать нельзя. Сажусь на край кровати и пытаюсь разобрать, кто и где устроил оживленную беседу. Отрывки фраз по тону сразу дают мне понять – разговор не из приятных. Слова практически невозможно разобрать.

Интерес берет верх, и я крадусь к двери, приоткрывая её самую малость. Похоже, на кухне первого этажа родители о чем-то оживленно спорят с сыном. Мерзкий, писклявый голос Аугустины сложно выдержать даже когда она мило беседует с подругой, уж как мужчины в этой семье только выдерживают её во время скандалов и спора?

– Это твой долг! Ты должен идти по стопам отца! ― доносятся обрывки грубого мужского голоса.

Кажется, начинаю понимать, о чем разговор. Не думаю, что поздний вечер лучшее время для обсуждения будущего Прим, но нужно сказать, я приятно удивлена, что этот мальчик всё же решился заявить родителям о своем выборе.

– Я так решил! Ты не можешь меня заставить.

Голос друга дрожит так сильно, что я не расслышала конец фразы. Меня переполняет гордость. Сажусь на пол лестничного проема, улыбаюсь и всеми силами стараюсь даже не дышать, чтобы не выдать себя. Какой же он молодец! Его голос решительный. Прим явно настроен держать свою позицию до конца.

– Твоё решение?! Мать, ты его послушай только… ― Брут буквально кричит на весь дом. ― Это слова твоей подружки голодранки, а не твои Примус! Не твои! Ты думаешь, я не знаю, что ты с ней шляешься по лесу?! Эта дерзкая девчонка тебе все мозги запудрила своей чепухой!

– Не смей, так го…

– Не смей ты! Не смей перечить отцу! ― перебивает на полуслове сына Брут. ― Ты поступишь на кафедру стрелков и точка! Мой сын не будет, разгуливать в белом халате по полю собирая листочки и цветочки, в то время как сыновья уважаемых людей будут обучаться настоящему военному делу! Конец беседы!

«Слова подружки голодранки»…. «Шляешься с ней по лесу»… «Дерзкая девчонка»… «Запудрила своей чепухой»… Обрывки фраз кружат у меня в голове как испорченная пластинка. Я не слышу ничего кроме них. Брут выкрикивал эти гадости так громко, так ненавистно произносил каждое слово, делая паузы между ними… Каждое оскорбление словно эхо отдается у меня в сознании. Волна тошноты подкатывает к горлу. Мерзкий командиришка! Он уверен, что зеленый мундир с дурацкими нашивками и символикой делает его особенным, делает его лучшим из людей. Чем он лучше меня? Кто дал ему право вешать на меня ярлыки? Уши закладывает от громких и частых ударов сердца. Мне нужно уйти! Я не могу больше это слушать. «Голодранка»… «Шляешься с ней»…. Снова и снова я слышу мерзкие слова.

Не помню, как вернулась в свою комнату. Мне так обидно! Сажусь возле кровати, поджав колени к подбородку, и даю волю слезам. Не в первый раз мне пришлось слышать о себе гадости, но это… Для меня давно не новость, что идиоты в мундирах, подобные Брутусу Планту, гражданских вообще за людей не считают, но в свою сторону это слышать ужасно больно. Слёзы обжигают, катятся по щекам. «Запудрила тебе все мозги» – эта фраза, по меньшей мере полсотни раз заставила мою память её повторить, и каждый раз слезинка в такт каждой букве падала с ресниц. Я и сама знаю, что я не гожусь в друзья Прим. Мы ведь даже в школе не можем сесть рядом в обед. Мне-то все равно, плевать я хотела на жалких людишек вокруг, но Прим… Стоит этим альфа-стервятникам только увидеть его в рядах таких, как я, и его жизнь станет невыносимой. Все эти прилизанные сынки, с готовеньким будущем и отутюженные тупенькие девчонки, что каждый день хвастаются новым платьем – малолетние подонки, тут же, как свора диких собак, накинутся на моего доброго мальчика и разорвут его на куски своими издевками и ярлыками. Я всё это знаю и так. Думаю, об этом каждый день, но слова Брута все равно заставляют меня лить слёзы.

Боюсь, что однажды Прим поймет – отец прав. Поймет, что мы не сможем быть друзьями вечно. Поймет, что наши миры существуют параллельно и никогда не пересекутся в месте, где нам бы хотелось. Мой добрый мальчик, мой единственный друг, однажды снимет свои розовые очки, в которых у него все люди добрые, жизнь интересная, и нет разделений по классам. Тогда, мой хрупкий мир, что создал для меня Прим, рухнет. В моей жизни так мало тепла, а без Прим я и вовсе замерзну.

В гнетущих мыслях, от которых сердце рвется на части, проходит большая часть ночи. Уже почти рассвет, а я так и не сомкнула глаз, но нужно привести себя в порядок и избавиться от гнусных мыслей. «Хватит жалеть себя! Хватит!» – повторяю себе тысячу раз. Эти ужасные мысли делают меня уязвимой и слабой. Нельзя позволить разрушить себя изнутри. У меня нет времени на жалость к себе. Я должна быть сильная. Я проживу долгую и безбедную жизнь, полную радостей и веселья, буду одной из тех женщин, в след которой оборачиваются знатные мужчины, а женщины бросают завистливые взгляды. Никто… Никто и никогда не позволит себе сказать «голодранка», или даже «дерзкая девчонка» в мою сторону. Мне только нужно немного времени. Нужно потерпеть совсем чуть-чуть…

Глава 6

Сегодня долгий день. Чтобы не казаться такой бледной и скрыть следы бессонной ночи, я подкрасила глаза и надела в школу розовое платье. Мама ещё в прошлом году отдала мне это платье, но я ни разу его не надевала. Не знаю почему. Возможно дело в его истории, или в том, что я не хочу от неё ничего брать. Ничего кроме этой вещи.

До встречи матери с отцом она была совсем такая же тощая как я, только гораздо выше ростом. На первое свидание отец позвал её в летний театр, но маме нечего было надеть, поэтому пришлось отказаться. Она отказалась и во второй раз и в третий, пока уже тогда болтливая подружка Сонечка не открыла отцу истинную причину отказов.

Наверное, я должна очень радоваться, что Сонечка с юных лет не особо смышленая, ведь именно её глупости мне нужно быть благодарной, за то, что я родилась на свет. Отец нравился Сонечке, а бегал за мамой, вот подлая подружка и решила: если расскажет, что маме нечего надеть в театр, ему станет стыдно с ней идти, и он пригласит всегда холеную Сонечку. Глупенькая, до сих пор, наверное, не поняла, что именно тот разговор с моим отцом открыл ему глаза на чувства мамы. Отец принимал отказы, как знак отсутствия симпатии, но после того разговора решил иначе подойти к вопросу. Молодому парню было сложно угадать размер, но он всё же решился и выбрал самое дорогое шелковое платье розового цвета. Подарок оказался впору. Именно это платье положило начало любви моих родителей.

По длине оно мне не подошло, пришлось немного перешить. Глубокий круглый вырез декольте, коротенький рукавчик самую малость закрывает плечи, приталенный лиф на пуговках до пояса, и юбка солнце-клеш до колена – сплошная романтика из шелков. Я решила, надеть его именно сегодня. Не хочу видеть Прим перед школой, поэтому выхожу из дома гораздо раньше обычного. Придется остаться без завтрака и поцелуйчиков Мэл.

Судя по взглядам мальчиков в школе, с нарядом я угадала. Комплименты так и сыпятся на каждой перемене – какая лесть, но пожалуй, это именно то, что мне сегодня нужно. Никаких проблем и забот, только внимание мальчишек из класса и забавные сплетни девочек на перемене. Уроки проходят не только быстро, но и на удивление сносно, чтобы не портить себе день я решила: на обед не пойду! Перебьюсь яблоком на школьном дворе. Поход в столовую неизбежно столкнет меня с Прим и его Альфа–дружками, а мне совсем этого не хочется.

Нахожу отличное место в тени школьной ивы и усаживаюсь на траву.

– Привет! ― раздается радостный голос за спиной.

– О, Маркус! Куда пропал? Тебя пару недель не было видно в школе. Всё нормально?

Маркус, самый симпатичный парень в школе и, конечно же, мой кавалер на будущем выпускном. Высокий красавец, блондин с огромными синими глазами: чем не мечта для любой девчонки? Мы с ним встречались полгода назад, к моему сожалению, он оказался жутко нудным. Не могу даже вспомнить: какие темы я умудрялась обсуждать с ним целых три месяца? Приходилось довольствоваться тем малым, чем с ним действительно приятно было заниматься – поцелуи.

Мы пересмотрели все фильмы, что показывали в кино, а некоторые по два раза. Билеты покупали, конечно же, на последний ряд. В любом случае, за время, что мы были вместе, я ужасно заскучала с этим Аполлоном. Пришлось свести нашу нежную любовь к дружеским прогулкам и не более. Ещё, будучи в статусе официальной девушки Маркуса, я приняла от него предложение пойти вместе на выпускной бал. Хорошо, что этот красавчик любит себя больше чем всех остальных, благодаря этому даже после нашего разрыва он не стал отрицать, что только я буду красиво смотреться рядом с ним, так я не осталась без кавалера на грядущем балу.

Густа, по уши влюблена в блондина, а меня веселит одна только мысль об этом. Надеюсь, эта серая мышка не станет предпринимать никаких проявлений чувств к нему, иначе, рискует остаться с разбитым сердцем и пониженной самооценкой. Чтобы не навредить статусу главного жеребца школы, я пообещала Маркусу, что никому не расскажу о том, что это я его бросила. Мы всем говорим, что решили остаться друзьями. И вообще, в паре красавчиком должен быть кто-то один, и я считаю, что этот «один» должна быть именно я! После Маркуса, было принято четкое решение – не встречаться с красавчиками.

Несмотря на наше бурное прошлое и много смешных воспоминаний связанных с блондином, я всегда рада его видеть и перекинуться с ним парочкой слов. Сегодня не исключение. Он достает из рюкзака свой бутерброд и усаживается рядом.

– Я готовлюсь в море после выпускного. Пришлось прогулять немного школы ради стажировки.

– В море? Прям так сразу? ― удивляюсь я.

– Ну да… Отец договорился, чтобы меня взяли учеником в первый рейс. В институт я не иду, ― с обидой в голосе констатирует факт. ― Бесплатно отработать полгода, выдраивая палубу, возможно и не моя мечта, но зато я смогу обучиться морскому делу и в следующий рейс уже пойду как полноценный матрос.

Вот уж не думала, что из этого нарцисса может толк быть. Блондин жует свой обед, и не глядя мне в глаза, спокойным тоном делится планами на жизнь. Мечты из детства были не о том?

– Смелый выбор профессии. Ты не боишься?

– Боюсь? ― переводит взгляд на меня, и сводит брови. ― Чего тут бояться? Думаешь, во второй рейс тоже на зарплату не возьмут?

– Да нет, я не о том. Это же море, там опасно. А вдруг шторм или крушение, ну и всё такое… Ты замкнут на маленьком клаптике железа, а со всех сторон бушует стихия, что при желании убьет тебя в любой момент. Понимаешь? ― пытаюсь объяснить своё видение профессии.

– Лаванда, ― смеется он, ― если так рассуждать, смерть может ждать меня повсюду. И тебя кстати тоже! Вот представь, что пойдет метеоритный дождь. Или нет… Хуже! Представь, что завтра война не такая, как сейчас, а самая настоящая! Всё – это смерть! Я верю в судьбу. Кому суждено умереть, опасность искать не обязательно, смерть сама найдет возможность тебя забрать. А если нет – удача не придаст никогда.

Смерть всегда найдет возможность тебя забрать – какое интересное утверждение! Никогда не думала о жизни в таком русле. Вот уж удивил блондин глубокой философией. Я думала, он головой пользуется только чтобы брови красивые на ней носить.

– Красотка, ты всё ещё моя на выпускном вечере?

Я смеюсь, чуть не подавившись яблоком. Вот теперь узнаю бывшего воздыхателя.

– Конечно! Всё, как и договаривались.

Перевожу взгляд в сторону и ловлю самую непредсказуемую картину, что только могла бы себе представить: возле школьных ворот, на виду у десятка альфа-ребят, мой Прим нежно целует в губы Тришу, а она мило смеется и отвечает ему на поцелуй. Эти двое выглядят, точно сладкая парочка! Ребята не обращают внимания на голубков: но почему? Видимо, они сделали шаг вперед в своих отношениях гораздо раньше, чем я об этом узнала. Настолько идеальная пара, аж тошнит! Триш высокая и красивая, все завидуют ей. Прим нежно обнимает любимую, а моё сердце сжимается в двояких чувствах.

Наверное, я должна быть рада, что друг, наконец, получил желанное «да». Я желаю ему только счастья и рада, что девушка, которой он болеет с первого дня знакомства, ответила взаимностью его чувствам. Но… другая часть меня боится, что этот мальчик уже никогда не будет моим. «Моим» не в смысле всей этой любовной чепухи, моим в том же смысле, что и раньше – спасителем… другом… добрым мальчиком из соседнего окна. Странно будет если парень Триш, днем будет обнимать и щедро осыпать её поцелуями, а ночью отгонять мои кошмарные сны под одним одеялом. Теперь не честно прятаться от всех со мной в старом дубе, в то время что Прим мог бы проводить с любимой. Эгоистично с моей стороны так думать. Рано или поздно он бы нашел свою Триш и наши отношения, все равно должны были бы измениться. Время пришло. Всё на что меня хватает сегодня, так это упасть дома лицом в подушку.

Пьянящий аромат разливается по моему телу волной блаженства, перетекающего в ужас. Убираю дрожащие ладони от лица: перед глазами расстелились тысячи оттенков фиолета. Серое небо, затянутое тучей, плавно переходит в бесконечность лаванды. Она окружает меня со всех сторон. Порывы ветра качают высокие стебли цветов, играя переливами оттенков, и превращают поле в фестиваль фиолетовых красок.

Лавандовое поле, подобно морю, бушует волнами, заставляет сердце замирать каждый раз, когда ветер несет волну в мою сторону. Мне страшно. Я совсем одна. Комок тошноты, словно петля виселицы, вызывает спазм удушья. Делаю глоток воздуха, но не могу надышаться, мне не хватает кислорода. Жадно открываю рот, пытаюсь наполнить полные легкие воздухом, но его нет. Навязчивый запах лаванды такой сильный, что щиплет глаза, а слёзы застилают видимость всего вокруг. Я словно под водой. Такое чувство, что тону. Уши заложило, как под давлением воды, когда ныряешь на самое дно. Порывы ветра становятся сильнее, кажется, ещё чуть-чуть и он собьет меня с ног. Пытаюсь сорваться с места и бежать, бежать вперед со всех ног, бежать навстречу ветру, бежать, спасаясь от удушья лавандовым ядом.

Делаю шаг, но моё тело меня не слушается. Я, словно плыву по дну морскому, но над землей. Все движения мягкие, и каждый раз отрывая ногу от земли, я взлетаю. Невесомость сводит меня с ума. Бежать из лавандовой ловушки! Но как? Дышу в полную грудь, но всё равно задыхаюсь. Пытаюсь увидеть, что впереди, но глаза застилают слёзы. Тело ломит от боли.

Невидимая сила выбрасывает моё тело на землю, избавляя от чувства невесомости. Мне нужно встать на ноги и наконец-то надышаться воздухом. Странно… Стебельки крохотных цветочков подо мной забрызганы каплями крови. Чувство ужаса зажимает всё тело в тиски. Бегло осматриваю себя: откуда кровь? Почему лаванда в крови? Ощупываю тело: раны нет нигде, всё цело. Цепкие веточки от раскатов ветра цепляются за платье, но я пытаюсь избавить подол от полевых цветов. Нахожу рану, которая кровит. Мои колени изрезаны травой, и капли крови струятся по ногам. Боль? Ужас затмил всё. Я не чувствую запах летнего цвета, нет боли окровавленных ран. Есть только ужас. Он сжал моё сердце в кулак. Прим! Мой мальчик спасет меня! Он стоит впереди и смотрит на меня. Изо всех сил я бегу к нему, но он отделяется дальше и дальше. Кричу ему во всё горло, но мой рот не издает ни звука. Без сил, я падаю на землю. Единственная надежда: он бросится меня спасать… Но нет…

Я лежу на холодной земле, без сил, без жажды к жизни. Кулаки сжимают лавандовые стебельки, а лицо упрямо не желает зарываться в сырую почву, что так и тянет к себе обессиленное тело. Смотрю вдаль: что я вижу? Не может этого быть! Мой мальчик отворачивается от меня и переводит взгляд на девушку, она что выглядывает у него из-за спины. Она нежно обвивает его тело руками, завлекая внимание только на себя. Они смотрят друг на друга, словно меня нет, и не было никогда. Нет смысла бороться… Удушье берет верх и мои кулаки слабеют. Все серое… Темнеет в глазах… Она забрала его у меня. Забрала…

– Шшш… цветочек проснись.

Воздух в легких находит привычный путь. Вокруг проявляются звуки, но всё по-прежнему серое, не видно ничего. Мои губы потрескались из-за сухости. Болит всё тело. Я шевелю пальцами и чувствую дикую боль. Сжимаю крепко кулаки, кажется, мои ногти пробили кожу на ладонях. Жадно глотаю воздух, вдох за вдохом и глубокий выдох, будто сейчас у меня его отберут. Лицо всё мокрое от слез и испарены, а длинные волосы прилипли к щекам. Тоненькая, белая майка промокла насквозь от пота. Воды… Как же хочется воды. Язык сухой и шершавый.

– Я всегда с тобой… Всегда цветочек… Всегда.

Нежные руки прижимают меня к широкой груди. Я кладу голову на крепкое плечо, а он затягивает меня к себе на колени и качает, словно маленькую девочку. Гладит мои волосы. Вытирает лицо теплыми ладонями. Громко всхлипываю, всё тело дрожит. Хватаю руками себя за майку, но ладони оставляют следы крови и в тёмно-сером мраке красные пятна возвращают меня в кошмарный сон: стебельки лаванды, залитые кровью, снова оживают. Я с ужасом тру пятна руками, но только размазываю кровь ещё больше. Не могу различить, где грёзы, а что происходит наяву. Возможно, мой ночной кошмар ещё не закончился? Боюсь смотреть по сторонам. Боюсь увидеть поле лаванды вокруг.

Он берет моё лицо, обхватывает ладонями и поднимает на себя.

– Вернись ко мне… Прошу…

Теплые пальцы вытирают слёзы. Глядя в его глаза, мир расцветает красками реальности. Не хочу отводить взгляд, вдруг он исчезнет. Сжимаю окровавленными ладонями его футболку и прижимаюсь в поисках спасения.

– Вернись ко мне…

Он повторяет снова и снова одну и ту же фразу. Я слышала её множество раз, и каждый раз, как панацея, она возвращает меня в этот мир. Он целует мой лоб. Так нежно касается горячими, мягкими губами к щекам, что тепло разливается по телу, снимая спазм удушья. Всё хорошо. Мой добрый мальчик спас меня, в который раз. Дыхание понемногу приходит в норму, а тело высыхает от капелек пота. Прим убирает мне волосы с лица, гладит по спине и качает со стороны в сторону. Он пришел… Он рядом… Зарываю нос в его футболку и жадно вдыхаю запах. Мне нужно успокоиться, но картинки из кошмара не дают покоя – она забрала его!

Перед глазами, словно кадры из старого кино, снова и снова: я лежу, задыхаясь на лавандовом поле; мой мальчик отворачивается к ней …. Она забрала его у меня, но только лишь во сне. Сейчас, наяву, он возвращает меня к жизни, а я снова и снова хочу слышать его «всегда с тобой».

Глава 7

Среда – красно-коричневый день. Как можно видеть цвет дней в недели, для меня по-прежнему загадка, но я часто думаю об этом, иногда даже нахожу логику в присвоенных цветах. По средам у меня ночная смена, и каждый раз скучать не приходится. Если бы я видела цвет дня, наверняка бы согласилась с красно-коричневым для среды. На прошлой неделе мы с Джудином провели вместе несколько вечеров. Есть некоторая последовательность этих встреч: каждый третий день, он находит повод случайно пересечься со мной, в неожиданный момент. Эта игра сводит с ума. Я как маленький ребенок, что ждет подарок ко дню рождения, проживаю каждые два дня без Джудина в томлении и жажде встречи. С ним хорошо. Его рассказы всегда смешные, а руки и взгляды такие теплые, что в них хочется греться. В дни ожидания встречи я часто задаю себе вопрос: что эти встречи значат для него?

Два дня назад мы гуляли по берегу. Вечер был прохладным, а небо такое ясное, что видно каждую звездочку. Мы сидели на парапете, ели мясо краба (только из морозилки: хрустело на зубах, но всё же было вкусным) и смотрели на звезды. Джудин даже угощения придумывает необычные, с ним всё не так как у всех, и это задорит ещё больше. Он рассказал всё про созвездия, что можно было рассмотреть в ту ночь. Я продрогла от сырого бриза, он подошел вплотную, и скользнул теплой рукой по моему телу, от плеча до бедра. Вспоминая тот вечер, на лице застывает улыбка, а по коже бегут неугомонные мурашки. Этот мужчина пробуждает во мне чувства, что я раньше никогда не испытывала. Я ещё не разобралась, рада ли этому, но знаю точно, что с каждым днем меня больше заботит, что всё это означает для него. Кто мы? Друзьями сложно нас назвать, во-первых, люди с разницей в возрасте ровно в два раза, вряд ли могут найти общие интересы, а во-вторых, чувство, что переполняет меня уже много дней подряд не имеет с дружбой ничего общего.

Сегодня третий день. Сидя на позиции официанта в правом крыле зала, я представляю, как он зайдет, или как будет ждать у входа после работы, чтобы проводить домой. Мы не договаривались о встрече, но надеюсь она состоится. Я накрасила глаза и завязала не просто хвост, а завила его кончики в локоны. Я так хочу его увидеть! На прошлом свидании он надел на меня свой пиджак, чтобы согреть и до сих пор мне кажется, что я чувствую запах Джуда на себе.

Зал постепенно наполняется людьми, музыка становится громче. Среди гостей и новенький дружок Весты, правда сегодня без спутницы: неужели настолько краткосрочная любовь? На вечер запланирован стриптиз, но не тот, что любят устраивать пьяные девицы под утро, а настоящая шоу-программа. Работа в зале кипит. Мне попались самые дурацкие столики на танцполе, приходится улыбаться и бегать куда активнее, чем обычно. Среди гостей сам командир стрелкового взвода – Виктор Випер. Интересно, знает ли мышка Триша, как любит проводить досуг её знатный папаша?

Виктор один из гадких, пузатых мужиков, что унижая окружающих, повышает себе самооценку. Он частенько захаживает к нам поглазеть на стриптизерш, и, если попадется именно на мою очередь, я всегда стараюсь спихнуть этот столик кому-то из официантов. Чаевые Вик оставляет щедрые, но мозг выносит от души. После второй бутылки виски он ищет себе девочку на ночь, наблюдать за этим зрелищем мерзко, это вызывает у меня рвотный рефлекс. Молоденькие шлюшки готовы на что угодно ради денег и дорогих угощений, даже согласны провести вечер в компании слюнявого старпера. Увы, сегодня такая беготня, что мне некогда искать, кому бы передать стол.

Музыка грохочет на всю, и вечер достигает своего пика веселья. Пройти через танцпол практически невозможно: пьяные потные тела дрыгаются, изображая страстные танцы, светодиоды раздражают глаза, а ноги уже горят от усталости.

– Ещё бутылка виски и яблочный сок. Пожалуйста! Как можно быстрее! ― кричу я Лукасу, через барную стойку.

Чтобы бармен услышал хоть слово, мне нужно подпрыгнуть, а ещё немного перекинуться через бар. Взбираюсь на высокую стойку и повисаю в воздухе упираясь на локти – ужасно неудобно быть маленького роста.

– Лаванда, давай фишку и жди свою очередь! Ты что первый раз в запару на смене?!

Лукас злится, размахивая лентой фишек из очереди на заказ. В такие вечера, лучше не соваться с просьбами ни на кухню, ни на бар, если не хочешь примерять на себя ряд новых прозвищ, употребление которых не допускается общественной моралью. Фишки лезут со скоростью звука, а количество исполнителей, увы, ограничено.

– Лукас! Это за столик Вика! ― уточняю я, в надежде уговорить бармена.

– Да хоть папы римского! У меня очередь! ― с озверением рявкает в ответ.

– Ну и ладно! Если начнет бросать стаканы тебе в бар, как в прошлый раз, сам виноват! Я предупредила! ― угрожаю я.

Разнервничавшись кладу свою фишку в очередь и считаю мельком количество заказов на баре – двадцать три. Ждать виски не меньше двадцати минут. Виктор уже успел изрядно подвыпить, судя по развратной девице, что появилась за его столом, сейчас меня ждет самая мерзкая часть вечера. Я мнусь возле бара, в надежде, что Лукас вспомнит про мои просьбы, но при этом не выпускаю из виду Вика, который уже выискивает меня глазами в зале. Унизительно щёлкая в воздухе пальцами, командир дает понять, что новая гостья заждалась и готова сделать заказ.

– Я, кажется, заказывал виски, ― хриплым от неисчисляемого количества выкуренных сигарет голосом шипит Вик, ― или нужно повторить заказ?

Струйки пота скатываются по лысому надлобью перебираясь к откормленному подбородку. Фу! Он медленно водит пальцем по оголенному бедру своей новой пассии, а у меня подкатывает спазм тошноты к горлу. Как она это терпит?

– Прошу прощения за задержку. Ваш заказ будет готов… ― выглядываю, не стоит ли виски на стойке с заказами, ― через несколько минут.

Бутылки нет, а значит нужно улыбаться и тянуть время. За столиком, кроме Вика и его мадам развлекается ещё один дружок в погонах. Теоретически он разбавляет компанию мерзкой парочки, но практически ― спит на краю стола. Видимо у этого «мундира» менее стойкий иммунитет к алкоголю, чем у командира стрелкового взвода. Бедняга, ещё не допил предыдущую бутылку, а уже прилег вздремнуть.

– Принести что-нибудь девушке? Возможно воды вашему другу? ― с улыбкой киваю в сторону пьянчуги на краю стола.

– Давай шампанское и два бокала. И виски поскорее! ― напоминает требовательный гость.

Моя фишка до сих пор в пути к выдаче. Пользуюсь случаем, дописываю шампанское и жду чудо – свой заказ. Танцующие люди толкаются со всех сторон. В попытке рассмотреть, не швыряет ли Вик от злости стаканы я выглядываю из-за людей и ловлю глазами бегущую за заказом на кухню Веринию. Перехватив среди толпы подружку, спрашиваю:

– Вериния!!! Хочешь коктейль?

По запаху и блеску в глазах не сложно определить: моё предложение уже не актуально.

– Спасибо, у меня уже есть, ― с довольной улыбкой отвечает она.

– Да нет, не тот, ― пренебрежительно отмахиваюсь от приевшейся «Молодости». ― У меня сидит за столиком жирненький папик… Могу вписать ему любой коктейль из барной карты, он и не заметит. Что скажешь?

Настороженно прищурив глаза, моя слабая на стакан подружка, явно, склонна к соблазну. Она упирает по-хозяйски руки в боки и с азартом закидывает голову к верху.

– Чё надо? ― недоверчиво спрашивает Вериния.

Я умоляюще складываю ладони.

– Поменяешься со мной очередью на баре?

– «Румяная вишня», пожалуйста!

Рыжая фурия улыбается во весь рот и перекладывает наши фишки меняя их местами. Не успела я даже порадоваться как следует своей победе, Лукас уже выдаёт заказ, и я бегу к столику важных гостей.

Шум и громкая музыка сбивают с толку, но приближаясь к столу понимаю: разговор, по-видимому, выспавшегося дружка Вика и гостя из-за соседнего стола разжигает огонь хмельного раздора. Аккуратно выставляю заказ и стараюсь не обращать внимания на провокационный разговор пьяниц. Наливаю шампанское в бокал для дамы, как вдруг…

Выстрел. Он пронизывает своим свистом зал перебивая громкую музыку. Люди в ужасе падают на пол. От мощного удара кулаком прямо в бровь голова пьянчуги падает на стол возле моих рук и разбивает бокалы вдребезги. Вся облита игристым напитком, барышня Виктора вытирает с лица брызги крови и заходится визгом. Стол, девушка, вояка – всё в крови! Изрезанный тонким стеклом дебошира поднимается с пола и ввязывается в кровавую драку. Крик девушек нагнетает панику в толпе, провоцирует подвыпивших солдат, хаос разрастается в масштабах. Я стою, прижимаясь к стене, прячусь за музыкальной колонкой, полностью обездвижена. Пьяные люди вокруг в панике мечутся по танцполу: одни стараются двигаться в сторону выхода, другие – беспорядочно вовлекаются в драку. Звон бьющейся посуды доносится со всех сторон.

– Лаванда! ― кричит Лукас из-за бара. ― Ты срочно нужна в правом крыле.

Пройти по залу невозможно. Танцпол напоминает человеческую мясорубку, где в любой момент можно попасть под удар. Зачинщики разборок бросают стаканы в толпу. Из-за битого стекла под ногами, на полу появляются пятна крови. Выключенная диджеем музыка служит сигналом охране на входе о драке в зале (такое себе, негласное правило заведения), и буквально через пару секунд охрана ресторана стремится остановить тотальное разрушение.

Осматриваю зал со всех сторон, стараюсь найти самую безопасную дорогу в правое крыло. Подпрыгнув выше, чем буквально меньше часа назад мне казалось возможным, я перебираюсь через бар на сторону для персонала. Мои коллеги, как и полагается действовать в подобных ситуациях, максимально быстро убирают со всех доступных поверхностей уцелевшее стекло. Взбудораженный Лукас достает из-под бара аптечку, бросает мне в руки и помогает прелесть бар на правую сторону. Не понимаю, что происходит, но стараюсь беспрекословно выполнять всё, о чём он просит.

– Старший взвода погранцов под третьим столиком у окна! ― дает мне установку Лукас.

Всё вокруг гудит в полной суматохе. Я не обращаю внимания на происходящие вокруг, крепко зажимаю коробку с красным крестом в руках и усаживаюсь упираясь коленями в бетонный пол. Нужно осмотреть молодого пограничника, что распластался в луже крови у меня под ногами. Судя по ранам, его исполосовали битой бутылкой. Так называемая, в простонародье, «розочка» оставляет ряд тонких, но глубоких порезов, что буквально в рвань превращают кожу. Я снимаю фартук, скомкиваю его в несколько раз и кладу бойцу под голову.

Рваная рана под глазом, сломанный нос и вскрытая острым краем бутылки вена на правой руке. От количества потерянной крови и изобилия алкоголя в организме, он потерял сознание. Раны нужно срочно промыть и дезинфицировать, а если не наложить жгут на руку он, попросту может умереть от потери крови. Вся чертовщина вокруг, для меня отходит на задний план.

По редкому звону бьющегося стекла и затихшим крикам, я понимаю: охрана остановила драку и выводит людей из зала. На соседнем столе замечаю открытую бутылку горячительного – именно то, что сейчас нужно! Заливаю водкой рваную вену на правой руке, но имеющегося пойла для промывки раны недостаточно. Чтобы остановить кровотечение, я отрываю у парня край рубашки и плотно перетягиваю ему руку. Вериния с ещё одной бутылкой в руках, очень вовремя появляется на помощь.

– Чем тебе помочь? ― растерянно спрашивает она.

От жары и нервов пот градом катится горячими струйками. Небрежно размазывая остатки макияжа, я вытираю краем жаркой футболки лицо, выхватываю бутылку у подруги из рук и жадно делаю три больших глотка прямо из горлышка.

– Я не могу обработать рану на лице. Очень много стекла. Принеси мне фонарик и свой пинцет для бровей, ― командую я.

– Свой, что??? ― возмущенно взвывает подружка.

– Какое конкретно слово ты не расслышала?!

Вериния перепугано срывается с места и убегает выполнять мои требования. По-видимому, водка всасывается в кровь быстрее, чем я ожидала. Испуг и дрожь по телу смягчается в разы, и все события последних сорока минут усваиваются в сознании. Я наношу нашатырный спирт на ватку, но перед тем как привести солдата в чувства делаю ещё два глотка водки. Алкоголь разливается теплом по телу. Приятное чувство спокойствия и легкости приходит вместе с опьянением. Солдат у меня на коленях открывает глаза и бурчит в попытках встать:

– Милашка… я умер? ― трогает рану на лице. ― Что за черт?

Рыжая возвращается с затребованным подручным инструментом, садится рядом на пол и первым делом хватается за водку.

– Лежи смирно! Милашка, ― копирую его тон, ― иначе оставлю тебя таким некрасивым.

Я убираю руки солдата от раны и укладываю его обратно к себе на колени. Обрабатывать раны, тем более пьянчугам, не самое приятное, что мне приходилось делать в жизни, и это именно тот случай, когда я рада алкоголю в организме. Подобные вечера не редко повторяются. Мне не раз приходилось обрабатывать раны, ведь до госпиталя добраться нужно время, а вызывать наряд медиков на место – значит спровоцировать служебное расследование.

Ротированным солдатам запрещено на время пребывания в приграничной с мятежом зоне проводить свободное время подобным образом, только в том случае если оформлен увольнительный, что крайняя редкость, а попойки – нет. Про это несложное правило знают даже гражданские, но военные в своих узких кругах закрывают на него глаза, активно пропивая деньги в нашем, и подобных кабаках.

Знаниями в области медицины я не блистаю, знаю только те основы, что в школе дают, зато я не боюсь вида крови и ран, а это, как оказалось, залог успеха при оказании первой медицинской помощи. Лукас всегда нахваливает меня, когда приходиться обрабатывать пьяных дебошир, говорит, что у меня большое сердце и целительные руки, но на самом деле мне глубоко безразличны солдаты и их ушибы, единственная моя цель – избежать приезда настоящих медиков. Наказание за нарушение устава плохо отразится на посещаемости ресторана, и как следствие, на наших заработках.

Наши ночные приключения заставили Лендера встать с постели и мчаться, среди ночи, в ресторан. Пока все заняты устранением погрома, я привела в порядок своего пациента и изрядно напилась.

Среда – красно-коричневый день. Разве можно теперь с этим поспорить? Ещё в начале вечера я выглядела как милая девочка: сделала прическу, макияж, мечтала, как Джудин придет под любым предлогом, как обычно, увидеть меня будто случайно, но посмотрите на меня теперь! Мои руки и лицо измазаны кровью, косметика потекла от пота, а под ногтями грязь. В придачу к ужасному виду я ещё изрядно пьяна и устала.