Читать книгу Давай попробуем вместе - Елена Гайворонская - Страница 9

Часть первая
8

Оглавление

Ноябрь 1999 г.

Я ищу работу. Каждый, кто хоть раз в жизни сталкивался с подобной проблемой, меня поймет. Я ищу работу. Агента, торговца, грузчика. Без опыта. На минимальный оклад. Любую, где не требуется держать в руках оружие… Результат пока выглядит примерно так:

– Значит, после армии? Хорошо… А где служили? Где?! Извините, к, сожалению, пока вакансий нет. Может быть, позже…

Такое впечатление, что последние полгода я провел в лепрозории.

В одной риелторской конторе вышколенный паренек в модном пиджаке и при галстуке, стрельнув глазами по сторонам, перегнулся ко мне через стол и, перейдя на доверительный шепот, поведал, что я смогу заработать гораздо больше, если свяжусь с неким Ашотом… Номер мобильный.

На том конце провода мужской голос с характерным кавказским акцентом сообщает, что работа связана с риском для жизни, но деньги он платит хорошие, и предлагает встретиться…

Я вешаю трубку и отхожу от таксофона…

Промаявшись недели три, я все же нахожу место. Формально я называюсь рекламным агентом. В народе таких, как я, прозвали более конкретно и емко: «человек-бутерброд».

Обвешавшись с двух сторон плакатами с изображением аппетитного куска пирога, я брожу взад-вперед по одной из центральных улиц возле полуподвальной забегаловки с пышным названием «Ресторан «Фантастическая пицца». Время от времени с идиотским жизнерадостно-сытым выражением лица я пристаю к прохожим с приглашением зайти и отведать этой самой «фантастической пиццы». Моя зарплата составляет пятьдесят «рэ» в день плюс обеденный паек – кусочек рекламируемого блюда, который на третий день мне не то что в себя запихивать – нюхать неохота. По противоположной стороне улицы ходит мой коллега – «Курс доллара». Заработок тот же, но обед для него не предусмотрен, и потому Курс притаскивает из дома термос с супом и чайные пакетики. Курсу пять лет до пенсии, бывший бюджетник, зовут попросту Андреич. От постоянного пребывания на свежем воздухе с его щек не сходит здоровый румянец, а изнутри периодически вырывается хриплый бронхоле-гочный кашель. Периодически мы с Курсом подменяем друг друга на время жрачки или походов в туалет.

– Нам еще повезло, – просвещает меня Курс. – Вон, около Ленинского, шесть дубле-ночников на тумбы расставили, правда, сменами, по полдня. Представь: торчишь у шоссе, как вилка в заднице, гарь глотаешь, да еще каждый проезжающий хмырь издевнуться норовит. То огрызком запустит, то бычок кинет. А то и бутылку…

– То есть как это на тумбе? – не врубаюсь я.

– А так. Живой манекен. Дешево и сердито.

– Совсем оборзели, скоты. – Я проникаюсь комсомольской ненавистью к капитализму – с лицом мало его напоминающим, скорее – противоположную часть тела.

– Точно, кхе-кхе… – соглашается Курс, доставая из-под щита сорокаградусную заначку. – Как же холодно, блин… Даже валенки не помогают.

– У тебя, случайно, не температура? – Внезапно во мне пробуждается давно, как мне казалось, расстрелянный и похороненный инстинкт несостоявшегося медика. – Мне твой кашель не нравится. Сходил бы к врачу, а то достукаешься до пневмонии.

– На кой мне врач, кхе-кхе… Кто меня на больничном держать станет? Вам, молодым, легко рассуждать. А я в свои пятьдесят пять куда потом пойду? Сторожем, и то не возьмут. Гуляй, дед, найдем помоложе. А жить на что, кхе-кхе…

За разрисованным окном маячит бледная въедливая физиономия менеджера, которого я про себя называю надсмотрщиком. Мы с коллегой разбредаемся в разные стороны. Как раз напротив забегаловки останавливается парочка. Джинсы, короткие курточки, ломкие волосы и красные от стужи носы как следствие отсутствия головных уборов. По виду студенты, явно не обремененные лишним налом. Наш контингент.

– По-моему, неплохое местечко, – робко замечает парень.

Девушка манерно пожимает плечиками.

– Как вы считаете, – с интонацией пресытившейся аристократки обращается она ко мне, – здесь вкусно готовят?

И почему это сопливые девчонки обожают выламываться перед своими бойфрендами? Даю голову на отсечение, что дешевая пиццерия – самое крутое заведение, которое она посещала за свою коротенькую глупую жизнь.

– Не хуже и не лучше, чем в других подобных местах, – отвечаю я честно. – Зайдите, попробуйте. Погода – дрянь, хотя бы согреетесь.

Парочка секунду совещается и скрывается за дверьми «Фантастической пиццы». Снова мелькает надсмотрщик-менеджер, одобрительно почесывающий треугольный подбородок. Я поправляю врезавшиеся в плечи лямки чертова плаката. Интересно, в каком институте учатся эти ребята? Я мог бы сейчас быть на их месте: болтаться по вечерней Москве, жрать всякую дешевую дребедень и пребывать в розовой уверенности, что жизнь прекрасна…


– И кому только нужна эта война? – калачиком свернувшись на досках, задумчиво произнес Сайд.

– Известно кому, – злобно ответил кто-то из противоположного угла. – Тому, кто на ней бабки делает. Министрам всяким, генералам штабным.

– Олигархам… – кашлянули из глубины. – Вон, рожи какие нажрали. Нефть же здесь. В этом собака зарыта.

– Верно. Кому война, кому – мать родна…

– Это не война, а «антитеррористическая операция», – весьма похоже прошамкал Макс Фридман.

– Ага, затянувшаяся лет на пятьдесят…

– Выборы скоро. Вот и подумай, кто въедет в Кремль на лихом коне…

– Это Кавказ, – вздохнул Огурец. – Наши кони здесь всегда спотыкались.

– Мы их еще в тот раз могли дожать, – раздался глухой голос Кирилла. – Каким надо быть идиотом, чтобы тогда не сделать этого. Или поиметь с того большую выгоду…

– Жаль, нам с тех бабок ни хрена не достанется, – взгрустнул Гарик. – Эх, погудели бы… Знаете, какие телки у нас в Митине… Приезжайте, на всех хватит.

– Хо-хо-хо… – донеслось со всех сторон.

– А тебя дома кто-нибудь ждет? – зачем-то спросил я у Кирилла. Возможно, потому, что он один лежал молча, но с открытыми глазами.

– Ага. Все шлюхи Тверской.

– А родители?

Он стрельнул по мне недобрым взглядом:

– Я что, похож на тех, кого находят в капусте?

И это был еще один вполне понятный сигнал – не задавай лишних вопросов.

– Ладно, мужики, давайте спать. Завтра подъем ранний…

Я послушно закрыл глаза, но знал, что вряд ли засну.

– Кирилл… – услыхал я прерывистый шепот и невольно повернул голову в сторону говорящего. Костик, приподнявшись на локте, напряженно вглядывался в палаточный сумрак. – Кирилл…

– Ну? – нехотя отозвался тот.

– Какая она, смерть?

Я почувствовал, как по груди пронесся легкий холодок, будто чье-то дыхание. Я притаился, замер, точно и мне должно было открыться нечто, какое-то высшее знание, ради коего, быть может, я угодил сюда…

«Какая она, смерть?»

– Скоро увидишь, – отрезал Кирилл. – Спи давай. – И, с головой накрывшись одеялом, отвернулся.

– Но ведь так нельзя… – Костик прошептал так тихо, словно разговаривал сам с собой и боялся, что его подслушают. – Нельзя же так…

– Что? – спросил я так же еле слышно.

– Вот так просто взять и превратить всех нас в убийц… Я не хочу никого убивать. Даже бандитов. Этим должны заниматься милиция, спецслужбы… Я вообще не хочу никого убивать, понимаешь? – Тихий шепот оборвался на всхлипе.

– Может, обойдется… – сказал я, не думая о том, какую глупость сморозил.

Наверное, так успокаивают себя забеременевшие школьницы.

Нас привезли воевать, а значит, убивать. Именно для этого, и ни для чего больше. Костик осознал это скорее, чем я.

Ночью пошел дождь. Над лежбищем Гарика в брезенте оказалась дырка, и его слегка окатило прохладным южным душем. Выматерившись, он подлез к Костику, приказал подвинуться, и тот с обычной безропотностью подчинился. Прошла пара минут, и раздалось сдержанное хихиканье.

– Ты чего? – спросил Костик.

– Мы похожи на педиков, – прогоготал Гарик. «Полета» неразбавленной спиртяги, похоже, еще бродили в его организме.

– Говори за себя, – возмутился Костик.

Но тут неожиданно фыркнул неудавшийся журналист Огурец. А вскоре гоготала вся палатка. Стоило смеху поутихнуть, как кто-то рассказал скабрезный анекдот. Новый взрыв дружного ржания. Даже Костик развеселился. Мне стал понятен истинный смысл «черного» юмора. Кощунствуя, издеваясь над жизнью, смертью и самим Творцом, ту перепрограммируешь свой рассудок на относительно спокойное восприятие того, что до сих пор с ужасом отрицалось как неправдоподобно чудовищное. Смех – единственное, что мы могли противопоставить противоестественной реальности, навязанной нам кем-то по всем правилам циничной взрослой игры, кровавой и потому, вероятно, еще более интересной тем, кто двигает живых оловянных солдатиков…

– А вот еще анекдот. Приходит мужик к врачу, говорит: «Доктор, что-то у меня х… чешется…»

Привлеченные нездоровым весельем, в нашу палатку заглядывали ребята из соседних и, зацепившись, оставались. Пришел и Василий. Посидел, послушал, подымил цигаркой, поскреб давно не мытый затылок и встрял в разговор:

– Помню, у нас был случай. В мае девяносто шестого. Вот так же стояли. Один из новобранцев поссать вышел. На всякий случай с автоматом. Салага был, всего боялся. Вот другой дурак и решил его попугать. Подкрался сзади да как гаркнет: «Иван, сдавайся!» Ну или что-то в этом роде. А тот, не застегивая порток, развернулся да как даст очередь…

В палатке моментально установилась тишина, разрезаемая лишь мерзким, точно пилой по железу, скрипом неизвестной птицы.

– Насмерть? – робко подал голос Костик.

– Естественно, – пожал плечами Василий. – Пол-обоймы… Так что, мужики, давайте без глупостей… Ладно, пойду часок вздремну, а то уж скоро подъем.

Он сладко зевнул и растворился в сыром душном сумраке. А в палатку ленивым студенистым облаком вполз туман, постепенно ширясь, заполняя все пространство своим склизким ме-дузьим телом…

Давай попробуем вместе

Подняться наверх