Читать книгу Эпоха человека: риторика и апатия антропоцена - Эва Бинчик - Страница 15

Однозначно ответить на вопрос о начале антропоцена мы сможем лишь тогда, когда учтем положения новой научной дисциплины – науки о Земле как системе. Изучение Земли как целостной планетарной системы и ее биогеохимических циклов стало возможным по большому счету лишь в 80‐е годы ХХ века – благодаря новой научной аппаратуре, спутниковым сетям и совершенствованию компьютеров. Мы получаем все более полную картину своего рода метаболизма Земли за счет начатого еще в 1990‐е годы бурения все более глубоких скважин на исследовательских станциях в Антарктиде и Гренландии. Благодаря им мы сейчас располагаем данными, позволяющими заглянуть на целых 800 тысяч лет назад.

В 2001 году под эгидой Программы ООН по окружающей среде был учрежден проект «Оценка экосистем на пороге тысячелетия» (ОЭ). Его цель состояла в том, чтобы оценить влияние человека на мировые экосистемы. В частности, ОЭ выявила тревожный процесс утраты биологического разнообразия, серьезные изменения, касающиеся круговорота азота и фосфора в природе, и резкий рост объемов расхода питьевой воды226.

Еще раньше, в 1986 году, была основана Международная геосферно-биосферная программа (МГБП) со штаб-квартирой в Стокгольме. В рамках этой программы около пятисот исследователей провели анализ различных систем Земли. Результатом стал опубликованный в 2004 году и получивший широкий резонанс отчет «Глобальные изменения и Земля как система. Планета под давлением» (Global Change and the Earth System. A Planet Under Pressure)227. В нем было отмечено, что человек уже изменил облик более чем пятидесяти процентов суши. Говорилось, что человек напрямую или опосредованно использует более пятидесяти процентов питьевой воды, имеющейся на планете. 22 процента известных нам районов рыболовного промысла уничтожено или истощено, а еще 44 процента находятся на грани опустошения. Выяснилось, что человек искусственным образом производит больше азота для сельскохозяйственных нужд, чем вырабатывают все экосистемы Земли228.

В работе «Антропоцен как разрыв» (The Anthropocene as Rupture) Хэмилтон утверждает, что лишь в свете новой дисциплины, какой является развивающаяся с 1990‐х годов междисциплинарная наука о Земле как системе, можно увидеть огромное значение идеи антропоцена229. Я склонна с ним согласиться. Зарождение такой дисциплины – революция, возвещающая формирование новой парадигмы в нашем осмыслении окружающей среды. Это холистическая метанаука о планете как сложной системе, которая эволюционирует по нелинейному сценарию. Она объединяет науки о живых организмах и науки о Земле, учитывая и промышленный метаболизм человечества. Только исследования различных систем Земли позволили выявить глобальное, систематическое влияние человека на планету, рассматриваемую как единое целое. Оказалось, что происходящие в современную эпоху изменения беспрецедентны по своим темпам, глубине и размаху230.

Наука о Земле как системе указывает на произошедший недавно в истории Земли серьезный перелом, причиной которого стало все более интенсивное вмешательство человека в экологию в масштабах всей планеты. Земля при этом понимается не как набор разрозненных, обособленных друг от друга экосистем, а как динамичное целое отношений и влияний, в которых участвуют также Солнце и Луна. В настоящее время мы располагаем свидетельствами, подтверждающими коэволюцию гидросферы, атмосферы и литосферы. В этом плане наука о Земле как системе вытесняет экологию, изучающую экосистемы, то есть региональные и локальные явления. Даже категорию окружающей среды уже нельзя считать вполне удовлетворительной, потому что спектр ее значений намного беднее, чем понятие Земли как системы231.

Важным толчком к созданию науки о Земле как системе послужили доклады Римского клуба, а также работы британского биолога и эколога Джеймса Лавлока и американского биолога Линн Маргулис232. Начиная с 1970‐х годов эти авторы последовательно развивали идею процессов саморегуляции на планете, понимаемой как органическое целое. Их концепции эволюционировали с распространением новых моделей биосферы в 1980‐х годах и публикацией ряда научных работ о климатических изменениях233. Гипотеза Геи, выдвинутая Лавлоком и Маргулис, изначально гласила, что благодаря многочисленным внутренним взаимосвязям биосфера активно создает и поддерживает уникальные геофизиологические условия, делающие возможной жизнь на Земле. Эта жизнь рассматривалась как свойство планеты, а не отдельных организмов. Такой взгляд принято называть сильной версией гипотезы или «оптимизирующей Геей».

Но в настоящее время наука уже отвергла ранние теории Лавлока, согласно которым планета активно стремится к равновесию благодаря эффективно функционирующим в любых условиях механизмам стабилизации234. Скорее речь идет о глубинной взаимозависимости, которая является результатом коэволюции органической жизни и геологических, атмосферных, гидрологических условий. Растянутый во времени процесс коэволюции привел к тому, что температура, химический состав воды в Мировом океане и атмосферы «подстроились» под живые организмы – и наоборот. Такую концепцию – слабую версию гипотезы, известную как «коэволюция Геи», – науки о Земле как системе принимают.

Парадигма коэволюции Геи допускает возможность планетарных переломов или сдвигов (англ. planetary shifts), которые могут означать серьезное нарушение равновесия в системах планеты. Сегодня Лавлок и другие исследователи подчеркивают, что такого типа процессы, обладающие мощным потенциалом дестабилизации, действительно имеют место. Не исключено, что жизнь на нашей планете в привычной для нас форме не выдержит дальнейшего разрушения вод и почвы, опустынивания и обезлесения. Мы утратили уже половину площади тропических лесов и лесов в умеренных широтах. Мы наблюдаем закисление Мирового океана, образование так называемых мертвых зон в прибрежных водах, нарушение значимых процессов в стратосфере и массовое вымирание видов235. Перед нами не проблемы отдельных экосистем, а сбои, касающиеся функционирования планеты как целого.

Опираясь на результаты исследований, специалисты, занимающиеся МГБП и ОЭ, единодушно назвали 1950 год переломным в истории Земли. За происшедшими изменениями закрепился термин «великое ускорение». Как утверждают Уилл Стеффен, Пауль Йозеф Крутцен и Джон Роберт Макнил в работе «Антропоцен. Возобладали ли люди сегодня над мощью природы?» (The Anthropocene. Are Humans Now Overwhelming the Great Forces of Nature?), в развитии антропоцена можно выделить два этапа: 1) индустриализацию (1800–1945) и 2) «великое ускорение» (начиная примерно с 1945 года)236. Второй этап предполагает ранее не наблюдавшееся усиление воздействия человека на системы планеты, из‐за чего мы рискуем одновременно переступить сразу несколько критических порогов. В первую очередь это касается таяния постоянного ледяного покрова в районе обоих полюсов. Данное обстоятельство существенно ускоряет процесс потепления на планете и ведет к высвобождению метана из вечной мерзлоты на дне Северного Ледовитого океана. Еще один пример критических изменений – нарушен процесс опыления растений, имеющий основополагающее значение для биосферы237. Раньше, в доиндустриальную эпоху, влияние человека на различные системы планеты носило временный и локальный (региональный, иногда континентальный), но никак не глобальный характер. Однако с 1945 года темп наблюдаемых изменений можно описать с помощью математического понятия экспоненциального роста. В эпоху антропоцена человечество проводит эксперимент планетарного масштаба, тем самым вступая на terra incognita своей планеты238.

В 2015 году две трети участников Рабочей группы по антропоцену подписали документ, гласивший, что наиболее оптимально было бы считать началом эпохи антропоцена 1950 год239. Они убеждены, что в функциональном и стратиграфическом аспектах антропоцен отличается от голоцена. По мнению американского климатолога Уилла Стеффена, одного из самых видных исследователей антропоцена, беспрецедентная скорость изменений (рост населения, расхода воды, энергии и других ресурсов, использование искусственных удобрений, урбанизация, рост уровня закисления Мирового океана, уничтожение тропических лесов)240 указывает именно на 1950 год как на начало антропоцена. С этим тезисом согласен и Хэмилтон241.

Перемены, сопутствующие «великому ускорению», явно выходили за рамки отклонений, которые мы наблюдали в эпоху голоцена. С началом периода «великого ускорения», после 1950 года, мы столкнулись с изменениями в круговороте азота, равно как и в содержании азота и фосфора в почве (каких не происходило уже 2,5 миллиона лет), с изменениями, касающимися возрастающего количества CO₂ в атмосфере (последний раз подобные изменения на Земле имели место 800 тысяч лет назад), и с резким скачком уровня закисления Мирового океана (такого уровня закисления на Земле не наблюдалось уже 300 миллионов лет)242. Все эти изменения свидетельствуют о ранее невиданном, не присущем ни одной из прежних геологических эпох экологическом давлении со стороны одного вида. Им сопутствуют наблюдаемая во всех экосистемах Земли утрата биологического разнообразия, гомогенизация видов на планете (глобальная транспортная система содействует унификации экосистем на всех континентах).

На дискуссию об антропоцене и «великом ускорении» заметный отпечаток наложили и исследования еще одной научной организации – Стокгольмского центра по вопросам устойчивого развития. Эти исследования были направлены на определение так называемых планетарных границ. В числе прочих в них принимали участие Уилл Стеффен, Пауль Крутцен, Йохан Рокстром и Джеймс Хансен. Цель проекта заключалась в том, чтобы установить параметры, гарантирующие стабильность жизни в эпоху голоцена, а значит, и дальнейшее существование человека на Земле. Первые результаты были опубликованы в 2009 году243.

Тогда было выявлено девять планетарных границ: 1) состояние озонового слоя; 2) степень закисления Мирового океана; 3) доступность питьевой воды; 4) химические загрязнения (то есть производимые промышленным способом наноматериалы, пластик, химические средства, радиоактивные вещества, генетически модифицированные организмы); 5) загрязнение атмосферы (выбрасываемые в атмосферу химические соединения, которые влияют на муссонную циркуляцию); 6) эксплуатация земельных участков; 7) нарушение биогеохимических циклов (круговорота азота и фосфора); 8) изменение климата; 9) темп утраты биоразнообразия244.

Важно, что все перечисленные явления тесно связаны между собой. Землепользование на территории Амазонии влияет на доступность питьевой воды в Азии. Нарушение одного из указанных процессов повлечет за собой отклонения и во всех остальных. Ученые подчеркивают, что тревожные изменения сегодня в наибольшей степени связаны с четырьмя последними параметрами.

Подведем итоги сказанному до сих пор относительно начала дискуссии об антропоцене. Авторы книги «Антропоцен и глобальный экологический кризис. Переосмысляя современность в новую эпоху» (The Anthropocene and the Global Environmental Crisis. Rethinking Modernity in a New Epoch) выделяют три основные трактовки категории антропоцена: 1) геологическую, опирающуюся на точные данные стратиграфии; 2) основанную на достижениях наук о Земле и исследованиях планетарных границ; 3) построенную в первую очередь на анализе влияния человека на планету в широком смысле (совокупности всех последствий нашей деятельности). Два первых подхода к понятию антропоцена мы уже рассмотрели подробнее. Из них следует, что началом эпохи антропоцена следует считать 1950 год, открывающий период «великого ускорения». Но, что особенно важно в контексте этих размышлений: даже если геологи не придут к решению называть нашу эпоху антропоценом, другие смыслы этого термина все равно останутся актуальными245.