Читать книгу Почему надо поддержать президента? Основные вопросы - Евгений Небольсин - Страница 5

Эволюция. Что это?

Оглавление

В науке много моментов, которых следует очень остерегаться и с большой осмотрительностью принимать их на веру. Ибо всякая теория – это учение, кое в основе своей содержит много непроверенных предположений, на основе коих строится все остальное. В некоторых из них мы разберемся в этой главе. К примеру: что такое эволюция? В предыдущей главе уже начат разбор этой темы, но не так углубленно, как сие подобает сделать. А потому продолжим.

Для начала решим самый главный вопрос – об абсолютном совершенстве. Что это? И где ему место? Какое дать ему определение? Если совершенство – это благо, то где путь к совершенству? Если сказать, что совершенство наступит когда-то там, в далеком будущем, то какие выводы из этого утверждения можно сделать?

Нас учили, что все движется к совершенству благодаря эволюционному развитию в жесточайшем естественном отборе, от простого к сложному в единстве и борьбе противоположностей. Причем это движение всегда спиралеобразное. Следовательно, есть такие формы жизни, кои наиболее сильно вышли вперед, то есть наиболее преуспели в этом движении к совершенству. Так появились понятия о сверхчеловеке и недочеловеке. Получается, что теория эволюции – это основание для возникновения профашистских идей. Сам факт, что оные пленяют умы многих, говорит о том, что гитлеризм будет появляться везде, где проникло это учение об эволюции в данном образе. Если есть корень сорняка, то неизбежны и его всходы.

С другой стороны, о каком совершенстве говорят приверженцы теории эволюции? Давайте разбираться. Итак, согласно диалектическому материализму, совершенство – в будущем. Здесь заложено семя соперничества, в коем жить должен самый лучший, самый совершенный, имеющий в себе все необходимое для успеха. Но это для торжества в противостоянии, а не для любви. Более мощные рога, более мощная пасть, огромный пятак вместо носа, более сильные и длинные копыта, размеры тоже должны быть наиболее великими. Не должно быть вообще никаких слабостей. В том числе не должно быть жалости. Беспощадность в молниеносной агрессивности – признак силы. И так далее. Появляется образ «совершенства», с которым не хотелось бы даже встречаться. Зловещий гигантский дьявольский монстр. И мы видим, что в реальности-то совершенство, коим является человек, как раз ничего этого в себе не несет. Естественный отбор имеет место быть, но ведет он куда-то не туда – вместо возрастания в силе, наоборот, к беззащитности. Более того, мы распознаем уже сейчас оттенки грядущего совершенного абсолюта, в коем нет даже намека на такой конечный пугающий результат эволюционного становления. Человек вообще не имеет достоинств в борьбе со смертью и даже беззащитен. На самом-то деле жизнь – это уже совершенство. Это совершенство, в коем уже заложены абсолютно все достоинства и таланты. Им только лишь надо дать возможность раскрыться, дать раскрепощение Божественному в земных условиях. Совершенство надо очистить от грязи и поддерживать в чистоте – не более того. Это-то и происходит в природе Вселенной. Эволюция есть, но совсем в ином проявлении – в пределах усиления чистоты.

Это уже философия любви. Ибо достаточно лишь раскрыть все потенциальные возможности абсолютного совершенства живого, кои заложены даже в черве. Вся многогранность проявления Божественного в жизни бесконечна, но в реалии же на 99 (99,9) % спит и не задействована в повседневности. Это такие крылья, которые примитивная форма жизни носит в себе, но не дает им проявить себя, так как сам образ жизни не понуждает к этому. Все формы жизни равны между собой. Это во-первых. Во-вторых, следует ясно показать, кто такой «сверхчеловек». После службы в армии я начал помогать священнику в одном из храмов Свердловской области. Тут познакомился с потомственным охотником. Я всегда мечтал побывать на настоящей охоте, и он обещал меня однажды взять с собой. И вот моя мечта сбылась. Зима, идем на лыжах. Множество звериных следов вдоль, поперек и во все стороны. Впереди мой проводник, степенно передвигает лыжи, я иду по его следу, за ним. Он постоянно оглядывается и тихим голосом рассказывает о том, что происходит в лесу, на основе своих наблюдений. Передо мной открывается картина обычной городской жизни, из коей только-только приехал. Но меня поразило другое – не его рассказы, а то, как он решает задачи с множеством неизвестных. Во-первых, у него настолько феноменальная память, что даже я выглядел перед ним этаким жалким малышом. Он запоминал все с одного взгляда. Он помнил мельчайшие подробности событий много лет спустя. И это все было только началом. Вы должны правильно себе представить то, кем мнил себя и о себе я сам. Преподаватели удивлялись моим способностям, ибо, учась в высшем учебном заведении, я мог себе позволить в уме решать сложнейшие дифференциальные уравнения, в школе занимал призовые места на математических олимпиадах не только района, но и области. Мне внушили, что я не простой, а сверх-сверх этакий умняка. И, видя, как рассуждает простой мужик с берданкой за спиной, я сильно в себе разочаровался. То, чем я гордился, – для него обыденность жизни. Ведь сама по себе наука, к примеру математика, – это учение о мертвом, а потому и задачи, кои мне приходилось решать, примитивны, несмотря на их кажущуюся сложность. Владимир же, так звали охотника, имел дело вообще с непредсказуемостью флоры и фауны, то есть с живыми душами, и ведь ни разу не ошибся. А там головоломки высшего уровня сложности. Спасибо ему за его труды, ибо вся спесь с меня тогда уже просто спала, и вот тут началось мое становление как нормального человека, а мое образование пошло по иному пути – след в след за охотником. Так что кто такой «сверхчеловек», видно из наглядного примера, который много раз привожу на страницах книги. У нас на Урале есть одно из семи чудес света – это каменные столбы «Семь Братьев». Когда-то в этих краях был обширный горный массив, от которого ничего не осталось, кроме вот этих изваяний. Ветры, вода и солнце разрушили все то, что поддалось разрушению, а то, что разрушению поддавалось менее всего, предстало перед нами в виде семи высоких каменных столбов, коим дали такое наименование. Но нам интересно то, что верхний край этих скал так и остался частью того далекого горного ландшафта, он и есть та наиболее высокая составляющая того, что для нас является вершиной, сверх-сверх. Мы любуемся тем, что когда-то было само собой разумеющимся, а ныне – самой высокой точкой этого участка земли. Так же в истории человечества: все самое совершенное уже давным-давно имело место быть и живет своей обыденностью дня, а мы вот живем уже давно другим, мы. как рыхлая порода, отошли от изваяния и теперь любуемся совершенством высоты. Разверну свою мысль иначе и скажу об этом же по-другому. Представьте себе, что некий молодой человек бежал по тропе и вдруг споткнулся, упал. У него ушиб ноги. С этого момента он думает о том, как восстановить свой прежний образ, ведь вне оного ему просто не жить. В ином виде он быть на земле неспособен. И вот он начинает поиск истины, то есть поиск того самого, прежнего себя. И находит одно из наиболее верных решений – палку – и передвигается уже с помощью нее. Он думает, что палка делает его более совершенным, ибо с помощью оной в какой-то степени восстановил свой прежний образ, хотя и очень далекий от прежнего, но передвигаться может. Но ведь образ-то в новом проявлении абсолютно далек от прежнего, ибо с палкой он так бегать уже не может. Так вот, поиск того самого себя на самом деле в современном мире и есть то. чем заняты ученые: они ищут во внутреннем мире материи отклики Истины – ищут самих себя в том состоянии, в каком было человечество в самом начале своего бытия, в привычных нам реалиях. Потом мы дадим еще определения человека, хотя несколько иначе, где скажем, что человек ищет самого себя в иных образах. Человек – это высшая реалия аскезы, а потому он ищет в этом мире Истину еще и иначе – он ищет утверждения себя в аскезе, чтобы быть подобием Богу.

Еще раз: что такое поиск истины? Итак, перед нами некий человек, который споткнулся и повредил себе ногу. Теперь он ищет палку, чтобы продолжить свое движение дальше. То есть в данном случае человек все свои мысли и силы устремляет на то, чтобы хранить самый изначальный, прежний образ Божий, который он имел еще во Царствии Небесном. – в этом и есть поиск Истины. В него все это совершенство уже заложено, и ничего он себе и о себе придумать не мог – только раскрыть вновь то. что утрачено, с помощью этого инструмента. И вот человек нашел эту палку в образе развитого научного прогресса – к примеру, он изготовил судно, на коем плывет по морю. Да. теперь корпус корабля помогает ему хранить образ Божий в прежнем виде или хотя бы в некотором приближении к подобию того изначального первообраза. Теперь представьте, что днище корабля получило пробоину. С этого момента корпус из вспомоществующего хранителю подвига бытия в Боге превращается в опасность для жизни, от которой надо немедленно избавиться, ибо сам становится тем камнем на шее, который тянет на дно всех живущих на нем. Сломанная палка перестает быть нужной, а потому имеет уже противоположное значение – мешает жить.

Ведь аскеза – это сама основа основ всех абсолютно наук. Математика, физика, химия, биология и так далее – это не разрозненные научные поиски, а доктрины-синонимы, имеющие одно общее для всех их корневище – учение об аскезе богоподобия. Это на самом деле дочерние учения о том, как организовать аскезу, органично вписавшись в физиологию и естество самого человека, а также, пребывая или оставаясь в аскезе, не повредить своей природы, не повреждая себя самого, держать ту прежнюю Вершину вершин Царства Небесного, то есть «держаться на плаву в мореплавании». Это очень важно сказать, ибо сказанное в этом предложении есть центральная ось мироздания, и сама природа человека, к которой все сопряжено и вокруг коей вращается все, и несет в себе образ ее. То. как это выразилось, мы раскрываем на страницах этой книги с разных сторон, раскрываем самые животрепещущие грани ее. (Это важно, ибо вне этого плана наука рождает инородное жизни – «пробоину в днище корабля», антихриста, то есть мыслящего монстра. Корабль тонет, и человечество цепляется за все то, что хоть как-то держит его на плаву. Человек не думает о сохранении природы, а думает о себе, уничтожая флору и фауну.)

Это, повторюсь, и есть ключевой момент, который мы обрисуем, скажем о человеке много раз, когда будем говорить о воспитании детей, о монастырях, об эволюции Вселенной и так далее.

Вернемся к охотнику, с которым я был на охоте. Мне лично ясно, какими предстают ученые с выдающимися достижениями в науке. На самом-то деле – жалкие остатки всей той былой мощи, коей человечество жило и даже не ведало о том. Наш мозг, говорят сами ученые, загружен на жалкие 1-1,5 % всех своих возможностей, а где же остальные 98-99 %? Ведь остальная часть должна была быть востребована, ибо возникла в бытии как необходимость, ибо в естественном отборе ничего лишнего возникнуть не может. Потому перед моим взором восстает древний исполин с выдающимися умственными способностями, интуицией и даром видеть далекое и близкое будущее. Потом что-то произошло, из-за чего началось «старение», ибо понадобилась трость для ходьбы: сначала в виде речи, потом – символов, потом уже это стало письменностью. Сегодня с помощью костылей пытаемся быть молодыми, но теперь уже даже компьютер не справляется с нашими запросами, ибо человечество принимает образ обездвиженного полумертвого тела, для поддержания рабочего тонуса коего нужны энергоносители. Жизнь становится энергоемкой, а потому идет захламление океанов, отравляются реки и вырубаются леса. Так, человек ищет способы решения проблем, о коих в своей исторической молодости даже и не ведал и не замечал. Это с одной стороны, а с другой – «костыли» могут оказаться востребованными еще и в другом случае. Когда человек, оставаясь прежним совершенством, берет на себя ношу, коя настолько тяжела, что нести ее на себе уже не представляется возможным без помощи приспособлений. А потому деградации нет, но. с другой-то стороны, деградация идет, если продукты научного прогресса становятся инородными физиологии. Научный прогресс либо поднимает человека, либо его низводит. Одно из двух: как нож может быть дополнением для творчества к нашей природе, инструментом для созидания в руке, а может быть инородностью в нашем теле. Так же как корпус корабля: либо держит нас на плаву, утверждая нас в жизни там, где без него невозможно сие; а может быть грузом, тянущим на дно. Это всё прообразы бытия современного человека. Само грехопадение предстает перед нами в этих, озвученных тут, двух прообразах, один из коих требует от человека привести к Богу даже самого дьявола, который проник в Царство Небесное под видом змия-искусителя. Счастье не может иметь бытие, если оным не обладает хотя бы самая малая форма жизни. Таков путь за Христом.

Первый человек умом мог вместить в себя только то, что попало в поле зрения ему на Вершине вершин, а все остальное, вплоть до всего подножия этой Вершины, – нет. А без этого нет должной полноты богообщения – вот природа ноши непомерной, в коей надо вместить множественность знания с простотой богообщения. О цивилизации, коя способна вместить в себя все, можно говорить только при одном условии: если люди живут в единстве с Творцом, в беседе с Ним. Тогда включаются механизмы абсолютной оптимальности, при коих все лишнее, мешающее богообщению, само по себе исчезает. В пределах оптимальности, благодаря коей идут межличностные отношения, остается все самое необходимое и в то же время в полноте. Вне общения с Ним лишним становится все вокруг: эти поля, луга, реки и моря, да и сам человек. Что мы и видим, к сожалению.

Беда наша в том, что мы смотрим на своих национальных великих ученых совсем иначе – для нас это повод для гордыни, из-за чего мы начинаем гордиться своей национальной принадлежностью, вместо того чтобы утверждаться в сильной вере вслед за национальными подвижниками святости. (Мне думается, что трагедия немецкого народа в его выдающихся ученых.) Из-за этого человек перестает соединять в себе простоту веры с выдающимися достижениями в науке. Нас, русских, тычут лицом в то, что Русь была молчалива столько веков, то есть без развитой культуры, но не говорят, что мы были непобедимы благодаря именно этому. Мы для них – варвары.

Кто такой космонавт? Это вся космическая станция на орбите, и можно восторгаться этим, но ведь он такой же, как и любой из нас, и для нас сия Вершина вершин является обыденностью. А с другой стороны, МКС – вершина эволюции бытия. Но дело-то в том, что мы посылаем в космос людей для того, чтобы радости было немного больше, а не выполнять какие-то цели и задачи. Ведь МКС с космонавтом на борту – это в первую очередь личность. Без счастья жизнь невозможна, и мы должны активировать радость на орбите, чтобы люди не замечали своего времяпровождения там. Нужна сильная молитва за них, а не требования от них.

Хотя, с другой стороны, если сказать, что эволюции нет, то тогда получается, что все формы жизни равны. Как тогда сравнить червя и человека? Они равны? Нет.

Сам Бог как абсолютное совершенство идет на общение с человеком на равных, как с Самим Собой. Не может Творец быть в единении с тем, что Ему инородно, что неподобно Ему, – не с личностью. Закон о том, что подобное стремится к подобному, сформулировал Фалес, древнегреческий мыслитель. (Надо сказать, что для всех наук он общий. Только звучит он везде по-разному, но это его сути не меняет.) То есть Бог и человек стремятся друг к другу как подобные, как равные в совершенстве – они личности, хотя различны в другом.

Иными словами, в отличие от червя, в человеке совершенство раскрылось наиболее очевидно, наиболее явно и полно. Почему? Почему человек наиболее полно являет миру образ Божий, образ совершенства? Потому что мы являемся творением Божьим и в то же время личностью для Предвечного Совета в Благодати Духа Святого, в коем эволюционно наиболее сильно раскрыты грани совершенства любви и согласия, а не соперничества. То есть, несмотря на то что человек оказался в пределах земных реалий, он так и остался в прежнем Замысле Творца, то есть собеседником Бога, то есть не изменил своей природы – оная только лишь воспалилась грехом, приняв образ того, с кем человек общался, – змеи.

78. Это очень важно сказать. Священное Писание нас предостерегает от очень страшной опасности. На ютьюб можно найти видео, на коем засняты люди, в малолетстве жившие среди животных. Они перенимают их образ мышления и образ жизни и до конца своих дней остаются в плену своих страхов, навыков и привычек. Хотя, попав в среду людей, они все же восстанавливают прежний человеческий вид со страшными муками. Страшно то, что с этого момента, если бы они не попали вновь к людям, эволюция пошла бы в ином направлении. В этом подтверждение гипотезы о том, что вся флора и фауна произошли из человека. Дети, оказавшись без внимания родителей, обратили внимание на Бога не через тот посредник и дали толчок жизни в ином направлении эволюционного становления. Человек, общаясь со змием-искусителем, принял вид его, и с тех пор вся флора и фауна несет в себе этот же образ – образ того же змия-искусителя, войдя в данную сферу бытия через человека в его образе воспаления. Каждый из нас в себе несет его в виде желудочно-кишечной пищеварительной системы. Тут надо пояснить, о чем речь (эта мысль обсуждается в п. 77 из гл. «Эволюция. Что это?» и гл. «Древнеславянское наследие», где речь идет о смысловых синонимах слова «есть»). Как мог родиться мир из человека, если он был сотворен Богом? Тут рождение имеет иной смысловой оттенок. Представьте себе, что за вами идут люди. И вы их завели в темную комнату. Их образ жизни с этого момента изменился, и они вынуждены считаться с новой реальностью, то есть искать те же взаимоотношения на иных принципах. Для этого возникшего образа быть вместе этих людей родили вы. Все осталось тем же, все так же осталось творением Бога, но теперь родилось для жизни в иных условиях, в иных формах исповеди о Творце. Изменился план становления этих людей в образ Божьего совершенства. Но это лишь план, иной путь к той же самой конечной цели – не более того. В этом же иной образ того же самого человека при грехопадении. Он тот же, но иначе хранит в себе образ Творца, а мы видим становление червя до образа Бога вновь – человек стал прямоходящим. (Теория эволюции Ч. Дарвина не посягает на Писание.) Это следствие богообщения, то есть эволюционного становления, как человека-маугли. Мы есть то, на что смотрим и с кем общаемся. После того как человечество приняло образ богообщения змия-искусителя, человек вновь начал перерождаться, общаясь с Богом. Иными словами, человек должен общаться только с Богом, чтобы хранить Его образ.

Исходя из сказанного в предыдущем абзаце, мне хочется подчеркнуть важное. Все суждения в «Русской философии. Анализе истории» – это попытка расширить границы понимания о человеке, о его природе, чтобы на этом основании дать ему новые установки в воспитательном процессе. К примеру, если мы скажем, что все произошло от человека, то человек ко всему его окружению должен относиться как к самому себе, ибо все вокруг – это он сам и есть, а потому нужна любовь к себе в образе заботы об окружающем мире. Ведь все вокруг – это часть его полноты, часть его самого. Именно поэтому каждый ученый, делая новое научное открытие во внутреннем мире материи и ее законов, подтверждает именно эту мысль: он узнает самого себя. Поэтому все вокруг него его же дополняет и стремится утвердить человека в его вечности – стремится исцелить человека, способствуя движению его к подобию Бога. Если человек в Боге, то все абсолютно стремится взять на себя болезни людей, начиная с комара и заканчивая явлениями в природе. Поэтому, разворачивая производства, человек должен думать о том, а не будет ли это ножом в его же живом теле. Это особенно актуально в наши дни.

Если мы даем новое имя человеку, то многое в нашей жизни принимает иной оборот. Представьте себе, что некий юноша, гуляя по краю оврага, оступился и начал скатываться вниз, на дно. Изо всех сил он хватается за все, что попадается ему под руку. Он ничего не жалеет ради собственного спасения. Ломает ветви кустов, рвет высокую траву и так далее. Это же мы видим в Священном Писании. Адам до грехопадения дает каждой живой твари и форме жизни свое имя, как-то по-своему уникально раскрывающее Славу Божью, то есть характеризующее свое сопряжение к сослужению человека Богу. После грехопадения же Адам уже другой. Сказано, что он срывает листья смоковницы, чтобы хоть как-то сохранить прежнее отношение с Творцом, прикрыть свою наготу. Если там все гармонично и сопредельно в служении, то теперь Адам цепляется за все, разрушает ради своего спасения. И теперь Адам имеет сам уже иное имя и иное определение. Он теперь лишний во Царствии Небесном и творит свой образ во всем, делает таковым все, к чему прикоснулся. Вот это-то и есть самое страшное. Природа Адама воспалена, и теперь ему прежней жизнью уже нельзя жить. Представьте себе раненного в живот бойца. Можно ли ему давать еду? Нет, ибо он погибнет. Сообразно сему и Рай человеку именно поэтому же становится опасным для жизни. Теперь все силы Божьи надо давать иначе, а именно так, чтобы не навредить человеку, – очень дозированно, малыми частицами.

Представьте себе, что вам налили полную тарелку борща. Вы берете ложку и маленькими порциями столовой ложки одолеваете всю тарелку. Если вам проглотить сразу всю порцию супа, то для каждого из нас сие становится смертельным. Этот прообраз имеет все вокруг, ибо все это родил Адам своим воспалением грехом. Если мы рассмотрим всю теорию эволюции, то увидим в ней правоту наших слов, ведь все это родилось из самого человека.

Так или иначе перед нами возникает новое определение человека. Он есть все вокруг нас. Начиная с комара и заканчивая природными явлениями. Исходя из этого мир перед нами предстает совсем иначе. Человечество гибнет само, ради своего спасения цепляется за все вокруг и ради себя убивает все живое. Мертвое родит только смерть. Но ведь человечество гибнет совсем по иной причине. Именно по той самой, по какой фашизм уничтожал людей в лагерях: по праву обладания силой смерти дали власть над миром. Только теперь эта реалия адаптировалась совсем иначе – они цепляются за все, ради себя убивая все живое. Русский же путь иной. Русские борются за каждого человека. Каждый человек уже есть торжество жизни над смертью, только в аскезе.

Теперь, нося в себе змея, он преображает природу его и теперь все более и более схож с Личностью Творца. Эволюция идет в пределах не сущностного, а только формального образа змея, но как исповедь о Творце и как молитва Ему, как необходимая грань полноты подобия Ему, ибо подобное может родить только свое же подобие. И этот момент, то есть быть в лоне Бога, так и остался самым важным условием жизни во всех ее проявлениях.

Опять же, рассуждая так, не следует говорить о том, что это ересь, ибо в таком виде видится и открывается нам мир, когда мы позиционируем себя иначе, чем те, кто писал Священное Писание. Мы пытаемся описывать бытие с помощью тех посылов, кои нам, земным, попали в поле зрения, кои открывает научное ви́дение, и объясняем все с помощью их же. Так же как для слепого и глухого знание о человеке дается только в пределах того, чем они владеют, – чувственной природы рук. И на основе этого опыта с помощью ограниченных инструментов приходится делать какой-то анализ обо всей остальной полноте природы. Понятно, что он абсолютно ограничен.

Бог далеко от сил зла, то есть Он для них недосягаем. И эта мысль о непознаваемости Творца дает нам ответ на самый важный вопрос. Бог недосягаем для сил зла. В этом же прообразе живое на земле, в пределах тварности являясь Его частью, стремится быть недосягаемым для сил зла, для смертельной опасности и все смертельно опасное обходит стороной. Только поэтому все живое бережется, ходит только мимо смерти и не прикасается к ней. Этот образ недосягаемости Бога и есть образ Пасхи Христовой, который заложен в природе живого, во всяком проявлении жизни. Все это было пророчеством о Воскресении Христа, а после Воскресения стало исповедью. Человек избегает смерти и этим исповедует Творца в Его образе недосягаемости, сочетая в себе природу Его и образ змия-искусителя. Все живое в прообразе Пасхи Христовой – как свидетельство о Воскресении Его – пребывает в недосягаемости Творца и держится на безопасном расстоянии от смерти. Все живое, имея свойство недосягаемости Бога, бережет и отстаивает недосягаемостью свою жизнь и этим несет в себе прообраз отношений Творца с миром.


Надо сказать о том, что зло нейтрализуется присутствием Бога. В этом случае зло становится еще одной формой торжества и превращается в добро. В чем зло дьявола? В том, что он живет приобщением к Богу кровавой жертвой. А его надо приобщить к иному пути бытия в Боге, чтобы не быть злом – бескровным. Пока этого не произойдет, говорить о Царствии Небесном в пределах земного бытия нельзя и невозможно. Что такое жизнь? Жизнь – в первую очередь это Божественная полнота. Если Он присутствует, то неизбежно Ему сопутствуют все противоречивые крайности: и бесконечность, и конечность; и множественность, и одиночество; и цельность, и раздельность; и скорость, и покой; и делимость, и неделимость; и простота, и сложность; и видимость, и невидимость; огромные величины и малая ничтожность; центр и периферия круга или сферы; и пустота, и бытие; и все, что досталось от змия-искусителя, и все, что в процессе эволюции все сильнее и сильнее вычленяется как подобие Богу. И так далее. К примеру, жизнь на вершине горы невозможна, ибо там нет флоры и фауны. В то же время только с вершины мир взору предстает как на ладони, как одно единое целое. Без этого также жизнь невозможна – будут ошибки блуждания. То есть важны и подножие горы с его флорой и фауной, и сама вершина с открывающимися только на ней возможностями. Противоречия озвученных крайностей и их взаимное дополнение совмещены в Божественной полноте, составляют природу жизни и в процессе эволюционного становления формально вычленяются, оставаясь при этом единым и цельным. То, как это сопряжено в природе человека, мы попытаемся разобрать еще более тщательно. Самое важное для всякого бытия – это личность, то есть счастье, коим является человек, – это основа, которую как-то надо удержать в природе Вселенной, коя и есть сама природа счастья – мотив всякой активности жизни. Личность и счастье – суть одно. Далее об этом говорить не буду, чтобы не загромождать внимание читателя, но об этом надо помнить всегда. Итак, начнем.

Солнце светит и дает энергию всему живому, стимулируя своей световой активностью процессы. Получается, что телесной природой каждый из нас – это составляющая Солнца и вне его, этого светила, наша жизнь невозможна. То есть можно сказать, что телесностью человек – это видоизменившийся в процессе эволюции солнечный зайчик (от него, от человека в данном его образе, постепенно вышли и вычленились все известные формы живого – как флоры, так и фауны. Поэтому не человека следует называть гомо сапиенс, а именно все окружающее нас естество Вселенной. Такое определение человека важно дать, ибо оное становится началом воспитательной работы над людьми), а потому человек так и остается с самых ранних времен зарождения всего живого по природе своего естества световым потоком, идущим от Солнца к Земле.

Как-то иначе он жить не может и в процессе эволюции формируется в прообразе своего родителя, неся в себе весь спектр его свойств. Подобное рождает свое подобие. Солнце, оказавшись здесь, на Земле, фотоном рождает свое же подобие и в пределах Земли остается самим собой – Солнцем. Какие-то грани этого явления попадают нам, в поле нашего зрения, и то, как они выражены в природе человека, нам предстоит выяснить. С одной стороны, перед нами жизнь – как телесная составляющая души, как форма солнечной активности, как неотъемлемая часть центра галактики – Солнца, вокруг коего вращается все и вся. А с другой стороны, нам явно предстает оттенок образа Бога – удаленная недоступность от этой звезды и вращающиеся вокруг него светила. Так как подобное порождает свое же подобие, то все это как-то должно выразиться в природе человека. Это, казалось бы, противоречие, в коем, с одной стороны, все мы являемся Солнцем, а с другой стороны, удаленность и «планетарная система с ее цикличным вращением вокруг него» – налицо противоречие и единство (человек – это физиологическая цикличность с центром). Вопрос в том, как все это сочетается в природе живого: центр, удаленность от центра и вращение. Это важно для формирования аскезы, ибо необходимо, чтобы оная органично вписывалась в физиологию тела человека и не была ей инородной, ибо данное обстоятельство является условием счастья и вечности живого на Земле. Ведь именно в прообразе этого единства противоположностей формируется все живое. Рассмотрим, что такое точка. Точка – это уже есть величина отличия от пустоты, хотя и абсолютно малая, но уже степень отличия от составляющей нашу природу, от пустоты. То есть теперь будем работать с понятиями, кои функционально разворачиваются в пределах данной общности для всего – точки, то есть в пределах этой степени отличия от пустоты и при этом в пределах подобия ей, ибо подобное может родить только его же подобие. То есть все реалии, кои имеют хоть какое-то бытие, сопредельное точке, имеют подобие точки (сфера форм и фигур). (Пустота для нас – это уже отсутствие горя, греха, то есть свойства радости Царствия Небесного.) А теперь вспомним, что такое прообраз пустоты – это и есть окружность со свойственным ей циклом (об этом ниже по тексту). Итак, пустота, отличие от пустоты в ее прообразе – окружность или иное выражение постоянства в чистом виде. Отличие от пустоты имеет иные проявления. К примеру, движение – в том числе. Итак, перед нами не просто кольцо, а движение по нему или в его образе. Вот такой образ сочетания всех четырех свойств в одном цельном теле. А так как это все образ пустоты, то сие и есть иное выражение счастья Царства Небесного. Давайте теперь конструировать сами тот образ живого, который будет нести в себе все эти реалии бытия в организме человека.

С одной стороны, мы – Солнце, а с другой стороны, мы далеки от него. Огненный шар, из коего исходит луч и соприкасается с земной поверхностью, образуя светлое пятно. Вот это светлое пятнышко уже есть человек телесный, ибо оное активирует процессы, кои эволюционно оформляются в живой организм в привычном для нас виде созерцания, то есть человека. В этом прообразе системы (огненный шар – луч света – активность) в организме выделяется голова в отдельный орган, причем самый главный. К тому же важно видеть то, что в самом порядке оформления тела тоже фотографическое отражение того же: голова ближе всего к небу и выше всего в теле – важное замечание, кое несет в себе выражение белой линии эволюционного становления, саму его цель и природу. Голова есть Солнце, а именно – само тело человека. Точнее, голова порождает в себе все остальные члены своего тела, кои подчинены только ее работе, то есть всякая деятельность заточена лишь для одного – улучшить работу головного мозга. Причем функционал зациклен на самом себе в прообразе пустоты, то есть цикличен, и всякое движение в нем циклично. Далее все остается только лишь формальными тонкостями, в формировании коих включается естественный отбор. И далее плодотворность этого функционала становится определяющим в естественном отборе фактором. Иными словами, чем продолжительнее, чем сильнее ясность ума, тем данное проявление жизни устойчивее в борьбе за свое утверждение в земном бытии. Мы, как и все живое, неизбежно следуя этому же принципу, так же эгоцентричны в прообразе единого центра Вселенной и в то же время являемся уникально сложившейся на Земле солнечной активностью и даже создаем новые образы этого одиночества единого центра во всякого рода системах и образованиях в прообразе вращающейся вокруг центра планетарной системы, то есть циклы составляют природу организма, его физиологию, его образ жизни и образ общественных отношений и – как неизбежность – природной аскезы. Ведь только цикличность – как образ пустоты – лежит в основании природы всякого аскетического подвига (хотя математика нам говорит о том, что образов постоянства пустоты множество).

Если мы позиционируемся в земных условиях бытия, то в прообразе удаленности Солнца от Земли мы должны быть удалены от всего, что мешает быть нам теми, кто мы есть по природе, – быть Солнцем в самом широком смысле этого слова, быть полнотой подобия Богу. Такова конечная цель эволюции телесного выражения образа Творца. Такое бытие становится историей человечества. Хотя, конечно, полнота рождается тем, что способно ее рождать, но для нас важно только то родившееся, кое оказалось в большей полноте подобия Ему в еще одной грани – в более продолжительной вечности форм. Это вычленяет для нас в процессе эволюционного становления такие формы полноты, которые, оберегая в себе образ Его, способны следовать иному образу Творца – недосягаемости для зла, то есть способны прятаться или защищаться от покушения на природу живого – на природу этой полноты, вне коей нет жизни. Вот почему мы ходим мимо смертельной опасности в прообразе Пасхи Христовой.

Хотя, надо сказать, такое высказывание некорректно, ибо если мы что-то видим в этом мире, то мы видим только Источник Света вечной Жизни и, созерцая Его, идем к Нему. Если мы Его созерцаем, то идем к Нему, огибая препятствия, обходим их мимо, стороной. А если мы Его не видим, то во всем созерцаем препятствия, то есть смертельные опасности, и идем туда, куда смотрим. Видеть мы можем то, что есть сами по природе, но естество нашего зрения таково, что видеть мы можем только Источник Жизни, и видим мы только Источник Жизни через то, что Им не является, через то, что им уже было ранее, – именно даже через смертельные опасности и посредством оных. Почему через смертельные опасности и почему они смертельны? Да потому, что не вписываются в понимание Бога, личности, то есть человек в них не узнает самого себя, а потому не может принять сие как утверждение своей жизни. Потом, позднее, даже препятствия станут понятны и впишутся в Речь Творца к нам, то есть даже в них, в препятствиях, человек узнает самого себя, но в данный момент – нет, и надо идти мимо них. Это возможно, если человек живой и видит Бога. А если нет, если мертв, то и все самые откровенные свидетельства о Нем станут препятствием. В принципе, все можно не говорить, ибо если есть любовь, то даже преграды – составляющие пути в вечность. Видеть вечную жизнь – это не свойство ума и науки, а само естество любви. Можно ходить даже по воде, как по земле, если есть любовь.

Нельзя путать Речь Его с тем, что от Него нас отводит, – это одно и то же, но мы это одно и то же неверно принимаем, из-за чего не видим Его, не видим в этом пути вечной жизни. Такова Речь Бога. Если мы понимаем Ее, то это означает только одно: мы владеем языком Его Речи и можем вести беседу с Ним тем, что пользуемся Его Словом в данном образе как Даром Творца, и оный, Дар, как-то своеобразно и свойственно Ему животворит и утверждает наше бытие. Причем земное – в том числе. Для любви жизнь вечна, но в земном проявлении ей хочется оставаться собой, просто быть дольше всего – везде ее Божественная Сущность исповедует Себя одинаково, как на Небе, так и на Земле. Только поэтому в процесс естественного отбора включаются иные принципы выживания: видеть опасность максимально раньше, а точнее, видеть Творца в иных масштабных реалиях. То есть Бог велик, и зреть Его надо с максимального расстояния. Благодаря этому безопасность усиливается. То есть нужна как можно лучшая ясность ума, благодаря коей появляется возможность распознавать явления. Сие становится той целью, на достижение которой заточено все естество природы не только организма, но и даже всей Вселенной. Для лучшего присутствия любви сие есть необходимость. Солнце недосягаемо для сил зла только для того, чтобы заглянуть в самые сокрытые уголки Вселенной, где тьма поглотила все. Недосягаемость сопредельна с доступностью – это есть сопряжение в деле спасения и утверждения вечной жизни.

Даже в пределах нашего тела мы видим то же самое: наш головной мозг в процессе эволюции стремится как можно дальше в границах самого организма удалиться от всего происходящего в нашем теле, кое своим «шумом и выхлопами» покушается на его работу своей жизнедеятельностью, ибо ей всегда сопутствует весь спектр помех работе мозга. Более того, шея участвует в температурной стабилизации крови, поступающей в мозг. Это как сильно горячий чай поутру пить невозможно, надо ему дать остыть. Или представьте себе, что вы оказались в машинном отделении корабля. Шум работы механизмов будет ли способствовать работе мозга? Нет. Поэтому капитан судна всегда в тиши капитанского мостика. Такое же мнение у эволюции всего живого.

Ясность ума – основа и условие верности принимаемого решения, а потому под ясность мышления заряжено все в организме человека. Повторюсь: в этом направлении шло эволюционное становление организма человека. Этот же момент выражен и в духовной жизни человека, имя коему экстаз (выход из себя). Духовное тело бережет свой мир от всего того, что покушается на него в окружающих условиях. В прообразе единства цельного организма Творца природа человека имеет одновременно и цельность, и разделение в границах цельности. Повторюсь, что даже сам организм человека – это мир, содержащий много инородного для работы мозга, ибо в самих биологических процессах есть сопутствующие им выделения ядов и вредных веществ. (Это как в двигателе внутреннего сгорания всегда много микростружки, коя, если не менять масла, несет урон механизму.) То есть в пределах рабочего цикла нашего организма ясность сознания ходит мимо смертельной опасности для этой ясности, мимо всего того, что несет в себе уничижение ясности ума, притупление духовного мира, а значит, и радости. Опасность для ясности ума – это сами биологические процессы, активированные тяжелым физическим трудом и внутренними процессами пищеварения. И чем тяжелее физические нагрузки, тем тяжелее беречь ясность ума, ибо нужна более хорошая изоляция ума от этих покушений. И вот тут мы приходим опять к той же самой главной мысли этой книги, о чем сказано будет на стр. 141-146: физическая тяжелая нагрузка – это бурливый поток воды, который стремится нас унести. Чем сильнее течение, тем тяжелее удержаться в образе постоянства, то есть стоять на месте в этом течении. И вот природа змия преображается в процессе эволюции, благодаря чему ясность ума теперь наиболее сильно изолирована от природы и в то же время остается единым целым с ней, дополняя ее до живительной вечности. В процессе страшной физической перегрузки радость, оказывается, может не смешиваться с чем-то иным, а продолжать быть изолированной от покушений на нее, как будто бы нагрузки нет вовсе. Причем в еще большей степени усиливаясь, ибо соединились в человеке две крайности. И, как мы видим в природе человека, в естественном отборе выжил не тот, кто мог владеть радостью благодаря силе или изворотливости, а тот, кто эту радость смог уберечь лучше всего и в большей полноте. Сама нагрузка физическая призвана, как ни странно, улучшать работу мозга, и ни для чего иного оная в бытии появиться не могла. Потом уже оная – как реальность – станет целенаправленной во имя иной необходимости. В физическом движении ради усиления богообщения нуждались все, но как сделать, чтобы все были едиными, а не мешали бы друг другу работой физики? Нужно было объединить всех. Понятно, что это был кочевой образ жизни. Люди шли за стадами и жили охотой. Потом люди узрели, что оседлый образ ведения общежития сильнее усиливает молитву, и занимались собиранием. Почему? Потому что так сильнее единство, ибо сытый желудок не является гарантом мира и любви, а теперь, живя в голоде, их любовь чище и вера тверже. Только по этой причине. Жизнь впроголодь делала народ более сплоченным в радости. Это стало важным моментом в дальнейшем естественном отборе. Далее они осознали, что, окультурив растения, можно быть едиными в богообшении посредством землепашества. Этот опыт также стал возможным для людей, связанных между собой сильной любовью. Любовь друг к другу как единственная утверждающая живое сила, очищенная трудностями выживания. стимулированная собирательной экономикой и оседлым образом жизни, дала все остальное. Ведь для любви после грехопадения нужно постоянное очищение страданиями и трудностями бытия, а потому из-за высокой калорийности злаковых культур опять возникла необходимость направить силу, взращенную оседлостью, ради стяжания той же любви в самом чистом виде на улучшение богообщения. Мы видим, что древний человек озабочен только одним: как можно лучше взращивать силу любви в обществе – это и есть мотив всех революций в обществе того времени и вообще любого времени. Здесь следует понимать очевидное: что если сосуд наполовину заполнен соком жизни, то вторая половина – пустотой. Это означает, что половина пустоты будет нести в себе зло раздора – таково условие, в коем либо «да», либо «нет». Либо зло, либо добро, то есть третьего нет в природе вещей бытия. Значит, для полноты жизни тот же сосуд должен быть наполненным максимально, чтобы не было даже малых пустот, то есть надо отдаться целиком, без остатка только добру (так было с русским народом, который в 1965-1975 годах оказался наполовину пустым в этом прообразе, а потому пустота дала о себе знать – народ просто спился). А для народов Севера сей момент еще более очевиден и актуален, ибо день год кормит, то есть высочайшая интенсивность физических нагрузок требует только чистоты духовной, чистоты помыслов, предполагает только чистую веру в высочайшем проявлении чистоты любви. Злая мысль бьет по рукам, и Бог не дает делиться тем, что не является счастьем. Это, повторюсь, актуально в суровых условиях Севера. Да и сила любви вне этой чистоты невозможна. Поэтому, чтобы полностью отдать себя Богу, Абсолюту Жизни вечной, чтобы вновь оказаться в той же кондиции тяжести жизни (а с появлением высококалорийных злаков в рационе питание привело к тому, что начали появляться пустоты в сосуде естества природы духа), люди начали строить дом усопшим предкам. Появился высочайший интенсив физического труда, который соединился с осмысленностью служения Богу, а потом даже возник календарь – как еще одно дополнительное условие полноты в делах любви. Таков путь эволюции человека: при высвобождении сил и времени он думает о том, как бы побыстрее заполнить эту пустоту еще какой-то формой присутствия Абсолюта Жизни, но лишь бы этот сосуд был полон до краев, без остатка. Времени нет на раскачивания – надо все делать быстро, и это самый основной вопрос человечества. Вот о чем я говорю, когда утверждаю, что все известные научные доктрины вышли из науки об аскетическом подвиге. И никак иначе. Таким образом, кочевой образ жизни первобытных, оседлый образ жизни, землепашество, государственные образования, научный прогресс и так далее – все это есть формы аскезы, в коей наиболее оптимально утверждается любовь более полного нахождения себя во Царствии Небесном, все это образы жизни в Боге и в Его райских обителях уже здесь, на Земле. Все это призвано взращивать силу любви друг к другу в обществе.

Само по себе физическое упражнение в его механическом выражении появилось в бытии неспроста – это фундамент для активности ума, на коем зиждется радость, имеющая имена: любовь, счастье, мир и покой, вечность, постоянство, цельность, пустота горя, ясность мышления и ума и так далее. Точнее можно сказать, что такая формулировка некорректна, ибо на самом деле тело человека – это составляющая сердечных процессов, призванных поставлять в мозг самую чистую и насыщенную всем необходимым кровь. Просто все это зиждется на хорошей работе мозга, коя вне движения – как выражения Царства Небесного, как естественного фундамента для пребывания молящегося человека с Ним и в Нем – невозможна. Движение – это такой образ жизни в Раю.

Потом это движение являет нам иной образ Бога – цикличность. Позднее люди пришли к необходимости еще более усилить бытие в Боге – движение направили на строительство могильников. И так далее, о чем сказано в предыдущем абзаце: все максимально полностью и без остатка должно быть поглощенным Абсолютом Жизни и Его Любви. В пределах этого будет идти научно-техническая революция. Почему-то ученых этот момент ввел в ступор. Да, переход от кочевья (люди шли за стадом парнокопытных и питались от него) к оседлому образу жизни привел к тому, что рацион питания значительно оскудел; упал и достаток жизни, но людям нужно было выкристаллизовать любовь в самом чистом виде. Ведь только любовь обеспечивает живучесть в условиях жесточайшего естественного отбора, в коих оказался древний человек. Этим он побеждал всегда, и именно это он будет взращивать среди своих соплеменников. Таковы условия бытия во Царствии Небесном: как при жизни земной, так и после нее. Иными словами, вся история человечества – это такой культ любви в самом ее чистом виде. Далее мы уже будем вести обоснования этого понятия в самых непривлекательных формах, кои стали актуальными в современном мире. И вот тут-то важно сказать о том опыте, который был уже наработан в дохристианские времена, в эпоху так называемого «язычества». В этой работе не пытаюсь реформировать веру, но и путь ко Христу никто отменить не вправе, ибо оный всегда актуален. Все дело в том, что последними революциями, начиная с Петра Первого и заканчивая Октябрем 1917-го, сама вера православная осталась непорушенной, но вот этот опыт пути ко Христу планомерно уничтожался. А ведь народ нужно вести к вере всегда, причем следуя теми же путями, коими шли славяне ко Христу в древнеславянском образе пути и веры.

Тут надо ясно себе представлять то, что само Евангелие – это уже очевидное, кое стало таковым благодаря сокрытому. Представьте себе, что вы смотрите бой боксеров-профессионалов. И вот вам говорят, что надо быть похожими на них. Но не говорят главного, а именно – каков путь к этому совершенству. Примерно так нам ныне несут православие, как уже нечто сбывшееся. Любовь надо стяжать всей жизнью и ради именно этого стяжания и жить. Будет любовь – будет рвение к подвигу, и к христианскому – в том числе или в первую очередь. А это и есть древняя славянская традиция, которая этот момент выкристаллизовала в чистейшем виде. Во всем том, что мы находим, речь идет о величественных сооружениях мегалитического периода и вообще обо всех формах сосуществования (совместная охота на мамонтов), все это – такой тренировочный зал для подготовки к предстоящему бою. Только в нашем случае речь идет не о бое на ринге, а о жесточайшем естественном отборе и принятии Христа. Этот-то момент и является самым важным контрастом между современным православием и тем, которое было в те далекие времена и благодаря коему удалось выдержать нашествие Золотой Орды в течение 300 лет, да и вообще все тяжелые времена в суровых условиях климата. Монастыри являются хранителями пути к Богу.

Скажем иначе об этом же. Итак, мы изначально являемся насельниками только Царствия Небесного, несем в себе его выражение в виде системы «солнечное ядро – квант света – активность атома, вызванная взаимодействием этого кванта с поверхностью Земли» и изменить сему подобию Богу не можем, а если мы будем жить, то только в Нем, всецело погрузившись в Него. Окружающий мир может исповедовать этот момент только естественным для него образом и в пределах его физических способностей это творить. Видимое нами пространство во всем своем многообразии и множественной бесконечности – это не зеркальное отражение происходящего в пределах невидимого мира Божьего (по Платону), а неотъемлемая видимая составляющая его активности, всеобъемлющей полноты общения, в коем постоянно пребывают личности. Это лишь видимая часть айсберга. Просто душе надо видеть мир Царствия Небесного еще и вот таким образом, через многогранность материального мира, что становится также частью живительной полноты общения человека с Богом посредством телесности. Человек поисками Истины все сильнее и гармоничнее вписывается в этот диалог. То он носил на себе мощи усопших предков, то принял оседлый образ жизни, то начал строить могильники, то изобрел календарь, и теперь научный подход к богообщению позволяет еще большее. Просто для созерцания Царствия Небесного телесными очами и для непосредственной беседы с Личностью Творца телесными устами через все и вся сам выбранный нами инструмент и краски имеют такое естество, с помощью которого как-то иначе рассказывать о реальном положении дел у Бога невозможно. Даже сам момент зачатия новой жизни несет именно этот же прообраз: светило на небе, на самом деле зрим свет в конце тоннеля, стены коего – темнота пустоты вакуума. Это есть путь, в конце коего очень сильный яркий свет. В этом же прообразе вся наша жизнь – это тоже следование по этому самому, имеющему сообразность змию-искусителю, тоннелю, в конце коего под старость лет что-то мерцает все сильнее и сильнее («солнечное ядро – квант света – активность атома, вызванная взаимодействием кванта с поверхностью Земли»), Такова наша жизнь, ведь с кем общаешься, образ того и принимаешь (с кем поведешься, говорят, от того и наберешься). В этом суть грехопадения Первого Человека, после коего все мы так и несем в себе воспаление в прообразе этого змия, мы «маугли» в этом смысле. Сами по себе став ничтожеством во грехе, мы теперь созерцаем окружающий бесконечный, вечный, огромный, прекрасный мир Царства Небесного тоже в своем же образе – в образе ничтожества светящейся точки в конце тоннеля. Вечное и бесконечное видится нам таким, какими мы сами являемся, – временным и ничтожно малым. После общения с ним, приняв его образ – вид змия-искусителя, мы приобщаемся ко всей полноте Божественного не сразу, как это было естественно до грехопадения, а ничтожно малыми частицами. Мы, чтобы жить, в состоянии воспринимать только жалкие оттенки Божьего Бытия, причем в таком образе, коим сами являемся, – в распаде, то есть в том, чем реальность уже не является; мы видим только то, что уже было некоторое время назад. Для нас история пишется не актами любви, а утратами. Понимая сие, Христос во время Тайной Вечери Сам Себя называет Хлебом Жизни вечной. Во чреве нашем перемещаются поглощенный мир и целый космос. Все в окружающей нас реалии бытия имеет сообразность змию – все имеет линейность с началом и концом. Все вокруг сообразно сему. Да мы и сами временны и как бы идем по тоннелю от самого рождения, и «зубы, соки жизни пищеварительной системы ада» пытаются нас разрушить и потом разложить. В то же время сообразны сему – несем в себе змия, хоть и в преображенном виде, который все более и более ближе к образу Божьему, ведь общаться начали с Богом, с великим и вечным. В этом же прообразе предстает перед нами детородный женский орган, в коем имеется также этот же прообраз тоннеля со светом вечности в конце его. Он ведет к вечности жизни, хотя и в земном исполнении (то есть будущее человечества заложено в нем). Именно по этой причине древние устраивали культовые сооружения могильников-курганов именно в этом же прообразе (о чем свидетельствуют раскопы курганных захоронений). Для древних Солнце – это женская яйцеклетка, жаждущая оплодотворения. Вот еще один образ человека в единении с Богом.

Мы видим на небосводе только Солнце – как источник жизни, видимой телесными очами вечной. Ведь при созерцании Царствия Небесного телесными очами нам может открыться маленькая частичка Его во всех отношениях (в том числе ограниченная во времени), ибо в данной сфере бытия естественны только такие, привычные нам, формы свидетельства о Царствии Небесном, предстающие перед нашим взором в данном виде. Какое-то иное просто рвет нашу природу. Чтобы этого не произошло, Батюшка Небесный поспешил уберечь человека, удалив нас туда, где безопасно и по нашим природным возможностям принимать Его. Царствие Небесное, созерцаемое посредством духа, предстает совсем иначе: Оное все вокруг нас, и мы в Нем, но Законы бытия в Нем те же. Законы Царствия Небесного не противоречат законам видимого материального мира, ибо и то и другое – одно и то же, в коем: одно гармонично исповедует другое; одно гармонично следует за другим; и одно гармонично следует из другого. Всё в пределах Божьего мира счастья и радости. Мы ждем от материи чего-то большего, на что оная неспособна, а ведь как-то иначе подчиняться этим законам духа материальный мир не в состоянии. А потому надо принимать все как есть и брать на вооружение даже такую исповедь о Нем.

Последняя мысль очень некорректна для выражения Истины, ибо Царствие Небесное, зримое телесными очами, – это не проекция мира невидимого в мире, созерцаемом очами телесными (согласно Платону). Царствие Небесное, зримое очами телесными и предстающее перед нами в привычном виде, – это уже жизнь в Раю, и общение с Богом – в нем. Просто подобное познается своим подобием, то есть всякая грань нашей природы может созерцать Царстве Небесное только через свою естественную соприродность – через подобие в Нем, через то, в чем эта грань нашего естества родственна Ему и едина с Ним в окружающем каждого из нас пространстве. Если мы видим яблоко, то сознание в нем видит не клетчатку, а то, носителем чего оная является, – Дар Божий в виде сока и мякоти. Видим мы Его через то, что в нас самих есть Он в этой клетчатке яблока. И только этим яблоко нам притягательно красивое, даже если имеет неприглядный вид. Если оное из дерева, то сие изделие имеет только эстетическое значение.

Другой пример. Если мы видим человека, то душа видит не физическое тело, а душу, и радуемся только душе, а не физическому телу. Если тело души не имеет, то душа, видящая мертвое или отсутствие души в другом теле, впадает в транс. Аналогично дух видит не материю, а то, носителем чего оная является, – Дух Божий во всем, и этим Божественным происхождением все вокруг притягательно нам – мы Его, Дух, распознаем через все, подобно тому, как через живое яблоко телесными чувствами видим его сок и мякоть. Все оттенки нашего естества будут иметь функциональное подобие не потому, что одно следует из другого, а потому что все завязано на Нем. Так же как в быту у человека все заточено под служение человеку, иными словами: нет ничего лишнего вне этого плана. То есть все имеет значение не потому, что одно становится следствием другого, а потому что привязано в первую очередь к данному общему смыслу. Всё есть следствие только одного – общения личностей. Вот так, в общих чертах, перед нами раскрылась природа человека на основе нашего конструирования человеческого тела.

Раскрытие главной идеи этой темы лучше вести с помощью беседы двух людей. Пусть это молодой юноша и старец.

– Иными словами, то, что Бог недосягаем, оказывается нашим спасением.

– Именно. Именно. Именно так. Эта любовь с ее свойством недосягаемости Бога стала самым главным движителем эволюции. Божественное недостижимо для семян зла, а потому они в Нем не прорастают. И этот момент заложен в привычном для нас образе человека как основа его формирования. Ведь у нас нет никаких достоинств, чтобы вести борьбу со смертью, кроме одной – мы стремимся быть в образе Бога, то есть стараемся жить там, где смертельной опасности нет. Мы во всех отношениях слабы и беззащитны, но живем тем, что не даем прорасти в себе семенам злобы. Мы ничего не имеем, кроме дара распознавать смертельную опасность, чтобы пройти мимо нее. Образ Пасхи Христовой заложен в нашей природе.

– Вот как? При чем тут недосягаемость Творца и эволюция? В чем они совместимы? В уме не укладывается.

– Да я же тебе уже сказал. Чем ты слушаешь? Недосягаемость – это конечная цель, к коей движется эволюционное развитие. Дело в том, что смертельную опасность мы можем распознавать. Чтобы пройти мимо нее, мы ее можем увидеть глазами. Мы можем услышать ее ушами и отойти в безопасное место. Мы можем почувствовать запах едкого дыма и понять то, что где-то пожар лесной, и искать безопасное место. На что мы еще способны, чтобы избежать смертельной опасности?

– Мы можем провести какие-то расчеты. Можем распознать опасность умом или интуицией. В отличие от червя, который распознает опасность только в границах непосредственного физического прикосновения его тела к ней. У человека, в отличие от зверей, этот дар распознания имеет намного большую многогранность, и эволюция может идти только по этому пути – к большему количеству способов видеть грядущее.

– Верно. А в грядущем – только Бог. В прошлом – только зло греха.

– Да, но как тогда понять то, что Христос, зная о том, что Его поведут на Голгофу, не спасался бегством?

– Это уже отдельная тема. И мы видим здесь некоторую двойственность. Дело в том, что видеть смертельную опасность – это еще не всё. Пройти мимо смерти нужно иной раз, только приближаясь к ней. Предвидеть смертельную опасность, о чем переживал Спаситель в Гефсиманском саду, – это хорошо, но сие есть только лишь прообраз, только лишь производная иного, более важного, сие есть только лишь следствие Божественного. В бытии вселенной есть То, над Чем смерть не властна. Смертельную опасность можно победить, даже не ведая о ней. Гениально этот момент нам показывают американцы в фильме «Форрест Гамп». Главная мысль этого кино изложена в самых первых минутах ленты. Перышко спускается с небес, ветрами увлекается в круговерть городской суеты, попадает даже под быстро мчащееся авто и, не сталкиваясь с ним, с потоками воздушных масс обтекает корпус машины. Далее выносится на простор и устремляется дальше. Успокаивается на страницах открытой книги в руках одного уже немолодого человека. С этой секунды начинается сам фильм-повествование о его жизненном пути. Перышко легкое, и эволюционно сложилось так, что оно стало максимально подобно воздуху, а потому, даже попав под стремительно едущий автомобиль, следует за ветрами, обступающими корпус механизма, так и не столкнувшись ни с какими преградами. У перышка нет никаких достоинств для противостояния, кроме одного – оное подобно воздуху и может следовать туда, куда движется он. И этого ему достаточно. У него нет должной прочности, как у алмаза. У него нет каких-то суперособенностей, кроме одной – оно максимально подобно воздуху.

– А, теперь понял. Так и человек, подобный Богу чистотой своей души и незлобивостью, остается, как Бог, недосягаемым и проходит мимо смертельной опасности, даже не ведая о том, что оная была на его пути. Бог, как воздух, везде, и в то же время Он там, где нет смерти. И в смертельной опасности надо своей чистотой быть с Ним, а значит, и там, где нет смерти. То есть чистый духовно автоматически следует за Ним. В этом тоже образ человечности, ибо если есть подобие Богу, то все остальные достоинства не имеют смысла. Смертельные опасности сами пройдут мимо, без всякого осмысления и борьбы с ними. Это подобие Богу и есть главная самозащита человека, даже если он оказался на Голгофе. Ему не нужны ни копыта, ни рога, ни пасть.

– Именно так. Именно так. Именно так.

– А где же двойственность, о коей вы, учитель, упомянули?

– Двойственность… Дело в том, что мы не призваны следить за миром опасностей… а призваны видеть живое Творца.

– Как так?

– Если мы прикоснулись к предмету рукой, то по каналам нервной системы сигнал от ладони поступает в мозговой центр. Если мы услышали звук, то из ушных органов сигнал поступает в тот же самый мозговой центр. Если мы открыли глаза, то от них поступает сигнал опять в тот же мозговой центр. Если мы что-то увидели или услышали звук и даже слова речи, то все это перерабатывает тот же самый мозговой центр. Что это значит, как по-твоему?

– По-моему, так устроен организм. Ничего более на ум не идет.

– Да, это так. Но мы либо понимаем происходящее, либо силимся понять его. Через это все человеческий мозговой центр в общении с Центром Вселенной. Этот мозговой центр опосредованно его организма общается с Центром всего. И это аксиома. Все в этом мире имеет Начало всех начал, кое есть этот Центр Вселенной, Который сказал Слово Свое, и наш мозговой центр это Слово принимает посредством многогранной чувственной природы. Все это – речь Бога. Эти горы, эти реки и озера, леса и моря, эти предметы вокруг, этот шелест листвы и журчание ручья – это все слышимое и видимое. Это все через наше тело вводит в активность только один и тот же центр в мозге человека, и через этот центр личность видит личность и общается с ней. Ничего в этом мире вне данного диалога личностей нет и быть не может. Все это вокруг – речь Бога, обращенная к человеку, и наоборот. Так было всегда, но эту форму общения породил сам человек грехопадением. Вопрос в другом. Вопрос в том, понимаем ли мы эту речь Бога к нам. Ведь хаос – это такой порядок, который можно распознать только в одном случае – если мы находимся в Замысле Творца на естественном для человека месте.

Почему надо поддержать президента? Основные вопросы

Подняться наверх