Читать книгу Людям очень нужны стихи - Евгения Полька - Страница 2

«Людям очень нужны стихи, —

Старый Бог говорил у пристани. —

Оттого ль Вавилон погиб,

Оттого ль древний Рим не выстоял?

А я клялся им, говорил,

Что в стихах и любовь, и искренность.

Оттого ль прекратился мир?

Оттого ли Гаврило выстрелил?

И когда не хватало сил:

Ни любви, ни добра, ни Бога,

Я прислушаться их просил.

Я им Пушкина слал пророком.

И, закончив едва с игрушками,

В истоках своих путей,

Не люди учили Пушкина.

А Пушкин учил людей.

Людям очень нужны стихи.

Больше хлеба, вина и имиджа.

Под давленьем любых стихий

Можно телом упасть, но выдержать.

Когда время ломает правила,

Люди жаждут духовной помощи.

Маяковский – исчадие дьявола.

Только промысел все же Божий он.

И порой нет совсем толку

Ни в кресте, ни в моем имени.

Но зато помогал Теркин.

И учил очень ждать Симонов.

А когда мир тонул в лихих,

Цой им раны прикрыл ладонями.

Людям очень нужны стихи.

Очень жаль, что они не поняли».

Одни говорят: будь проще. Другие – пиши сложнее.

Одни говорят: короче. Другим – лишь бы подлиннее.

А мне бы писать и только. Ловить из вселенной нити.

Творить, обращаясь в Польку. И коль что не так, простите.

Простите, что где-то зыбко. А где-то метафор мало.

Что стих не родил улыбку, сердца не сковал металлом.

Что где-то ушло от темы. А где-то не вышло ритма.

Что где-то уж слишком смело и тянется, как молитва.

Простите, хотите коли. А коль не хотите – просто

Идите в другое поле. Поверьте, там чище воздух!

Там бабочки да деревья. Там люди и их улыбки.

А я убиваю время: в цитаты ловлю ошибки.

А я нахожусь в покое меж трех и шести по утру.

Воюю сама с собою – проигрывая как будто.

В ловушке своих аллюзий свое обретаю место.

Сгораю в огне иллюзий. Бросаюсь с разбегу в бездну.

Я не нахожу покою с шести и до трех по ночи.

За маской своих героев, лицо раздирая в клочья,

Теряю себя как личность, в своем растворяясь вечном.

А я не могу публично! А я не толкаю речи.

Я не призываю к битвам. И не создаю каноны.

Не режу сознанье бритвой. В стихах не творю иконы.

Живу – как умею – просто. Не жду ни похвал, ни жестов.

И как выдыхают воздух, порой выдыхаю тексты.

Маэстро, хотите чаю? Пирог со слоеным тестом?

А коли судить по чести, то вот она, суть вещей.

Маэстро, я выживаю. Под этим гранитным прессом

Мне все еще интересно по маскам читать людей.

Пусть руки мои неточно рояльную гладь лелеют

И в профиль я будто тлею, хотя и горю в анфас.

Пусть давят на позвоночник привычные «не умею».

Но в сердце моем теплее, когда я играю вальс.

А вы отточили навык, как точат ножи убийцы.

И тянется вереница знакомых до боли нот.

Средь всех этих серых галок вы светите. Вы – жар-птица.

Для вас небеса – граница. Но вам не знаком полет.

Маэстро, хотите чаю? Пирог со слоеным тестом?

И коль говорить по чести, то вот вам прямой ответ.

Маэстро, я выживаю. Под этим гранитным прессом

Мне все еще интересно. А вам, к сожаленью, нет.

Я пыталась поймать руками —

утекала водой сквозь пальцы.

Я на сладкое зазывала —

не желала со мной остаться.

Я кричала, что буду строгой, —

убегала, поджавши хвостик.

Притворилась бы недотрогой.

Да вот только, наверно, поздно…

Мол, другие теперь милее.

«Там теплее и нет скандалов.

В старых замках летают феи,

веет ветер в старинных залах.

Там в межзвездных мирах герои

рвутся в бой и рискуют жизнью.

Ну а ты тут сама с собою.

Все шумишь в бытовухе мышью…»

И какое ей, верно, дело,

этой рыжей и бессердечной,

Что я ночь без нее ревела,

обнимая себя за плечи.

Было страшно одной остаться

и представить себя без музы.

***

Утекала водой сквозь пальцы,

растворялась в потоке музык.

***

А однажды вернулась пьяной,

на диване уселась с краю,

Начинала слегка жеманно.

И ревела, и хохотала.

«Я пустилась, – твердит, – по свету,

только крылья взяла и узел.

В мире много других поэтов.

И у каждого есть по музе.

У кого-то их гостьи редки,

кто-то спит с ними, как с шалавой.

Кто-то держит в железной клетке

(и таких, черт возьми, немало!).

Кто-то ловит у конкурентов,

кто-то продал на барахолке.

Кто-то выменял на агентов,

чтоб поставить себя на полки.

В мире много других поэтов,

и добрее, и много лучше.

Но с тобою атласной лентой

повязал нас навеки случай.

Мы не лучшая, знать, команда.

Но другой породнил нас фактор.

Мы воюем пером за правду:

стерва-муза и мямля-автор.

Штрих по вечности будет тонким,

но останется острым следом.

И, возможно, среди потомков

вспомнят музу с ее поэтом.

Повязали навеки души

белоснежной атласной лентой.

А не вспомнят – так им же хуже.

Мы бы стали смешной легендой».