«Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда?» – название книги эссеиста, литературоведа и прозаика Евсея Цейтлина. А маршрут его литературных путешествий проясняют слова, которые не раз повторит автор: «Мы все еще идем по символической пустыне». В дороге читатель откроет для себя «землю неизвестную»: будни, проблемы, лица сегодняшней литературной эмиграции. Обычно, говоря о писателях зарубежья, вспоминают несколько известных имен. Внимание Евсея Цейтлина привлекают прежде всего те, кто «остался в тени».
Оглавление
Евсей Цейтлин. Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути
Полет одинокой птицы (Владимир Порудоминский)
«Я сам по себе» (Анатолий Либерман)
Путник (Аб Мише)
Свои и чужие (Борис Кушнер)
Послесловие «Путешествие через поля жизни»: памяти Бориса Кушнера
Поэт и империя: пропетый мотив (Эвелина Ракитская)
Можно ли расчистить песок забвенья? (Эрнст Зальцберг)
Черновик (Наталья Дорошко-Берман)
Судьба и выбор (Лев Бердников)
Жизнь под песню ветра (Ванкарем Никифорович)
Голос на другом берегу (Семен Ицкович)
Десять лет спустя
Остановка в дороге (Лев Ленчик)
«Маленькая Россия, в которой живу» (Ирина Чайковская)
Осенние встречи (Рудольф Фурман)
Свет издалека (Сергей Корабликов-Коварский)
Портрет женщины с диктофоном (Белла Езерская)
«Каждый пишет свою автобиографию…» (Давид Гай)
Здесь и простимся (Рафаэль Левчин)
Чьи-то растаявшие жизни (Семен Каминский)
Тайна Р.В (Роман Вершгуб)
Мир по дороге домой (Сергей Юрьенен)
Прощание в июле. Памяти Генри Файнстайна
Выйти из тени (Семен Резник)
После юбилея (Семен Ланверг)
«Сквозь далекие огни» (Лиана Алавердова)
Здесь и в других траекториях (Гари Лайт)
Удача – жить… (Игорь Михалевич-Каплан)
Так и было (Самуил Эстерович)
Шаги (Геннадий Кацов)
Песочные часы (Ефим Чеповецкий)
В конце концов (Владимир Порудоминский)
Приложение
Труден ли этот путь? (Беседа с Олегом Коростелевым, исследователем литературы русского зарубежья)
У разных народов разные корни, но – одно небо (С Евсеем Цейтлиным беседует Ирина Чайковская)
Об авторе и книгах
Отрывок из книги
В первые дни марта 1998-го я получил из Германии плотную стопку машинописных страниц. Это были воспоминания писателя Владимира Ильича Порудоминского. По странному, а, может быть, символичному совпадению повествование называлось: «В начале марта». Читателю, пожалуй, многое станет яснее, если я упомяну и подзаголовок: «Семейные мелочи 1953 года».
Весна в Чикаго – едва ли не единственное время, когда легко и спокойно дышится. Но, знакомясь с записками Порудоминского, я задыхался: текст был пронизан страхом – неотвратимым и едким, как дым крематория. Владимир Порудоминский рассказывал о собственных хождениях по мукам, в которое для него превратилось устройство на работу в самый разгар «дела врачей». Еврейский юноша, вернувшийся из армии, а до того окончивший редакторский факультет, ощущает плотную, хоть и незримую, стену, выросшую между ним и миром. Ну а откуда эти два слова в подзаголовке – «семейные мелочи»? «Конечно, мелочи! – настаивал автор. – …Совесть не позволяет поименовать их иначе в пространстве и времени, где, по давнему слову, взглянув окрест себя, видишь страдания человеческие, горе и гибель».
.....
Если меня кто-то «боялся», то потому лишь, что я не считал нужным всех подряд уверять, что их поделки – венец творения, даже в тех случаях, когда таково было мнение окружающих. Например, я говорил, что если ради задуманной развязки героя приходится убить в автомобильной катастрофе, то сюжет беспомощен, ибо от выпущенных из бутылки персонажей избавиться невозможно. «Но в жизни же такое бывает», – возражали мне. Я объяснял, что жизнь – это одно, а литература – совсем иное. К сожалению, люди, вскормленные наивным реализмом, только пожимали плечами. Еще я говорил, что интерес к сочинению падает, если автор из рассказа в рассказ использует одни и те же предсказуемые ходы; что для писания стихов желательно владеть литературной нормой (ударения у многих поэтов чудовищны, а различий между не и ни не ведают и прозаики, будто никто не ходил в шестой класс). Всё это критика на самом примитивном, самом элементарном уровне.
Начало моей деятельности в Новом Журнале было идиллическим (меня любили и жаловали), но по прошествии ряда лет редактор, когда-то и пригласивший меня, стал без всякого повода провоцировать один конфликт за другим. Дело дошло до разрыва сверхдружеских в прошлом отношений, и я был изгнан, причем среди людей, еще вчера только что не бросавшихся мне на шею, не нашлось никого, кто бы проголосовал против отлучения. Узнав от меня об этих неурядицах, В. С. Батшев, редактор Мостов и Литературного европейца (Франкфурт-на-Майне), сразу же пригласил меня вести такой же раздел у него. В Мосты я и посылаю рецензии с 2006 года.
