Читать книгу Ноктюрн для капитана, или Меня зовут Оса. Любовно-фантастический роман - Галина Маркус - Страница 4

***

Во время завтрака смотрим новости. Траурная заставка – все сразу же замолкают. Сегодня ночью погибла наживка. Это молодой мужчина, я его знаю – когда я прибыла на базу, он уже работал здесь. Все напряженно ждут объяснений – как такое могло случиться опять. Я знаю про гибель девушки три месяца назад, как раз перед тем, как меня завербовали в группу… возможно, на ее место. Несчастный случай – говорят, вторая тварь напала на нее на обратном пути после удачного захвата, когда никто не ожидал. Но буквально несколько недель назад мы оплакивали еще одного парня, и многие не успели с этим смириться.

Объяснения немного успокаивают: снова – нарушение техники безопасности. Выдвинулся раньше, чем команда была готова. Не подал сигнал. Наверняка этот парень мечтал сам, в одиночку отловить мутанта и находил в этом особый шик. Многие вербуются в наживки из любви к риску, а когда выясняется, что на захват с ними идут еще пятеро вооруженных ребят, пытаются что-то себе доказать. Как глупо…

Внимательно слушаю сообщение, но так и не понимаю, поймали ли эту тварь или не успели. Но то, что она жива, или жив, не знаю уж, как правильно, – это точно. Здесь, на Доре, убийство запрещено. Просто невозможно – это международный скандал. Ни у кого на захвате нет другого оружия, кроме паралитического.

Землян к охране Чистых привлекают только на этих условиях. Риск – одно из условий контракта, ну а полицейские или военные разве не рискуют? Ведь это же повезло дорянам, что на нашей планете оказалось так много людей с тем самым геном, что и у Чистых. Нигде больше, ни на одной из известных планет, таких не нашлось. Правда, никак это у землян пока не проявляется – никаких особенных качеств у них нет. Только ген, залог будущего на Земле. Когда-нибудь они – эти необыкновенные создания – родятся и у нас, через много-много веков. А пока нужно помочь Доре… Чистые должны выжить, иначе Вселенная обречена.

Забавно, могли бы показать нам хоть одного. Видела их только на экране: вот уж точно не от мира сего. Их не интересует прогресс, техника и технологии, полеты к другим планетам. Они заняты иным – заботой о мире, в обоих значениях слова «мир». Чтобы Вселенная существовала в покое, чтобы в ней умножалось добро… если честно, то я не знаю, что они делают. На экране они просто сидели или стояли в молчании. От них исходило внутреннее сияние, их вид завораживал. Может, они молились? А может, у них есть свои каналы связи с такими же, как они, в далеких, еще не открытых Галактиках?

А этих мерзких тварей завозят на Дору, чтобы Чистых не стало. Иначе как вести войны, торговать межпланетным оружием, если когда-нибудь во Вселенной воцарится мир? У Доры пока не так много союзников, ну, кроме планет Конфедерации, конечно, а теперь еще и Земли. Пусть я не знаю подробностей, но зато я понимаю главное. И я сделаю всё, чтобы Чистые жили. Всё, что от меня зависит.

Да, Стеклянный дом, где они трудятся, под охраной. Я думаю, они собираются там, чтобы вместе сконцентрироваться над своими задачами. Но Чистые не могут сидеть взаперти. Они должны жить, передвигаться, они черпают что-то в природе. Они не поддаются контролю, не могут помнить об охране, не заботятся о себе. Их стараются охранять и снаружи, но порой они исчезают из поля зрения, а потом возникают совсем в другом месте. И они молчат, они слушают только свой внутренний голос и совсем, увы, не слышат инструкций.

Как они – их враги – сделали, что твари сразу находят Чистых? Между ними существует странная связь. А тварь – официально их называют «мутантами» – уж если нападет, то не отпустит свою жертву. Откуда-то появляется недюжинная сила, в ход идут зубы, когти… В этом есть что-то звериное… неодолимое. Им невозможно сопротивляться, их можно только парализовать.

Я не хочу думать о слухах: мол, бывают случаи, когда паралитическое оружие оказывается бессильным. При мне такого никогда не случалось, я думаю, это просто страшилки, подсознательный страх, наподобие этих снов.

– Привет. Как тебе новости?

Я вздрагиваю. Это его голос. Поднимаю глаза: да, он. Сейчас он говорит по-русски, акцент у него совсем небольшой, это придает его жесткой речи особый шарм. Я и раньше слышала, что Кэп общается с большинством людей не на всеобщем, а на их родном языке. Теперь это популярно – учить языки друг друга и говорить на них при встрече; это считается особым знаком открытости и расположения. Автопереводчик – это дурной тон, для ленивых. Количество языков, на которых говорит человек, свидетельствует об уровне его образования, и, похоже, у Капитана он в разы больше многих, не говоря уже обо мне. Я, к сожалению, хорошо говорю только на четырех, ну и по-дориански немного.

Дарк-Кэп садится напротив. Сегодня он мрачнее обычного. Облизываю губы и не знаю, что ответить. Замечаю, что столовая, пока я предавалась размышлениям, совсем опустела.

– А вы… вы тут что? – лепечу я.

Он молча смотрит на меня. Пора бы уже привыкнуть к его взгляду, но я снова опускаю глаза.

– Я здесь из-за тебя. Сдал дежурство.

На это я тоже не знаю, что сказать.

– Надо поговорить.

В столовую входят Энн и Плав. Энн видит меня, машет рукой, но тут замечает Кэпа, строит забавную рожицу, мол, нет, нет, не мешаю, и демонстративно садится в другом конце зала, не отрывая смешливый взгляд от нашего столика. Я совсем не умею кокетничать, но присутствие Энн провоцирует меня на дерзость. Боюсь, получается слишком топорно.

– А вам что, понравилось вчера? – грубовато изрекаю я и тотчас же морщусь сама, а потом, разумеется, еще и краснею.

Он разглядывает меня, как несмышленыша, и невесело усмехается.

– Да, – просто подтверждает он. – Повторим?

И чего, интересно, я должна теперь делать? Вся поза Энн выражает крайнее любопытство. Так что – мне послать его, нахамить? Или… да я с ума сошла! Разве можно соглашаться на такое… такое явное… надо вспомнить, как поступают в таких случаях девушки с чувством собственного достоинства. Но вспомнить мне не дают.

– Только не здесь, – он встает, отодвигая стул. – Пошли.

Очевидно, это приказ. Иначе как объяснить, что я послушно встаю и следую за ним к выходу – сначала из столовой, потом из корпуса. Мы молча идем куда-то по улице, а я не понимаю: может, я, как мутант, под гипнозом?

Доходим до старого блока на задворках базы, в котором живет обслуживающий персонал. Кэп направляется к входу в блок. Опомнившись, я останавливаюсь, возмущенно смотрю на него.

– Нет… Вы что?!

– Мне нужно пять минут. Пара вопросов, – он старается быть терпеливым. – Не бойся. Поверь, это очень важно. Больше негде.

– Нет, я… я не пойду. Вы что, вы что думаете, вы за кого меня!..

– Го-осподи…

В глазах у него раздражение, словно он не знает, как уговорить непослушное дитя.

– Спокойно. Ничего такого мне от тебя не надо. Я пошутил про поцелуй. Пойдем, у нас очень мало времени.

Ничего не понимая, я все-таки следую за ним по обшарпанным ступеням. Ничего от меня не надо – это как? И какие еще вопросы? И как он здесь живет? Видимо, после увольнения его лишили хорошей квартиры.

Конечно, мы все обитаем тут не в хоромах. Не говоря об общей аскетичности жизни на Доре, предоставленные нам здания устарели даже по меркам дорян. Я-то, в отличие от других, как раз всем довольна, мы с мамой и на Земле жили скромно, а тут у меня, напротив, отличная светлая квартирка. Но вот для бывшего шефа…

Халупа его – крохотный закуток, совмещающий место для сна и кухню. Однако здесь довольно опрятно, немногочисленные предметы расставлены по местам. Вот только на стуле валяется невывернутая форменная рубашка, ее рукав свисает к полу, словно просит о помощи. Кэп безжалостно подхватывает ее, скомкивает и отбрасывает на топчанчик. Отпускает мою руку – я только сейчас понимаю, что он втащил меня сюда за руку – и поворачивается ко мне.

– Меня зовут Питер. Можешь говорить мне «ты», забудь про начальника.

Потом садится на топчанчик и рассматривает меня, стоящую перед ним, словно студентку на экзамене. Я начинаю злиться – в первую очередь на себя. А когда я злюсь, я становлюсь смелей. «На ты»? Да пожалуйста.

– Вообще-то ты и так мне не начальник!

– Ну да, – согласно усмехается он. – И не только тебе. Но придется представить, что я в прежней должности. Потому что сейчас я как раз занимаюсь тем, чем обязан.

– А именно?

– Твоей безопасностью.

– Я и без тебя в полной безопасности! – вскидываюсь я. – На Доре…

– Стоп, – перебивает Кэп. – Я буду задавать вопросы, отвечай как можно скорее, времени нет. Итак, главное. Кто… скажи… ты…

Он будто не смеет произнести что-то. Подобная нерешительность выглядит в нем странно.

– И давно ты… в миссии? – спрашивает он явно другое.

– Три месяца. А до этого…

– Я помню, – нетерпеливо отзывается он.

– Так вот, оказывается, это был испытательный срок, и я его прошла! – с гордостью сообщаю я.

Кэптэн морщится.

– И кто ты… Кто ты в вашей группе? – выдавливает, наконец, он и смотрит на меня с тревогой и надеждой одновременно. В его глазах мелькают непонятные мне мысли.

Отлично. Наконец-то мое самолюбие будет удовлетворено! А то все наше общение напоминает мне цепочку его – моего самолюбия – унижений.

– Я – наживка, – заявляю я и гордо вскидываю голову. – Меня зовут Оса.

Он со стоном откидывается на топчане, ударяется головой о стену, а потом еще, и еще раз – уже сознательно. Довольно сильно ударяется, между прочим, но гримаса боли на его лице появляется раньше. С изумлением смотрю на него.

– Ну, я так и знал! Так и знал, – в голосе его настоящее отчаяние. – Оса… Ну какая же дура.

Это не оскорбление, а констатация факта. А голос его становится безнадежным.

– И я сам… идиот… это я еще случайно… мог так и не узнать. Архивариус… а медосмотра нет! Конечно, у них был фонд наживок…

– Что?

Я уже ничего не понимаю вообще.

– Ты уедешь, – он вскакивает и начинает ходить по крохотной комнатке, едва не задевая меня. – Завтра. Под любым предлогом.

Пячусь от него в угол.

– С какой это стати?

– На Землю. Немедленно. Я напишу твоей матери.

– Вот уж нет, – возмущаюсь я. – Ничего подобного. Я занимаюсь нужным делом, я защищаю Чистых. Ты что, ты против Чистых? Тогда ты, ты…

– Чистые? При чем тут Чистые… не против я них. Я против того, чтобы…

Он останавливается и смотрит на меня в упор.

– Скажи, объясни мне. Вот у тебя и у Чистого один и тот же ген. Почему ради того, чтобы сохранить его жизнь, надо рисковать твоей? Почему твой ген менее ценен? Ведь это же будущее Земли. Ты лишаешь ее будущего. Вот почему бы одному из них самому не пойти в наживки, а?

– Они намного ценнее! – запальчиво возражаю я. – Они уже сейчас приносят пользу миру. Они творят наше общее будущее!

– Общее? Они творят будущее, которое после их смерти так и не наступит, если вас всех, дураков и дурочек, уничтожат!

Я не могу придумать, что ответить, хотя ни капельки не согласна.

– Или почему им, таким продвинутым, – продолжает Кэп, – не отвлечься… хотя бы ненадолго, и не изобрести какой-нибудь более безобидный способ вылавливать тварей?

– Наверное, это очень дорого, – неуверенно отвечаю я.

– Ага! Дорого! Вот именно! Нет ничего дешевле человеческой жизни. Чужой жизни. И это – заметь – на планете, где нельзя убивать, даже защищаясь… Как это вяжется? А я знаю, как… Но кто-то не желает, чтобы я знал.

Между прочим, хочется возразить мне, нам отлично платят, хотя дело, конечно, не в этом. Мои мысли путаются. Но одно я знаю точно: он совершенно несправедлив к Чистым! Они вообще не могут делать что-то практическое, к примеру, ловить мутантов. Погружаясь в себя, они путешествуют по другим мирам и пространствам…

Но я не знаю, как подобрать слова, и вообще, почему я должна тут оправдываться? Не пойму, он считает меня героем или нет? Почему это я – дура, хотелось бы знать? А он, такой умный, что делает тогда на Доре?

– Тебя из-за этого… сняли? – внезапно догадываюсь я. – Ты был против программы защиты? Против нашей миссии?

Мне кажется или он действительно оценил мою догадливость? Во всяком случае, Дарк-Кэп выглядит еще более раздраженным. Он мотает головой.

– Мне это не нравилось, когда еще все затевалось. Я работаю здесь почти два года, и моей задачей было защищать наших ребят! А теперь их используют, словно их шкура менее ценна. А я выполнял свою работу. Обеспечивал безопасность нашего представительства, потом защищал новую базу. И – да, я открыто выступил против, причем сразу, год назад, когда началась эта ваша… миссия. И меня сразу же отодвинули от нее. В мои обязанности с тех пор входила только безопасность на базе.

– Ну, это логично, – рассудительно замечаю я. – Программа направлена на защиту Чистых, а не землян. Да к тому же ты сразу, как говоришь, был против.

– Слушай, ты, умник великий… – Питер кривится. – Прав я был или нет, но в этой «миссии» со временем стало не все так прозрачно. По крайней мере, за последние полгода кое-что изменилось. Сначала мне вдруг резко ограничили доступ к информации, а четыре месяца назад… как раз после того, как…

Он на время отключается от меня, что-то соображая или просчитывая.

Четыре месяца назад его разжаловали в сторожа, понимаю я. Я знаю это точно, потому что помню все, связанное с ним, но ему это знать, конечно, необязательно. Да и тема ему наверняка неприятна: ничего себе, сделал карьеру.

Не отсюда ли и растет его протест? Мне не хочется верить в это. Неужели такой человек, как он, из-за своей личной обиды… неужели он способен отрицать самое-самое важное? Самое лучшее, что есть в моей жизни!

– Как ты вообще можешь быть против? – возмущаюсь я. – Ведь это взаимопомощь! Если каждый будет думать только о себе, то наша Галактика… то…

– Да, да, да, «взаимопомощь», «уникальные гены», «наша Галактика», – передразнивает он. – Все это красивые слова. Ищи, кому выгодно, говорил Шерлок Холмс. Ну да ты не знаешь, кто это.

– А ты… – задыхаюсь от гнева я, – ты – просто циник! У тебя нет ничего святого. Пойми, наша земная миссия никогда не забудется! Нам будут благодарны все поколения! Все планетные системы, все…

Питер тяжело вздыхает. Он стоит напротив меня, совсем рядом, и смотрит на меня, как на непреодолимую стену тупости – тоскливо и зло.

– Как ты думаешь, почему сегодня погиб этот парень? За полгода это уже пятый случай. Причем последние два – с разницей в три с половиной недели!

– Какой еще пятый?!

Он останавливает жестом мои возражения.

– Не удивляйся, что ты не знаешь. Двое из них – со второй базы, и у нас о них не объявляли. Но у меня там приятель, знаешь ли.

Я стараюсь не показывать виду, но тот самый липкий ночной страх внезапно оживает, словно холодная змейка скручивается где-то в середине груди.

– Они тоже не соблюдали технику безопасности? – с надеждой спрашиваю я.

– Да всё они соблюдали. Первой была девушка со второй базы, у нее якобы случился разрыв сердца после захвата, но сказать можно что угодно. А ты знаешь, что иногда паралитические снаряды не действуют? Это значит, что мутант даже не остановится. Вам это, конечно же, не сообщили.

– Это… это слухи.

Ответ я вижу в его глазах.

– А… почему? Почему не действуют? – не выдерживаю я.

– Пока не знаю. Возможно, вызывают в теле этих тварей привыкание.

– Привыкание? Какое привыкание? Как они могут опять… Их же увозят…

– Куда?

– Не знаю… их заточают. В специальные тюрьмы.

– Где эти тюрьмы?

– Откуда я знаю! – злюсь я. – Потом их все равно отправляют в лагерь на Крезу, где никто не живет.

– Одно время на Крезу летал другой мой знакомый. Потом его уволили без причины. Но он рассказывал мне, что лагерь на Крезе очень маленький, и там…

Кэптэн бросает взгляд на часы:

– Ладно, хватит. Сейчас все равно времени нет, нельзя чтоб в Управлении знали, что мы общались.

– Энн все равно видела нас.

– Это твоя болтливая подружка?

– Да. Она думает, что… будто у нас роман.

– Ладно. Пускай так и думает. Но общаться будем не здесь. Мне нужно твое расписание, когда и куда ты выходишь на следующую прогулку или захват. В общем доступе его нет.

– Правильно! Это закрытая информация.

– Для кого она закрыта? Разве что для мутантов. Я – не они. Иначе ты бы уже тут не стояла. Просто у меня сейчас нет вообще никакой информации. Никакой.

– Я не обязана тебе отчитываться.

– Послушай, ты! – он приближается ко мне близко-близко, и мне кажется, он хочет меня задушить. – Мне некогда бороться с твоей упертостью. Мы встретимся и поговорим еще, а пока скажи, где и когда… – он прерывает себя на угрожающей ноте. – Алекс! – его голос усилием воли смягчается. – Алекс, прошу тебя.

– Меня зовут Оса! – упрямо повторяю я.

– Черта с два! – сквозь зубы цедит Кэп и, похоже, разозлился он не на шутку. – Не надейся, что я буду звать тебя этой кличкой. Какой идиот это придумал?

Я оскорбленно хмурюсь: такие клички, между прочим, есть только у наживок. Никогда, правда, не задумывалась, почему. Наверное, чтобы выделить нас среди остальных – мы ведь особенные. Почему меня назвали именно так, мне тоже не объяснили.

– Ну, говори. Какой у тебя график? – давит Кэп.

– Откуда у нас график? Диспетчер направляет нам время выхода, и…

– Так говори время! – снова теряет терпение Питер.

– Сегодня ночью, – сдаюсь я. – Тридцать второй район, пятая линия. Мы нашли ее вчера, как раз перед тем как…

– Ладно, я понял. Подружкам своим скажешь, что я к тебе пристаю.

– А ты разве не…

– Нет, – отвечает он.

Как-то слишком быстро отвечает.

Мне становится обидно. Все это можно еще терпеть, если бы он действительно… если это был просто предлог. А так – я не понимаю, зачем ему все это надо? И чего он сейчас усмехается, может, думает, мне нужны его поцелуи? А кстати ведь, чего ему стоит… я бы еще раз попробовала. Вот сейчас наклонился бы и… От волнения у меня прерывается дыхание. Но он, оказывается, и не хочет!

То есть как это вдруг – и правда, не хочет?

– А чего ты тогда пялился постоянно? – слова вылетают из меня сами, как пробка из бутылки, обида уже несется, не разбирая дороги, и я не могу ее остановить. – Я думала, я тебе нравлюсь!

– Нравишься, нравишься.

Нет, все-таки насмешка в его глазах невыносима!

– Тогда почему ты не подошел ко мне ни разу? Не заговорил?

– Зачем… – вздыхает он.

Я таращусь на него. Ну не начинать же ему объяснять, что человек должен бороться за свое счастье, к тому же у него была – уж я-то знаю – некоторая надежда, что я не стану его сразу отшивать… по крайней мере, дам ему шанс… по крайней мере, хоть выслушаю разок…

– …Ну и зачем ты мне сдалась? – продолжает он. – Глупенькое упрямое дитё с головой, полной штампов. О чем мне с тобой разговаривать?

Ну, точно. Он понял, что я целовалась впервые в жизни. «Дитё!» За кого он меня принимает? Он ничего про меня не знает!

– Я была лучшей в своем классе, больше того, в школе! – отчеканиваю я, выпрямляясь. – Я ездила представлять Землю на межпланетные олимпиады! И дважды занимала второе место по…

– Ну и когда и кого в этом мире образование наделило умом? – он грустно усмехается. – Не говоря уже о совести…

– Ну и как же я тогда тебе нравлюсь? – ехидно замечаю я.

– Это у меня не от головы.

Новый вздох. Нет, он продолжает меня оскорблять, а почему я, собственно, это терплю? Все еще надеюсь, что он меня поцелует? Черта с два, так он выразился?

– А позвал меня сюда зачем? Зачем?

Мне очень хочется реветь.

– Потому что, – он мрачнеет и становится серьезным. – Я не допущу, чтобы такой нежный цветочек был брошен в мерзкую пасть. Высажу тебя в оранжерею и накрою колпаком. И все. Больше мне ничего от тебя не надо. Будешь расти и набираться ума.

Он некоторое время молчит.

– Да, кстати, там с тобой был парень, брюнетик, он что-то пищал. Он к тебе клеится?

– Виктор? Да! И, между прочим, он специально перевелся к нам в группу!

Пусть знает – есть люди, которые не считают, что со мной не о чем говорить… правда, не уверена, что Виктор собирается разговаривать.

– Он тебе не поможет. Не защитит.

– Да с чего ты решил, что я в опасности? – выговариваю я, наконец, ключевую фразу, которая все это время находилась на задворках сознания – ее сильно вытесняла мысль о его губах.

– Да, вот еще… – он как будто не слышит. – Если они узнают, что мы общаемся, а они узнают, то могут начать тебя прослушивать. Я ведь неблагонадежен. Меня-то не рискнут, я сразу их вычислю. Дай!

Он требовательно тянет к себе мою руку с коммуникатором, заходит в непонятную мне программу и что-то настраивает, склонившись к моей ладони.

– Ну вот, теперь, если кто подключится, услышит один лишь шум.

– Тогда они поймут, что ты что-то сделал…

– Отлично. Вот и посмотрим. Если что-то предпримут, может, и ты поймешь, наконец!

Он поднимает голову, в его темно-серых глазах – все еще сосредоточенное беспокойство, и он слишком близко, так близко, что…

Наверное, он чувствует нечто похожее, потому что придвигается ко мне почти вплотную, осторожно берет светлую прядку моих волос, выбившуюся из строгой прически, легко проводит рукой по моей шее, возвратив прядку за ухо. Ох… Потом его губы едва прикасаются к моим – так, словно он лишь чуть-чуть пригубил родниковой воды из источника. Какие интересные сравнения приходят мне на ум даже в такой момент! – а он еще говорит… Додумать фразу не успеваю, потому что его губы, оставив мои, так же едва-едва притрагиваются к уголку моего рта, к щеке, к моему веку, виску, оставляя на коже мурашки от его неровного дыхания. Другая его рука сжимает мою руку повыше локтя, но потом… Потом Питер отстраняется и довольно долго глядит на меня – невыразимо печально. И мне тоже становится ужасно грустно.

– А это что было – тоже «не от головы»? – весело спрашиваю я.

Я всегда стараюсь веселиться, когда мне тоскливо.

– Вот именно, – подтверждает гадкий Кэп. – Извини, я обещал тебя не трогать. И за прошлый раз тоже… прости. Да и…

Он замолкает, не закончив. А мне почему-то становится плевать на самолюбие, просто очень-очень больно.

– Значит, ты меня не любишь… – говорю я тихо и утвердительно.

Я не выпендриваюсь и не обижаюсь. И мне больше не до притворства. Ну очень, очень плохо сейчас, и все тут…

– Я не могу. Любить. Наживку!

Он произносит это тихо, но словно вколачивая каждое слово в мою голову.

– Не могу. Не могу представлять, как тебя разрывает зубами монстр. Он разрывает при этом меня, ясно? – с яростью произносит он и добавляет уже без надрыва, деловито-бесцветно:

– Всё. Иди. Постарайся выйти незаметно. Наври что-нибудь своей подружке. Ночью в городе я найду тебя сам, но ты подыграй, если что, поняла?

Я послушно киваю. Вообще я становлюсь какой-то слишком послушной. И грустной. Никогда еще мне не было так грустно на Доре, как сейчас, когда я бреду домой из его серого блока. Ну ладно, «не от головы», пусть. Но хоть бы поцеловал меня по-человечески, может, немножко и веселее бы стало, после всех этих рассказов о привыкших к паралитическим пулям монстрах, которых нельзя остановить.

И ведь все он, наверное, выдумал. А было же так хорошо! Так чисто, светло, понятно. Все объяснено. Все резонно. Вот умеют же некоторые испортить другому радость… Радость?

Я начинаю вспоминать свою жизнь на Доре. Как мне предложили миссию. Как я тотчас же согласилась. Как вышла на первую «прогулку». Как подружилась с Леди и Энн, как Виктор попросился к нам в группу. Но почему-то больше не испытываю никакой радости при этих воспоминаниях, они кажутся серыми, плоскими, хотя раньше все было иначе.

Иначе ли? Радовалась ли я по-настоящему хоть чему-нибудь, начиная с этой весны? Я прибыла на Дору семь месяцев назад. Четыре месяца как Питера уволили из Управления. Три месяца как я стала Осой, и мне начали сниться кошмары, эта тварь в деревенском платочке. А Питера не было, ни в коридорах, ни в столовой. И я вдруг понимаю, что самыми лучшими в моей жизни на Доре были те моменты, когда я могла видеть Питера, встречать его в коридоре, ловить его странный взгляд. И ощущать, что я почему-то нужна. Не всей Доре, человечеству и Вселенной, а одному этому вреднющему Кэпу. Не потому ли я все эти пустые месяцы открывала его расписание – чтобы лишний раз убедиться, что он вообще существует, что он здесь, на Доре.

Да ну и ладно – «дитё» и «оранжерея». Пускай. Главное, что он теперь снова рядом и не бросает меня, и придет сегодня ночью ко мне на «прогулку». А может, и поцелует меня еще… Буду думать об этом. И не стану сейчас ложиться, не люблю спать днем, до захвата. Высплюсь завтра утром, когда все закончится.