Читать книгу Подённые записки обывателя. Действительность как она есть - Геннадий Мурзин - Страница 24

Перечитываю (уже вторую книгу) роман Шолохова «Поднятая целина». Перечитывая въедливо, не могу не доставить себе удовольствие, чтобы не придраться…

Давыдов, убегая от любви к Лушке, скрывается в степи, где одна из колхозных бригад пашет землю. Председатель также включается в коллективный труд на благо родного колхоза, то есть пашет.

Раннее утро. Рядовые колхозники – в поле, а их председатель все еще спит. Накануне, дескать, сильно устал и решил отдохнуть. А колхозники разве не устали? Впрочем, председателев труд – добровольный, труд же колхозника – обязательно принудительный. Разница? Ну, да ладно. Не об том речь.

На полевом стане появляется в этот ранний час незнакомец. По крайней мере, для стряпухи, которая никак не может разжечь костер, а приехавший ей игриво помогает.

Стряпуха, по просьбе незнакомца, идет и будит председателя. Давыдов выходит. Цитирую по тексту романа.

«Мельком взглянул на приезжего, хрипло спросил:

– С пакетом из райкома? Давай.

– Без пакета, но из райкома…

– Чует мое сердце, что твоя милость – уполномоченный райкома.

Он… немножко церемонно раскланялся:

– Председатель колхоза Семен Давыдов.

– А я – секретарь райкома Иван Нестеренко. Вот и познакомились…»

Начинаю туго соображать, прочитав этот текст.

Первый вопрос, родившийся в моей голове: «Что в райцентре опять новая партийная власть?» Вопрос совсем не праздный. Потому что несколькими главами ранее автор рассказывал, что на смену старому пришел новый секретарь, что прежних секретаря райкома и заворга4, допустивших перегибы в колхозном строительстве, выгнали к чертовой матери. С ним, с этим новеньким секретарем райкома, если меня память не подводит, Давыдов уже познакомился. В тот раз, когда в поисках нового секретаря натолкнулся на него в Тубянском колхозе. Тогда-то и состоялось их первое знакомство.

Если этот – тот самый Нестеренко, то почему сейчас-то они снова друг другу «церемонно» представлялись, почему прозвучали слова «вот и познакомились»?

Поломав изрядно голову, в больших сомнениях читаю роман дальше. И, оказывается, нет, не меня память подвела, а великого писателя Шолохова, который, видимо, запамятовал, что уже знакомил этих людей, а редакторы издательства постеснялись подсказать великому и гениальному автору.

Погуляв изрядно по полю, даже поборовшись зачем-то, поговорив о высоких материях, о духовном, то есть о книгах для избы-читальни, услышав упрек от Нестеренко (дескать, председатель должен не пахать вместо людей, а руководить ими), Давыдов восклицает:

«Но ты сам на тубянских полях гонял на лобогрейке!»

На это Нестеренко досадливо усмехается:

«Я в Тубянском проработал несколько часов, чтобы познакомиться с народом…»

Снизошло на Шолохова озарение, и он вспомнил-таки, что руководители уже знакомы.

И это не единственная авторская несуразица.

В этой же главке, например, я имею право поставить и еще один вопрос: судя по предыдущим главам романа, колхоз не только отпахался, а и отсеялся; Давыдов и его колхозники ждут не дождутся, когда будет первый дождь, появятся первые всходы и они, то есть всходы, после обильного дождя проклюнулись-таки.

А здесь? Бригада все еще пашет? Если это весновспашка, то уже сильно поздно. Если это подъем зяби, то сильно рано, поскольку под зябь пашут после уборки урожая, то есть осенью.

Есть подозрение, что автор эту главу поставил не в то место романа и даже не заметил.

И тут же вновь придираюсь. Автор сообщает, что после отъезда Нестеренко Давыдов также решил отправиться со стана в свое село. Идет пешком несколько километров. Автор подпускает лирики: жара, птички щебечут, жаворонки голосят. И вдруг появляется потрескавшаяся от долгой и сильной жары земля, не видавшая дождя. Откуда взялась «земля, не видавшая дождя», если минутами раньше стряпуха не могла разжечь костер из-за того, что растопка отсырела, поскольку всю ночь шел обложной дождь?

Итак, был ночью дождь или нет? «Обильно напиталась влагой земля» или нет? Конечно, и после дождя земля может от жары потрескаться, но не через пару часов, а, по меньшей мере, через десять сухих и жарких дней.

Согласен, безмерно придираюсь. Особенно к великим. Особенно, если околесицу несут нобелевские лауреаты и им всё сходит с рук. Или это правда, что плохо писать имеют право лишь «великие»?