Читать книгу Одесские рассказы - Геннадий Петрович Водовских - Страница 1
ОглавлениеОдесские рассказы Бабеля описывают своеобразный быт Одессы в начале 20 века. Бандитская романтика тех лет на многие годы отложилась в головах читателей об Одессе, как городе свободных нравов, как своеобразный штат Техас в Америке. Выражение: «Два раза подбросить, один раз поймать», как нельзя лучше характеризует взаимоотношения одесситов тех лет. Если Вы думаете, что эти рассказы имеют что-то общее с рассказами Бабеля, то очень ошибаетесь. К его одесским рассказам они не имеют никакого отношения! Все, что в них описывал Бабель, происходило в другой Одессе, которую, уже никогда не вернуть. Начнем с того, что дореволюционная Одесса не та, какой она стала в 60-х и 70-х годах 20 века! Это было советское время, тогда считалось, что все живут счастливо! Кому-то казалось, что скоро наступит еще более «счастливое», еще более «зажиточное» время. И те, кому это все казалось, с нетерпением ожидали это! Таких было совсем мало, точнее сказать, почти не было. Однако по телевизору говорили, что все! Те же, кто в это светлое будущее не верил делились на две категории: Первые- это те, кто не верил «про себя», вторые – кто не верил открыто, причем где попало. Кроме того, первые , анекдоты о нашей «счастливой жизни», рассказывали «про себя» или в кругу близких друзей, а также в кругу соседей по «коммунальной» квартире. Вторые «травили» анекдоты где угодно, даже в трамвае «во весь голос». И, что интересно ; первые гораздо чаще попадали на допрос в КГБ, чем вторые. Видимо друзья и соседи по «коммуналке» относились к той категории одесситов, которые хотели наступления более зажиточного времени для себя уже сейчас! А у граждан, едущих вместе с вами в трамвае, были другие заботы и совсем не было времени, что бы на кого-то «стучать». Вот вам, к примеру анекдот, за который в 1948 году одну одесситку, жительницу «коммунальной» квартиры осудили по доносу соседей на 10 лет за антисоветскую пропаганду:
Умер один гражданин. Когда он попал на небо, то бог никак не мог решить, куда его определить; в рай или в ад. Он предложил ему: – Ты сам выбирай, где тебе будет лучше. Гражданин ответил ему: – А Вы мне покажите, что там в раю и, что там в аду. Привели его в рай. Там сидят старики и старушки, тихо моляться. Выпивать нельзя, курить нельзя, женщин нельзя. Привели его в ад. Там громко играет музыка, люди пьют вино, целуются с женщинами. -О!– сказал гражданин я хочу здесь остаться! Оставили, прибежали черти, посадили его в котел с водой и стали разжигать огонь. – Стойте! Стойте – заорал он. Вы же мне показывали совсем другое. Черти ответили: – Это был агитпункт! Вот за этот «агитпункт» женщина проработала в лагерях ровно 10 лет.
Надо еще отметить, что одесситы, кроме деления на верующих и не верующих, делились еще и по национальному признаку. Почему- то бытует мнение, что Одесса – это многонациональный город. Мне кажется, что так думали только антисемиты. Эти ребята, что бы как-то уменьшить количество, проживающих здесь евреев, в перечисление «многих» национальностей включали даже те национальности, счет которых в Одессе шел на единицы. Так перечислялись и французы и итальянцы и даже арабы с индусами. На самом деле, в те времена в Одессе проживали только две национальности; русские и евреи! Основное определение национальности, сводилось к тому, что ежели ты не еврей, то русский. Так считали не евреи. Ты мог быть кто угодно; русский, украинец, поляк, белорус, болгарин и даже армянин или француз – все равно считался русским. Интересно то, что и евреи тоже так считали. На «идиш» евреи называются «А ид», а « А гои» – это не евреи. То есть, в Одессе проживали « идлахи» и «гои». Ничего не поделаешь, так уж повелось в многонациональном городе Одессе! Говорят, что когда Рабинович ехал в Одессу, то ему сказали, что в Одессе каждый третий – это моряк. Он приехал, вышел из поезда отсчитал на пероне третьего человека и спросил: – Скажите, Вы боцман? – Нет! Скажите, Вы лоцман? – Нет! – А кто же Вы? – Кацман!
Во времена Бабеля в Одессе было намного больше евреев, чем в послевоенные времена, не говоря уже в наше время, когда их осталось в городе не больше, чем в Биробиджане.
Конечно же я не Бабель, и это повествование отличается от рассказов Бабеля хотя бы тем, что не Бабель пишет эти рассказы, а я. А почему бы и нет? Ведь времена настали совсем другие, да и нравы поменялись, хотя не все. У евреев сохранилось извечное желание держаться всем вместе. Говорят выражение «рабочие династии» возникло в Одессе, потому что на предприятиях, где творили и трудились еврейские дедушки и бабушки, делали то же самое их дети, внуки, соседи а также знакомые соседей. Работали они не только на складах и в отделах, как утверждали особенно злобные антисемиты, но и в цехах у станков. Надо сказать, что тогда ценили работников не только по национальному признаку, но и по квалификации, а у евреев квалификации уделялось большое значение, так как надо было всегда доказывать, что конкретного еврея, на данном рабочем месте, невозможно заменить другим работником – не евреем. Для этого требовалась большая квалификация. Были отдельные предприятия в городе, где директором, как правило был не еврей, а главные специалисты – евреи. Были предприятия, где 80-90 процентов работающих были евреи, а директор нет. Таких предприятий в Одессе было несколько и, на некоторых из них мне в свое время посчастливилось работать.
Рассказ первый.
«Радиалка».
Завод радиально-сверлильных станков, а в простонародье – «Радиалка» находился на отшибе района «Молдаванка» , почти что на «Бугаевке». По величине это был завод не большой, во всяком случае не дотягивал до промышленных гигантов. Завод выпускал станки, которые потребляла не только промышленность нашей страны, но и они шли на экспорт. Они пользовались успехом как в «социалистическом лагере», так и в странах «Супостата», как шутя говаривал главный металлург завода Серебрянский. Правда ходили слухи о том, что «проклятые империалисты» покупали их , в основном из-за экспортной упаковки товара. Дело в том, что упаковочная тара на экспорт изготавливалась из сухих строганых досок, что видимо устраивало Заказчика, так как кроме неплохих, красиво покрашенных станков, он еще имел и несколько кубометров качественной древесины, из которой можно было изготавливать мебель, которая по хорошей цене отправлялась в СССР.
В структуру, вышеупомянутого отдела Главного металлурга, который возглавлял Серебрянский, входила Заводская лаборатория, которая находилась на первом этаже здания конторы и бытовых помещений литейного цеха. Эта была не простая заводская лаборатория, предназначенная для проведения химических анализов , выплавляемого литейным цехом чугуна, а также для проведения металлографических исследований и механических испытаний его. Это и есть история о моей работе в этой непростой лаборатории, в свободное от учебы в университете время.
Читатели, этого моего скромного труда, наверняка читали книгу других , известных как и Бабель одесситов, Ильфа и Петрова «Золотой теленок». Помните «воронью слободку», обитателей которой так талантливо описанную
ими ? Так вот, должен заявить: Персонажи «вороньей слободки», как бы талантливо авторы их не описывали, просто жалкие существа по сравнению с обитателями этой самой лаборатории!!!
Главным персонажем этого трудового коллектива, безусловно являлся сам начальник лаборатории Вениамин Моисеевич Пелех.
Говорят, что человеческий мозг делится на четыре части, которые в младенческом возрасте совсем свободны от ума. С момента рождения человека и до 10 – летнего возраста, первая четвертинка набирается ума. С 10 до 20 лет заполняется вторая четвертинка. С 20 до 30 лет заполняется следующая третья четвертинка. Четвертая четвертинка заполняется с 30 до 40 лет по максимуму. Далее с 40 до 50 лет одна из четвертинок начинает освобождаться от ума. С 50 до 60 лет освобождается еще одна четвертинка. С 60 до 70 лет то же происходит со следующей четвертинкой. А уже с 70 до 80 лет и далее мозг практически достигает уровня новорожденного младенца. Мозг старого еврея, Вениамина Моисеевича Пелеха, которому уже было далеко за 60 еще не достиг уровня новорожденного, так как в запасе были не опустошенные две четвертинки. В таком же, пенсионном возрасте находилась добрая половина обитателей этой лаборатории. Пенсионер Пелех держался за свою должность начальника изо всех сил, так как получая солидную пенсию, он еще имел возможность получать неплохую, по тем временам зарплату. Кроме жены-пенсионерки у него еще были две дочери; младшая Бэла и старшая Софа. Младшая , скажем прямо, не блистала красотой и потому была все еще не замужем, а старшая была ей полная противоположность—яркая брюнетка красавица. У Софы уже был муж, не отличавшийся богатством, и ребенок . Поэтому Пелеху пришлось тянуть на своих старческих плечах кроме Бэлы еще и Софу с семьей . Кроме того он был еще и глуховат. Поэтому имел у себя, вмонтированный в очки, слуховой аппарат. Баба Мария Здарская – рабочая земледел прозвала его за это чертом с антенной. Старик Пелех ходил очень часто по коридору лаборатории шаркая по полу ногами и звеня огромной связкой ключей. Поэтому все сотрудники, услышав за дверьми шарканье и звон ключей, знали; Пелех идет по коридору. Если же эти звуки внезапно пропадали – значить Пелех подслушивает у дверей, выясняя ; что именно о нем говорят его сотрудники. В этой ситуации у них всегда возникал вопрос: Как совершенно глухой начальник может подслушивать у дверей? Видимо для этого он и приобрел этот слуховой аппарат.
Вениамин Моисеевич панически боялся своего непосредственного начальника, Главного металлурга Серебрянского. Ему всегда мерещилось, что тот только и мечтает, как бы заменить его на более молодого претендента. Таким молодым претендентом в лаборатории, по мнению старейшей, как по стажу работы, так и по возрасту, лаборантки Марьи Михайловны Бармас, была полненькая инженерша Юля. Не считая меня, Юля была самой молодой сотрудницей заводской лаборатории. В этом и видели угрозу, занимаемой должности, Пелех, а более всего Бармас. Кроме того, Юля занимала должность инженера-химика, вторую после начальника ИТРовскую должность в лаборатории. Следующая ступень, продвижения по службе, естественно была бы должность начальника. По этим причинам Вениамин Моисеевич старался избегать всяческих встреч со своим вышестоящим руководителем, что бы, лишний раз не напоминать ему о себе, как о нерешенной проблеме. Однако, на его беду, здесь же на заводе, работала жена Серебрянского. С ней Вениамин Моисеевич встретился только один раз. но этого раза хватило ему навсегда. Дело в том, что над помещением лаборатории на втором этаже , кроме конторы находились еще женские бытовые помещения с душевыми кабинами. Жена, упомянутого Главного металлурга, имела обыкновение , особенно в жаркие летние дни, принимать душ. Однажды , в роковой для Пелеха день, в обеденный перерыв она принимала душ. По случайному совпадению, как раз перед обедом Пелеху на автокаре привезли со склада сорокалитровый бутыль раствора аммиака. В лаборатории никого из мужчин, которые могли бы занести этот бутыль в кладовку химической лаборатории, не было. Вениамин Моисеевич, что бы не задерживать водителя автокара, сам лично попытался разгрузить аммиак. Если учитывать то, что Пелеху уже было далеко за шестьдесят, попытка эта ему не удалась. В результате бутыль он уронил на пол. А так как он был стеклянный, он раскололся от удара, обильно поливая все вокруг вонючим раствором аммиака. Если уважаемый читатель еще не совсем забыл курс химии средней школы, то он понимает, что аммиак очень легкий газ, поднимающийся вверх со страшной скоростью, устраивая по сути газовую атаку. Водитель автокара, не желая подвергаться газовой атаке, нажал на педаль и отчалил со страшной скоростью от злополучной пелеховской лаборатории. Вениамин Моисеевич остался один со своей проблемой, которую он еще не совсем осознал. Благо все это происходило у лестничной клетки, на первом этаже поэтому он особенно не пострадал. Кроме того, у него хватило ума не помчаться ,с перепугу по лестнице на второй этаж, куда устремился аммиак, водный раствор которого от жары разлагался с бешеной скоростью, выделяя газообразный аммиак.
А в это время жена Главного металлурга, мывшаяся в душе, очутилась в самой гуще газовой атаки. Ведь легкий газ, подчинявшийся всем законам физики, поднялся не только на второй этаж, но и проник в душевую кабину с любимой женой начальника Вениамина Моисеевича. Концентрация газа достигла таких значений, что женщина стала терять сознание, предварительно прокричав в открытое окно истерическое ПАМАГИТЕ!!!
Что творилось в душе Пелеха, когда он распознал в женских воплях, голос жены своего «грозного» начальника, он рассказал мне через пару лет, откуда эта подробная история и стала известной. Не обращая никакого внимания на злополучный газ, Вениамин Моисеевич рванул на второй этаж к душевой кабине пострадавшей. Однако она была заперта изнутри. Жертва, к тому времени, уже не подавала никаких признаков жизни, не смотря на мольбу несчастного старого еврея открыть дверь. У Пелеха, с перепугу включилось второе дыхание, которое с успехом противостояло газовой атаке. Смертельно перепуганный начальник заводской лаборатории вылетел на улицу, где уже собиралась толпа зевак, состоящая из отдыхающих во время обеденного перерыва, сотрудников конторы литейного цеха, а также прохожих услышавших крики о помощи бедной женщины. В адрес перепуганного Пелеха посыпались советы. А что еще можно было ожидать от людей, собравшихся посмотреть захватывающее зрелище. Нужно было срочно что-то предпринять! В этом был уверен весь дрожащий Вениамин Моисеевич. Он понимал, что если ничего не делать , то летальный исход неизбежен. Мысль об летальном исходе, а главное об последствиях для его карьеры, вдохновила Пелеха на немыслимые подвиги, сродни подвигам Давида из Ветхова Завета.
Он узрел лежащую у стены длинную лестницу, забытую работниками РСУ(ремонтно-строительного участка). Уперев нижний ее край о бордюр клумбы, а верхний конец задвинув в открытое окно злополучной душевой, бедный худощавый старый еврей вскарабкался на второй этаж и пропал в облаке , исходившего оттуда аммиака. Зрители внизу были уверены, что Пелех уже лежит рядом с пострадавшей, хлебнув немалую порцию этого газа. На доброй половине территории завода уже запахло мочой. Еще не все понимали, что происходит. Самые догадливые полагали, что прорвало канализацию.
Но тут в окне второго этажа показалось обнаженное тело любимой жены Главного металлурга. Слава богу, она следила за своей фигурой и вес ее позволял Пелеху с ней справляться. Он изловчился протолкнуть бездыханное тело женщины в окно, таща его впереди себя.
Сказать , что это было невиданное зрелище, значить сказать ничего. Эта была какая-то опера «Царь Салтан», Вениамин Моисеевич опускался по лестнице вместе с драгоценнейшим телом жены своего начальника , опираясь спиной о лестницу. Наступила вокруг мертвая тишина. Если бы еще послышалась, при этом барабанная дробь, то все участники этого представления, почувствовали бы себя в цирке, во время исполнения «смертельного» номера. Когда Вениамин Моисеевич опустил голую женщину на газон, зрители зааплодировали, а мужская часть зевак, с любопытством стала рассматривать все подробности строения тела жены Главного металлурга. Тут появилась Марья Михайловна Бармас, успешно справившаяся, к этому времени со своим обедом.
Мишигинер ( сумасшедший, идиш)– кричала она на Пелеха , накройте же ее хоть чем-нибудь.
Отойдите пошире! – обратилась она к толпе, дайте ей хоть чем-нибудь дышать. Вызовите же, наконец врача!
Пелех, как по команде, сорвал с себя свой синий лабораторный халат и накрыл им все еще неподвижное тело пострадавшей. К этому времени из заводского медпункта примчалась медсестра Клава с бутылочкой нашатырного спирта! А, что же еще дают понюхать людям, потерявшим сознание? Видимо справедлива поговорка: Клин клином вышибают. Поэтому Клава дала понюхать, пострадавшей от аммиака пациентке, раствор этого самого аммиака, который в медицине кличут «нашатырным спиртом». И произошло чудо, пациентка очнулась!
Видимо бог пожалел в этот день старого еврея Пелеха, так как еще с утра отправил мужа пострадавшей на другой конец города в НИИСЛ ( научно-исследовательский институт специальных способов литья) на научную конференцию. Ситуации разрядилась как-то сама по себе. Эмоции утихли после того, как жену Главного металлурга одели и бесплатно напоили вкусным квасом в помещении заводской лаборатории. Зато этот случай Вениамин Моисеевич запомнил на всю жизнь. До сих пор не знаю, как Серебрянский простил ему демонстрацию своей голой жены всему заводу. Пелех больше никогда не разгружал стеклянные бутыли с химикатами самолично и особенно в обеденный перерыв. В дальнейшем он и сам бы забыл об этом, если бы в лаборатории не приключился еще один подобный случай.
В земельной лаборатории работала у Пелеха лаборанткой 3-его разряда Наташа по фамилии Туркина ( говорили, что ее фамилия по отцу Бенинзон), которая не отличалась ни красотой ,ни большим умом. Хотя у нее еще был самый главный недостаток, она говорила всегда только правду. Правду она говорила даже тогда, когда ей это было совсем не выгодно, иногда даже совсем вредно. Однажды ее вызвали на земледелку ( так называли в простонародье отделение в литейном цеху, которое занималось приготовлением формовочных и стержневых смесей). Ей необходимо было замерить плотность графитовой краски для форм и стержней. Эта краска находилась в большой емкости, в которой она постоянно перемешивалась. Емкость представляла собой бак в форме куба с открытым верхом, из которого следовало и зачерпнуть для проверки графитовую краску. Рядом находилась другая такая же емкость, только пустая на данный момент. Туркиной не хотелось искать кого-нибудь, кто бы подставил лестницу к баку с краской. Она решила самостоятельно взобраться на пустой бак, что бы зачерпнуть из рядом стоящей емкости краску. Надо отметить, что борта емкости представляли собой металлические листы, толщиной не более четырех миллиметров. Взобравшись на ребро пустого бака, Наташа попыталась зачерпнуть краску, но тут одна ее нога соскользнула с ребра емкости и Туркина, весившая не менее восьмидесяти килограммов, села со всего размаха на ребро верхом , как гордый кавказский джигит на своего скакуна. При этом металлический лист этой емкости оказался между ее растопыренных ног.
В это время, ничего не подозревавший Вениамин Моисеевич, болтался по заводу по какому-то делу, которое ему понадобилось неизвестно зачем. Какое-то нехорошее предчувствие, связанное с техникой безопасности неожиданно нависло над ним. И он решил вернуться во вверенную ему лабораторию. Пробегая возле «земледелки» и завидев там «карету скорой помощи», Пелех решил узнать, что случилось там. Как вдруг он увидел, приближающихся к нему, парочку санитаров несущих явно что-то очень. тяжелое. Чем-то тяжелым оказалась, лежащая на носилках Туркина Наташа. Сообразив, что его работница получила какую-то травму, начальник заводской лаборатории спросил Туркину: Куда ты ударилась? В ответ, изнемогающая от боли Наташа, захохотала, как бы издеваясь над ним.
–Идийотка, я спрашиваю тебя: Куда ты ударилась?– повторил свой вопрос обиженный начальник.
Тут уже не выдержали санитары, которые принялись хохотать вместе с потерпевшей. Вениамин Моисеевич и вправду не мог понять причин их веселья. Сообразил о месте повреждения его работницы он только в конце рабочего дня после беседы с инженером по технике безопасности, который составлял протокол о несчастном случае.. Тогда, в первые в жизни, Пелех не беспокоился о выговоре за не соблюдение правил техники безопасности. Он беспокоился о грозящей инвалидности, которая могла нависнуть над бедной Туркиной. В этом случае у Серебрянского могла появится возможность поквитаться за любимую супругу, подвергнутой газовой атаке с помощью Вениамина Моисеевича.
Надо сказать, что Пелех пожалел, на свою голову, Наташу за полученную тяжкую травму и, перенесшую нелегкую операцию по зашиванию поврежденного места. Он даже впервые за десять лет выхлопотал в завкоме профсоюзов бесплатную путевку для нее в дом отдыха в летний период. Так что Наташа даже была благодарна судьбе за то, что с ней случилось.
Отправляли пострадавшую Туркину в дом отдыха всей лабораторией, как будто в кругосветное путешествие на 21 календарный день.
Надо же так случиться, что в это самое время в доме отдыха отдыхала одна из местных футбольных команд. Капитан этой команды, по видимому был очень «начитанный и интеллигентный» человек , потому как сразу же нашел общий язык с Туркиной Наташей. Он, как и она, в детстве не читал ни Шекспира, ни Пушкина, а читал только произведения из учебной школьной программы, причем не всегда их запоминая. Точнее надо бы заметить то, что не столько их объединил общий язык, как обоюдные желания. Правда, Туркина совсем не знала, что этот негодяй поспорил на нее со своими приятелями на бутылку водки. Наташа приняла его ухаживания за чистую монету. Дело в том, что люди не умеющие врать всегда уверены , что и другие люди их не обманут, Последствие ухаживания капитана футбольной команды позже оказались неприятными не только для потерявшей голову Туркиной, но и для Вениамина Моисеевича. Наташа через семь месяцев после пребывания в доме отдыха ушла в декретный отпуск по случаю беременности. Капитан выиграл у своих друзей бутылку водки, а Пелех на год лишился опытной лаборантки.
По началу Наташа Туркина была счастлива, родив мальчика Алешу. Но через год, когда обнаружилось, что капитан больше не дает о себе ничего знать, настроение изменилось. У нее появились подозрения к Алешенькину папе , что он не совсем холостой. С этой целью она решила нанести ему визит, да бы сообщить «радостную» весть о рождении сына. Бог знает где, она раздобыла адрес негодяя. Примчавшись по этому адресу, она стала судорожно звонить в дверь. Дверь отворила довольно молодая и ухоженная особа, похожая на женщину, которая давно проживает в этой квартире. Туркина по своему простодушию рассказала ей все, что было у нее с капитаном футбольной команды, не упустив возможность сообщить о рождении ею ему сына. Женщина ничего не ответила, злобно глянула на соперницу и захлопнула перед ней дверь. Сразу же после этого в квартире раздался истерический женский визг: Ах ты кобель!!! Мужчина усиленно делал вид, что ничего не понимает. – Какая еще Наташа? Какой еще Алешенька? – недоумевал он. И надо отметить, что по поводу сына он и в самом деле ничего не знал.
Скандалы в семье продолжались довольно долго, до тех пор пока супруги не пришли к выводу, что лучше всего оставить все как есть.
В отличие от них Туркина так не считала. Выждав несколько недель , она твердо решила все же встретиться с Алешенькиным папой и посмотреть на его реакцию на рождение ребенка. Она вновь отправилась по известному адресу. Позвонив в дверь, она надеялась, что в этот раз ей повезет больше и она столкнется нос к носу с самим капитаном. Дверь вновь отворила известная особа , на этот раз с утюгом в руке. Она не дала Туркиной произнести ни слова, двинув ее утюгом по голове. Эта встреча закончилась для Наташи вызовом «скорой помощи» и доставкой в больницу. а для Вениамина Моисеевича очередной проблемой, связанной с отсутствием лаборантки 3-го разряда на работе.
Пелех, после всего этого поклялся, что больше никогда в жизни не пойдет в завком выбивать кому-либо путевку, даже для 60-и летней Марьи Михайловны.
Впрочем, эта истории с Туркиной далеко не единственная , которая приносила неприятности Вениамину Моисеевичу. Эта особа стала для заводской лаборатории, чем-то напоминающим знак отличия Пелеховской команды.
Вот однажды она опоздала на работу на целый час. Из «земледелки» доносился отборный мат бабы Марии Здарской, лишенной контроля качества ее продукции. Она, эта огромная баба с красными щеками и почти сизым носом, для которой никогда не был страшен даже граненный стакан самогона, грозилась сообщить Серебрянскому о том,что Пелех приходит на«земледелку» только для того, что бы «пописать» и совсем не занимается проверкой того, что она «накрутила». Над карьерой Вениамина Моисеевича вновь нависла угроза отправки на пенсию. Он нервно шаркал по коридору лаборатории, как обычно звеня ключами. Вдруг на конце коридора послышался смех Наташи Туркиной. У Пелеха появилось двойное чувство; радости от того, что все разрешилось и злобы от того, что он вынужден из-за нее переживать такой ужас. Эта мерзавка, эта нарушительница трудовой дисциплины не спеша «в развалочку» плыла по коридору, при этом улыбалась так широко и нагло, как улыбаются садисты, издеваясь над своей жертвой.
– Идийотка, почему ты опоздала – набросился на нее начальник, едва сдерживаясь от того, что бы не наброситься на Туркину с кулаками. Представляете, эта нарушительница, не переставая хохотать и улыбаться, заявила:
– Вениамин Моисеевич, я такой человек, если уж начала что-то делать, пока не закончу, на работу не иду. Вот и сегодня, решила пожарить картошку. Пока ее не почистила, не пожарила, не поела. я на работу не пошла.-
От такой наглости Пелех даже растерялся и , в какой-то момент даже не нашел, что сказать.
Иди работать – только и выдавил он из себя.
Туркина, продолжая раскатисто хохотать пошла переодеваться в свою лабораторию. Ее начальник продолжал нервно шаркать по коридору в ожидании «идийотки». А эта «идийотка», переодевшись вместо того, что бы пойти сразу же на «земледелку» к бабе Марии Здарской, прямёхонько пошла в химическую лабораторию к своей закадычной подруге Юле, дабы поделиться с ней пере- житым скандалом. Теперь уже доносился двойной хохот из химической лабо- ратории. Пелех, дежуривший в это время в коридоре, в ожидании Туркиной, потерял последнюю каплю терпения. Он буквально ворвался в помещение, где две наглые его сотрудницы «промывали ему кости». Извергая фонтан слюней, он в очередной раз прошипел своё: – Идийотка , иди работать. «Идийотка» продолжала хохотать, поглядывая на свою подругу , даже не поворачивая головы в сторону грозного начальника. Вениамин Моисеевич, теряя контроль над собой, подскочил к Туркиной , ухватив ее за рукав халата, попытался стащить это тучное тело со стула. По видимому ему не удалось точно определить, где заканчивалось тело ее рук, а где начиналась ткань ее халата, так как Наташа, прекратив смеяться и скривив рот, тут же заявила: Все, Вы меня ущипнули ! Я сейчас пойду к Главному металлургу и расскажу ему, что Вы меня щипаете! Бедный старый еврей тут же вспомнил о репутации, которой обладала Туркина – она, по своей дурости, всегда говорила только правду, как на суде. От волнения он не смог даже закрыть свой рот, так и остался стоять перед ней; жалкий, весь трясущийся от страха. Наташа тем временем ему объясняла: Понимаете, у меня очень нежное тело. Вот три дня тому назад я была у гинеколога и, вот посмотрите что он мне тут оставил. С этими словами Туркина задрала подол своего халата, показывая начальнику результат осмотра гинеколога. Вид того места, где переусердствовал врач, не вызвал у Вениамина Моисеевича жалобной реакции. Эта выходка не понравилась ему настолько, что он начал плеваться и несвязно твердить одно и то же: «Идийотка», «Идийотка»! При этом он вылетел из лаборатории, долго нервничал и не находил себе места. Пелех успокоился только тогда, когда увидел, как Туркина с торжествующим видом пошагала к «земледелке» с коробочкой для проб, С тех пор он уже не интересовался у нее о причине опоздания на работу. Туркиной, имеющей репутацию человека, у которой с головой не все в порядке, позволялось делать многое, что не допускалось делать никому. Например разогревать на лабораторной плитке свой обед, принесенный ею из дому, который ее заботливая мама приготовила дней десять тому назад. Запах, разогреваемого борща Наташи Туркиной доводил , работающих рядом ее коллег до состояния
солдат Первой мировой войны, подвергшихся газовой атаке. При этом она всем объясняла, что любит борщ с душком. Однажды, в жаркий июльский день , заглянул в лабораторию старший контрольный мастер ОТК литейного цеха Петя Лыков. Изнывая от жары, Петя вдруг заметил, что Туркина попивает что-то очень холодное из, вспотевшей от холода баночки. Наташенька, что это ты тут такого вкусненького попиваешь? – спросил Лыков.
Квас.Тебе тоже налить? – спросила не жадная Туркина. Петя очень обрадовался, когда она протянула ему стакан кваса. Уж очень ему хотелось выпить какого-нибудь прохладительного напитка. Кваса Пете напиться не удалось, так как при попытке проглотить его, он вылетел у него изо рта длинной струей фонтана. Фу, что за гадость? – возмутился он. Хи,хи,хи – сказала Наташа – Понимаешь Петя, у нас дома мама сварила гречневую кашу, поставила ее на балкон и там забыла. Она простояла там больше недели и прокисла, а потом совсем покрылась какой-то зеленью. Я хотела ее выбросить, а мама и говорит: Наташа давай я сделаю из нее квас. Слушая этот рассказ, Лыков почувствовал, что ему становится плохо. Однако он просто сказал, что она дура и ей давно пора лечь в психушку. Больше никогда Петя не просил у нее что-нибудь отведать.
Не только проделки Туркиной мешали трудовой биографии Вениамина Моисеевича на посту начальника заводской лаборатории. Этому способствовал также и он сам. Рассеянность и старческий склероз были ему на этом пути помощниками. Такими странностями начальника постоянно пользовались его некоторые подчиненные. Коля Ратушняк, уроженец Любашевки, например, совершенно правильно прозванный «Посмитным» занимался этим очень часто. За что же его прозвали «Посмитным»? Дело в том, что во времена Никиты Хрущева, автора кукурузной линии партии, трудился в Одесской области его любимец – Дважды Герой Социалистического труда Макар Анисимович Посмитный, председатель колхоза – миллионера, член ЦК КПСС. Посмитного часто показывали по телевизору, отображая его трудовые подвиги, в результате чего одесские и другие телезрители могли увидеть во что он одевается. Во что люди одеваются, в те времена интересовало многих, так как купить модную хорошую одежду можно было купить только на «толкучке», находящейся, между прочим и сейчас, далеко за городом. «Толкучка», в свое время была открыта для продажи ношенных вещей, но там можно было и купить и совершенно новые вещи, которые «толкали» спекулянты за огромные для рядовых одесситов деньги. Так вот, когда телезрители видели уважаемого председателя по телевизору, то они могли убедиться в том, что даже государственные деятели не гнушались товаров одесских спекулянтов. Макар Анисимович имел обыкновение носить на себе фетровую шляпу, как у Хрущева, модное импортное нейлоновое пальто и кирзовые сапоги. В 1964 году когда Хрущева сняли, одновременно пропал и Макар Посмитный, но Коля Ратушняк оставался со своей кличкой, так как продолжал одеваться как Посмитный. Он тоже носил фетровую шляпу и кирзовые сапоги, как настоящий председатель колхоза. Позже они со своей женой справили ему нейлоновое пальто. Коля, довольно недавно переехал со своей семьей из Любашевки, которая находилась в ста километрах от Одессы. Тем не менее, для своих односельчан, уже слыл одесситом. Кроме того он был членом партии, чем особенно кичился. Со всеми не членами он общался, поглядывая на них с высока, как «самостоятельный» по выражению, завидующих ему односельчан.
Так вот этого «Посмитного», работавшего у Пелеха слесарем по ремонту КИПиА( контрольно-измерительных приборов и автоматики), на работе называли так только за глаза, потому как вместе с Милей Целикманом и Еленой Кардек составляли первичную партийную организацию заводской лаборатории. Несмотря на то, что «Посмитный» был ярым антисемитом и называл своего напарника( в тесном кругу) жидом он подружился с Милей Целикманом ( называвший его, в свою очередь за глаза кугутом), так же работавшим у Вениамина Моисеевича слесарем по ремонту КИПиА. Нельзя сказать, что их сблизила партийная деятельность, но совместный гешефт по изготовлению, во время работы, телевизионных антенн их объединял точно. Так вот, этот бизнес базировался, в основном на том, что для изготовления этих самых антенн, требовался телевизионный экранированный кабель. Такой кабель, в больших количествах , выписывал со склада Пелех, так как он применялся для соединения приборов, измеряющих температуру в различных печах завода, с термопарами. Установка, ремонт и эксплуатация этого оборудования была закреплена за слесарями КИПиА, работавших в заводской лаборатории, то есть за Милей Целикманом и Колей Ратушняком ( то бишь, «Посмитным»). Эти ребята быстро сообразили, что если на какой-нибудь поперечной планочке закрепить парочку медных трубок, а к этим трубкам припаять экранированный кабель, то получится совсем неплохая крышная телевизионная антенна. Такие антенны были в те времена в большом дефиците, как и многие другие товары народного потребления. Учитывая то, что материал для изготовления антенн, им не приходилось покупать, а использовать заводской, то и цену они назначали довольно небольшую. Пробные партии этих изделий они вначале сбывали только своим родственникам и знакомым. Известие о том, что на заводе можно заказать и купить крышные телевизионные антенны, постепенно расползалась все шире благодаря тому, что родственников у «Посмитного» и у Мили Целикмана на заводе было много. Это расползание привело к тому, что количество заказов резко выросло, а изготовление товара теперь уже занимало все рабочее время этих слесарей. К тому же у родственников Мили и Коли оказалось много знакомых, которым так же понадобились эти антенны. Времени явно не хватало. Тогда ребята решили работать по ударному, как и полагалось членам партии. А эта ударность заключалась в том, что приходилось работать по полторы смены каждому. Получалось это следующим образом; Например первая смена была за Милей. Миля до обеденного перерыва занимался своей основной работой. После обеда на работе появлялся «Посмитный», у которого была вторая смена. «Посмитный» занимался гешефтом, а Миля присоединялся тоже к этой подпольной работе. После окончания первой смены, Миля домой не уходил, а продолжал заниматься гешефтом. «Посмитный» же переключался на свою основную работу. На следующей неделе «бизнесмены» менялись местами.
Что же происходило с заработками этих слесарей? А получилось постепенно так, что денежки от гешефта стали превосходить их заработную честную плату многократно. Большое количество посторонних людей, часто появляющихся в мастерской лаборатории, частые продолжительные задержки после рабочей смены слесарей , а кроме этого , увеличившийся расход экранированного кабеля, не остались не замеченные Вениамином Моисеевичем Пелехом. Более всего подозрительным ему казался тот факт, что Коля и Миля совсем перестали настаивать на увеличении им разряда, что повлекло бы прибавку к их зарплате. Недоумевавший начальник вынужден был держать совет вместе с Марьей Михайловной Бармас, так как Бармас всегда знала все, что творилось в лаборатории и за ее пределами, а что не знала наверняка, так о том догадывалась. Поскольку дело оказалось гешефтом, что удалось выяснить Бармас, то Пелех не стал применять дисциплинарное воздействие к Коле и Миле, а просто напросто стал намекать им, что все таки это не порядок, когда подчиненные занимаются гешефтом у него в лаборатории, привлекая материалы и используя оборудование этого подразделения, а начальнику ничего не перепадает. Однако эти наглецы стали делать вид, что не понимают о чем идет речь. Тогда Вениамин Моисеевич начал действовать.
Прежде всего он забрал из кладовой, куда был доступ слесарей КИПиА, экранированный кабель себе в кабинет и, для надежности положил бухту этого драгоценного материала себе под стол так, что бы садясь он мог ставить ноги рядом с этим кабелем. Мерзавцы приуныли! Правда это продолжалось недолго, пока они не сообразили то, что могут использовать странности его характера в своих коварных целях. Эти махинации я как-то раз наблюдал собственными глазами. Пелех сидел за столом и что-то писал. В это время к нему вошли Миля с «Посмитным», на ходу о чем-то споря. Их спор сводился к тому, что это не правда , будто бы Пелех в двадцатых годах виделся с Ворошиловым. Услышав фамилию легендарного командира Красной Армии, Пелех весь напрягся.
Миля, сделав хитрое еврейское лицо, обратился к нему: – Вениамин Моисеевич, а правда что вы встречали Ворошилова, когда он возвращался из Турции? Пелех, поправив на носу очки, сразу же оживился: – А как же! Меня тогда делегировали, вместе с другими студентами университета, встречать Ворошилова! Он тогда еще ехал на белой лошади, которую ему подарил Ататюрк от самого Дюка по приморскому бульвару, по Дерибасовской , по Приображенской до самого вокзала. – горячился начальник. Пелех ударился в воспоминания.
А в это время, пока Миля «заговаривал зубы» начальнику лаборатории, «Посмитный», присев на корточки, наматывал себе на локоть драгоценный кабель из под стола Вениамина Моисеевича. Так продолжалось еще долго, пока Пелех демонстрировал Миле старые фотографии тех лет. Этот отвлекающий разговор длился до тех пор, пока Коля, отмотав необходимое количество кабеля, тихонько удалился . Уже даже после того, как вся процедура закончилась, Миля еще долго не мог отделаться, от ударившегося в воспоминания начальника.
Когда вечером, Пелех перемерял вместе с Марьей Михайловной длину бухты кабеля, он понял, что его в очередной раз перехитрили и решил действовать прямо без всяких хитростей.
Марья Михайловна подсказала, что ему надо прямо на кабеле, каждый раз писать сколько метров осталось. Пелех последовал ее совету. Однако, случилось так, что Миля вскоре уволился и бизнес как-то погас сам собой.
Потеряв такую большую прибавку к своей зарплате, «Посмитный» совсем обозлился на своего начальника, стал вести себя вызывающе «за глаза» стал, не стесняясь называть его жидом. Каждый раз, когда шарканье и звон ключей Пелеха замолкали, «Посмитный» тихонько подкрадывался к двери изнутри и изо всей силы ударял по ней. Подслушивавший под дверью, старый начальник отлетал к противоположной стене , при этом получая удар по голове.
«Посмитный» получал при таких случаях «море удовольствия» , демонстрируя показное сострадание к ушибленному еврею. Все это продолжалось бы до бесконечности, если бы Пелех не принял на работу Марика Берина вместо, уволившегося Мили Целикмана.
Марик не был членом партии, но зато имел не только высшее образование, но и учился в аспирантуре. Свое высшее образование он получил в далекой Сибири в городе Томске, так как поступить в ВУЗ в Одессе гражданину с фамилией Берин и именем Марк, в те времена было почти невозможно. Причина была в поступающих из Киева негласных указаний от правительства УССР о нежелательности допуска граждан еврейской национальности в больших количествах для поступления в ВУЗы Украины, а также о нежелательности назначенний их на руководящие должности. Видимо в Киеве полагали, что слишком много на Украине интелегенции неукраинской национальности. По их замыслу, запрет евреям обучаться в украинских ВУЗах, упростит возможность выдерживать конкуренцию украинской молодежи на вступительных экзаменах. В те времена одесситы рассказывали такой анекдот: В приемную комисию ВУЗа пришли евреи и спросили: – Скажите Вы с фамилиями, заканчивающиеся на – ман принимаете? – Нет! – Шульман уходите! – Скажите, а с фамилиями на -ович? – Нет! – Цибирович уходите! – А с фамилиями на -ко! О , да! – Коган заходите!!!
В РСФСР тогда до такого додуматься еще не успели, по этому «хитрые еврейские граждане» все же умудрялись не только получать высшее образование, но еще имели наглость поступать в аспирантуру. Вот таким «хитрым евреем» и являлся Марк Берин. Несмотря на то, что он меня называл «хитрым русским», мы как-то сразу подружились.
Угрозу благополучному пребыванию Пелеха на своей должности, он не представлял, так как его учеба в аспирантуре предполагала, в свое время, более высокие посты. Пелех был доволен. Не нравился он только Марье Михайловне Бармас, так как она узнала, что этот молодой челвек «за глаза» называет ее «Таранечкой» и еще очень подружился с ее вечным врагом Юлей. Бармас тут же приклеила ему кличку «Кандидат». Марик Берин не только не был членом партии, но и не пил самогон во время обеденного перерыва вместе с членами партии; «Посмитным», Петей Лыковым и еще с каким-то электриком из Любашовки – родины Коли Ратушняка. Он ни с кем не ссорился, но и особенно не сближался. Больше всего он общался с Юлечкой, которой он рассказывал «сальные» анекдоты, даже в присутствии «Таранечки», которая бросала на них человеконенавистнические взгляды.
Таким образом, прибытие «Кандидата» положительно сказалось на работе слесарей КИПиА пелеховской лаборатории. Не имея дополнительного заработка на работе, «Посмитный» стал относиться к своим обязанностям с «холодком». Он стал часто уходить преждевременно с работы, особенно во вторую смену, иногда сразу же после ухода начальника. Как-то раз он, как обычно пришел на свою смену в 16-00. Когда он крутился на работе, он завел какой-то ничего не значащий разговор с Пелехом. Поговорив минут 20 с «Посмитным», ничего не подозревающий начальник собрался уходить. Ратушняк, продолжая беседовать с ним, тоже вышел с ним из лаборатории. Болтая они пришли на проходную завода, через которую все еще шел поток работников, закончивших работу в первую смену. Вышли из завода они тоже вместе, попрощавшись пошли каждый в свою сторону. Прошло три дня. Пелех, как обычно шаркая по коридору и звеня ключами натолкнулся на «Посмитного». Вдруг его что-то осенило. – Коля!– остановил он Ратушняка, помнишь три дня тому назад мы вместе шли домой?
Ну? ответил Коля.
Так по моему ты был на второй смене? -
Ратушняк сделал удивленное лицо: Вениамин Моисеевич, если мы шли вместе с Вами домой, то как же тогда я мог быть во второй смене?
Да, действительно, удивился Пелех, как это я мог не подумать?
Вот оно пагубное действие склероза, которое угрожало карьере Вениамина Моисеевича! Склероз со временем все усиливался и усиливался, приводя начальника заводской лаборатории к неприглядным ситуациям. Он мог целый час искать свои ключи, связка которых у него все время была в руках. Или быстро идти куда-нибудь, а потом остановившись долго вспоминать куда шел. Для окружающих уже давно было понятно, что ему пора отдыхать. Но Пелех даже мысли не допускал, что бы уйти в отпуск, ведь в таком случае его, на время отпуска, должна была замещать ни кто другой, как инженер-химик заводской лаборатории Юля. Это приводило в ужас не только его, но еще и лаборантку 5-го разряда Марью Михайловну Бармас. Бармас раз и навсегда заявила, что если эта Юля будет временно исполнять обязанности Пелеха, то она тут же уволится, что для Вениамина Моисеевича было страшней «варфаломеевской ночи». Кроме Марьи Михайловны он никому в лаборатории не доверял. По этой самой причине не принимал на работу кладовщицу и вынужден был сам выписывать и получать со склада все химикаты и другие материалы. Он также был в лаборатории единственным материально- ответственным лицом. Многие материалы, которые Пелех считал дефицитными и особо ценными, он хранил не в кладовке с химикатами, а у себя в кабинете, где также была расположена фото-комната для проявления фотопластинок к спектрографу и металлографическому микроскопу, которые располагались здесь же. Постепенно в этой фото-комнате скопилось такое количество дифицита, что в нее трудно было попасть. Правда иногда Вениамин Моисеевич умудрялся избавляться от этих излишеств, да еще делал при этом доброе и приятное дело. Например, на международный женский день он , поздравляя своих сотрудниц, раздал им по одному «вафельному» полотецу, которое и так обязан был выдавать один раз в месяц, по пачке ваты( в те нищие времена вата с успехом заменяла женщинам гигиенические прокладки), а также собственноручно подписанными открытками.
А так, когда кто-нибудь приходил к нему с просьбой дать что-нибудь, он оставлял его за дверью, а сам скрывался в своей загадочной фото-комнате, где доставал эти «сокровища» из, только ему известных мест. Как-то к нему зашел его старый друг Яша и увидел у него на столе моток дефицитной синей изоленты. Учитывая ее дефицитность, Яша тоже захотел эту ленту иметь. Он обратился к Пелеху: – Веня, ( так Яша обращался к своему старому другу) дай мне изоленты.– Вениамин Моисеевич ворчливо ответил : «А где я ее тебе возьму?» Да вот же она -Яша указал на стол. Это всё, что есть-сказал Пелех. Ну дай хоть пол мотка-не унимался Яша. Старому другу Пелех отказать не мог, он достал острый сапожный нож и перерезал моток изоленты точно по диаметру, пополам. Взяв такую половинку в руки, он преподнёс своему другу обещанные полмотка. Яша онемел, увидев у Вени испорченную изоленту. Он не знал; хохотать ему или плакать. Говорят, что бывший друг Пелеха, Яша рассказал эту «хохму» всему заводу.
Да, много всяких неприятностей случались с Вениамином Моисеевичем из-за его безалаберности и упрямства. Марья Михайловна Бармас, как могла предупреждала своего начальника об его безрассудных поступков, но у него на все это был один ответ: – А гройсе цурес ( большое горе – идиш)!
Надо бы побольше рассказать об одном из самых ярких персонажей пелеховской «вороньей слободки» – Марьи Михайловне Бармас.
Марья Михайловна работала в лаборатории вместе с Пелехом еще с давних времен. Многие работники работали в лаборатории и уходили, даже умирали, но наличие Пелеха и Бармас было постоянным. Марья Михайловна была за мужем только один раз и недолго. Это случилось в июне 1941 года. Прожив в законном браке с мужем два дня, они расстались по причине того, что мужа ее , после начала войны, забрали на фронт. Вскоре, как довольно часто случалось в то лихое время, она получила «похоронку». С тех пор Бармас замуж больше не выходила. Более того поговаривали, что у нее из мужчин так никого и не было. Это видимо и отразилось на ее несносном характере. Пелех и контрольный мастер литейного цеха Кушиль Станислав Игнатьевич ( которого и она, и Пелех называли Стасиком) были единственными с кем она более или менее общалась нормально, а так она предпочитала одиночество. « Таранечка», как ее прозвал «кандидат» ( Марик Берин) вполне соответствовала этому прозвищу, так как была чересчур худая. Нельзя сказать, что это было вызвано плохим питанием. Наоборот, Марья Михайловна очень любила поесть. На эту процедуру у ней уходил почти весь обеденный перерыв . Продукты она всегда приносила из дому и готовила из них еду прямо в лаборатории. Варила обед она в большом количестве и все это съедала. Однако большое потребление пищи никак не сказывалось на ее худобе. Поэтому Стасик всегда говорил, что она переводит продукты; как они в нее входят, так и выходят. Кстати, Стасик был единственным из знакомых Марьи Михайловны, кому позволялись шутки в ее адрес. А он очень любил шутить. Пелеха он всегда называл заведующим, а не начальником. Когда он входил в любое из помещений лаборатории, то вместо приветствия сотрудникам , он всегда задавал один и тот же вопрос: – Где ваш заведующий? И какую бы новость ему не сообщали, не важно на какую тему и, не важно о ком, всегда слышалось одно: – От жулики!!! Впрочем и у Пелеха тоже был постоянный ответ на постоянный вопрос: – Вениамин Моисеевич! У меня почему-то не совпадают результаты анализа . При этом он отвечал: -Наверное что-то попало!
В число приятелей Бармас еще входила Зоя Константиновна Заинчковская. Зоя, так ее называли все сотрудники, работала лаборанткой металлографической лаборатории. На работе бывала довольно редко, так как часто болела. На лице Зои угадывались следы былой красоты изящной польской пани. Возраст, конечно же отразился на ее внешности, но не так как на Марье Михайловне. В те дни, когда Зоя не болела, а находилась на работе, подражая своему начальнику, предпочитала также слоняться по коридору лаборатории подслушивая у дверей. Однако она совсем не шаркала ногами и не звенела ключами, как он . Наоборот, ходила мягко и очень тихо, совсем как кошка. Так что любой сотрудник лаборатории , распахнув дверь, всегда рисковал наткнуться там на бледный силуэт Зои Константиновны, похожий в такой момент на призрак. Добытые под дверями сведения вечером обсуждались в тесном кругу единомышленников. Таким образом образовалась этакая польско-еврейская четверка, состоящая из одной пары поляков и одной пары евреев.
Марья Михайловна Бармас была женщиной с капризами. Она очень дорожила многими вещами, которые считала ей принадлежащими. Например она очень дорожила аналитическими весами, заключенными в деревянный со стеклами корпус. Эти весы были каким-то антикварным оборудованием, изготовленным еще в те времена, когда бегала по зеленной травке маленькая девочка Машенька Бармас. Примерно такого же возраста был ее старый алюминиевый таз, в котором она охлаждала колбы во время проведения химических анализов. Этот таз имел бы ценность только у какого-нибудь бомжа, который собирался бы сдать это старье в утиль, в качестве цветного металла. Стеклянная лабораторная посуда, побывавшая в ее руках, моментально становилась необыкновенной ценностью, которую теперь нелегко достать и, поэтому оберегалась от чужих недостойных рук. Этими недостойными руками, как правило были руки инженера-химика лаборатории ненавистной Юли.
К вещам, которыми дорожила Марья Михайловна , относились не только лабораторное оборудование и посуда, но и песни, которые она распевала в тех случаях, когда день у нее, как она считала, удался. Что это значило? Это значило, что ей удалось зафиксировать у Пелеха еще одно доказательство профессиональной непригодности «этой твари», как «уважительно» она отзывалась о той же Юлии. Самой любимой песней Марьи Михайловны был марш Буденного, который она переделала на свой манер:
…..Скакал бы ты Буденный на коне лихом,
крутил бы хвост кобыле с Ворошиловым вдвоем.....
Еще одна песня будоражила воспоминания молодости Бармас:
…. Казак лихой ,орел степной – пела она своим писклявым голосом. Такое пение напоминало своим унынием игру шарманщика с обезьянкой, вытаскивающей билеты, которые содержали «правду» о вашей предстоящей жизни.
Юля была полной противоположностью Марье Михайловне, правда не во всем. В отличие от Бармас, она была довольно полной женщиной, хотя и не толстой. Щеки Юлии были румяными, в то время, как у Марьи Михайловны их вообще не было. Юля пыталась следить за своей полнотой, для чего в обеденный перерыв уничтожала в больших количествах различные фруктовые пюре из детского питания. Одному богу было известно, какое количество крохотных детей она лишила, предназначенных только для них продуктов. Она была уверена, что эти детские продукты позволяет ей сохранять, все еще привлекательную для мужчин фигуру. Правда, не смотря на ее полноватую фигуру, желающих сочетаться с ней браком ни разу не наблюдалось. В отличие от Бармас, Юля съедала свой обед быстро за минут двадцать. В остальное время , она предпочитала прикорнуть за столом либо почитать какой-нибудь роман . У Марьи Михайловны ни на то, ни на другое времени не хватало. Если для Юли обед – это был перерыв в работе, то для ее соперницы – это было начало смены. Дело в том, что Пелех, идя на встречу Бармас, установил оригинальный режим работы для химической лаборатории; Юля всегда работала в первую смену, Марья Михайловна приходила на работу, начиная с обеденного перерыва первой смены и заканчивала работу обеденным перерывом второй смены. Цель была проста – резко сократить совместное пребывание обеих сотрудниц до минимума. И на это были у Пелеха серьезные основания. Ему не возможно было забыть их частые боевые столкновения, зачастую переходящих в банальную потасовку. Инициатором таких драк, как правило была Марья Михайловна. Одни скандалы начинались буквально «на ровном месте», другие очень тщательно готовились.
Что бы как-то устранить их соприкосновения, в то короткое время, когда они оказывались вместе в одном помещении – химической лаборатории, Вениамин Моисеевич закрепил, за каждой из них, отдельные виды химических анализов. За Юлей были закреплены следующие анализы; определение содержания кремния в чугунах, сталях и ферросплавах, определение примесей серы и фосфора в чугунах и сталях, анализ электролитов с гальванического участка. За Бармас – определение содержания углерода, хрома, марганца в чугунах и сталях, определение марок стали и чугуна.
Каждая из соперниц, для проведения вышеперечисленных анализов, имела отдельное оборудование , отдельные реактивы и отдельную лабораторную посуду. Не приведи господь, что бы какое-либо оборудование или посуда, считавшиеся принадлежностью одной, побывали в руках другой! В таких случаях Пелеху лучше было не появляться на работе. Но он все равно вынужден был терпеть все это ради того, что бы «сор не выносился из избы». В противном случае все эти внутренние разборки могли дойти до ушей Главного металлурга Серебрянского, что не сулило ничего хорошего Вениамину Моисеевичу.
В тот день ничто не предвещало «грозы». С утра, пока еще не было на работе Марьи Михайловны, Юле захотелось помыть свои ноги. И надо же было ей нарушить это страшное табу на запрет использовать для этого, тот самый алюминиевый таз – собственность Марьи Михайловны, о котором давно мечтал скупщик металлолома.
Не долго думая она набрала горячей воды в этот таз , поставила его на табурет и водрузила в него свою ногу. Ну, ногу- это мягко, очень мягко сказано, так как Юля обладала очень толстыми ногами, можно бы сказать ножищами, которые были не соизмеримыми с остальными частями ее тела. Напевая какую-то песенку Юля, намылив эту ножищу, принялась ее усердно тереть мочалкой. И тут свершилось совсем не предвиденное; Бармас появилась на работе раньше времени. Оказалось ей надо было что-то узнать в Отделе труда и заработной платы, почему она появилась на целых полчаса раньше. Быстрой деловой походкой она влетела в химическую лабораторию, поначалу не обратив внимания ни на Юлю, ни на свой алюминиевый таз. Добежав до своих аналитических весов, она опустила свою тяжелую авоську с продуктами на стул, резко развернувшись направилась к выходу. Но тут, на бегу она заметила в углу возле дистиллятора табурет, стоящий на нем свой родной таз и торчащую из него толстую ногу Юли. Эта наглая «тварь» продолжала свое грязное занятие, не обращая на Марью Михайловну никакого внимания. Дряблая от морщин шея Бармас покрылась красными пятнами – это предвещало грозу. Тут старая пенсионерка Марья Михайловна шипя от злости, как неожиданно появившаяся ниоткуда кобра, стала обеими руками черпать грязные помои из своего таза и брызгать ими в лицо Юле. Та сначала растерялась, так как не ожидала такого поворота событий, но оглядевшись вокруг она увидела рядом на полу мусорную корзину, наполненную почти доверху. В какие-то доли секунды эта корзина очутилась на голове у Бармас, потому что Юля, не вынимая ноги из бармасовского таза, схватила ее , рассыпая мусор вдоль всей фигуры обидчицы и водрузила корзину ей на голову. Самое интересное здесь то, что происходило все это без каких-либо криков и шума, так как эти две дерущиеся женщины не разговаривали друг с другом уже более трех лет. Ситуация разрядилась после того, как в лабораторию вошел Пелех и увидел эту сцену. Юля, Марья Михайловна!!! – сердито закричал он, понимая тем не менее, что никто здесь его не боится. Однако на его крик сбежались; Наташа Туркина, Лена Кардек из земельной лаборатории и, случайно оказавшийся тут Станислав Игнатьевич Кушиль. – От жулики! – как всегда выразился Стасик. Дерущихся женщин все же разняли. Пелех смотрел на обеих возмущенным взглядом. И на этот раз «сор не вынесли из избы». Такое надругательство над, принадлежащей Марье Михайловне вещью, вынудило ее надолго затаить злобу на Юлю. На этот раз она решила действовать умно и без эмоций.
С этого дня Бармас установила пристальное наблюдение за своей обидчицей. С этого дня Юля начала ходить по тонкому льду. Достаточно ей было случайно оступиться, что бы Марья Михайловна с радостью этим воспользовалась. Ждать пришлось недолго. Бармас, листая лабораторный журнал, обратила внимание на то, что данные по показателям содержания серы в чугунах, практически постоянны. Анализы , проведенные Юлей за последние месяцы, были совершенно идентичные; то 0,10 %, то 0,11%, то 0,12%. В различных вариантах они записывались в журнал с завидным постоянством. Стало ясно, что анализы не проводятся, а результаты записываются в журнал «из головы». Марье Михайловне оставалось найти способ это доказать. Пару месяцев у ней ушло на подготовку , так как все надо было устроить так, что бы «эта тварь» не отвертелась. Творческий замысел ее состоял в том, что бы сделать невозможным проведение анализа, да так, что бы это было очевидно всем. После этого , в течение хотя бы месяца , дать Юле возможность заполнять журнал этими «липовыми» анализами. По замыслу Бармас, поимка «твари» на такой подтасовке, должна была поставить точку не только в ее карьере, но и на работе в лаборатории. Как же Марья Михайловна мыслила осуществить такую операцию?
Определение процентного содержания серы в чугунах , как и в сталях проводилось методом титрования , растворяющегося в воде сернистого газа, который выделялся про сжигании стружки чугуна либо стали в токе кислорода в, так называемой печи Марса. Печь Марса представляла собой круглую печь, нагревавшуюся с помощью электрической спирали, через которую пропускалась фарфоровая трубка, в которую вставлялась фарфоровая лодочка со стружкой металла. Кислород в фарфоровую трубку поступал из металлического газометра, к которому, в свою очередь был подсоединен баллон с кислородом. Доставка кислорода из газометра в фарфоровую трубку осуществлялась с помощью каучукового шланга длиной около двух метров, который пролегал в основном под массивным лабораторным столом, стоящим у стены. Такое расположение частей оборудования делало совершенно незаметным наличие того самого каучукового шланга под столом. Этим и воспользовалась интриганка Бармас. Марья Михайловна, не смотря на свой возраст, залезла под стол и вырезала кусок шланга, длинной около метра, из системы. Этот кусок был спрятан, как улика в стол, за которым работала только она. Проделанная работа должна была доказать любому следователю, что провести анализ на содержание серы без этого куска шланга невозможно. Оставалось только выждать месяц, когда Юля запишет «липовые» анализы в журнал. Ничего не подозревающая Юля, продолжала ежедневно поедать в обеденный перерыв детское питание, читать романы и записывать в журнал , результаты проведенных. анализов.
В один прекрасный день Бармас решила, что пора раскрыть свою интригу. Явившись на работу ,она с торжественным видом ввалилась в кабинет к Пелеху . – Пелех, пойдемте со мной! – приказала Марья Михайловна. Старый начальник, уже по ее наглому виду понял, что намечается какая-то неприятность. Он нехотя поплелся за ней в химическую лабораторию. В химической лаборатории за весами сидела Юля и спокойно, не обращая никакого внимания на вломившуюся Бармас и шаркающего за ней Пелеха, продолжала взвешивать на весах стружку для анализов. А, между тем , у нее за спиной разыгрывалась драма. Марья Михайловна подвела к письменному столу начальника, раскрыла журнал регистрации анализов и сказала ему: – Смотрите сюда! – при этом водя пальцем в графе с результатами определения серы.– А что Вы хотите? Нормальная сера; вот 0,11, 0,12..... Все хорошо. – ничего не понимая произнес Пелех. Марья Михайловна тихонько начала нервничать. Она подошла к своему столу и достала оттуда кусок шланга, протянув его начальнику. Тот вытаращил на нее глаза: – Зачем Вы мне это даете? – Идите сюда- заявила Бармас , подводя его к тому месту, где под столом был вырезан этот шланг. – Этот шланг я отрезала отсюда еще месяц тому назад – не унималась она. Пелех еще больше вытаращил на нее глаза:– Зачем вы это сделали ? Марья Михайловна , удивляясь несообразительности своего начальника, стала постепенно выходить из равновесия: – Что тут не понятно? Уже месяц, как я отрезала шланг, а анализы все равно записываются! Спросите у нее, как это возможно. По-прежнему, ничего не соображающий начальник, не понимал, что она хочет. Чувствовалось, что у Пелеха было полно других забот: – Не понимаю, что Вы от меня хотите? Бармас уже взбесилась : – Вы, что идиот? Еще раз объясняю; месяц назад я вырезала кислородный шланг.... Тут Пелех опять прервал ее: Зачем Вы это сделали? Она уже стала орать на всю лабораторию: – Я отрезала шланг, а анализы весь месяц продолжают записываться. Что тут не понятно? Это говорит о том, что она их не делала!!!Откуда вы знаете? – спросил он. Тут Бармас, поняв, что плоды ее трехмесячного труда ушли собаке под хвост, набросилась на начальника, схватив его за шиворот, подталкивая пинками под зад , пыталась вышвырнуть из лаборатории. На этот шум сбежались все, кто был на работе: Кроме меня, Наташа Туркина, Елена Григорьевна Кардек, Вера Николаевна Любченко, «Посмитный», а также Стасик, которые вынудили Марью Михайловну отпустить несчастного старика. Мне пришлось быть свидетелем, как Пелех, стоя в углу коридора , переживая это унижение тихонько всхлипывал. Его, в такой момент, было по настоящему жалко.
Казалось, скандал начал затихать. На какое-то время Бармас со своей соперницей остались один на один в помещении химической лаборатории. Свидетели скандала уже стали расходится по своим помещениям, как вдруг дверь химической лаборатории резко распахнулась и оттуда вылетела разъяренная Марья Михайловна с истерическими криками: – Ну давай, мерзавка, давай, давай! Выходи сюда и давай при свидетелях! Боишься ? – визжала она. Когда все прибежали на крики Бармас, то увидели, что Юля сидит у лабораторных весов, делает вид, будто взвешивает стружку и выдавливает из себя с ненавистью: – Сво-о-о-лочь! Скоти-и-и-на!
Оказалось, что как только они с Бармас остались в лаборатории наедине, Юля подскочила к ней и, со всего размаху «заехала» ей своей нелегкой рукой по правой щеке. «Заехать» ей по левой она не успела, так как Марья Михайловна вылетела в коридор. При этом Бармас в голову пришла мысль, что нет худа без добра – можно использовать это нападение в своих коварных целях, разумеется осуществить такое можно только при свидетелях. Однако Юля на провокацию эту не поддалась, не смотря на все старания Марьи Михайловны. Потенциальные свидетели опять стали расходиться по своим «каморкам» . – От жулики! – сказал хихикая Стасик. Туркина, так та вообще расхохоталась: Юля отлупила Марью Михайловну! – заключила она. «Посмитный» тихонько сказал Елене Григорьевне Кардек и Вере Николаевне Любченко: – Жиды подрались! Собеседницы понимающе улыбнулись.
Марья Михайловна Бармас потерпела очередное фиаско. Но и Юля ничего от этого всего не выиграла; ведь ей теперь, дабы доказывать свою невиновность, приходилось «по настоящему» определять серу в чугунах. На какое-то время скандалы утихли. Со стороны все выглядело так, будто ничего не случилось. Догадываюсь, что это происшествие все же докатилось до ушей Главного металлурга, так как Пелех по-прежнему оставался на своем месте, а Юля на своем, без какого-либо карьерного роста.
Надо отметить, что кроме врагов, типа Юли, у Марьи Михайловны были и приятельницы. Это прежде всего, сотрудница техники безопасности и промышленной санитарии, обладательница огромного зоба, Соня Семеновна Лихтенштуль. Они когда-то вместе заканчивали химический факультет университета. А зоб у Сони Семеновны был результатом неправильного обмена веществ, приобретенного в свою очередь от повышенной радиации. Ведь она, по рассказам Бармас, занималась в послевоенные годы обогащением урана где-то на Севере. Она была примерно того же возраста, что и Марья Михайловна. Навещала Соня Семеновна свою приятельницу не часто, в основном, что бы пообедать вместе, так как в лаборатории можно было приготовить свежий обед или разогреть то, что было принесено из дому. Соня Семеновна была женщина далеко не худая и на фоне Марьи Михайловны смотрелась, как дирижабль . К тому же огромный, как у пеликана зоб способствовал этому. Наличие этого «отклонения» отражалось так же и на ее голосе, всегда доносившегося глубоко изнутри, как у чревовещательницы. Стасик Кушиль частенько подражал ее манере разговора: – Марья Михайловна, Вы не хотите кушать сосиски, моя Альма не хочет( Альма – любимая собачка Сони Семеновны)?
Еще одна приятельница Бармас – Шурочка не давала ей скучать. Шурочка когда-то раньше работала здесь же в химической лаборатории лаборантом вместе с Марьей Михайловной. Когда она ушла на пенсию , вместо нее и была принята на работу Юля, но почему-то не лаборанткой, а инженером – химиком. У детей Шурочки родилось несколько внуков и ей, как принято в большинстве еврейских семей, приходилось с ними иметь дело. Именно по этой причине она покинула свою коллегу и приятельницу Бармас, уходя на пенсию. Однако она не забывала ее и, временами навещала.
К Юле обе приятельницы относились сдержано, хоть и здоровались приходя, а уходя прощались, потому что предпочитали не принимать участия в злобных выпадах Марьи Михайловны против своей ненавистницы. Единственно, что не прощала Шурочка Юле, так это непомерного поедания детского питания во время обеда и всячески, со слов Юли, портила ей аппетит. Как только Юля начинала с аппетитом поедать фруктовое пюре, Шурочка заводила с Марьей Михайловной разговор о том, какого цвета вчера был кал у ее внука Яши. Они в деталях обсуждали причины появления такого цвета.
У Юли тоже были приятели и приятельницы. Не знаю можно ли отнести к числу ее приятелей Додика Шойхета, который работал гальваником на участке покрытий. Он был большой «шутник», так как всегда приходя в лабораторию к Юле за электролитом с двумя десятилитровыми ведрами, постоянно исполнял роль горячо влюбленного юношу, хотя лет ему было примерно за шестьдесят. Появлялся он в длинном резиновом фартуке с эмалированными ведрами, которые Шойхет, увидев Юлю, ронял с грохотом при входе в химическую лабораторию. – Вот она, моя любовь! – орал он, врываясь в помещение. – Пусть меня судят за изнасилование, но я не упущу этого момента! При этом Шойхет начинал гоняться вокруг лабораторного стола за визжащей Юлей. – Куда же Вы от меня убегаете? Сто-о-йте, сто-о-йте! Вы ведете себя так, как будто Вас привезли из лесу! Вы просто какая-то дикая! – своим хриплым старческим голосом кричал Шойхет. – Шойхет, Шойхет, Вы с ума сошли!-кричала Юля, убегая и, сияя от удовольствия.
Наконец он настигал ее, после чего обнимал Юлю двумя руками, прижимался к ее спине и шептал на ухо: – Ну, как я вам в свои пятьдесят лет? – Шойхет, Вы хитрец! – хихикала Юля – под шумок убавили себе десяток лет.
Додик Шойхет был непростой гальваник, он был еще и членом партии, входил в состав парткома завода. Кроме этого ,будучи ветераном Великой Отечественной Войны, часто выступал на заводских собраниях, особенно по случаю годовщины Победы , где он не упускал возможности покритиковать директора. – Если бы не мы, Вы были бы пастухом у немцев, из Вас бы немцы делали перчатки! – не унимался он. У директора при таких речах начинал дергаться левый глаз на нервной почве. Однако он делал вид, что очень уважает критику в свой адрес и даже улыбался. Если бы он не был членом парткома и ветераном войны, лететь бы Додику с завода кубарем на следующий день, после таких выпадов по отношению к начальству. В те годы быть членом партии и оставаться евреем, удавалось немногим, но Додику пока везло. На заводе проводилась довольно либеральная политика по отношению к персоналу, учитывая то, что основу завода составляли старые опытные кадры, прощалось многое , как нарушение трудовой дисциплины, так и даже различные преступления. Вот к примеру, во втором механическом цехе работал один разнорабочий, очень странный субъект и это мало сказано! Витя был просто не совсем развит в умственном отношении. Он уверял всех, что днем он работает на заводе разнорабочим, а вечером -он работает начальником Одесса-Кишиневской железной дороги. В доказательство этого Витя носил железнодорожную фуражку. Это была еще не вся слава этого мужчины. Витя всегда признавал, что бог не наградил его умом, но зато нагадил его кое-чем другим. А это другое было ничем иным, как небывалых размеров половой член. Рабочие этого цеха утверждали, что есть на свете Царь-колокол, Царь-пушка, а Витя просто Царь- …..й. Когда Витя голым входил в цеховую душевую, все присутствовавшие издавали протяжный крик: – У-у-у-у!!! Этим достоинством он очень гордился. Витя, говорят даже был женат когда-то, но это продлилось недолго – только первую брачную ночь, в результате которой, его новоиспеченная супруга разбив окно,как безумная выпрыгнула на улицу и скрылась в неизвестном направлении.
Так вот, однажды Витя исчез с работы на целый месяц. Так как он неизвестно где жил, никто не мог узнать почему транспортировщик второго механического цеха не ходит на работу. Вдруг он появился на работе, как обычно в своей железнодорожной фуражке. Понятно, что его вызвали к начальнику цеха для объяснений. Витя рассказал, что он долго лежал в больнице пока не выздоровел. – А где же твой больничный лист? – спросил начальник цеха «начальника Одесса-Кишиневской железной дороги». Витя не растерялся: – Понимаете, когда меня осматривала врач перед моей выпиской, она увидела мой половой член. Тогда она потребовала, что бы я с ней переспал, а то она не выдаст мне больничный лист. А мне совсем не хотелось ее удовлетворять, вот и остался без листа.
Надо было посмотреть на лицо начальника цеха, задыхающегося от смеха, который еще не сошел с ума, что бы проверять в больнице Витину версию. Поэтому он обошелся трехэтажным матом в его адрес.
Кроме такого нарушения трудовой дисциплины, в цеху однажды было совершенно уголовное преступление. Произошло это в вечернюю смену в термическом отделении механического цеха. Дело в том, что закалочные электропечи работают в основном в первую смену, а в вечернюю смену они остывают. Многие сотрудники, работающие вечером, пользуясь тем, что печи еще долго остаются довольно теплыми, разогревали в них свои обеды.
Однажды, в вечернюю смену крановщица Муся , незадолго до обеденного перерыва решила разогреть свой обед в остывающей небольшой закалочной печи. Открыв дверцу, она протолкнула свою стеклянную баночку с супом во внутрь. Сделала она это не совсем удачно, так как баночка опрокинулась на бок и укатилась в глубину печи. Через час, когда начался обеденный перерыв, Муся решила достать свою баночку с супом, что бы поесть. Однако она увидела, что баночка откатилась от того места, где была оставлена. В помещении термического отделения, в это время никого не было. Муся рискнула сама дотянуться до банки. Открыв дверцу она пробовала протиснуться в это довольно узкое отверстие. Эта женщина обладала немаленьким бюстом. Это и сыграло с ней злую шутку. В отверстие то она протиснулась, баночку схватила обеими руками, но вернуться назад не было никакой возможности, так как ее немаленький бюст застрял в печном проеме. Она зависла в таком беспомощном положении. Нижняя часть ее фигуры полностью торчала снаружи. Муся громко позвала на помощь, однако ее крики не выходили за пределы внутренней поверхности печи. В термическом отделении по-прежнему было тихо.
В это время через это помещение проходил дежурный электрик, имя и фамилию которого назвать не могу. Криков он естественно не услышал, но зато ясно различил, торчащую из печи женскую задницу. Электрик не узнал, чей это был зад, узнать это было просто невозможно. Вдруг ему захотелось воспользоваться представленным случаем в преступных целях, тем более, что вокруг не было ни души.
Продолжая все время беспомощно барахтаться и кричать, Муся вдруг почувствовала, что к ее телу кто-то прикоснулся. На какое-то время она замерла от ужаса, что может с ней сейчас произойти. Очень скоро Муся сообразила, что ее раздевают, вернее не всю, а только ту часть, которая торчала снаружи. Самое ужасное то, что она не знала, кто это делает. То, что это мужчина Муся поняла после того, как тот стал совершать над ней непристойные действия. Она даже не знала молод ли он или стар. Женщина все это время звала на помощь, но дальше печи ее крики никуда не уходили. В термическом отделении по-прежнему было тихо.
Через некоторое время Мусе оказали помощь, путем извлечения ее из печного плена, даже не подозревая что здесь случилось. Пострадавшая беспомощно водила взглядом по сторонам, пытаясь распознать в ком-нибудь из окружающих своего насильника. Старания были напрасны. Муся вообще предпочла не распространяться на тему, что с ней случилось. Все решили, что просто женщина застряла в печи.
А получившему удовольствие электрику, все не терпелось поделиться с кем-нибудь из друзей этим курьезным случаем. Он, понимая, что совершил преступление, рассказал «по секрету» об этом своему лучшему другу, хотя так и не понял , кто была эта женщина. Да и как он мог об этом узнать? Ведь он видел только ее зад.
