Читать книгу Очень важный маршрут. «Коммерсантъ» - Григорий Ревзин - Страница 4

Москва гуманистическая
Музей Российского Красного Креста

Оглавление

Где это: м. Академическая, Черемушкинский пр., д. 5, +7 (499) 126—84—01

Что это: музей истории Российского Красного Креста с момента создания (1867 год) и до наших дней

Что можно: узнать о деятельности организации во время Крымской, Первой мировой, гражданской и Великой Отечественной войны, а также о ее работе в советский период в Лаосе, Вьетнаме, Армении и в наше время – в Чечне и Беслане

Красный Крест – институция, которая может эффективно работать, только если власть и общество признают ее полезность. Как только я это сообразил, я понял, зачем нужен этот музей.

Музей отмазки от родины


Так получилось, что музей Красного Креста и Красного Полумесяца я стал рассматривать с конца. Его директор, Татьяна Борисовна Кленицкая, была чем-то занята, запустила меня внутрь бывшего актового зала типовой школы в Черемушкинском проезде, где располагается московский Красный Крест, заперла дверь и убежала по благотворительным делам, а я пошел против движения экспозиции. В результате вначале у меня создалось ощущение, что это музей подарков.

Там большая витрина, заставленная мелкими штучками. Золотое блюдо, дар Пакистана, серебряная джонка, дар Вьетнама, чайный и кофейный сервизы, дар Болгарии, золотая тарелка, дар Кувейта, чайник, украинский дар, и такого под сотню – все чистое, свежее, пестренькое, с красными крестиками, как бы сказать, радостное. Разве что колокольчика, дара Валдая, нет. Эту витрину фланкируют два стенда со значками и медальками, выпущенными в связи с разными годовщинами общества Красного Креста и Красного Полумесяца, совместными конференциями и памятными датами.

У кого была в детстве коллекция значков, знают, как мелко и празднично они выглядят, когда их прикалываешь рядами на шелковую кремовую подушечку, как весело сияют и светятся, каждый день создавая веселое новогоднее настроение.

Дальше, за значками, идут две экспозиции, одна посвящена лагерям беженцев из Чечни, а вторая – Беслану.

Там фотографии, и как-то так получилось, что предметом экспонирования в основном служат дети. Что сказать? Весело и счастливо живут дети в палаточных городках беженцев.

Там расчудесный детский сад, снаружи как бы барак, обшитый сайдингом, а внутри добрые воспитатели, везде игрушки, дети кушают, застенчиво улыбаются, учатся читать веселые книжки с картинками, поют хором. Не хуже дела и у детей Беслана. У них там танцы, компьютеры, викторины, они делают разные поделки и гордятся полученными за них грамотами.

Когда я рассматривал прекрасную фотографию детей Беслана, танцующих в физкультурном зале, маленьких несколько истощенных девочек в черных балетных костюмах с черными лицами, я, честно сказать, был уже в состоянии, близком к шоку. Как-то слишком отложилось в памяти, что такое физкультурный зал с детьми в Беслане. По счастью, в этот момент вернулась Татьяна Борисовна (как выяснилось, автор этих фотографий) и направила меня на правильный путь.

Экспозиция на самом деле начинается с Крымской войны, с 1854 года, когда великая княгиня Елена Павловна организовала Крестовоздвиженскую общину сестер милосердия для раненых воинов. На Елену Павловну мы напираем в связи с некоторым российским приоритетом перед швейцарцем Анри Дюнаном, основателем общества Красного Креста, который придумал это только в 1859 году, столкнувшись с девятью тысячами брошенных раненых в битве при Сольферино. Как бы получается паритет – Международный комитет Красного Креста, следуя логике нашей экспозиции, образуется из слияния дюнановской организации с российской. Потом следуют рассказы о Первой мировой, гражданской, отечественной, отдельные стенды посвящены деятельности советского Красного Креста в Лаосе, Вьетнаме, наконец, землетрясение в Спитаке, и дальше уже наше время. Все это Татьяна Борисовна обрисовала емко, но кратко, у нее была масса благотворительных дел. Впрочем, она не забыла акцентировать разные экономические неприятности, которые вынуждена переживать ее организация – все имущество Красного Креста в 1939 году отобрали и отдали Минздраву, Минздрав незаконно использует символ Красного Креста, министерство по чрезвычайным ситуациям тоже выделилось из Красного Креста, теперь российский Красный Крест живет почти исключительно на зарубежные гранты, русские бизнесмены ничего не дают.

Не знаю, может быть, все дело в том, что я зашел не с того конца, но историческая экспозиция на меня тоже произвела странное впечатление. Она была очень похожа на то, что я видел в части современной – такие же стенды, фотографии, медали, значки, но какие-то менее яркие. Фотографии черно-белые, значки не блестят, сестры милосердия, раненые и голодающие тоже улыбаются, но как-то неуверенно, а иные и вымученно, никто не танцует, мало детей, ни тебе тарелок, ни чайников.

Только товарищ Сталин на грамотах донору и наградных листах медсестрам – героям Советского Союза улыбается как надо, а остальные не тянут.

В целом экспозиция производит впечатление несколько макабрического прогресса – сначала-то они не очень умели все вот это делать, а постепенно у них стало получаться гораздо лучше – больше детей, грамот, юбилеев и улыбок.

Бывает такое состояние эмоционального ступора, когда не знаешь, как вообще реагировать. С одной стороны, я не знаю более чистой и благородной организации, чем Красный Крест. Я, кстати не понимаю, почему наши первые леди, в отличие от великих княгинь и императриц, перестали Красный Крест поддерживать – вот уж точно нет места достойнее и несомненнее и в человеческом, и в пиаровском смысле. И вообще от того, что весь российский Красный Крест финансируется на западные гранты, трудно испытать иное чувство, кроме острого стыда.

С другой стороны, я давно уже не видел такой экспозиции. Раньше-то на каждом шагу, в каждом райкоме, в каждом красном уголке обязательно были витрины, оформленные в этом стиле. Он назывался «дорогой Леонид Ильич» – тарелки, статуэтки, вымпелы, медальки-грамоты, фотографии радостных детей и танцующих народов СССР. А теперь это нигде не сохранилось, за исключением вот столь неожиданного места, как российский музей Красного Креста. И даже сама Татьяна Борисовна, хотя ее занятия куда как далеки от всего этого, выглядит совершенно как инструктор райкома по культуре или по делам молодежи образца 1975-х года. Добрая, официальная, заводная, ответственная хохотушка с цепким взглядом, просто родная сестра Валентины Матвиенко.

Я, наверное, потому еще был так потрясен, что был в музее Красного Креста в Женеве. Это очень страшный музей. Центральная часть экспозиции там – это открытый каталог жертв, такие каталожные ящики в железных контейнерах, и в них личные дела перемещенных лиц, беженцев, пропавших без вести – километры этих дел. А вокруг – экраны с кинохрониками, шествующие куда-то военные, бегущие штатские, потерянные дети, лежащие раненые и голодающие. Там вообще никто не улыбается. Честно сказать, там выть хочется.

А у нас, кстати, тоже есть маленький раздел с анкетами потерянных в конфликтах, образцы из архива, который мы вывезли из Германии после 1945 года. Но их мало, и они монтируются с благодарственными письмами нашедшихся благодаря советскому Красному Кресту. Была такая советская телепередача, «От всей души», ее вела Валентина Леонтьева, и там все потерянные счастливо находились прямо в зале. Как бы для нее заготовочка, и опять же все кончилось хорошо.

Там, в Женеве, у музея очень ясная задача. Красный Крест не только помогает жертвам гуманитарных катастроф, но и свидетельствует об этих катастрофах, чтобы они не повторялись. А здесь сначала даже непонятно, какая же у всего этого может быть задача. Я ходил по залам и размышлял об этом, и вдруг мне пришла в голову очень простая мысль. Красный Крест – это НКО. Некоммерческая гуманитарная организация, живущая сегодня преимущественно на западные гранты. А у нас к таким организациям специфическое отношение.

Когда товарищ Сталин в 1939 году разорил Красный Крест, пересажал активистов и вышел из Женевской конвенции, то он исходил из простой логики – на месте конфликтов не может быть нейтральных врачей и спасателей. Абстрактный гуманизм – буржуазный пережиток, а большевики – за конкретное зверство. И поэтому мы маскировали эшелоны с вооружением белыми флагами с красными крестами, а немцы наши эшелоны с ранеными, поскольку наш красный крест стал для них опознавательной мишенью. Мы и по сей день не очень признаем нейтральную гуманность, это у нас не принято, раздражает. Лечение раненых противника расцениваем как помощь врагу. Причем это точка зрения не только власти, это и электорат поддерживает. Вот тут казнили в Чечне Зарему Садулаеву и Алика Джабраилова, которые помогали чеченским же детям-инвалидам и сиротам. Реакция благородного джентльмена из интернета: «Ох, как сильно в жопе у правозащитников ща засвербит. Их же валить пачками начали. Я бы на их месте уже испугался! Не скрою – новость приятная. Кадырка в этом вопросе не стесняется, плюсик ему за это» (http://allan999.livejournal.com/6305703.html). Это наша родина.

Довольно трудно у нас быть гуманитарной организацией, а, к сожалению, Красный Крест – институция, которая может эффективно работать, только если власть и общество признают ее полезность.

Как только я это сообразил, я понял, зачем нужен этот музей. Это не совсем для людей, вернее, не для всех. Это музей отмазки от родины. Тем, кто вышел из силовой шинели, ничто так не мило, как стиль «дорогой Леонид Ильич», им вспоминается юность и родное безопасное. И они меняются.

Не думаю, что это кто-то специально придумывал, само выжило с 1970-х годов, но ведь работает! Президенты вместо того, чтобы делать, чего обычно делают с НКО, начинают умиляться. Да и как не умилиться? Дети улыбаются, пляшут, кто без ног – поют хором. Какая гуманитарная катастрофа? Видите, все хорошо, все поправили, все сытые, довольные. Над всей Испанией безоблачное небо, вся Ингушетия танцует и поет. Спасибо вам, господин президент, за содействие. Вот тут у нас для вас грамота от Международного комитета Красного Креста, глава МККК Якоб Келленбергер лично подписал, пожалуйста. А еще мы вам хотим вручить наш значок. На добрую память о Беслане.

Чтобы кто не обижался – это не цитата, а пересказывается вымышленный разговор с президентом, и президент тут не то, что можно подумать, а, скажем, Мурат Зязиков. В общем-то, игра в маразм – небольшая цена за жизнь тех, кого можно спасти. Так что замечательный музей. И его надо сохранить. Потом людям будет интересно посмотреть, как занимательно мы жили.

Очень важный маршрут. «Коммерсантъ»

Подняться наверх