Читать книгу Социализм: экономический расчет и предпринимательская функция - Хесус Уэрта де Сото, Эрнандо де Сото - Страница 26

Нет сомнений, что, когда Мизес писал свою новаторскую работу, он имел в виду марксистскую концепцию социализма, господствовавшую в Европе в начале 1920-х годов. Таким образом, необходимо сделать остановку с тем, чтобы изложить идеи того времени на этот важный предмет.

Для начала следует поставить вопрос, было ли у Карла Маркса ясное представление о том, как должна работать на практике проповедуемая им социалистическая система. Это важно по двум причинам: во-первых, потому что Мизес неоднократно обвинял Маркса и его последователей в том, что они пытаются обеспечить себе иммунитет по отношению к любому критическому анализу социалистической системы посредством простого утверждения, что такой анализ является утопическим и бессмысленным, так как социализм неотвратимо вытекает из развития каптализма; во-вторых, потому что сам Маркс понимал, что в рамках его теории тщательные и подробные рассуждения о конкретных аспектах будущего социализма «ненаучны». Несмотря на это, а также на то, что марксистским подходом явно и систематически злоупотребляли ради того, чтобы избежать теоретического обсуждения шансов на нормальное функционирование социализма, мы полагаем, что возможно отделить критический анализ капитализма, составляющий ядро марксистского мировоззрения, от анализа, пусть в зачаточной и имплицитной форме, того, как социализм должен функционировать на практике[180]. По нашему мнению, Маркс был настолько одержим рикардианской моделью приспособления и равновесия, что вся его теория направлена на то, чтобы оправдать нормативное равновесие в том смысле, что, согласно Марксу, пролетариат должен силой навязать сверху «координацию», уничтожающую типичные особенности капитализма. Что касается настоящего, подробного анализа экономической реальности, то следует подчеркнуть, что Маркса волнуют нарушения равновесия и согласованности, возникающие на рынке, и тем самым марксистская теория является по большому счету теорией неравновесия. Парадоксальным образом, в отдельных, очень любопытных моментах ее позиции иногда совпадают с анализом рыночных процессов австрийскими экономистами вообще, и Мизесом и Хайеком, в частности.

Следовательно, Маркс, как это ни забавно, в определенной мере понимал, что рынок, представляя собой стихийный и безличный процесс, действует как процесс, создающий и передающий информацию, которая обеспечивает координацию в обществе. Действительно, в Grundrisse мы читаем: «Говорили и, возможно, еще говорят, что красота и величие покоятся именно на этой стихийной, независимой от знания и воли индивидов связи, предполагающей как раз их взаимную независимость и безразличие по отношению друг к другу, на материальном и духовном обмене веществ. И, несомненно, эту вещную связь следует предпочесть отсутствию всякой связи между ними или же наличию всего лишь локальной связи, основанной на самом тесном кровном родстве или на отношениях господства и подчинения»[181] (курсив мой. – У. де С.). Кроме того, Маркс явно признает и ту роль, которую играют институты в предоставлении людям возможности приобретать практическую информацию и передавать ее на рынке, и значение институтов для знания, которым располагают экономические субъекты: «Одновременно с развитием этого отчуждения и на его собственной основе делаются попытки преодолеть его: [возникают институты,] при помощи которых каждое отдельное лицо получает сведения о деятельности всех остальных и старается приспособить к ней свою собственную деятельность… хотя спрос и предложение каждого человека выступают независимо от всех остальных, все же каждый старается осведомляться относительно состояния всеобщего спроса и предложения, а эта осведомленность затем в свою очередь оказывает на них практическое влияние»[182].

Маркс осуждает рынок именно потому, что противопоставляет его «идеальной» экономической системе, в которой индивиды имеют возможность подчинить все свои социальные связи принудительному, централизованному и совместному органу управления, который, как предполагается, сделает так, чтобы весь социальный процесс стал результатом сознательной и намеренной организации, в то время как на рынке этот процесс безличен, никем не контролируется и не является результатом чьих-либо сознательных намерений, а следовательно, ведет к «отчуждению». Кроме того, такое организованное управление всем обществом зависит от подробного плана, сформулированного априори, позволяющего властям организовать жизнь всего общества, подобно тому, как архитектор чертит детальные планы здания до того, как начать строительство: «Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове»[183]. Итак, марксова критика капитализма и защита им социалистической системы, которая, по его утверждению, неизбежно придет на смену капитализму, основаны исключительно на противопоставлении «анархического» производства, характерного для стихийного рыночного порядка, и «совершенной организации», которая якобы должна возникнуть в результате централизованного планирования.

Очевидно, что главная ошибка Маркса связана и с тем, что он путает практическую и научную информацию, и с его верой в то, что практическая информация объективна и может быть «усвоена» центральным плановым органом. Маркс пренебрегает субъективным, эксклюзивным, рассеянным, неявным и невербализуемым характером практической информации, о чем мы подробно говорили в главе 2, и не понимает, что с точки зрения логики, централизованная координация социальной рассогласованности не просто невозможна, но что, кроме того, новая информация может непрерывно развиваться и создаваться только в ходе капиталистического предпринимательского процесса, который нельзя воспроизвести принудительно и централизовать. Иными словами, новые технологии, товары, способы их распространения и вообще новая предпринимательская информация могут, с точки зрения логики, возникнуть исключительно из стихийного рыночного процесса, движимого энергией предпринимательства, который Маркс так жестко критиковал. Парадоксальным образом, сточки зрения самого Маркса, марксистский социализм – это утопический социализм, потому что правильное понимание логической природы информации, которую создает и использует рынок, неизбежно приводит к заключению, что действующие на рынке силы технологического и экономического развития делают невозможным движение рынка к общественному порядку, основанному на централизованной и принудительной организации всей практической информации.

Именно в этом состоит фундаментальное заблуждение Маркса, а остальные его экономические и социальные ошибки можно рассматривать просто как частные следствия этой исходной радикальной ошибки. Например, трудовая теория ценности это просто естественный результат его веры в то, что информация и знание объективны и в безошибочном виде доступны внешнему наблюдателю. Мы же знаем, что ценность это просто субъективная, рассеянная и невербализованная идея, или «бит» информации; иными словами, ее оценивает или проецирует на вещи и экономические средства человеческий ум, и чем полезнее, с субъективной точки зрения действующего человека, для него эти средства в процессе достижения его целей, тем с большей психологической интенсивностью он будет воспринимать их ценность.

Ошибочный подход Маркса к теории ценности также лишает оснований всю его теорию прибавочной ценности и эксплуатации. Дело не только в том, что Маркс эгоистично проигнорировал те экономические средства, которые не являются товарно-материальными ценностями, и, соответственно, не включил труд в процесс их создания; дело также в том, что, как блестяще показал Бём-Баверк[184], марксистский анализ демонструет полнейшее незнакомство с ролью временного предпочтения и отсутствие осознания того, что любая человеческая деятельность вообще, и любой производственный процесс, в частности, протекает во времени. Итак, Маркс ожидает, что рабочим оплатят не ценность произведенного ими, а значительно больше, потому что он требует, чтобы им оплатили всю ценность их вклада в процесс производства, размер которого оценивается не тогда, когда производится данный конкретный вклад, а проецируется на более позднее время, когда процесс производства уже завершился. Кроме того, Марксов анализ прибавочной ценности неизбежно превращается в ничего не объясняющий порочный круг. Действительно, якобы объективная ценность труда устанавливается на основании издержек по его воспроизводству, измеряемому в ценности благ, необходимых для этого, чья ценность в свою очередь определяется трудом, заключенным в этих благах, и т. д., и т. п. – бесконечный бег по кругу, который ничего не проясняет.

Маркс верил в то, что в идеальном социалистическом государстве общество будет организовано как «огромная фабрика», чья деятельность целиком планируется сверху «рациональным» способом. Он считал, что это единственный способ избежать колоссальной неэффективности и столь же огромной избыточности, типичных для капиталистической системы, и что в первую очередь это позволит унитожить вообще все рыночные отношения и денежное обращение (если понимать деньги как средство обмена), в частности. Поэтому Маркс делает специальную оговорку: «При общественном производстве денежный капитал отпадает. Общество распределяет рабочую силу и средства производства между различными отраслями производства. Производители могут, пожалуй, получать бумажные удостоверения, по которым они извлекают из общественных запасов предметов потребления то количество продуктов, которое соответствует времени их труда. Эти удостоверения не деньги. Они не совершают обращения»[185]. В другом месте Маркс писал об этих удостоверениях, что они «имеют с “деньгами” также мало общего, как, скажем, театральный билет»[186]. Ученики Маркса усвоили это представление в нетронутом виде, и Фридрих Энгельс популярно разъясняет его в «Анти-Дюринге»: «Общество может просто подсчитать, сколько часов труда заключено в паровой машине, в гектолитре пшеницы последнего урожая, в ста квадратных метрах сукна определенного качества… .общество также не станет приписывать продуктам какие-либо стоимости. Тот простой факт, что сто квадратных метров сукна потребовали для своего производства, скажем, тысячу часов труда, оно не будет выражать нелепым и бессмысленным образом, говоря, что это сукно обладает стоимостью в тысячу рабочих часов. Разумеется, и в этом случае общество должно будет знать, сколько труда требуется для производства каждого предмета потребления. Оно должно будет сообразовать свой производственный план со средствами производства, к которым в особенности принадлежат также и рабочие силы. Этот план будет определяться в конечном счете взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимыми для их производства количествами труда. Люди сделают тогда все это очень просто, не прибегая к услугам прославленной “стоимости ”»[187]. Таким образом, нам следует рассматривать особое внимание, которое Мизес уделял в 1920 г. необходимости для экономического расчета денег и денежных цен, в контексте этих работ Маркса[188]. Мы подробнее рассмотрим этот вопрос, а также некоторые другие, в следующем разделе.