Читать книгу Банда Гимназиста - Игорь Пресняков - Страница 5

Андрей открыл глаза и долго смотрел в окно. «Хорошо просыпаться таким чудесным утром! – с улыбкой подумал он. – А еще лучше – в выходной». Рябинин лениво потянулся и вспомнил вчерашний день – завершение работ и торжественный пуск душевых, праздничный митинг, лестные слова руководства в свой адрес…

Внезапно он ощутил на себе чей-то назойливый взгляд. Андрей торопливо обернулся – из-за полуоткрытой двери ухмылялась физиономия Меллера.

– Наум! Чтоб тебя… – воскликнул Рябинин и сел на диване.

– Очнулся, соня? А я вижу: дверь не заперта, решил не стучать.

– Заходи, что ты там застрял, будто кентервильское привидение!

Меллер скользнул в комнату и уселся на стул.

– Привидения – плод воображения феодального общества и извращенной фантазии мистера Уальда, – менторским тоном провозгласил Наум.

– Спросонья вы мне и вправду показались призраком, товарищ материалист! – рассмеялся Андрей и протянул руку. – Привет, говорящий фантом.

– Подымайся, ленивец. Советский народ уже давно приступил к активному отдыху, – пожимая ладонь Рябинина, отозвался Меллер.

Андрей встал, накинул на плечо полотенце:

– Как относятся фантомы к чаю с гренками?

– Нормально. Тем более что я сегодня определенно не завтракал.

– Тогда хватай чайник и приготовь кипятку.

– Ну конечно! Вот как заводское начальство встречает друзей, – Меллер развел руками.

* * *

Выходя из ванной, Андрей услышал на кухне громкие голоса и с ужасом вспомнил об экспериментах Меллера над соседями.

Страхи оказались напрасными – Наум задорно рассказывал жильцам о способах приготовления гренок.

– Нау-ум! – позвал его Андрей.

– Подожди, Андрюша… – отмахнулся Меллер и продолжил свою лекцию.

– Наум! – настойчиво перебил друга Рябинин. – Ты из чьего хлеба гренок навалял?

– Как из чьего? – возмутился Меллер. – Вот здесь на столе булка валялась.

Его слова покрыл хохот соседей.

– Это была чужая булка, Наум, – покачал головой Андрей.

– Да бог с ней, Андрей Николаич, – махнула рукой смуглянка Груня. – Сочтемся!

– Спасибо, – поклонился Рябинин и бросил Меллеру: – Поблагодари небеса, что у нас в квартире нет «кадочкиных». Бери-ка чайник и идем в комнату.

* * *

– А Кадочкину, между прочим, досталось по заслугам! – бултыхая в чашке кусок сахара, с улыбкой доложил Меллер.

– Неужто достал-таки соседа?

– Определенно! Только не я – милиция постаралась. – Наум сделал довольную рожицу. – Шел наш Кадочкин третьего дня пьяный, шар земной у него в голове перевернулся, и он бревном упал в витрину «Госмануфактурторга». Так-то! Сидит, голубчик, под арестом, потому как штраф платить нечем.

– А ты и рад, – укоризненно покачал головой Рябинин.

– Так это же всем на пользу! Который день в квартире тишина стоит гробовая.

– Сомневаюсь, – усмехнулся Андрей.

– П-почему? – оторопел Меллер.

– Ну ты-то в квартире остался!

– Не-ет, я теперь соседей не тревожу, у меня работы непочатый край. Определенно!

– В редакции? – Андрей впился зубами в поджаренную гренку.

– Ага, в редакции. Только я уже не в «Пролетарии»!

– А что случилось?

– Мне предложили должность заместителя главного редактора в «Юном коммунаре», – гордо ответил Наум.

Андрей вопросительно поднял брови.

– Не слышал о такой газете? Совершенно неудивительно – «Юный коммунар» только позавчера организовался. – Лицо Меллера приняло протокольное выражение. – Тринадцатый съезд партии постановил создать на местах сеть детских и пионерских изданий. Луцкий как вернулся из Москвы, так отдал распоряжение выделить деньги на детскую газету. Главредом поставили Нистратова, члена бюро губкомола, а заместителем рекомендовали меня.

– Кто?

– Что «кто»?

– Рекомендовал.

– Дядя Коля Сакмагонов.

– А-а.

В дверь осторожно постучали.

– Заходите, открыто! – крикнул Рябинин.

В комнату вошел здоровенный бородатый мужик, одетый, несмотря на теплую погоду, в длиннополый пыльник.

– Извиняйте, гражданы! Хто тут будет Рябинин? – пробасил мужик, переводя взгляд с Меллера на Андрея.

Внешность посетителя показалась Андрею знакомой.

– Я Рябинин. А в чем дело, товарищ? – Он приподнялся и вдруг вспомнил: – Вы – Афанасий!

– Так точно, – кивнул мужик. – Георгий Станиславич велели передать, что яво до завтрева в городе не будет – по делам уехали.

– Благодарю, учту.

Афанасий поклонился и вышел вон.

– Сторож моего друга Старицкого, – пояснил Меллеру Рябинин. – Так что ты говорил о «Юном коммунаре»?

– Ах да, представь себе, дело какой государственной важности нам предстоит!

– Несомненно, – согласился Андрей. – До революции были детские издания, помню. Сказки печатали…

– «Сказки»! – вскочил на ноги Меллер. – Ты – совершенная темнота! Мы должны готовить смену комсомолу и партии, подготовить детей к выполнению исторических задач рабочего класса, активизировать их политически. Первоочередная цель – осветить деятельность пионерской организации, привлечь в ее ряды массы пролетарских детей. Плюс – проблемы беспризорности, низкой оплаты труда подростков, деспотизма несознательных родителей, проблемы детдомов и колоний, трудоустройства, борьбы с остатками религиозного дурмана…

– Солидно.

– Вот именно. Посему у меня к тебе просьба: помоги встретиться со Змеем. Помнится, ты обещал.

– Это для статьи?

– Ага. Рабочее название – «Облик беспризорного».

– Попытаюсь.

– А где ты его будешь искать?

Андрей задумался.

– В логово Мишки наведываться… неделикатно. Нужно передать через Змеевых ребят, что его ищет Рябинин.

Он допил чай и поднялся:

– Идем, прогуляемся к вокзалу, там полно беспризорных воришек. Пошлем Змею послание.

* * *

В субботу Глеб Сиротин решил опробовать в деле подарок отца – автомобиль «пежо». Прихватив для компании Резникова, Глеб принялся колесить по городу.

Когда разворачивались на привокзальной площади, Костя попросил друга остановить машину:

– Погляди-ка, Меллер с Рябининым топают!

Э-эй, идите к нам! – крикнул Резников.

– Ух ты! Это чье же такое расчудесное авто? – воскликнул, подбегая к машине, Меллер. – Андрей, ты только погляди!

– Нравится? – сияя довольной улыбкой, спросил Сиротин.

– Определенно, – кивнул Наум. – Твоя, Глебка?

– Моя. Папашка презентовал.

– Новая?

– Смеешься? Откуда такие деньги? Ей уже два года, – пояснил Сиротин.

– Довольно хвастаться, – бросил ему Костя и отворил заднюю дверцу. – Садитесь, ребята, мы вас подвезем. Кстати, Глебушка, ты с Андрей Николаичем знаком?

– Наслышан, – разглядывая Андрея, ответил Сиротин. – Полезайте в салон.

Андрей и Меллер сели на заднее сиденье, Глеб «для порядку» выжал клаксон, и автомобиль тронулся.

– Вы куда направлялись-то? – справился у Меллера Резников.

– Сами не ведаем. Дела мы уже переделали, теперь можно и пивка попить.

– И где же?

– Лучше в парке, на веранде.

Через несколько минут Сиротин притормозил у ворот Центрального парка. Андрей и Меллер поблагодарили Глеба и вышли из автомобиля.

– Подождите нас в пивной, мы через часок вернемся, – сказал Сиротин.

– Наум, ты не забыл, что завтра мы едем на пикник? – напомнил Резников.

– Определенно.

– Вы тоже присоединяйтесь, Андрей! – предложил Резников. – Компания вам знакома: Вихров, мы с девчатами, да вы с Меллером.

– Собираемся в девять у Нового театра, приходите, – подхватил Глеб.

* * *

Друзья расположились в открытом кафе рядом с каруселями. Молоденькая подавальщица принесла пива и закусок.

– Расскажи мне о Питере, – попросил Меллер. – Никогда там не бывал.

– О Питере или о Ленинграде? – усмехнулся Андрей. – Сие вещи разные. Петербург – имперская столица, город величия царской России; Ленинград – пока лишь «Колыбель революций», его лицо только формируется.

– Ну, о духе Питера я читал, – отмахнулся Меллер. – «Град Пушкина», «Белые ночи» Достоевского, «серо-розовый Петербург» Блока… Знаю. Расскажи какую-нибудь историйку, случай из жизни, уличную сценку. Мне это, определенно, более интересно.

Андрей задумался:

– Видел я одно забавное происшествие. Пошли мы гулять с Полиной на Дворцовую, а там – несметная толпа. Остановились посмотреть, в чем дело. В небе над Александрийской колонной висит воздушный шар. К корзине прицеплена нелепая конструкция – похожа на крышу игрушечного домика. А в корзине шара три фигурки суетятся, отчаянно пытаются нацепить «крышу» на каменного Ангела. Тот смиренно ждет своей участи, но упрямый балтийский ветер то и дело относит шар в сторону. Многочисленные зеваки сопровождают каждую неудачную попытку идейных воздухоплавателей взрывами хохота и шутками. Какой-то веселый парень, приметив в нашем лице новых зрителей, пояснил, что возятся аэронавты еще с рассвета, да все впустую. Я представил, как чертыхаются бедолаги, понимая, что ежели не накроют Ангела, то непременно получат взбучку от градоначальства. Мои мысли будто бы услышал матрос с эсминца «Нарком Троцкий». Морячок громко хмыкнул и сказал, не обращаясь, впрочем, ни к кому определенно:

«А ведь норд-вест сегодня зарядил серьезный, шар к статуе никак не подогнать. Взмылят ребятам шеи, как пить дать, взмылят!»

– И чем дело кончилось? – нетерпеливо спросил Меллер.

– А ничем. Бросили к вечеру дурную затею.

– Ну, затея, положим, не совсем уж дурная, – резонировал Наум. – Нельзя отрицать, что нужно бороться с религиозными атрибутами.

– Не согласен, – упрямо мотнул головой Рябинин. – Ангел Александрийского столпа – не церковная реликвия, а символ славы Государства российского. С таким же успехом можно снести и Исаакий!

– Эка ты хватил! – фыркнул Меллер.

– А почему нет? Стоит только замахнуться, и – не остановишься.

– Гм, пожалуй, ты прав, – задумчиво ответил Наум. – Исторические памятники уничтожать не следует.

– А вот скажи: наш монастырь, тот, что у базара, историческая ценность или нет?

– Черт его знает, – Меллер пожал плечами. – Слышал я, что он основан в шестнадцатом веке, при Иване Грозном. Да тебе-то что?

– А то, что губком принял решение его снести, по камешкам разобрать. Позавчера у нас на заводе было собрание комсомольской ячейки; Самыгин зачитал график, составленный губкомолом. В понедельник, после работы комса «Ленинца» выходит на разборку монастыря. Затем нас сменят кожевенники, потом – железнодорожники, комса кирпичного завода и так далее. К концу месяца приказано развалить монастырь до основания.

– Ух ты! А я и не знал, – поразился Меллер. – Надо бы осветить это событие на страницах «Юного коммунара».

– Я говорю не о «событии», Наум. Ценность монастырь представляет? – не отступал Андрей.

– Так губкому-то видней. Уж наверняка спросили сведущих людей.

– Надеюсь.

– Мягкотелый ты человек, Андрюша, – проговорил Меллер. – Монастыри жалеешь… А чего их жалеть? В этой обители, знаешь, кто верховодит? Игумен Филарет, злейший враг всего прогрессивного, мракобес и контрреволюционер. Думаю, губком направляет удар не столько против монастыря, сколько против отца Филарета.

– Это недемократично, – поморщился Рябинин. – Каждый в Советской стране вправе сам решать, кого слушать: Филарета или партийных вождей.

– Так-то так, – снисходительно улыбнулся Меллер. – Но посмотри вокруг! Мелкобуржуазная стихия с ее религиозной идеологией грозит захлестнуть нас. Все больше плодится нэпманов и кустарей-одиночек, крестьяне – вообще вековые церковники. Что делать? Борьба на идеологическом фронте предстоит не менее жестокая, чем на полях гражданской! Нэпмачи и крестьяне-богатеи запускают невидимые щупальца в сердца и умы молодежи, разлагают ее революционный дух. Ты видел, как стали краситься и одеваться наши девушки? А как они меняют имена на западный манер? Полгода назад был вселенский скандал, когда комсомолец-пролетарий женился на лавочнице, а теперь – это уже повальное явление. Все говорят о деньгах, о наживе, о барахле и мебелях! Всем…

– …Всем жить хочется, – жестко перебил Наума Рябинин. – Как насчет твоего приятеля Глеба, а?

– А что Глеб? Он хороший парень, веселый, – пробормотал Меллер.

– Так ведь он – сын нэпмана!

– Ну конечно… определенно… Однако…

– Что «однако»?

– …У него неплохие друзья… Идейные! Мы не дадим Сиротину окончательно скатиться в капитализм.

– За его «пежо» вы пешком вряд ли угонитесь, – хмыкнул Андрей. – Пойми ты, нэп – демократия во всем, как и должно быть в нормальной стране. Партия разрешила свободу торговли и предпринимательства, значит, – должна существовать и свобода идеологии.

– Ну, тогда – смерть! – Меллер стукнул кружкой о столешницу.

– Вряд ли. «Командные высоты» экономики – в руках партии.

– Выходит, ты против борьбы с религией? – вызывающе спросил Меллер.

– Ежели и необходимо с ней бороться, то не путем разрушения монастырей, а вдумчивой агитацией.

– И то, и другое неплохо, – примирительно подытожил Наум.

– Расскажи лучше, какие в городе новости, – сменил тему Андрей.

– О-о! Новостей масса, – оживился Меллер. – Прошлым воскресеньем провели грандиозный митинг в поддержку заключения «Соглашения о сотрудничестве» с Китаем. Потом вечером было факельное шествие, пели песни. Во вторник всей литературной братией встречали Осипа Штамма, знаменитого поэта. Он был в городе проездом, интересовался искусством примитивизма. Товарищ Штамм составляет альбом наиболее интересных вывесок.

– Это каких же?

– Всяческих: магазинных, трактирных, ресторанных. Вывеска только на первый взгляд вещь пустая и банальная. На самом деле вывеска, как и фасады домов, составляет неповторимый интерьер любой улицы. Ни один, пусть даже самый тупой кабатчик не повесит на свое заведение вывески, схожей с соседской. Я знаю, что ты хочешь сказать об аляповатости и крайней простоте вывесок, но это не совсем так. Представь себе, если бы вывеска была сложной и высокохудожественной. Совершенный абсурд! Для чего на чайной изображать Мону Лизу? На заведении должна висеть розовощекая русская баба. В этом и есть определенная эстетика. Мы уговорили Васильчикова соорудить новую вывеску для «Муз» – теперь на трактире красуется кофейная чашка и перо.

– Грандиозно! – рассмеялся Андрей. – А что, этому Штамму больше и заняться нечем, как собирать образчики удачных вывесок?

– Ну… творческая блажь. Гений может себе позволить пошалить, – мечтательно улыбнулся Наум. – А вот вчера мы провели поэтический вечер в честь сто двадцать пятой годовщины со дня рождения Пушкина. Я декламировал «Во глубине сибирских руд…».

– А что, интересно, читал Лютый?

– «Анчар».

– М-м, я так и думал.

– Ладно об этом. Расскажи-ка мне еще о Ленинграде!