Читать книгу Футбол без цензуры. Автобиография в записи Игоря Рабинера - Игорь Рабинер - Страница 6

Я топтался на январском морозе у входа в манеж, когда к нему подрулил автобус с дублем «Спартака». Хотя нет – уже зашел в холл и на лавку сел. А то начал подмерзать.

Многих ребят 76-го года рождения я знал в лицо, поскольку играл против них за локомотивскую школу. Но из того автобуса вышли не только дублеры.

Я и так-то те три дня, с 31 декабря по 2 января, ходил как завороженный, все думал: неужели моя мечта осуществится? А тут прямо мимо меня идут Черенков, Родионов, Тихонов, Стауче…

Я словно во сне, в сказке. Не мог даже шелохнуться.

В конце шел лысый тренер, но я не знал, как его зовут, и подойти постеснялся. Словно в ступор впал.

Он прошел мимо, потом обернулся: «Ты Евсеев? К нам тренироваться приехал?»

Я промычал: «Ну да».

«Что сидишь, пошли в раздевалку!»

Так мы и познакомились с главным тренером спартаковского дубля Виктором Евгеньевичем Зерновым. У которого мне суждено было провести три года, но я еще об этом не догадывался.

Если бы Зернов не сказал этих слов, я так и остался бы в холле. В раздевалку к Черенкову и Родионову, кумирам детства, точно не рискнул бы зайти.

Посмотрел он на меня – и после тренировки говорит: «Ну ладно, приходи на следующие занятия. Попробуем». Большого впечатления я на него явно не произвел – но, видимо, был не безнадежен. И благодаря рекомендации Геворгизова он решил дать мне шанс.

Оценивал я себя здраво – потому что было с кем сравнивать. Как может понравиться футболист, который из школы «Локомотива» пришел в спартаковский дубль, а там из самого «Спартака» – одного только моего 1976-го года такая банда, которая всех на части рвала? А ведь в дубле были еще и 1974-й, и 1975-й. Такие техничные ребята – даже сам Романцев головой качал.

Иногда, помню, Олег Иванович делал тренировки на технику. Так там двое ребят были – младший брат Володи Бесчастных Миша и Костя Веселовский (сейчас он в школе «Локомотива» в Перово работает), о которых Романцев говорил, что таких техничных в жизни не видел.

В завершение тех тренировок мы должны были удерживать мяч в воздухе, стоя друг напротив друга, в одно или два касания. Кто дольше всех? Я там надолго вообще не задерживался, да и все обычно скоро заканчивали – и всё ждали, когда у младшего Бесчастных и Веселовского мяч упадет. Ждали долго. Иногда даже у Романцева не хватало терпения, он свистел: ладно, все понятно, вы выиграли. Но в итоге ни один, ни другой в большом футболе себя, как должны были, не проявили…

Я тогда учился в ПТУ, которое в тот момент напрочь забросил. Потому что просмотр в «Спартаке» мог закончиться в любой день. И не так, как мне того хотелось.

Каждую неделю – игра, где меня выпускали только на замены. Минут на десять-пятнадцать. Играл куда поставят: на краю полузащиты, в нападении. Пять раз подряд выходил – и в каждом матче забивал.

Причем первый раз – в свой день рождения, 8 января! Через пять дней после того, как вообще там появился. В команде никто не знал, что у меня праздник – не такой я тогда был человек, чтобы незнакомым еще, по сути, людям об этом рассказывать.

Но подарок себе этим голом сделал – лучший в жизни. Играли с командой «Трестар» (Останкино). На 74-й Зернов выпустил меня на замену. На 79-й я заработал пенальти и сам вызвался его пробить. Понимал, что надо выгрызать каждый шанс. Счет был к тому времени – 6:0, и никто особо не возражал. Забил!

Счета матчей, в которых я забивал, конечно, были крупные – 7:1, 8:0. Но что-то тренеры, наверное, во мне все-таки увидели. И однажды начальник команды Валентин Покровский, ближайший человек Николая Петровича Старостина, поэт, чей вариант рассматривался на конкурсе нового текста гимна России, говорит: «Приезжай в клуб, подпишешь бумаги».

Тут я и понял, что остаюсь. И чуть не умер от счастья.

Я ведь мечтал надеть спартаковскую форму с того дня 1984 года, когда восьмилетним первый раз сходил на футбол. «Спартак» играл с московским «Динамо». И, кстати, проиграл – 0:2. Помню, за динамовцев там альбинос Вася Каратаев бегал, длинноногий защитник Буланов… Но я видел, как болеет за «Спартак» брат, – и уже не мог иначе. Ведь и отец был яростным «спартачом».

Когда я впервые сказал маме, что хочу футболом заниматься, она задумалась, куда ехать, но знала только одну школу в Москве – «Динамо». Ну как школу – метро «Динамо» всегда проезжали, значит, и спортивное общество, и футбольная школа там. А где находится школа «Спартака» – мама не знала, да и никто из знакомых объяснить не мог. Интернета же тогда не было…

Помню, приехали – и в первый раз меня не взяли! Это был второй класс, я еще без спортивной формы играл. Просмотр проходил на улице, так я в школьной форме и бегал. Коробка семь на семь. Гол забил, потом в какой-то момент в ворота встал. «Где играешь?» – спрашивают. «В воротах». – «Ну, иди и приходи в следующем году».

Узнал бы я тогда, где «Спартак», поехал бы – кто знает, может, и взяли бы. Но я послушался и приехал туда же, на «Динамо», через год. Просмотр был уже в манеже. А тренер тот же! Играю, ударил – а там не ворота даже, а две стойки деревянные. В одну из них попал – она сломалась.

«Иди сюда», – говорят. Думаю, всё, стойку сломал, надо будет деньги платить. Но просто сказали – садись, жди. Больше часа прошло, наконец спросили, где родители. Я указал на маму – и ей сообщили, что меня берут!

А потом оказалось, что те, кому год назад говорили: «Приходи в следующем году», спокойно приходили через неделю-две – и их брали. То есть и мне можно было быть понастойчивее. Но я послушался и потерял год. Тоже ведь урок.

Жалко только, что про «Спартак» так и не узнал. Слишком уж он мне казался чем-то далеким и невозможным. И все-таки он от меня не ушел…

Потом уже узнал, что меня во время того просмотра в «Спартаке» еще сам Старостин заметил – он на каждой игре бывал. Николай Петрович любил тех, кто бьется и, видимо, обратил внимание. И произнес фразу: «Вот этого парня – не трогайте! Это наше будущее!» Мне Покровский потом об этом рассказывал.

За два месяца просмотра в дубле «Спартака» я намертво ухватился за свою мечту детства. Просто не мог ее упустить. И не упустил. Сейчас уверен, что это и был главный, переломный момент в моей жизни.

* * *

Договор мне предложили самый крохотный, какой только был. В трудовой книжке значилось, по-моему, «стажер». Зарплата – если не ошибаюсь, 15 тысяч рублей, что означало, кажется, 20 долларов. Кто первый раз подписывал с дублем, тот столько и получал. Дальше шел «Инструктор физкультуры» и 30 тысяч, потом 40, а у людей из основы было 200. Такие деньжищи для нас казались вообще недостижимыми, да мы о них тогда и не думали.

При этом в «Спартаке» оплачивалась победа в каждой игре, даже товарищеской. Премиальные составляли те же 15 тысяч, и в итоге за месяц выходило примерно 100 долларов. Это, кстати, для молодых правильный подход: побеждаешь, заслужил, – получай! А не автоматом, ничего не делая.

На первую зарплату, по-моему, кроссовки купил: «Адидас». А когда в конце года перерасчет был – то ли видеоплеер, то ли телевизор, а на следующий год – магнитофон. Дома-то техники не было, телик стоял старый, советский…

Когда в 1996-м в основу взяли, по тогдашнему курсу зарплата составляла около 400 долларов, хотя платили в рублях. При этом, что официально было написано в контракте, даже не знаю. Я ничего не смотрел. Мне давали бумагу, я не глядя подписывал. Деньги меня тогда не интересовали, я играл в любимой команде и получал от этого удовольствие. Да и обмана никакого не было: что говорили, то и платили.

К моменту просмотра в дубле «Спартака» я в ПТУ отучился уже полгода. Знакомые туда устроили после десятого класса. К тому же брат до меня той же специальностью овладел. Причем не так, как я, а по-настоящему. Для него в машинах секретов нет.

Эти первые полгода учился достаточно прилежно. Но из-за просмотра в «Спартаке» на училище, откровенно говоря, забил, и меня оттуда уже собирались выгонять. Пришел, объяснил, что теперь играю в дубле «Спартака». Они мне все равно: «Учись!»

В дубле тренировки проводили утром и вечером, так что о серьезной учебе можно было забыть. Но из ПТУ все-таки не выгнали. Потому что выяснилось: директор любит футбол. Болел он, правда, за ЦСКА, но тогда они со «Спартаком» еще не были такими яростными оппонентами. Он меня понял, и в дальнейшем я в училище только справки приносил. Диплом дома лежит – вместе со вторым, из института физкультуры в Малаховке.

По профессии я вообще-то автослесарь, если ту учебу брать. Правда, коли машина забарахлит – не починю. Только ездить могу – ну, еще колесо поменять. Впрочем, сейчас такие машины, что туда внутрь руками лезть не стоит. А в училище, помню, меня в декабре 2003 года, после Уэльса, директор пригласил. Я с удовольствием приехал…

Окончил ПТУ в 1994-м, в разгар лета. Мне восемнадцать лет, до института оставался еще месяц, и вдруг однажды в семь утра – звонок в дверь. Бабушка открыла – там два майора на пороге. Она сразу испугалась, подумала, будто я что-то наделал. А они вопросов не задают, просто строго представляются: «Майор милиции, майор армии такие-то. Собирайся». И в военкомат.

Там прошел медкомиссию, и уже почти отправили в ВДВ. Всего одного сантиметра роста не хватило! Под конец дали повестку: «Через три дня с вещами». Я до конца всерьез все это не воспринимал – и стал, смеясь, объяснять им, что не приду. Ведь я футболист дубля «Спартака», у меня все только начинается, впереди институт… Но повестку, конечно, подписал.

Приезжаю в Тарасовку. Понимаю все-таки, что вопрос серьезный, и на цыпочках захожу к Романцеву, на тот момент еще и президенту клуба, посоветоваться. Олег Иванович, мол, так и так… Он повестку в руках повертел, прочитал и говорит: «Сейчас Старостин приедет, ты к нему обратись. Да, и недельку тут на базе поживи. На всякий случай».

Приезжает 92-летний Николай Петрович. Входит в курс дела и произносит два слова: «Я разберусь». Кому он там звонил, что говорил – никто мне потом так и не рассказал. Но больше по армейской части вопросов ко мне не было.

Так сам основатель «Спартака» спас меня от армии. А ведь если бы туда загремел, скорее всего, не было бы у меня никакой футбольной карьеры. Но потом я сдал экзамены в институт физкультуры в Малаховке – и вопрос с армией закрылся.

Учеба, конечно, та еще была. Если бы не начальник команды Жиляев, не знаю, как и что сдали бы. Он туда и с нами ездил, и без.

Из «Спартака», основы и дубля, там аж двадцать три человека училось. Один Андрей Мовсесян – в Черкизово, в РГУФКе. Мы часто целый автобус от Сокольников брали – и на учебу. Утром все вместе туда, в два часа дня оттуда – чтобы к вечерней тренировке успеть. Машин еще не ездило столько, сколько сейчас, можно было время рассчитать.

С первого по третий курс сам все сдавал, а ближе к окончанию «хвостов» накопилась уйма. Впрочем, как и у всех. Решался вопрос просто. Заходил наш куратор, денег давал – зачет ставили. Иногда и сами давали.

Допустим, предмет – массаж. Мы приезжали, куратор заносил преподу подарок. В зависимости от того, мужчина или женщина, – бутылку водки или шампанского. Или деньгами. Я подсчитал, что закрыть четвертый курс и сдать все экзамены вышло две тысячи долларов.

Сейчас в этом смысле не то что преподаватели – дети требовательные пошли! Тут недалеко, под Плёсом, дача премьер-министра Дмитрия Медведева. Недалеко – детский дом, которому его жена помогает. Ребята из команды рассказывают – приехали туда в первый раз, привезли подарки. Те так придирчиво смотрят: «А чего вы нам подарите?» – «В смысле?» – «Ну, нам плазма нужна».

Такой вот детский дом.

* * *

А на базе пришлось тогда пожить дней десять. Как раз чемпионат мира в США шел. Помню, с Липко и Коноваловым смотрели матч против Камеруна, который наша сборная 6:1 выиграла. Тогда я еще и подумать не мог, что сам пусть не «на мире», но «на Европе» сыграю.

А Старостин в свои за девяносто ездил с дублем на автобусе на все выезды! Ехали ли мы в Воскресенск или Александров, что довольно прилично от Москвы, – везде колесил. В Новомосковск, что под Тулой, играть против «Дона» – была такая команда. И туда Николай Петрович с нами ехал. Он всю жизнь в футболе, и даже в таком возрасте ему это было интересно.

Виктор Евгеньевич Зернов – добрейшей души, интеллигентнейший, воспитанный человек. Даже когда повышал голос, было видно, что делал это без всякой охоты. Может, он даже слишком добрый для футбольного тренера. Но совершенно точно знаю: в спартаковском дубле он находился на своем месте. Лично мне он дал дорогу в большой футбол, за что я ему очень благодарен.

Почему пошел к нему в «Спартак», а не в дубль «Локомотива»? Туда я захаживал, когда еще в школе локомотивской последний год учился. Но там приоритет ребятам постарше отдавался. Да и тренировались мы не на поле, а за стадионом, где были «резинки», всякие теннисные, гандбольные, баскетбольные площадки. Особого желания играть за дубль «Локомотива» я не испытывал, да и приглашения конкретного я в общем-то не получал. Так что спасибо Геворгизову, у которого были хорошие отношения с Зерновым…

О работе с Виктором Евгеньевичем остались самые теплые воспоминания. Бросалось в глаза, как он любил техничных игроков. Мишу Рекуца, например, царствие ему небесное. Или Мишу Бесчастных.

Интересно было наблюдать за хитростями Зернова, когда ему из основы передавали игроков – дисквалифицированных или тех, кто в состав там не проходил и кто хотел набрать игровой практики в дубле. А мы же все слышим, только виду не подаем! Кого-то Зернов брал, кого-то – нет. А происходило это так.

Подходит, например, Валера Величко – был такой крупный нападающий. «Виктор Евгеньич, можно за дубль сыграть?» Тренер отвечает: «С удовольствием! Но только…» Тут берет паузу, делает значительное лицо и веско добавляет: «…Олег Иванович сказал: «НЕ НАДО!»

При том что Романцев, конечно, ничего не говорил, а Величко просто Зернову стилем не нравился. Зато подойдет техничный Олег Надуда, тоже попросится – и вот тут уже Зернов реагирует иначе: «Конечно-конечно, поехали!» А его земляк украинец Нагорняк, силовой форвард, спрашивает: «Можно, ну Евгеньич, Надуда же играет?» Зернов отвечал: «Нельзя. Олег Иванович сказал, что тебе лучше тренироваться…»

А еще выпало мне счастье в 1993 – 1994-м с Федором Черенковым и Сергеем Родионовым, завершавшими карьеру, в дубле поиграть.

Какие это люди, какая школа! Я бегу, открываюсь, Черенков спиной к чужим воротам с мячом – смотрю, а мяч уже у меня в ногах. Все видел! Играл в одно-два касания, не обводил, лишнего ничего не делал. Вот она, спартаковская игра как она есть!

А как у Родионова удар был поставлен! Сейчас у нас никто так не бьет. И человек интеллигентнейший. Сколько всего в футболе достиг, а злого слова от него молодые не слышали. Наоборот, подсказывал, что да как. Сергей тогда как раз из Франции вернулся – и хоть ему 33–34 было, на него любо-дорого было посмотреть. Недаром, выходя иногда за основу, он весной 1994-го, например, в Лиге чемпионов не кому-нибудь, а «Барселоне» забил. Очень рад, что он сейчас стал генеральным директором «Спартака». Достойный человек.

А с черенковского паса я даже забил однажды, помню. Играли в Лужниках, на тех полях, что левее центрального входа. Когда-то там была футбольная школа «Салют», а сейчас на этом месте автостоянка. Играли с «Чертаново», одержали уверенную победу – и сам Черенков отдал мне голевой пас. Я представить себе такого не мог.

И человеком он был просто добрейшим. Таких мало, почти нет. Больше мы общались, конечно, не тогда – в дубле я еще очень скромным был, – а когда за ветеранов вместе играли. Но и как дублеру всегда какие-то советы очень спокойным, тихим голосом давал, никогда не кричал.

Тогда, в 1993-м, мы играли два матча с коломенским «Авангардом» – одну на Кубок, другую в чемпионате. Едем обратно на «Икарусе» после второй игры, сажусь ближе к задним местам, вдруг унюхал курево. Оказывается, Черенков курил!

Я поражен был: кумир детства – и курит. Ну так все – живые люди. Тогда и начал это понимать. Представить себе не мог, что Лев Яшин вообще при тренерах спокойно курил, и ему никто не мог запретить, потому что он – Яшин.

* * *

Передали мне как-то, что Александр Тарханов в большом интервью «Спорт-Экспрессу» рассказал следующее: мол, когда я был в дубле, Романцев хотел меня оттуда убирать – не уровень, мол, – но Зернов меня отстоял. Сказал главному тренеру: ну играет парень в дубле, кому мешает-то?

Никогда об этой истории раньше не слышал и не знаю, правда это или нет. Зато отлично помню другой момент. То ли в 1993-м, то ли в 1994-м, незадолго до ухода Тарханова на пост главного тренера ЦСКА, основа и дубль «Спартака» тренировались вместе в манеже в «Сокольниках». Основной состав на одной половине поля, мы – на другой.

Делали так называемую «венгерку» – передачи в парах, на месте и в движении, минут по двадцать. Ее как раз и проводил Тарханов. Мы работали в паре с Саней Ширко, и тренер дал упражнение на жонглирование.

Подходит Александр Федорович к нам, смотрит. Хвалит Ширко, а мне довольно раздраженно говорит: «Не так жонглируешь!» И так он это сказал, так себя повел, что стало совершенно понятно, о чем он подумал. Мол, ты не будешь футболистом – нет у тебя чувства мяча. Хотя впрямую таких слов не прозвучало, но имел в виду Тарханов именно это.

А все потому, что я в напряжении был, а Ширко делал упражнение спокойно, на расслабоне. Да и вообще-то, по правде говоря, жонглирование, или, как в детстве говорили, чеканка, никогда к моим сильным сторонам не относилась…

Словом, вбилось мне тогда в голову, что из меня футболист не получится, а Ширко им легко станет. Задело меня это, конечно. А когда меня что-то задевает, заводит, я всегда с утроенной энергией стараюсь доказать обратное. Такой характер.

В «Спартаке», если плохо с мячом обращаешься, – ты вообще не футболист. Но ведь в команду приходили и те, кто с мячом был на «вы», зато имел другие качества. А потом со временем тренировки добавляли этим игрокам техники, а те, другие свойства никуда не пропадали. И люди начинали приносить пользу команде.

Говорят, что именно так произошло в свое время с Валерой Карпиным, да и я помню еще как болельщик «Спартака», что первое время он с мячом особо не дружил. Зато потом уроки Романцева впитал – и со своей работоспособностью оказался в полном порядке. Что потом и в Испании доказал.

Кстати, на первом матче Карпина за «Спартак» в 1990 году – том самом, знаменитом, с ЦСКА в «Олимпийском», когда он вышел на замену при 3:4 и сделал две голевые подачи, – я на трибуне сидел. В «Олимпийский» захаживал еще когда занимался в динамовской школе – мы там часто мячи подавали. Половина из нас за «Динамо» болела, половина, включая меня, за «Спартак». Но на тот матч я просто купил билет, – был тогда уже в школе «Локомотива».

А насчет техники – со мной, наверное, произошло то же, что и с Карпиным. За исключением того, что за границу я так и не уехал. Никогда не забуду эти сумасшедшие романцевские квадраты четыре на четыре в два касания. Пять минут подряд ты работаешь на износ. Доходило до того, что ты не дышишь, а шипишь. Но отдавался я полностью. Пять минут, потом небольшая пауза, смена – и еще пять минут. Уф-ф…

Но в этих квадратах все росли, и я тоже. Вот только настоящий эффект я почувствовал уже позже, в двадцать пять – двадцать шесть лет. Когда стал поопытнее – и понял, что во многом благодаря тем тренировкам читаю игру совершенно иначе, чем раньше.

В «Локомотиве» тоже квадраты были, но все-таки не такие. Там (в отличие от каких-то других упражнений у Семина) можно было позволить себе чуть-чуть расслабиться и поработать вполноги. А у Романцева – попробуй только! Это же главное упражнение было, и интенсивностью отличалось адской.

Если хоть кто-то у него из квадрата выпадал – доставалось по первое число не только этому несчастному, но и всем. Поэтому халтурить было невозможно – твои же партнеры от тебя бы мокрого места не оставили. Не нравится Иванычу, как мы работаем в квадрате, – запросто мог «максималку» дать. А это – смерть.

Хотя тоже не всегда. В зависимости от того, как мы готовы. Помню, в 1999-м были на сборах в Анталии, в отеле «Мираж». Поле узкое, сетка его огораживает. Конец сбора, играем в футбол. Видимо, поднаелись, и что-то Романцеву не понравилось. Свистнул: «Всё плохо, давайте на бровку». И побежали «максималку».

Это бег минут на двадцать пять. Поперек поля – от одной бровки до другой. Туда по пути какое-то упражнение, а обратно включаешь полную скорость. Потом повторяешь. Раз семь без пауз. После короткий отдых – и по новой. Иногда людей выворачивало – правда, почему-то обычно в манеже.

Но в тот раз дал бы он ее нам на первом или втором сборе – умерли бы. А тут конец третьего, и физически мы готовы. К тому же поле, повторяю, узкое, и, чтобы не врезаться в сетку, заранее сбрасываешь скорость – а это позволяет чуть-чуть отдохнуть. В общем, бегаем себе и бегаем, ничего нас не пронимает.

А Романцев зачем все это сделал? Чтобы мы задохнулись, поняли, что в игре недорабатывали. Но тут видит: не помогает. Громко говорит: «Тьфу!» – и заканчивает тренировку. Обиделся, что решил нас наказать, а не прокатило. Мы терпим и бегаем…

Что такое спартаковская игра, я начал понимать еще ребенком – но еще неосознанно. Ходил на стадион и видел, что «Спартак» играет в один футбол, а все остальные – в другой. А когда уже пришел в дубль, во всем разобрался – тренировки-то у Зернова были такие же, как в основном составе. Технический комплекс, квадраты, забегания, стеночки – как от этого не получать удовольствие?

Когда уже перешел в основу, постоянно слышал от Романцева: «Хозяин не тот, кто с мячом, хозяин тот, кто без мяча». Если ты правильно открылся, то не прав будет тот, кто с мячом, – почему тебе мяч не отдал?

В дубле были ребята, которые этот футбол чувствовали гораздо лучше меня. Тот же Миша Рекуц – техничный, с головой, читал игру как азбуку. Физически слабенький, а видение игры потрясающее. Но не воспользовался своим шансом, а потом не туда, видимо, человека утянуло. Как и многих других.

А я знал, что шансов в жизни упускать нельзя – не упустил во время просмотра и дальше не собирался. И шел к мечте шаг за шагом. В 93-м году забил за дубль три мяча, в 1994-м – уже двенадцать. В 1995-м – шесть, но тогда уже перешел из средней линии в защиту. У нас не хватало защитников, и в середине сезона, в матче с командой «Красногвардеец» Зернов поставил меня на край обороны. Получилось, причем в том матче я еще и забил, и голевой пас отдал.

Мы выиграли – 2:1, и тогда тренер сказал: «Всё, это – твоя позиция». Увидел, что из глубины мне играть лучше, и это оказалось правдой. Вот что такое – тренерский глаз.

* * *

В межсезонье-95/96 из дубля убрали Зернова. Главным там на какое-то время стал Вячеслав Грозный, с форвардами работал Сергей Родионов, с полузащитниками – Федор Черенков, а с нами, защитниками, – Виктор Самохин. Он мне много и по делу подсказывал. Спокойный, уравновешенный человек, приятный в общении.

Две недели поработал с ними, а потом основной состав приехал со сборов, и по рекомендации Грозного меня взяли туда. Видимо, неплохо на тренировках выглядел.

Нет, не то чтобы он сказал штабу первой команды: вот есть парень, берите. Просто беда случилась – на мини-футбольном турнире в Германии с тяжелым переломом ноги на весь сезон вылетел Дмитрий Хлестов. Потребовалась срочная замена, и я поехал с командой на второй сбор в Израиль. Даже испугаться не успел.

Хотя к тому времени на такой поворот и близко не рассчитывал. Многие говорят, что, если бы Дима ногу не сломал, то я так в дубле и продолжал бы играть. Думаю, это правда.

Это был в моей жизни еще один шанс. И, как и на просмотре в дубле, я тоже его использовал.

Наверное, помогло мне и то, что в межсезонье Олег Иванович решил, оставаясь президентом «Спартака», сосредоточиться на работе со сборной, а главным тренером назначил Ярцева. Романцев не давал молодым столько играть, сколько Георгий Александрович. Дубль же играл хорошо, за три года я с ним, играя во второй лиге против взрослых мужиков, занял три призовых места. И омолаживать команду решили за счет нас.

А тогда многие из основы поуходили: Онопко, Кульков, Юран и Черчесов уехали за границу, вскоре, уже по ходу сезона, за ними последовали Никифоров со Шмаровым.

Когда я еще был в дубле, Черчесов часто просил после тренировки поработать с ним отдельно – он, например, на ближнюю штангу встает, а я ему в дальний бью. Или под углом, или еще как-то. Он здорово чувствовал ворота, и ему важно было тренировать не просто броски, он работал, чтобы суметь прочитать, прочувствовать любую игровую ситуацию.

А я бил сильно и точно – может, поэтому он меня и просил. Особенно мне запомнилось, когда он одну руку сломал – и, насколько мог, тренировал другую. На один бок прыгал, мяч одной рукой доставал. Это впечатлило очень сильно.

И общаться с ним было интересно, перед тренировкой или после. Он всегда говорил красиво, формулировать умел. И игровиком был – у нас в Тарасовке в одной комнате лежали домино, шашки, шахматы, так ему по домино равных не было. Даже там игру лучше всех читал!

В шахматы они с Зерновым всегда рубились. Но это вечерами. А в день игры перед установкой обычно в ход шло домино – все же попроще, особо сосредоточиваться не надо. Но во что бы ни играли – Черчесов был номер один.

А тут и он, и большинство других опытных игроков уехали, да еще и Хлестов сломался. Он никогда ног не убирал. Злой защитник, изначально не обладавший какой-то техникой, но постепенно в «Спартаке» научили: еще один пример того, что в этой команде ты волей-неволей начинал со временем понимать игру.

Хлестова я ни разу в подкате не видел, потому что он никогда позицию не проигрывал. Всегда стоял на ногах, читал игру, смотрел в глаза сопернику и предугадывал по его взгляду, что он дальше сделает. А в 1999-м поразил всех пасом через полполя на гол Панова французам на «Стад де Франс». Никто глазам своим поверить не мог, что это Хлёст сделал!

С Димой мы уже позже сошлись, когда он поправился и к команде присоединился. Объединили нас видеоприставки, игры разные – хоккей, «стрелялки»… Он чаще выигрывал, особенно в НХЛ. Я обычно за «Детройт» играл, потому что там наших много было. Но настоящий «Ред Уингз» побеждал намного чаще, чем я Хлестова во всех этих игрищах.

Помню, на сборах в 1997-м каждый день одно и то же: оттренировались, пришли – и играть. Пообедали, поспали, поработали – и опять играть. К тому же похожи были на тот момент: молчаливые, закрытые.

Прозвище в команде у него было – Барези. Меня-то до поры все от фамилии называли – Евсеем, Евсом. А потом я волосы длинные отрастил, и тренер Грозный прозвал меня Батюшкой.

Основа «Спартака» не была каким-то недостижимым миром, на который мы, дублеры, смотрели снизу вверх, задрав голову. Что хорошо, в команде основа и дубль жили на базе вместе. Это сейчас два состава могут встретиться в лучшем случае в самолете, когда на игру выездную летят. А тогда тренировочный процесс у дублеров был такой же, и это помогало потом легче влиться в основу. Ну а когда были перерывы на матчи сборных, тогда и вовсе тренировались все вместе.

Поэтому не стоит удивляться, что столько народу из дубля середины 90-х попало в основу. Процесс адаптации для нас был очень мягким. Да и вел я себя аккуратно – обязательно спрашивал, куда можно сесть в автобусе или раздевалке, или просто заходил последним, когда все уже рассядутся.

Дедовщины особой не было – ну, разве что молодые всегда носили мячи. Егор Титов, как только за основу стал играть, мячи сразу носить перестал. А мне-то чего, жалко, что ли? Мы с Артемом Безродным, который совсем еще юным был, их обычно и таскали. И не только мячи, разные вещи – сумки с формой, доктору и массажисту помогали.

Безродный талантом обладал, недаром он в 2000 году несколько мячей в Лиге чемпионов забил. Но человеком он всегда был довольно странным. Вообще никого не слушал: как решил – так и буду. Как в игровом плане, так и в житейском. Со старшими всегда пререкаться любил. Ну вот и пропал быстро, хотя имел все шансы заиграть на очень высоком уровне.

А я попал в первую команду и поставил себе цель: только бы отсюда уже не выпасть. И ни дня больше в дубле не провел. А то ведь кто-то здорово играл в основе, а потом опять оказывался в дубле – или вообще в другие команды поскромнее уходил. Например, два моих приятеля – Андрюха Коновалов и Саня Липко. Саня – тот вообще после 1996-го ушел, Андрей – годом позже. Хотя он в 1996-м в золотом матче голевой пас Илье Цымбаларю отдал.

Мы с Липко и Коноваловым подружились в дубле, когда я летом 1994-го, скрываясь от армии, по совету Романцева десять дней на базе жил. Делать было нечего – мы в Санины «Жигули» садились и ездили по Тарасовке. Липко – краснодарский пацан, балагур, рот у него не закрывался. Жалко, быстро из «Спартака» ушел…

Больше ни у кого из нас, молодых, тогда машины не было. Права-то я только в 1995-м получил. Хотя как получил – Рамиз Мамедов мне их сделал за 500 долларов. Полгода ждал! У него завязки были в каком-то городе – то ли Рязани, то ли Тамбове. Сказал, что может сделать, – и я согласился.

А машину свою первую я как раз у Липко купил – «семерку» кремового цвета. Ей на тот момент лет десять было. Как-то она на Кутузовском возле дома Цымбаларя заглохла – ну он прямо там и решил ее мне продать. Мой брат приехал, что-то там поделал – и все, завелась. А обошлась она мне в тысячу долларов за все про все.

Ездил я на ней довольно долго. До 98-го года точно. Потом отдал ее брату, а себе купил 99-ю модель «Жигулей». А вскоре мне дико повезло. 17 августа 1998 года в полдень я продал машину за шесть тысяч долларов. А тут – дефолт! И рубль понесся вниз с такой дикой скоростью, что в три часа дня я за эти деньги мог купить себе уже три такие машины.

Потом у Хлестова третью модель «БМВ» купил, которую он еще в 94-м году на ВДНХ приобрел. А когда однажды я решил ее продать – выяснилось, что это невозможно. Это была какая-то машина-гибрид, чуть ли не из двух разных собранная! Так что отдал я ее Димону обратно, а он уже кому-то толкнул.

* * *

Прошли мои первые сборы с основой «Спартака». Показал я себя на них, видимо, хорошо – раз сначала на третий сбор взяли (в чем уверенности никакой не было), а потом…

Первый же матч в сезоне нас ждал убойный – четвертьфинал Лиги чемпионов с французским «Нантом». Ведь предыдущей осенью опытный состав с Черчесовым, Онопко и компанией шесть побед в шести матчах группового турнира Лиги одержал. Чемпион Англии «Блэкберн» два раза прибили – и в гостях, и дома! В «Лужниках» их так возили, что два игрока соперника, Ле Со и Бэтти, прямо на поле между собой подрались.

Вот, с одной стороны, очень жалко, что такой классный состав у нас на весну не сохранился. А с другой, останься все они в команде – я бы и мечтать не мог, чтобы с «Нантом» сыграть. Да вообще в дубле продолжал бы сидеть. А так…

Не то чтобы был уверен, что выйду на поле стадиона «Божуар», но понимал: скорее всего. Потому что в товарищеских матчах меня наигрывали в основе. Романцеву и Ярцеву уже было ясно по тренировкам, кто выйдет на поле. Если в квадраты четыре на четыре выходят, например, четыре защитника и четыре хава, значит, составы задней и средней линий известны. Я там работал постоянно. Вот впереди нельзя было знать заранее, кого они поставят.

На установке Ярцев объявил: «Евсеев – слева, Мамедов – справа, по центру Никифоров и Липко». И тут я понял, что моя первая официальная игра за основу «Спартака» будет в четвертьфинале Лиги чемпионов!

Нет, в штаны не наложил. Но волнение и переживания, конечно, были – сильнее, наверное, не нервничал никогда – разве что перед золотым матчем с «Аланией». Но перед «Нантом», наверное, все-таки сильнее. Не ударить в грязь лицом. Ничего не «привезти». Да и просто – не перегореть. Все-таки 30 тысяч на трибунах – я при таком количестве народу в жизни еще не выходил.

Ни Ярцев, ни Романцев ничего мне отдельно перед игрой не говорили. Не помню уже, летал ли на игру Олег Иванович, а на сборах накануне точно был. Но никаких отдельных бесед не было. Не хотели лишний раз дергать, наверное.

Я и сам понимал: главное – не допускать ошибок. И старался играть проще: отобрал – отдал, отобрал – отдал. Так и освоился. Да, моментов мы в первом матче не создавали и проиграли – 0:2. Плохо, конечно, но, по крайней мере, голевых ошибок не сделал и другие проблемы из-за меня тоже не возникали.

Зато ошибся в ответном матче с тем же «Нантом». При счете 2:0 в нашу пользу мы с Липко вместе пошли на верховой мяч, помешали друг другу, не попали – и получили голевую контратаку…

В том матче на «Локомотиве» Ярцев неожиданно для всех, в том числе и для французов, поставил Никифорова опорным полузащитником. Мы это уже на тренировках поняли, что так произойдет, хотя сам Юра сначала был этой позицией недоволен и много спорил.

Но Ярцев знал, как здорово, мощно и точно Ника бил – пушка у него просто сумасшедшая была. И переставил его в центр поля, сказав как можно чаще подключаться к атакам и не стесняться бить издали.

И к концу первого тайма Никифоров забил два мяча! Один – как раз мощным ударом, другой – головой после углового. И по итогам двух матчей уже было равенство.

Во втором тайме я первый раз в жизни столкнулся с большой судейской несправедливостью. При счете 2:0 швейцарский судья Мументалер не назначил стопроцентный пенальти в ворота французов. Мы в тот момент играли с таким куражом, что при 3:0 они никогда в жизни бы не отскочили! И мы вышли бы в полуфинал Лиги чемпионов…

Я четко видел, что Кешу, Валеру Кечинова, сбили, сзади в него въехали. Как мог судья этого не разглядеть – до сих пор не понимаю. А потом как раз и случилась наша с Липко ошибка, и Уэдек один мяч отыграл. И закончилось все ничьей 2:2 и нашим вылетом.

Кто мог подумать, что ни один российский клуб с того момента и до сих пор до полуфинала Лиги чемпионов не доберется.

Впрочем, не думаю, что нас тогда убивали. Это была просто одна ошибка. А вот в ответном матче «Локомотива» против «Монако» в 1/8 финала весной 2004-го их была целая серия. Но с худшим «убийством» в жизни, наглым и неприкрытым, я столкнулся, когда играл за «Торпедо» в Екатеринбурге. Занимался им известный специалист по этому делу Юрий Ключников. Работал он «качественно», если переехал из Ростова в Москву жить…

А после ответного матча с «Нантом» разочарование было такое, что я думал: все пропало, все закончено. С игрой за основу можно попрощаться, сейчас на мне поставят крест.

Ждал резкой критики за тот гол, был готов ко всему вплоть до отправки обратно в дубль. Но ничего не случилось. Всё как и прежде, спокойная обстановка, все тренируются и готовятся к следующему матчу.

Через три дня играли дома с новороссийским «Черноморцем», и мои опасения начали сбываться: в составе себя не нашел. Но, видимо, тренеры просто дали переварить случившееся. Потому что в следующем туре я вновь вышел на поле.

Причем с кем – со «Спартаком-Аланией», действующим чемпионом России! И мы своей молодой командой не просто выиграли, а разгромили владикавказцев – 4:1, а я прилично сыграл. И даже голевую передачу отдал.

* * *

Это было 30 марта, а 1 мая, то есть через месяц, в полуфинале Кубка России с очень сильным тогда «Ротором» у меня случилась большая радость. Первый гол во взрослой карьере!

У этого гола была своя предыстория, как раз связанная с тем самым разгромом «Спартака-Алании» в чемпионате. В том матче мы разыгрывали штрафной, Цымбаларь отдал пас мне, я откатил мяч назад под удар Никифорову, и он сравнял счет.

А тут, с «Ротором», уже он мне выкатил. До сих пор помню его слова: «Это тебе за «Аланию»!»

А ведь он был уже очень опытным игроком и летом уехал за границу. А я-то кто? 20-летний пацан, только в состав попавший. С момента того моего паса больше месяца прошло. И вдруг Никифоров мне говорит, что должок возвращает. У меня все это в голове с трудом укладывалось. И радость дикая была – не где-нибудь, а в полуфинале Кубка забил!

Кстати, перед ответным матчем во Владикавказе мы с Сергеем Горлуковичем, моим соседом по номеру, опоздали на установку. Я перепутал время и сказал ему – спи спокойно. Когда спустился в зал, увидел, что дверь приоткрыта, все Ярцева слушают. Тут же помчался наверх Горлуковича трясти.

Под шумок узнали, что в составе, и пошли чаек пить как ни в чем не бывало. Думали, Ярцев просто не заметил нашего отсутствия, но уже потом, после игры, он все высказал. Мол, неужели вы думаете, что я ничего не вижу?

Но он не стал устраивать из этого скандал. Хотя соперник сравнял счет в добавленное время и настроение было поганым – победа прямо из рук уплыла. После такого могло по-всякому повернуться – но, к нашему счастью, не повернулось. Дед-то, Горлукович, ладно, он в своей жизни и не такое повидал, ему вряд ли могло влететь. А вот мне, молодому…

Опоздаю я за всю карьеру только один раз – на тренировку в «Локомотиве». Команда уже минуты две выслушивает Семина, чем заниматься будем. Он дает свисток: «Побежали!» И тут влетаю я: «Минуточку…» Палыч напрягся, думал, стряслось что-то. А я протягиваю сто долларов: «За опоздание»…

Перед самым перерывом на чемпионат Европы в Англии, куда Романцев сборную повез, я и в чемпионате первый мяч забил – сочинской «Жемчужине». При 1:1 – а учитывая, что мы выиграли 3:1, гол этот оказался победным. С лета попал. Коновалов навесил, Тихонов крикнул: «Оставляй!» – наверное, головой хотел пробить. Но я все-таки рискнул и ударил. Попал в ближний угол. А потом тот же Тиша забил третий, так что праздника мне ничто не испортило.