Читать книгу Золотой ларец. Повесть рыбака Маруфа - Илья Стефанов - Страница 12

Бродил я раз по одному из городов

И вышел к дому из купеческих домов.

Там пела женщина, и слов-стенаний звуки

Из сердца будто шли, вобрав влюблённых муки:

         Дует ветер благовонный

         С мест, где след её мгновенный.

         Этот ветер, этот воздух

         Для больного исцеленье.

         Не спеши ты, ветер, мимо,

         Между нами покружи.

         Разузнай все тайны милой,

         Буду ль счастлив я, скажи!

Я заглянул за ворота из сталь-листов

И сад увидел из прекраснейших садов,

А в глубине его, ещё доступной глазу,

Заметил полог – злата блеск по чернь-атласу.

За этим пологом, где кто-то пел-страдал,

Я вскоре нескольких невольниц увидал.

А между ними – то Создателя песнь песней! —

Стояла девушка всех девушек прелестней.

Подобна пламенно светящейся луне,

То сказка в сказке, сон мечты, мечта во сне!

Глаза черны, блестят нарочитой угрозой,

Уста влекут к себе чудесной нежной розой,

Рот, раскрывая с лёгкой дрожью губ коралл,

Жемчужным блеском убивал, пронзал, карал!

Она мне в душу блеском чар запала сразу,

А соразмерностью похитила мой разум.

Я не заметил, как приблизился я к ней.

(Господь решает, как нам быть, ему видней!)

Мне стало жарко вдруг, все члены тела скисли,

А сердце билось в грудь, лишая смысла мысли.

С трудом я вымолвил, промямлив: «Мир, Привет…»

Но не расслышал, что сказали мне в ответ.

Она же, стройная, покачиваясь, встала

И, удивлённая, негромко пророптала:

«О человек, где взял ты смелость к нам войти?

Чужому к девушкам заказаны пути!

Оставь мой сад (ах, эти глупые мужчины!),

Ты можешь девушку ославить без причины».

«О госпожа, – ответил твёрдо я, как мог, —

Из дальних стран я шёл, устал я от дорог,

Вдруг сад увидел, полный зелени дыханья,

Вознёю птиц, плодов, цветов благоуханья.

И я подумал, отдохнуть бы здесь часок!»

«Ну что ж, – та девушка в ответ, – часок не срок».

А голос пел-звучал, и стал я словно пьяный.

Очей краса, и нежность уст, и стройность стана

Меня смутили. От таких нежданных дел

Вдруг сердце сгинуло, а разум улетел.

Не находил я связи мыслей со словами,

И, чтоб прийти в себя, я занял ум стихами:

         Блестит луна красою украшений

         Среди холмов, цветов и дуновений,

         Сиянье льёт сквозь тень густых ветвей,

         Напевы льёт-поёт ей соловей.

         И страсть в душе скрывается, томится,

         Хмельно-смущённая красой луны-девицы.

Хозяйка сада всё смотрела мимо, вдаль —

Стихи ей, кажется, усилили печаль.

Она сказала, будто я читал неплохо,

И взгляд её во мне оставил сотни вздохов.

Её ж дальнейшей речью не был я польщён:

«Не помышляй на близость с той, в кого влюблён!

Желанья страсти пресеки, то миг забвенный!

Не думай так, что будешь в мыслях неизменный.

Я настрадалась от любовных дел лихих,

Влюблённым всем беду несёт взор глаз моих!»

Не поняв всё, решил я действовать упорно,

Держаться твёрдо, терпеливо и покорно.

Как мне сказал один знакомый сердцеед:

«Нет ничего, кроме терпенья, против бед».

Она к тому же не гнала меня из сада,

Напротив, мне она была как будто рада.

Меж тем день кончился, уже всходила ночь.

Она сказала: «Хочешь есть?» Я был не прочь.

Стол появился очень скоро перед нами

Уже уставленный бараниной, птенцами

(Птенцами куриц, куропаток, голубей).

Когда поели и насытились мы с ней,

Нам принесли кувшин с водой для омовенья.

Меж тем уж ночь несла тревоги и томленья.

И нежно девушка сказала: «О Маруф,

Ты укрепил немного, видимо, свой дух.

Люблю за шахматной игрой я отдохнуть.

Скажи, ты смыслишь в той игре хоть что-нибудь?»

«Да, я в ней сведущ», – я ответил. И тотчас

Стол специальный слуги вынесли для нас.

На нём стояли уж фигуры перед боем

На золотящимся разметкой ярком поле.

Жемчуг и яхонт крыли ту и эту рать.

И вот их цвет меня уж просят выбирать.

А я ответил: «О владычица красавиц!

Возьми ты красный цвет. Как ты, красой он славен.

А я возьму, коль ты не против, белый цвет».

«Согласна я. Но ход за мной!» – она в ответ.

И вот рука её летит к фигурам поля,

Передвигаемым всегда в начале боя.

Взглянув на нежность белых пальцев той руки,

Заметил я: они как будто из муки,

Муки, замешенной для праздничного теста,

И, чтоб потрогать их, я встал невольно с места.

Она ж воскликнула: «Терпи и стойким будь!»

Но как терпеть, когда от вздохов сохнет грудь?

Бог создал девушку, изяществом раскрасив,

И имя ласковое дал – Зейн-аль-Мавасиф.

Я отвечал ей так, под тяжкий вздох ли стон:

«Коль кто б терпел, тому я был бы удивлён!»

Вот так играли мы. Я гибнул в страстной думе.

И вдруг послышалось:

                            «Очнись, Маруф, шах умер!»

Ей было ясно, почему я сел на мель,

Ведь мне мешает с ней играть любовный хмель.

И говорит она: «Я буду, мой влюблённый,

Теперь играть лишь на заклад определённый».

А я в ответ: «Тебе лишь стоит намекать,

Твоим желаниям я буду потакать».

Она же молвила: «Дадим друг другу слово,

Что каждый может получить заклад другого».

А я ответил: «О красавица, я рад

Хоть что отдать. Скажи скорее про заклад!»

Она сказала мне: «Послушай со вниманьем

И после этого играй с большим стараньем:

         За каждый раз, как сдашь ты белых рать,

         С тебя я семь динаров буду брать.

         А если вдруг меня ты обыграешь,

         Тогда ни отдаёшь, ни получаешь!»

И вот мы стали с ней по правилам играть,

Друг друга пешками по центру обгонять.

В мои красавица нацелилась ферзями,

Свои же связывала в линии с ладьями

И выставляла далеко вперёд коней.

Я ж наблюдал не за игрой, а всё за ней!

Волненье локонов следить уж было счастьем,

А это белое как свет её запястье!..

Вдруг слышу я: «Маруф! Подставил ты коня!

И походил, но неудачно, за меня!»

Да, видно вновь я сердцем был неосторожен,

Меня красавица смутила блеском кожи.

Придя в себя, проговорил я: «О Творец!

Ты подчинил наш ум желаниям сердец!»

Моя ж соперница ко мне – без пониманья,

Не отвлекает от игры своё вниманье,

И, чтоб моё вниманье к шахматам привлечь,

Она придумала сказать такую речь:

«Маруф, играть без интереса мы не рады.

Ну хорошо, я изменю к игре заклады:

         Теперь, когда меня ты обыграешь,

         Получишь тут же всё, что пожелаешь.

         Но каждый раз, как сдашь ты белых рать,

         С тебя я буду сто динаров брать!»

«Такой заклад мне предложить давно пора!

То для мужчины подходящая игра!

Согласен! – крикнул я, – С любовью и охотой!»

Но, как назло, игра не шла той ночью что-то.

Не мог никак я повнимательней играть,

И продолжал я ей сдавать за ратью рать.

Пока искал, ловил я сладостные взгляды,

Она войска мои громила из засады.

Не удалось, увы! мне выиграть хоть раз.

И – деньги вышли, и – вот утра ранний час.

«Деньгам конец», – признался я к исходу ночи.

Она ответила, раскрыв устало очи:

«Маруф, раскаяньем кончаться не должно,

Чему вперёд добро-согласие дано.

Но если ты расстроен горестно свершённым,

Возьми все деньги, и не будь за то смущённым,

Ведь не сочту тебя я должным предо мной,

Ты можешь, взяв, уйти дорогою любой».

«Нет, нет! – воскликнул я. – Когда б ты захотела,

Я б ещё душу тебе отдал вместе с телом!

Но ты мне дай надежду встречи впереди!»

«Иди, Маруф, своей дорогой уходи.

А что надежды? Жизнь – лишь труд или скитанья.

Любовь – лишь грёзы и мечты или страданья.

Со мной любви тебе не знать, как не крути.

Ты отдохнуть пришёл, и – доброго пути!»

И я покинул сад, неся страданий бремя,

Кляня и шахматы, и проигрыш, и время.

Эх, если б белых мне хоть раз —

                                      лишь раз! – спасти!

О мой Господь, мне этот вечер возврати!

Теперь (познал я козни, зло фортуны-дуры!)

Смотреть я буду лишь на доску и фигуры!

Пускай красотка густо мечет стрелы глаз —

Я ей победно объявлю «шах-мат» как раз.

А от запястий блеска я рукой закроюсь,

Пусть обнажает их! пусть, хоть по самый пояс!

И нужно было мне так слюни распустить!

Ведь время есть играть, и время есть любить.

Но какова она! Похитила мой разум!

И плохо то, что завладела мною сразу.

Не остерёгся я, не рассчитал вперёд

И вот пропал как муха, что увязла в мёд.

Взамен чудес любви, восторга и горенья

Я получил, увы! лишь бремя разоренья.