Читать книгу Летиция, или На осколках памяти - Ирина Июльская - Страница 8

Когда начинается взросление? Это с какой стороны подойти к этому вопросу… Кто-то взрослеет рано, а кто-то долго не чувствует себя самостоятельной личностью. Да, именно, когда человек научится жить самостоятельно, вот тогда и происходит настоящее взросление. В непростые послевоенные годы дети взрослели рано, во многом «помогла» война. Вот и в семье Ксении дети быстро распрощались с детством и включились во взрослую жизнь: Лида пошла работать, когда ей и четырнадцати лет не было, Борьку отдали в ремесленное училище под опеку Евгения Петровича в двенадцать, Валя в четырнадцать поступила в техникум на дневное отделение, а домашние обязанности она по-прежнему выполняла наравне с матерью. Так жили и выживали тогда многие.

Раньше всех из девчонок повзрослела Люся. У подруг были семьи, хоть и неполные, что было не редкостью после войны. У Тоси, Лиды были родственники: бабушки, тети-дяди, двоюродные братья-сестры, а вот у Люси не было совсем никого, мать погибла рано, а где отец и кто он, она не знала и спросить было не у кого. В метрике в графе отец был прочерк, а фамилию Веревкина она ненавидела, впрочем, как и имя свое. Однажды при девчонках сказала: – Узнавала, как исполнится мне восемнадцать, сразу сменю фамилию и имя, но сначала надо в шестнадцать паспорт получить. —

Тося с Лидой рот открыли: – Ладно фамилию поменять, но имя Людмила – очень даже хорошее, можно и Люсей, можно и Милой. —

Люся только головой покачала: – Люська мне с рождения не нравится, а Милкой козу соседскую зовут.

– Так, какое ты себе хочешь имя? – поинтересовалась Тося.

– Летиция. – недолго думая, ответила Люська.

– И, где ж ты такое имя отыскала? – спросила ошарашенная Лидка.

– Не помню, в какой-то книге вычитала. Забыла в какой. Главное, что его нельзя уменьшить или переделать. —

– Можно Летей звать, – начала было Тося, но увидев полные гнева глаза подруги, осеклась.

– Сначала паспорт получи, а до этого еще четыре года, даже больше. Может чего получше подберешь к тому времени. – резонно заключила Лида.

– А пока мы тебя по-старому будем называть, да и в школе в журнале написано: «Людмила Веревкина» – подвела итог разговору Тося.

В эту же весну, когда Люсе было всего одиннадцать, а до двенадцати оставалось еще почти полгода, случилось то, что и должно было случиться – Люська стала девушкой. Первой из их троицы. Событие значимое в жизни каждой девочки, а то что испытала неподготовленная к этому Люся словами не выразить и кроме Фроси не поможет никто, Кузьминичну спросить она побоялась.

Фрося, прекратив строчить, лишь усмехнулась и не глядя на смущенную, пунцовую от стыда Люську, покопавшись в ящиках шифоньера протянула ей целую стопку обрезков белой бязи, что оставалось от шитья:

– Все, Люся! Закончилось твое детство. Теперь каждый месяц мучайся, такова женская доля. Да парням воли не давай, чтоб в подоле не принести. —

Увидев, что Люся глаз от пола оторвать не может и до боли закусила губу, Фрося, покачав головой, сказала: – Что-то рановато у тебя… Не надо было в щелку подглядывать, когда Тимофей Егорыч приходил! —

– Я думала, что он душил тебя, ты так стонала. Я боялась за тебя!

И Люська после этих слов, схватив обрезки, опрометью побежала в уличный туалет. Хорошо, что стоял теплый майский день, зимой не набегаешься, сквозь щели ветер задувает, поэтому в холодный период года люди пользовались горшками и другими емкостями, предназначенными для естественных нужд, а потом сливали содержимое в отверстие выгребной ямы. Случалось, что, поскользнувшись на обледенелой горке, падали, разливая содержимое ведра. Весной все это оттаивало и приходилось расчищать подходы к нужнику или уличному туалету на два посадочных места, разделенных щелистой перегородкой из досок, на которой были изображены похабные рисунки и надписи к ним, сделанные чернильными карандашами. Так тогда развлекались местные парни и мужики.

Пришла пора и Люсе выбирать свой жизненный путь, ей четырнадцать стукнуло, семилетка уже позади. Проблем с определением специальности не возникло, это тот случай, когда профессия сама нашла ее: – конечно, стать портнихой или модисткой, как Фрося. В 1953 году вышло постановление Правительства о профессиональном образовании молодежи, страна нуждалась в притоке рабочих рук. Открывались ФЗУ, ремесленные училища, где учащиеся были на гособеспечении: им выдавали форму, обувь, кормили, что во многих семьях было существенной помощью от государства. Страна и народ только-только отходили от голода и холода войны. Люди, есть люди, каждому хотелось быть и сытым, и одетым.

ФЗУ, куда собралась поступать Люся, было при швейной фабрике, где девушки строчили за машинками подобно надомнице Фроси. Это разочаровало Люсю, она хотела стать конструктором-модисткой, а не строчить, как пулемет, постельное белье с ночными сорочками или женские халаты из байки и ситца. Хуже только пошивочный цех, где изготовляли рабочую спецодежду. Нет, не для этого Люся подала документы в училище.

Вернувшись домой, она поделилась с Фросей своими мыслями. Та молча слушала, затем сказала:

– Надеяться тебе не на кого, а профессия нужна. Для начала нормально: руку набьешь на строчку, с машинкой и ее устройством познакомишься. Стипендия, форма, обеды в столовке, опять-таки… Иди, надо ведь от чего-то оттолкнуться. —

– Как же ты, Фрося? Тебя кто учил? —

– Жизнь. – горько усмехнулась портниха. – Я у мадам Горенштейн служила. Еще до войны в Новогрудке, когда была такой же девчонкой, как ты. Сейчас это БССР, а тогда Польша. У мадам было свое ателье и магазин. Вот я и начала с девочки на побегушках, затем наша главная модистка и закройщица взяла меня на обучение. Требовались молодые глаза и руки, не испорченные тяжелым трудом. Я подошла и стала учиться. Не очень-то охотно делились старые портнихи своими секретами со мной, но видя, что я стараюсь и им помочь постепенно открывались. Помню, как я поначалу дивилась, зачем в мастерской молоток, шило, тиски – это рабочие принадлежности… Потом посмотрела, как мастерицы молотком бьют, чтобы толстую ткань легче было отстрочить, когда ее на лицо вывернешь. Как бархат правильно кроить, чтобы направление ворса учитывать, как его паром обрабатывать. Это только от мастера к ученику переходит. А у мадам Горенштейн был особый круг заказчиц: артистки, генеральши и дамы из высокопоставленных семей. К ней попасть на индпошив было непросто. —

– А ты со мной поделишься секретами? – затаив дыхание, спросила Люся.

– Поделюсь. Да ты и так уже многое у меня переняла. Тебе б машинку только надо достать. Попробую через Михалыча. – отозвалась Фрося.

А про свою жизнь расскажешь? Кто ты, откуда? Ты ведь ничего никогда о себе не говоришь! – засыпала подругу вопросами Люся.

– Расскажу, когда время придет. – и Фрося дала понять, что разговор на эту тему окончен.