Читать книгу Возвращение троянцев - Ирина Измайлова - Страница 12

Случившееся видели почти все. Антасса и его шерданы, как раз в это время вклинившиеся в первый вражеский ряд, фараон, находившийся на другом краю площадки, но наблюдавший за началом боя со своей колесницы, Гектор, чья боевая повозка достигла линии вражеской обороны, Пентесилея, которая в этот момент сражалась на береговом перешейке, локтях в двухстах от мужа.

Лестригоны оглушительно завопили в диком ликовании, им ответил отчаянный вопль египтян, и Антасса со своими воинами тотчас кинулся к колеснице Ахилла, чтобы прикрыть его. Они были уверены, что герой убит, но не желали отдавать и его тела.

Гектор закричал громче и страшнее всех и совершил, на первый взгляд, совершенно безумный поступок: он направил свою колесницу напролом, сквозь вражеские ряды, далеко вклинившись в них и дав себя окружить. Он оказался далеко от своих воинов, казалось, обрекая себя на гибель. На самом деле это не было безумием: как ни был потрясен царь Трои, он не утратил воли, равно как и не поверил, что Ахилл мертв. Приамид-старший понимал, что сейчас важнее всего отвлечь от брата врагов, а сделать это можно было, только обратив их ярость на себя. От горя и гнева силы героя словно утроились – он рубил направо и налево, непостижимым образом уходя от множества ударов. Его новый возница – опытный немолодой египтянин, прикрыл щитом спину троянца, даже не пытаясь защищать его спереди – Гектора защищала сейчас собственная быстрота движений, его окровавленный громадный меч мелькал в воздухе, как огненное крыло, и порою казалось, что у него в руке десяток мечей.

– Вот вам, псы, ублюдки, Тартаровы выродки! – кричал герой. – Вот вам, вот, вот и вот! Ни один из вас не уплывет отсюда, вас сожрут грифы и шакалы! Вот вам, уроды! Вот! Вот! Подыхайте!

Пентесилея видела тот момент, когда копье вонзилось в грудь ее мужа и видела, что оно, скорее всего, попало в сердце. Если это так, то Ахилл упал мертвым, хотя то, что падал он не лицом вниз, а затылком, все же внушило амазонке какую-то надежду. Она поняла, что не поспеет к нему прежде, чем до него добегут лестригоны, однако шерданы успели раньше, а значит, если Ахилл жив, они могли на какое-то время его защитить.

Любая женщина на месте Пентесилеи поступила бы, не рассуждая – робкая обратилась бы в бегство (но такой не могло оказаться на поле битвы), отважная кинулась бы к мужу, даже рискуя сразу погибнуть.

Пентесилея была не обычная женщина и даже не обычная амазонка и поступила совершенно иначе. Развернув коня, она направила его прямо на отделившегося от вражеских рядов царя Антифота. Ей навстречу, занося свои копья, выскочили несколько воинов, но когда копья поразили ее коня, амазонки уже не было в седле – она перелетела в прыжке через голову лошади и через головы напавших на нее лестригонов и, оказавшись теперь с Антифотом лицом к лицу, будто безумная, кинулась к нему. Впервые за все время битвы амазонка закричала. Она кричала не обычным своим низким, почти мужским голосом – ее крик, пронзительный, звонкий, вдруг выдал врагам, что это – женщина. Но ей того и было нужно – Пентесилея действовала совершенно осознанно, хотя египтянам, видевшим ее прыжок и ее атаку, в какой-то миг показалось, что она помешалась.

Вероятно, это же подумал Антифот. Он рассмеялся и, оскалившись, ждал амазонку, выставив вперед меч. В нескольких шагах от него Пентесилея снова взвилась в воздух, занося над головой секиру. Она миновала лезвие меча, успев ногой толкнуть руку царя лестригонов и не дать вскинуть оружие выше. Но реакция Антифота была, пожалуй, не хуже: когда амазонка, как кошка, обрушилась ему на грудь, он левой рукой перехватил ее руку с секирой. Еще миг – и железные пальцы лестригона, сжавшись, как клещи, сломали бы запястье женщины, однако этого мига у Антифота не было. Трудно сказать, успел ли он увидеть, как взметнулась левая рука Пентесилеи, во время ее бега и прыжка плотно прижатая к телу. Трудно сказать, заметил ли Антифот короткую белую молнию, сверкнувшую ему в глаза. Во всяком случае, его воинам, находившимся в нескольких шагах, показалось, что амазонка ударила их царя в лоб кулаком. И когда он, не вскрикнув, рухнул лицом вниз, их ошеломила лишь сила удара, сумевшего повергнуть на землю могучего воина. Истина открылась, когда кто-то, подбежав к Антифоту, повернул его: как раз под линией шлема, точно между бровей царя, торчала костяная рукоять боевого ножа амазонки. Лезвие целиком вошло в мозг и принесло мгновенную смерть.

Пентесилея не упала вместе с убитым – успела отскочить. И, прежде чем лестригоны могли что-либо сообразить, зарубила одного из них секирой. Трое других, поняв, что произошло с Антифотом, с воплями кинулись к амазонке, но один за другим упали под ее ударами.

Видя, что смерть царя вызвала среди врагов если не смятение, то растерянность, и ряды их смешались, молодая женщина, врубившись в гущу боя, бросилась к колеснице Ахилла. Но его уже не было возле повозки – шерданы оттащили героя назад, подальше от сражения. Пентесилея увидела его в окружении десятка египетских воинов. Троянец лежал на спине – копье все так же вертикально торчало из его груди. Рядом, на коленях, склонившись к нему, стоял Яхмес. Лицо героя было серым от боли, но глаза открыты и хриплое дыхание срывалось с губ – он был жив.

– Ахилл, Ахилл! – крикнула Пентесилея, бросаясь к нему и тоже падая на колени. – Ахилл, я убила Антифота!

Он сделал над собою страшное усилие и улыбнулся.

– Этот пес говорил, что нет мужчины, который бы убил его… Вытащи копье, Пентесилея.

– В сердце? – резко спросила она.

– Нет. Рядом. Мне повезло. Вытащи его, ну… У остальных не такая твердая рука, а у меня не хватит сил.

Она рассекла секирой нагрудник мужа, вынула из пояса и положила себе на колени полосу ткани. Затем, взявшись за древко, могучим рывком извлекла копье из раны. Кровь, до того стекавшая густыми каплями, теперь хлынула струей, но амазонка быстро зажала рану тканью. Потом, приподняв Ахилла, плотно обмотала его грудь и, сняв с себя пояс, закрепила повязку.

– Мы отнесем его в лагерь, и лекари обработают рану! – воскликнул Яхмес. Его губы дрожали, голос срывался, он готов был расплакаться.

– Где Гектор? – глухо спросил Ахилл, очнувшись после мгновенного обморока.

– Там, в центре битвы.

– Он в опасности, Пентесилея… Прошу, помоги ему…

Она сжала рукой его мокрую от пота и крови ладонь.

– Ты продержишься, Ахилл?

– Да, да… Попади оно в сердце, я был бы уже мертв. Ну, родная моя, иди! Прошу тебя!

Амазонка поцеловала бледные губы мужа и, вскочив, крикнула египтянам:

– Берегите его!

Вскоре она уже была рядом с Гектором, который отбивался от нескольких десятков наседающих на него врагов. Секира Пентесилеи сверкнула рядом с царем, свалив лестригона, который метил в героя копьем.

– Ахилл жив! – выдохнула амазонка. – Его рана не смертельна. Антифот убит.

– Хвала Великому и Единственному Богу! – прохрипел Гектор, не поворачивая окровавленного лица, лишь мельком глянув на нее. – Мы почти победили, Пентесилея. Надо выстоять!

– Мы добьем их! – амазонка снова ударила и ринулась за отступившим от нее раненым лестригоном. – Куда, отродье демона?! Струсил?! Они уже дрогнули! Лестригоны дрогнули! Держись, Гектор, слышишь!

Последние слова она прокричала во весь голос, и услышал их не только царь Трои.

Занятые битвой, они не обращали внимания ни на что, кроме поля боя. Между тем из-за мыса уже некоторое время назад показались два корабля. Они шли на веслах, свернув паруса. Казалось, гребцы раздумывали, приставать ли им к берегу, на котором кипела страшная битва. Высокий человек в боевых доспехах, стоявший на носу одного из кораблей, из-под руки напряженно всматривался, пытаясь понять, что происходит.

Некоторые из сражающихся краем глаза заметили эти корабли. Увидел их со своей колесницы и Рамзес. В недоумении он понял, что это чужие суда, явно не египетские и совершенно точно не финикийские – об этом говорила форма их носа и кормы, расположение мачт. Однако они были и не лестригонские – в чем фараон, впрочем, не сомневался.

«Похоже, это данайцы! – подумал Рамзес. – Что им тут может быть нужно, и как они смеют приставать в неположенном месте? А они вроде бы хотят пристать… Фу, какие глупости лезут в голову! Разве сейчас до этого!»

Между тем крик Пентесилеи, долетевший до идущих вдоль берега кораблей, решил дело. Высокий человек, очевидно, предводитель мореплавателей, обернулся к своим гребцам и закричал могучим голосом, так, чтобы услышали и на втором корабле:

– Я слышал имя Гектора! Он в сражении, и его враги – подлые лестригоны, от которых стонут все народы моря. За мной! Скорее!

В считанные мгновения оба корабля врезались носами в песок, и гребцы, моментально облачившись в доспехи и взяв оружие, превратились в воинов. Соскочив в воду, они кинулись к берегу, собираясь вступить в сражение. Приказ их начальника не оставлял сомнений, что они будут драться на стороне египтян, и что грозная слава могучих лестригонов не пугает их. Это были сильные, крепкие мужчины, вооруженные копьями и мечами, чей решительный вид говорил о немалой отваге.

Гектор увидел их, когда они пошли в наступление, и понял, что это пришла помощь, помощь, которая была сейчас так нужна. Только откуда взялись эти люди? Кто они?… Пользуясь тем, что враги слегка отступили, в который раз пытаясь заставить его совершить ошибку – сойти с колесницы, герой повернулся и посмотрел на неожиданных союзников. И подумал, что сходит с ума: впереди, размахивая огромным мечом, бежал… Ахилл! Тот Ахилл, какого когда-то он видел под стенами осажденной Трои – в тех самых доспехах, с львиными мордами на могучем нагруднике и на щите, в высоком, сверкающем шлеме со светлой гривой. Юный, стремительный, гневный и прекрасный, как всегда.

В следующее мгновение царь Трои понял свою ошибку: не было главного: того страшного взгляда из-под дуги шлема. Взгляда, который вызывал ужас у самых отважных, а менее храбрых валил мертвыми, взгляда, в котором виднелась нечеловеческая, неодолимая и беспощадная сила Ахилла. Сила, с которой нельзя справиться… Взор воина был грозным, но он не убивал и не обращал в бегство. Этот человек походил на Ахилла, и на нем были его доспехи, те самые, что он видел под Троей, но это был не Ахилл.

Гектор не успел до конца понять, кого видит перед собой, у него не осталось на это времени. Он продолжал биться, биться из последних сил. Его снова ранили, на этот раз в бок – рана причиняла сильную боль, а главное не было возможности перевязать ее и остановить обильное кровотечение. Шерданы пробились к своему командующему и дрались с ним рядом, однако их силы тоже были на пределе.

Вмешательство неведомых союзников оказалось своевременным. Сто двадцать могучих воинов, со свежими силами ринувшихся в бой и напавших на лестригонов со спины, смяли их ряды. Завоеватели дрогнули окончательно, часть их попыталась прорваться к заливу, чтобы добраться до двух уцелевших кораблей. Но Пентесилея с несколькими десятками воинов-шерданов не подпустили врагов к берегу.

Исход битвы был решен. Молодой военачальник в сверкающих доспехах бился с большим искусством, так умело, так ловко, словно делал это ежедневно. Каждый удар его меча нес смерть, и вот уже ряды его воинов сомкнулись с рядами наступавших египтян. Остатки лестригонов были окружены. Они не сдавались, сопротивляясь, погибая один за другим, но им никто и не предлагал сдаться. Возможно, Гектор оставил бы в живых последних побежденных, но на этот раз его великодушие и здравый смысл уступили ярости – он еще не знал, выживет ли его брат после полученной страшной раны, а потому щадить врагов, совершивших столько подлостей, нарушивших все договоры, царь Трои не мог.

Еще немного – и все было кончено.

Когда грохот мечей и щитов, рев сотен глоток, топот ног вдруг умолкли, Гектор огляделся и понял: это победа. Страшная победа: из трехтысячного войска египтян в живых оставалось около семисот человек и среди них мало кто не был ранен.

Троянский царь посмотрел на солнце и с изумлением понял, что битва продолжалась чуть больше часа…