Читать книгу Без суда и следствия - Ирина Лобусова - Страница 10

Постепенно Андрей стал моим наркотиком. Чему виной отчасти моя сестра.

Однажды, когда я лежа на диване смотрела по компьютеру какой-то фильм и поедала коробку шоколадных конфет, которую кто-то подарил Юле (сестра сладкое не любила), она спросила:

– Какие пары у тебя завтра?

– Две математики, история и физика.

– А сейчас сколько времени?

– Около полуночи. А что?

– А то, что я не помню, чтобы ты когда-нибудь хоть чем-то занималась. Я имею в виду, готовилась к занятиям. И не только сегодня. Я наблюдаю за тобой уже не первый день и успела заметить, что ты совершенно ничего не делаешь, – уперла она руки в бока. – Так что скажешь, золотко мое?

– Неслыханная наглость!

– Вот и я так подумала! Я не поверю, что вам ничего не задают.

– Мне Андрей решает, а я у него списываю.

– Что еще за Андрей?

– Один очень умный и симпатичный парень.

– Так… Зачаточная стадия семейной жизни? Разделение труда?

– Причем тут это? – жевала я шоколад. – Андрей – просто умница, отличник и хороший парень. И у него потрясающие черные глаза. Я таких людей еще не встречала. Он мне все делает – контрольные, лабораторки… – Шоколад придавал сказанному особенно сладкий оттенок.

Тут я обнаружила что-то странное во взгляде Юльки и резко прекратила свой монолог.

– Ты в него влюбилась. – прокомментировала сестра. – Ты влюбилась в него – сто процентов! Достаточно было увидеть твое лицо, когда ты принялась расписывать его глаза.

– Юля, но это совершенно не так!

– Не спорь! Я все равно лучше знаю!

Ночью я долго не могла уснуть, думая о Юлиных словах. Со всех сторон получалось, что Юлька права. Честь открытия принадлежала не мне, но, несмотря на это, я была рада. Признаки правды были налицо. Я стала рассматривать в новом свете свои поступки, мысли, непроизвольные взгляды… истина представала во всем блеске. Я действительно влюбилась в этого чертова Андрея.

Потом я стала искать признаки, говорящие о взаимности моего чувства. Их найти я не сумела.

Конечно, я еще могла реально смотреть на происходящее – глазами, пока не затуманенными безумной любовью. И что-то в глубине души мне даже подсказывало, что Андрей не очень подходящая для меня партия – во всем. Слишком много девчонок бегало за ним, слишком много ходило вокруг сплетен. Да и хорошие поступки были столь редки, что, как ни пыталась я их перечислить, мне приходило в голову только то, что он давал мне списывать. И еще, пожалуй, спас в первый день от физички. Это было много? Или, наоборот, – мало? Но разве недостатки близких людей мешают нам их любить? Тем, кого мы действительно любим, мы умеем прощать. Почти все. Или абсолютно все. Без обстоятельств. Он был бесхарактерным, слабовольным бабником (к сожалению, это я не могла не признать), и все-таки… И все-таки…

Я сама не заметила, как стала каждое утро дарить ему первый взгляд, и от того, в каком настроении он входил в аудиторию, зависело и мое душевное состояние в этот день. Я жадно вглядывалась в отражение солнечного света на его волосах, в малейшие изменения на лице. Андрей, такой, какой есть, стал мне необходим – как глоток свежего воздуха, сумерки или рассвет. Мне не хватало его все те часы, которые я была вынуждена проводить за пределами института. Этот человек был незауряден – с первого взгляда я определила, что он не такой, как все. Именно поэтому за ним бегало такое количество девчонок.

Наконец, не отдавая себе отчета в том, что делаю, я жила только им – даже не потому, что мне необходима была хоть какая-то любовь! Подсознательно я чувствовала, что вряд ли могу быть с ним счастливой… Но мне хотелось слышать его голос, просто молча сидеть рядом.

Ночь за ночью уходили на то, чтобы разобраться: необходимо ему мое присутствие так же, как мне его? Все равно выходило, что нет…

На следующее утро я оделась красиво, накрасилась, сделала прическу и поехала в институт. Осенняя непогода уступила место последнему дыханию теплого солнечного света. Всю первую пару я не спускала глаз со входной двери. Он не пришел ни на вторую пару, ни на третью. Он вообще не показывался в институте целых два дня. А на третий я подсела к одной из тех девчонок, что постоянно ходили в его «свите».

– Ты уже знаешь главную новость? – спросила она.

– Какую?

– Как тебе удается ничего не знать? Все ведь только об этом и говорят! Ты самый темный человек – словно в джунглях живешь.

– Да скажешь ты, наконец, что произошло?!

– Каюнов забрал из института документы! Совсем!

– Что?! Ты это серьезно?

– Конечно! И выписался из общаги.

– Но почему?

– Этого никто не знает. Если честно, он всегда был немного сдвинутый. Ни с кем не сходился особенно близко, все время молчал. Не откровенничал даже со своими бабами. А тут утром вдруг встал и пошел за документами. Потом выписался из общаги, забрал сумку и ушел. Никому не сказав ни слова. Мне ребята из его комнаты рассказали.

– Не могу понять… Зачем?

– Никто не может. Он же был в группе самый умный. Ему все легко давалось… Ну, как тебе главная новость? Я, например, потрясена!

До конца дня все валилось из рук, я не находила себе места. К счастью, у меня хватило сил держать себя в узде. Я никогда не отличалась сильной волей, но, если было нужно, выдержать могла. Возвращаясь из института домой, не заплакала в автобусе, просто снова почувствовала себя неудачницей, которая никому не нужна. А я бы сделала абсолютно все, только бы ему нужной быть.

Мне суждено было испытать не только эту пустоту. Еще я убедилась в избитой истине о том, что представляет собой женская дружба.

Однажды Наташка и Людка не явились на первую пару.

И я села с той самой девчонкой, которая сообщила мне об уходе Андрея.

– Почему ты вчера не пришла? – спросила она.

– Куда?

– Ну, к нам, в общагу. Мы отмечали день рождения. Весело было.

– Я не знала.

– Странно. Люда обещала все тебе передать. А потом нам сказала, что ты просто не хочешь прийти, потому что у тебя плохой характер.

– Это неправда. Она мне ничего не говорила. Я бы пришла.

– Ну, может быть. Ведешь себя как дура… Вот Наташка с Людкой – две суки. Обалдеть от них можно. Они взяли три бутылки водки, заявились к пацанам из комнаты Андрея и принялись их спаивать, чтобы выяснить новый адрес Андрея. Он же из города не уехал, вот они и давай выпытывать. Озверели совсем, что им ничего не сказал.

– А должен был сказать?

– Ты что уже, совсем дура?

– Не понимаю… И те дали адрес?

– Нет. Наташку чуть с лестницы не столкнули, она оступилась, мордой о косяк двери стукнулась, теперь у нее под глазом фингал. Знаешь, они ведь спали с ним, с Каюновым, – и Наташка, и Людка. Даже поспорили с девчонками, что с ним трахнутся, обе. И вот однажды Людка выждала, пока он останется один в комнате, прыг к нему и – сама раздеваться. Ну, он и не выдержал. А на следующий день так же поступила Наташка. Потом обе ходили по институту, собирали с девчонок по десять баксов за выигранное пари. Можешь себе представить!

– Разве они ему нравились?

– Не в этом дело! Просто он относится к тому слабому типу мужчин, которые всегда выбирают наименьшее сопротивление. Такого понятия, как верность, для него просто не существует. Он готов с любой переспать. Но сам при этом не думает, что причиняет кому-то страдания. Понимаешь? Для него это естественный звериный инстинкт – такое поведение. М-да… – философски протянула моя нынешняя соседка. – Инстинкт звериный, это верно, но вот жестокости в нем нет. И ничего ненормального тоже нет. Я-то знаю.

– Откуда?

– У меня брат в психушке работает – успела у него на работе наглядеться на психов. Даже различать их умею. К нему часто привозят маньяков и держат их в специальном отсеке. Как собак. Так вот: у них всех есть что-то общее. Неуловимое. Это сложно объяснить. Но этого нет у Каюнова. Он подонок, но не псих. И потом, безобидный подонок.

– Хотя для кого как… – продолжила она, начав осторожно разворачивать карамельку. – По жизни ведет себя таким образом, словно ему позволено абсолютно все. Настоящий эгоист. Как и все слабые люди, – дополнила она портрет, перекатывая конфету во рту. – А эгоист всегда считает себя правым. Конечно, в глубине души он-то сам, может, и знает, насколько подловат… Но все равно не способен на настоящую жестокость. Смекаешь, о чем я? К тому же, обладая завышенным самомнением, он прекрасно понимает, что все, что бы он ни сделал, ему обязательно простят…

На второй паре я заметила, что у Наташки под глазом и правда сияет крупный фингал.

– Ну что, достали адрес? – Я сама подошла к ним.

– Какой еще адрес?

– Тот, который искали.

– Не твое дело! – Нисколько не смутившись, даже для приличия, огрызнулась обладательница эксклюзивной тени под глазом. – Между прочим, я собираюсь за Каюнова замуж!

– Ага, если найдешь, – засмеялась я и ушла. Больше мы никогда не общались.

Приближалась зима. Выпал первый снег. Ударили морозы. Встав однажды утром, я отодвинула занавеску и увидела, как вся улица вместе с домами напротив стала белой, а на стекле расцвели ледяные цветы, лепестки которых переливались радужными искорками, напоминающими северное сияние. Я замерзла в легкой ночной рубашке и, чтобы согреться, прижалась коленями к горячему радиатору. Подумала, а ведь прошло совсем немного времени с тех пор, как я навсегда уехала из дома. Однако время успело стать тысячей лет, и столько изменений произошло. Я нашла любовь и потеряла, на всю грядущую зиму оставшись одна…

Мой день рождения в октябре (по календарю выпавший на воскресенье) прошел вроде бы неплохо. Был Володя со своим другом, они принесли большой букет белых роз. Пришла поэтесса со своим люмпенизированным супругом, еще несколько Юлиных друзей. Сама я не приглашала никого, друзей ведь у меня здесь не было, да никого и не хотелось звать. Единственное, в чем проявилась моя инициатива, торт, съели быстро, за каких-то десять минут, и это заставило меня признать, что, несмотря на подгоревший крем, тортик вышел довольно вкусным. Днем позвонила мать, поздравила и, даже не извинившись, констатировала, что не могла приехать. Почему-то усиленно выясняла, не подружилась ли я с каким-нибудь мальчиком. Меня перекосило уже от одного слова «подружилась», поэтому, сдерживая обиду, я усиленно лепетала в трубку нечто, по содержанию напоминающее американское «все о’кей».

Я не видела мать несколько месяцев и, вынуждена признать, соскучилась. Я все ждала, что она приедет именно в этот день, как ненормальная, бросалась на каждый звонок в дверь. А она вот «просто не могла».

Голос Сергея Леонидовича, как всегда, был официален и сух. Произнеся тщательно заученные заранее фразы, подразумевающиеся как поздравительные, потом прибавил, что посылку с подарком мне уже выслали…

Так что в целом день рождения прошел неплохо, только в течение всего вечера я постоянно ловила себя на мысли, что эти люди словно пришли не ко мне, потому что позвала-то их не я, и что, если б не было Юли, пригласившей всех, никто так и не поздравил бы меня в этот день. Думать так было немного глупо, но я ничего поделать с собой не могла. Ведь единственного человека, которого так хотелось видеть в этот день, я не могла не только пригласить, но даже найти.

Приближалась сессия. Мне было плевать на экзамены, на институт. Я любила Андрея, ничего не зная о его дальнейшей судьбе и подготавливая себя к мысли, что больше никогда его не увижу. Так не хотелось понимать, что я потеряла его окончательно, убеждать себя в этом. Но здравый смысл брал верх над романтизмом, и на душе становилось горько и пусто.

И однажды я проснулась с мыслью, что действительно рассталась с ним навсегда. Впрочем, между нами ничего и не было. Разве могли означать что-то несколько пустых, невзначай брошенных слов? Разве могло получиться что-то иное, кроме убийства скучного досуга? Но боль из души не уходила, так же, как и Андрей, – и с этим я тоже ничего не могла поделать. Постепенно каждый день стал напоминать предыдущий – все вокруг такое, каким должно быть.

Однажды зимой я вернулась из института раньше, чем обычно, – отпустили с последней пары.

– Ты не могла бы поехать к нашей поэтессе и отвезти ей свитер? – спросила сестра. – Я обещала его еще на прошлой неделе.

Юля немного вязала, брала заказы у своих знакомых. Благодаря ее мастерству я щеголяла шикарными вязаными вещами, вызывая бешеную зависть окружающих.

– А сама она не может за ним заехать?

– Может. Но я же взяла у нее деньги еще на прошлой неделе, и теперь мне неудобно как-то.

– Хорошо. Поеду.

– Если, конечно, ты ничем не занята и ничего не должна делать.

– Я свободна. Только объясни, где она живет.

Юля подробно нарисовала, как пройти к дому, и, пока я одевалась, пошла звонить.

Я взяла сверток и пошла к троллейбусной остановке.

К вечеру мороз усилился, а троллейбуса ждать пришлось довольно долго. К тому же я, по своему обыкновению, потерялась среди новостроек. Наконец нашла-таки нужный дом. Только в подъезде не работал лифт, и, пока я дотащилась до седьмого этажа, поэтесса уже недоумевала, куда я умудрилась пропасть. Очевидно, я ей нравилась. Она долго поила меня душистым индийским чаем и кормила бутербродами с колбасой, сотню раз примеряла свитер и осталась очень довольна Юлиной работой.

Когда я вышла от нее, было уже полвосьмого. Зимой темнеет, сами знаете, раненько, уже в половине четвертого, но в новых районах я открыла для себя какую-то особенную темноту – явление необычайно дикое, страшное и опасное, словно декорация из фильма ужасов, кажущееся особенно чудовищным из-за отсутствия хотя бы одной лампочки на весь район. По пути к остановке я молилась, чтобы со мной ничего не произошло, никто меня не убил, не разрезал на куски и не спустил в канализационный люк. Наконец я доплелась до остановки и обнаружила, что там толпятся пятеро в доску пьяных мужиков. Мне стало страшно, но выхода не было, поэтому я сжалась в комок и, не глядя по сторонам, принялась ждать троллейбуса. Других способов уехать из этого района не было.

Но, очевидно, даже в маскировке я выглядела привлекательно, потому что уже через несколько секунд ко мне прицепился один из пьяных с нелепой фразой:

– Девушка, выходи за меня замуж! Выходи, а?

Эта столь заманчивая (с его точки зрения) перспектива оставила меня совершенно равнодушной. Я стала дико озираться по сторонам в поисках убежища, что было охарактеризовано моим собеседником следующей гениальной фразой:

– Что ты пялишься, он не придет!

Местность вокруг остановки была совершенно пустынной. Все внутри у меня заледенело. Тем временем «жених» решил, что уже достаточно сантиментов, пора переходить к делу, поэтому начал меня хватать и тянуть. Я закричала:

– Убери свои поганые лапы!

Моя сумка полетела через плечо и упала на асфальт. В этот момент от лесопосадки (видневшейся неподалеку) отделилась темная мужская фигура и быстро бросилась к нам. «Жених» отлетел в сторону, и чей-то знакомый голос резко произнес:

– Эта девушка со мной!

Я обернулась и, широко раскрыв глаза, закричала, полувопросительно, полуудивленно, но уж точно истерически:

– Андрей?!

Одновременно с моим криком послышался шум подъезжающего к остановке троллейбуса.