Читать книгу Долго, дорого, без иллюзий. Разговоры о психотерапии со скептиком - Ирина Млодик, И. Ю. Млодик - Страница 8

Наша работа возможна благодаря тому, что клиент имеет психологические защиты: какие-то установки, структуры, модели поведения, которые не позволяют ему сталкиваться с тем, что трудно пережить. Когда-то он именно так приспособился к тому миру, в котором появился, формировался и жил.

– Ну, если человеку что-то трудно было пережить и он от этого защитился, то, значит, ему сейчас хорошо, он в порядке. Зачем тогда ворошить все это, идя к психологу?

– Потому что он защитился от чего-то страшного, что сложно было пережить, но одновременно он защитился и от самой жизни. Защиты спасли его «Я» от разрушения, но при этом создали условия, в которых они же мешают самой жизни.

– Вот сейчас совсем не понял. Мутно все.

– Вернемся к примеру с женщиной, которую бьет муж. Если с детства на нее оказывали психологическое давление и применяли насилие, а она была маленькой и зависела от окружающих ее взрослых, то какая у нее могла быть стратегия выживания? Бороться в ответ?

Бессмысленно. Они больше, сильнее, у взрослых вообще больше власти, и ей от них никуда не деться. И вот она терпит, изучает их поведение и пытается сделать все, чтобы их не злить. Но часто и это не срабатывает, потому что они могут быть непоследовательными и нелогичными в своей агрессии, и, что бы она ни делала, ей достается. Тогда она может, например, отрываться на братьях и сестрах, на одноклассниках. То есть решить для себя: «Ну хорошо, если насилие – это норма, то и я буду бить тех, кого смогу».

А какая-то девочка, наоборот, может принять внутреннее решение: «Меня бьют, и я знаю, как это. Я никогда не буду применять насилие к другим людям» и… просто терпит, стараясь ничего не чувствовать, потому что если только начнет чувствовать всю ту боль, ужас и унижение, то может сойти с ума.

А кто-то может решить: «Если меня бьют и унижают – значит, я это заслужила. Я просто ужасный человек и не должна жить».

Есть даже девочки, которые понимают, что дома с ними обращаются неправильно: они чувствуют, что учителя в школе относятся к ним по-доброму; они видят, что других детей родители любят, что в их семьях царит другая атмосфера. И тогда они приходят к выводу:

«Дело не во мне. Мне нужно просто побыстрее вырасти и сбежать из дома. Заработать побольше денег и больше никогда не позволять себе зависеть от других людей: не доверять, не любить, не чувствовать привязанность и нужду в другом человеке. Зависимость от других – это нескончаемый ад, ведь в таких отношениях может воспроизводиться насилие и унижение, а выбраться из них будет очень трудно».

И у каждой из этих девочек, когда они вырастут и станут взрослыми женщинами, будет своя история, своя система приспособлений и свои последствия такого приспособления. Они выжили, сохранили свое «Я», но какой ценой?

– Ну и что плохого в том, что одна будет бить своих обидчиков, другая терпеть, а третья выберет независимость?

– Наверное, то, что первая будет бить не только обидчиков, но и всех, кто ей показался подозрительным, а иногда просто бить всех подряд, чтобы выразить всю ту ярость, которая в ней накопилась за жизнь. Она, возможно, будет бить своих детей, «наезжать» на одноклассников, друзей, потом на сотрудников и мужа, что вряд ли будет способствовать ее карьере, успеху и благополучию в личной жизни. Ее немотивированная агрессия будет разрушать личные отношения, и каждое последующее отвержение будет вызывать в ней еще бóльшую боль, ярость и ощущение одиночества.

Вторая, продолжая терпеть, может провоцировать еще более яростные вспышки агрессии, потому что насильнику часто так важно встречаться с реакцией своей жертвы, что иногда в глубине души ему даже хочется быть остановленным. Терпение этой женщины будет в результате не освобождать ее от боли, а усиливать ее. И чтобы страдания были выносимыми, она может совсем перестать ощущать себя живой, будет функционировать – и только, но не жить. Потому что жить слишком больно и страшно.

Третья, выбрав независимость и вырвавшись из ада, сначала ощущает себя в полном порядке, даже поначалу будет испытывать эйфорию от свободы, но неспособность и нежелание зависеть приведет ее в итоге к одиночеству, усталости от избыточного контроля и ответственности. Ей захочется быть с кем-то, но как довериться, расслабиться и проявить слабость?

Кстати, мы забыли и о четвертой, которую я тоже приводила в пример. Ту, которая решает, что она ужасная и жить недостойна. У нее все может закончиться серьезной депрессией, саморазрушительным поведением и в итоге явным или неявным суицидом.

Вот так каждую из них защитные механизмы когда-то спасли, позволив пережить сложную ситуацию, но потом те же механизмы стали ограничивать или разрушать. Хотя бы потому, что девочки эти не отдавали себе отчета в том, как и от чего они защищаются, не формулировали, не осознавали, что с ними происходит, и у них не было возможности поменять что-либо в этом.

– То есть если они сформулируют и осознают, как именно они защищались, то… что? Они перестанут защищаться? В этом смысл?

– Смысл чего? Нашей работы? Отчасти – да. Но не в том, чтобы помочь клиенту перестать защищаться, а в том, чтобы помочь ему лучше понять, как он устроен. В том, чтобы восстановить пробелы, выстроить связи, увидеть и признать свою зависимость от прошлого опыта и через это приобрести чуть больше свободы.

– Пробелы? Что еще за пробелы? Зачем их восстанавливать? А что, если я и так хорошо помню все, что со мной было? И с чего вы решили, что я как-то завишу от прошлого опыта? Я взрослый человек, детство давно осталось позади.

– Ну, пробелы не только в памяти, пробелы в связях между тем, что происходило с вами когда-то, и тем, что происходит с вами сейчас; между тем, что вы чувствуете сейчас, и тем, как вы переживали это когда-то; ну и между тем, что когда-то руководило вашими поступками, и тем, что руководит вашими решениями теперь.

– Так. Про пробелы мне ничего не понятно, это все слишком мудрено. Вы сами-то понимаете, что рассказываете?

– До какой-то степени.

– Ну и как вы работаете, если сами не знаете, что делаете?

– О том, что такое работа психолога, почему и как происходят изменения во внутренней и внешней жизни клиента, написаны тысячи книг. И не только представители разных подходов, но и даже психологи или психотерапевты, работающие в одном подходе, видят это по-разному. Потому что многим из нас нужно подобрать слова, формулировки, ви́дение, которое бы стало для нас опорным в работе. Ведь мы имеем дело с хаосом, неопределенностью, непознаваемостью, каковой является психика человека. Я вот тоже часто задаю себе все эти вопросы: как и при каких условиях происходят изменения в жизни и во внутреннем ощущении клиентов? Что помогает происходить прорывам, а что мешает им? Когда психотерапия становится неэффективной?

Что именно в клиент-терапевтической встрече является терапевтичным, а что только укрепляет клиентский невроз? Я регулярно пытаюсь искать ответы на эти вопросы на супервизорских и учебных группах, в личной супервизии и в обсуждении с коллегами, слушая выступления коллег на конференциях и сама участвуя в круглых столах, читая статьи и книги и сама садясь за их написание. Увы, у многих из нас есть предположения, но однозначных ответов нет ни у кого.

– Означает ли это, что вы безнадежно далеки от хоть какой-то структуры и доказательности, что не даете никаких гарантий? У клиента что-то болит, он к вам ходит и платит (прошу заметить!), а у вас нет никакого представления о процедуре, в результате которой его жизнь улучшается, а сам он становится более счастливым?

– Конечно, у нас есть «процедура», есть представление о процессе и его этапах. Но гарантий действительно мы не даем, кроме того, что мы готовы отвечать за терапевтический процесс. Но не за результат.

– То есть деньги берете, а за результат не отвечаете?