Читать книгу Записки штрафника. Млечный Путь - Исмаил Акаев - Страница 5

Глава 2. «Организм»
I

Оглавление

В казармах погас свет. Но сон среди солдат не шел. Громкое возвращение дисбатовца в часть не могло никого оставить равнодушным. Салман проснулся до подъёма личного состава части. Он стал готовиться ко встрече с командиром части, который должен прибыть перед утренним разводом личного состава части. Он умылся, побрился, почистил зубы – всё как полагается в соблюдении личной гигиены и опрятности солдата. Разбудил каптерщика, чтобы тот выдал ему его парадную форму одежды, которую он не видел со дня суда военным трибуналом, уже полтора года. Его личный комплект парадного кителя висел в гардеробном шкафу, аккуратно завуалированной белой простыней…

– Даже пылинка не села, – подхватил каптерщик Тиллаев, таджик по национальности, – прапорщик Крылов, всегда говорил, чтобы я следил за твоей формой.

Прапорщик Крылов занимал должность старшины батареи, и по совместительству был ответственным по хозяйственной части. Он был единственным человеком в этой части, кто остался здесь со дня ее образования. Крылов был одним из первых, кого призвали служить в эту часть. После срочной службы он остался на сверхсрочную службу, прошел успешно школу прапорщиков и продолжал служить по сей день, уже как восемнадцать лет. Когда на суд Салмана приезжали его мама и старший брат, прапорщик пригласил их жить к себе на квартиру, на то время их пребывания до окончания суда и их возвращения домой, а сам оставался ночевать в части. И таким образом, семья Тасаевых сблизилась с семьёй Крылова, у которого ещё были жена и двое детей – сын и дочь.

Крылов пару раз приезжал на свидание в Дисбат к Салману и привозил гостинцы, которые присылала ему мама с Родины. Они с Салманом ладили и до суда. Прапорщик так и хлопотал, чтобы Тасаев служил под его началом каптерщиком, но, а сам Тасаев, отказывался, решив, что ему это не подходит. Он хотел быть водителем какой-нибудь военной машины или стать заместителем командира взвода на должность сержанта. Прапорщик Крылов находился на лучшем счету командования части, так как он являлся бесценным хозяйственником и ветераном части.

Салман отказался идти на завтрак. Он ждал, пока приедут из военного жилого городка офицеры и прапорщики, чтобы сначала встретиться с Крыловым, а потом и с командиром части. Тасаев погладил свою парадную форму одежды, начистил до блеска сапоги, начесал шинель, в общем привел себя в порядок. В это время вернулся с завтрака каптерщик, который принес Тасаеву хлеб, масло, какао со сгущенным молоком. Он, конечно, преднамеренно отказался от этого угощения, зная, что возможно ему пригодится эта «необъявленная голодовка». Уж очень многому научила Салмана эта суровая школа Дисбата. И здесь ведь всегда нужно быть начеку. От замполита можно было ожидать чего угодно, а за старлея и не так уж он переживал. Несломленный Дисбатом, он никогда не прогнется и здесь. А что подобную цель ставят, Салман убедился еще вчерашним вечером. Он пристальным взглядом окинул себя в зеркале.

Возможно, этим утром он последний раз надел на себя эту парадную форму. Совершенно не исключается то, что сегодня на него будут поданы два рапорта на имя военного дознавателя – особиста, который всегда находился при части и, как голодный зверь, рыскал в поисках дела на кого-нибудь из инакомыслящих. В любом случае Тасаев был готов к самому печальному исходу. Напугать его уже ничем не напугаешь. А как можно наказать человека, из сердца которого выжгли страх?

II


С утра личный состав занимался обычным уже и привычным распорядком дня воинской службы, быта и деятельности. С утреннего подъёма – туалет, физзарядка, умывание, утренний осмотр, приготовление на завтрак, после завтрака пять минут перекура, двадцать минут строевой подготовки, а дальше построением на развод к прибытию командира, офицеров и прапорщиков. Когда Салман гладил форму, в бытовую комнату заглянул дежурный по части. Их взгляды встретились, но они не обмолвились ни одним словом друг с другом. Офицер ушел, захлопнув дверь. Салман быстро оделся и пошел к окну с выходом на штаб и плац.

Через КПП въехал знакомый вчерашний автобус. К этому времени солдаты и сержанты выстроились на плацу в том месте, где обычно проводился утренний развод. Офицеры, уже по накатанному действию, пристроились с правого фланга к личному составу из числа солдат и сержантов, зная, что через пару минут через КПП въедет командирский УАЗ с командиром части в салоне. Салман наблюдал с окна. Он начал узнавать многих офицеров и прапорщиков из его прошлой совместной службы. Вот и прапорщик Крылов суетится, видимо, ищет в строю Тасаева. Он горячо что-то обсуждает с дежурным по части, часто поглядывая на окна казармы, куда у него не было времени подняться. Салман видит, как Крылов идет в сторону вчерашнего майора замполита и пытается отвести его в сторону, о чем-то эмоционально ему рассказывая. Но тот решительно поднимает обе руки и отмахивается от прапорщика, тот в свою очередь грозится ему кулаком.

В это время открываются ворота КПП и въезжает командирская машина. Водитель круто разворачивает машину, правой дверью командира в сторону строя личного состава. Выскакивает, открывает дверь, отдавая воинскую честь. Из кабины выходит подполковник Прокопенко, который занимает должность полковника – командира данной части. Дежурный по части, прикладывая руку к виску командует громко, обращаясь к строю:

– Чааасть Равняйсь! Чааасть Смирно! Равнение на середину! Круто разворачивается и строевым маршем направляется в сторону командира части, который уже остановился на том обычном месте, где он встречает доклад, стоя по стойке смирно с приложенной к виску рукой.

Дежурный марширует до определенной дистанции, а потом останавливается и во весь голос докладывает:

– Товарищ полковник! Личный состав части построен на утренний развод. За время Вашего отсутствия не произошло никаких чрезвычайных происшествий. Расход личного состава – караул 12 человек, наряд восемь человек, госпиталь четыре человека, санчасть ноль, гауптвахта ноль, самовольное оставление части ноль, в командировке семь человек, в отпуске восемь, прикомандированных два… Дежурный по части старший лейтенант Шелупанов! – и, отойдя в сторону, поворачивается лицом к строю. Раздался громкий голос командира:

– Здравствуйте, товарищи!

– Здравие желаю, товарищ – прогремел в ответ строй.


Салман спустился на первый этаж в Ленинскую комнату, не желая дальше наблюдать за разводом, так как начнется утренний проход строевым маршем перед командиром всего личного состава один круг по плацу и круг с песней. Потом разнарядки и т. п.

Дневальный на тумбочке был уже предупрежден Салманом, где его найти, когда придёт старшина. Он присел за первый стол в комнате Ленина. Осенила мысль написать домой письмо, но ни ручки, ни листка бумаги, годной для письма, он не обнаружил. Тасаев вышел в коридор, подумал закурить, но решил не дымить в помещении, а выйти нельзя – его увидят с плаца, там уже песню орут. Запасный выход с тыльной стороны помещения закрыт, можно ключ у дневального забрать.

– Нет. Пойду наверх – решил Салман.

Поднялся, вошёл в центральный проход напротив дневального на «тумбочке». Заметив его, дневальный в страхе или от растерянности проорал:

– Смирно!

Эту команду дневальный обязан подавать вне зависимости, есть ли кто в казарме кроме него или нет, но в том случае, если входит в казарму или выходит из казармы офицер или прапорщик. Салман подумал, молодец, так и будет с этих пор, когда он будет входить или выходить, вне зависимости от того будут ли офицеры или прапорщики находиться в казарме, кроме командира части. Тут уж, нельзя прыгать выше «хозяина», хозяин должен быть один, на то он и командир части, а править «балом» может тот, кто на это имеет силу воли, – решил он. Он не желал себе такой участи, но обстоятельства сами вынуждали его идти против «тихоокеанской волны», ёжики- пыжики Дальний Восток, не тот Восток мудрости…

III


Он курил в бытовой комнате, сидя на огромном гладильном столе, предназначенном для солдатского пользования с несколькими утюгами. Тишину нарушил дневальный

– Вас ищет прапорщик, ждёт в каптерке… Салман вскочил, вручил не затушенную сигарету дневальному и быстро пошел к каптерке и буквально ворвался вовнутрь:

– Здравие желаю, Николай Борисович! – Тасаев бросился в распростертые объятия старшины. Старшине было сорок два года. По выслуге лет до пенсии оставалось лишь рукой подать.

– Мужчина, красавец, джигит, молодца, рад! Рад безмерно, ой да молодца, дай-ка я рассмотрю тебя! Возмужал! Ну молодчина, мужик, джигит – Николай Борисович вновь и вновь обнимал Салмана, похлопывая его по спине, плечам, голове, в грудь. И тут же резко, оттолкнув от себя Тасаева, вскрикнул:

– Ты что, «сукин» ты сын натворил? Как ты мог…

– Эээээ, стоп-стоп старшина, без «суки», так не годится… Ёжики, пыжики…

– Ааа, понял, понял, ты же у нас гордый джигит! Гордый! А как мне теперь смотреть в глаза твоей матери, твоему брату? А? Ну как? Не успел ты переступить порог части, как ты набросился на этого замполита, мать его етить… Ты что натворил? Я его не смог остановить! Единственное, что я смог сделать, это доложить командиру, пока тот не успел побежать к особисту. Командир его перехватил, и пригласил к себе в кабинет, потому что я знаю, что бывший замполит майор Русов, очень просил командира за тебя, не ломать дальше твою жизнь. Уберечь твою дурную, бестолковую башку от дальнейших ошибок. Ты мать свою пожалей, как она добиралась до тебя на край света? Об отце своем ты подумал, дурень? После беседы с замполитом, командир тебя вызовет, делай что хочешь, проси, умоляй, но только не подставляй меня перед своей матерью, я ей обещал вернуть тебя домой во чтобы ни стало, да и присматривать за тобой. Она ночами плакала у меня в квартире, когда у тебя шел судебный трибунал. Ты что за человек? Удали свою гордыню, все служат, это долг, долг каждого советского человека служить Родине! Роооодинеееее! Понимаешь, ты?

– Вы же сами всё знаете, как всё произошло…

– То, что произошло, слава Богу. Слава вашему Аллаху уже прошло, прошлооооо, понимаешь!? А ты снова взялся за свою, черт ее бы побрал, справедливость. Салман стоял, опустив голову перед старшиной, а старшина читал ему морали, да и грозился сам его наказать, если надо будет. А мысли Тасаева были далеки от этих нравоучений. Они уносили его в теплый дом, где грустная мама сидит у окна и считает годы, месяцы и дни до его возвращения. Ведь на последнем свидании он обещал ей вернуться.

– Майор Русов тоже обещал твоей матери, что он проследит за тобой, а теперь его нет. Он уехал, перевелся. А мне теперь что прикажешь делать? – продолжал пытать Салмана Крылов. Прапорщик был очень строгим и вместе с тем добрым человеком. За годы службы в армии он пропустил через свое сердце тысячи судеб солдат-срочников. В этих жестоких условиях, в которые вгоняла армию Советская власть, он сумел сохранить в себе человека. Крылов принимал непосредственное участие в жизни молодых солдат.

За долгие годы своей работы, по его приказу еще ни один не сел в гауптхвахту, никто не остался один на один со своей бедой. В случае необходимости, Крылов всегда хлопотал о госпитализации солдат или краткосрочном отпуске на родину. Он не был из числа тех, кто хотел кого-то ломать, следовательно, и его не смогла сломать даже такая железная система. Любая эпоха бывает сопряжена определенной подлостью и грязью и примечательно, что в каждой из этих эпох находятся подобные Крылову люди, благодаря которым и сохраняется капелька света даже в самых темных уголках мрака.

В дверь постучали. Прозвучал голос дневального:

– Товарищ прапорщик, звонили из штаба! Тасаева к командиру вызывают!

– Свободен! – отпустил дневального старшина, а потом повернувшись к Тасаеву, взял его за плечи и стал просить:

– Сынок! Пожалуйста, сделай так, чтобы мне не было стыдно за тебя ни перед командиром, ни перед твоей матерью с братом! Иди!

Салман вышел с каптерки. У двери выхода на лестничную площадку он косо бросил взгляд в сторону дневального, который принял стойку «Смирно», и заметил, как у него поднималась грудь, наполнявшаяся воздухом через нос…

– Этого сейчас не хватало – опомнился Тасаев, и быстрым движением пальца руки, прикладывая его к своим губам, обратив на себя внимание дневального, остановил команду «Смирно» в его честь и выскочил на лестничную площадку.

Бегом спустившись по лестнице, он вышел на улицу. Лицо обдавало морозным холодом ноября, а под сапогами скрипел свежий снежок, который только что запорошил ступеньки под козырьком у входа и выхода казармы. Справа находилось отведенное для солдат место для курения – курилка, где сидели двое солдат, прикуривая одну на двоих. Когда Тасаев подошел, они встали. Салман достал фирменную пачку армянских сигарет «Ахтамар» с черным фильтром. Это достаточно дорогое удовольствие в Дисбат передавали с родины ребятам из Армении. Салмана часто угощали такими сигаретами, поэтому у него их было с собой несколько пачек.

Удивленные таким щедрым подарком солдаты, вертели в руках сигареты, рассматривая их как диковинку. Судя по внешнему виду и форме одежды, не сложно было определить, что парни отслужили не больше полугода. Выдержав небольшую паузу, один из них осторожно обратился к Салману:

– Можно спросить?

– Нельзя, – категорично пресек Салман неизвестное любопытство солдата. Грубо, но так уж требовала сама ситуация – «Ёжики пыжики… тихоокеанский шторм…».

Тасаев бросил в урну недокуренную сигарету, встал и быстрым шагом пошел в Штаб.

Внутри штаба Салман увидел, как дежурный по штабу младший сержант разговаривает со старлеем, который не был знаком Салману.

Сержант обратился к вошедшему Тасаеву:

– Ты к командиру?

– Не ты, а Вы! И застегни крючок, салага, Младший сержант, тут же застёгивая крючок на воротничке, сообщил, что командир сейчас занят. Но а удивленный офицер наконец еле выговорил:

– Солдат! Почему Вы не отдаете честь? Что за выходки? Смирно! – занервничал старлей.

– Тебя куда послать? Или помочь пойти? – зыркнул Тасаев.

– Я не понял, товарищ солдат?! А ну-ка, марш за мной в мой кабинет, – нервно переводя взгляд с дежурного сержанта, потом на Тасаева проскрежетал старлей сквозь зубы.

– Ещё одно слово, и ты надолго забудешь свой кабинет, – фамильярно наехал Тасаев «девятибальной тихоокеанской волной» на старлея. Схватив его за ремень портупеи, Тасаев продолжал, – я капитан особого отдела из штаба округа, в данном случае нахожусь в солдатской форме, выполняя особое поручение главнокомандующего Дальневосточным Военным Округом генерала-лейтенанта Моисеева, и ты смеешь препятствовать выполнению задания. Смирно! – скомандовал «Организм».

Сержант стоял ни жив ни мертв, а старлея затрясло, как под током. «Организм» хлопнул старлея по плечу и скомандовал:

– Шагом марш в свой кабинет, я чуть позже тобой займусь… Старлея будто ветром сдуло. Но а сержант, продолжал стоять, хватая ртом воздух. Тасаев одним щелчком пальца в нос привел в чувство окостеневшего дежурного по штабу.

Что это было? – Очередная дерзость Тасаева или очередная безуспешная попытка оказать на него давление? Салман быстро оценил конфликтную ситуацию. Судя по вопросу сержанта к командиру ли он, и по мгновенно последовавшей претензии офицера, Салман решил и здесь не терять попусту время, а просто очередной раз при удачно подвернувшемся моменте доказать, что им управлять тут никому не стоит.

Прав он или виноват уже не важно. Просто в том самом Дисбате из него выжгли это умение подчиняться. И он это демонстрировал практически на каждом шагу. А что касается последствий данной ситуации, то вряд ли старлей захочет, чтобы кто-либо узнал, как его провели, подобно салдобону, ведь это будет достаточно заметным пятном на его карьерной истории. Это не сделает ему чести, да и как говорится за что боролся на то и напоролся – «Ёжики-Пыжики, Тихоокеанский бриз».

Не доходя до двери кабинета командира, Тасаев столкнулся с начальником финансовой части Галиной Смирновой. Тасаев помнил ее, да и Галина Аркадьевна не забыла Салмана, ведь до трибунала он какое-то время нес в штабе службу дежурным. Галина Аркадьевна по-матерински тепло поприветствовала Салмана и сказала, что командир ждет его, да и она будет рада, если он вернется служить в штаб. А вот возвращение его было под большим сомнением, так как Дисбат слишком громко захлопнул за ним двери доверия…

Записки штрафника. Млечный Путь

Подняться наверх