Читать книгу Возврату подлежит. Ты стал другим. Беги! - Иван Калина - Страница 3

– Представь себе, просыпаюсь я, а возле меня этот профессор, тычет в лицо ручонками, размахивает какими-то бумажками. Я ничего понять не могу: откуда он взялся? Я вообще дома спать ложился, с девушкой, а тут – это.

Сотеев ловко обрабатывал рану на голове Глеба, веселясь от собственного рассказа. В палатке кроме них никого не было. Под матерчатым потолком висел большой фонарь на батарейках. Он-то и освещал «операционную». На полу были разложены медикаменты: вата, йод, зеленка, бинты, а также шовный материал. Глеб сидел на коленках, безропотно позволяя врачу обрабатывать его голову. Сотеев, будучи человеком из его привычного мира, стал для Глеба неким связующим звеном между реальностью его недавнего прошлого и абсурдностью новой обстановки, свой среди чужих, союзник. И то, что он, как и Глеб ничего не помнит, в свою очередь примиряло с наступившей действительностью. Ничего, вместе они как-то разгребут эту ситуацию, выведут кого надо на чистую воду.

Сотеев, не жалея антисептиков, промокал ватным тампоном рваные края открытой раны на коже головы, ворча на ненормального студента, сделавшего такой большой разрез. А Глеб пытался подавить звон в ушах, оставшийся на память от саперской лопатки. С содроганием он посмотрел на кривую иголку и моточек специальных ниток, которые приготовил врач. Боли он не боялся, но всегда с недоверием относился к швейному делу. Сотеев между тем продолжал развлекать пациента болтовней.

– Это уж потом, когда все постепенно стали очухиваться друг за другом, мы поняли, что у нас у всех одинаковые симптомы. Причем, прошлое до этой экспедиции все прекрасно помнили, а вот как попали сюда и все что с этим связано, как будто кто-то начисто затер.

Глеб зажмурился – Сотеев, наконец, взялся за иголку, проложил первый стежок, полюбовался им. Потом настала очередь второго. Глеб мужественно терпел, сжав зубы.

– А обезболивающего не нашлось, Эскулап? – проворчал он в перерыве между пытками иголкой.

– Дети хнычут, а ты – терпи. Обезболивающее может понадобиться в другом, более серьезном случае.

И Глеб снова терпел. Что ему оставалось? Сотеев взялся за пузырек с медицинским клеем. На секунду заколебался.

– Могу, конечно, и забинтовать. По желанию, – прокомментировал он.

– Нет уж, лучше заклей, – Глеб поморщился, представив себя с забинтованной головой. Как раненый боец.

Сотеев кивнул и откупорил пузырек. Холодная, вязкая жидкость как студень шлепнулась на голову, и Глеб почувствовал, как кожа тут же начала съеживаться – клей мгновенно подсыхал, образуя прозрачную блямбу.

– Получается, что мы сами сюда приехали? А зачем?

Сотеев беззаботно пожал плечами.

– Нет идей. Готов выслушать твои.

– А этот… профессор, он в порядке? – вдруг спросил Глеб. Его передернуло от воспоминаний.

– Да жив-здоров, – охотно отозвался Сотеев. – Испугался только немного. Нашатыркой привели в чувство. Бегает теперь как молодой козлик.

– Спортом, что ли, занимается? – усмехнулся Глеб.

Сотеев погрозил пальцем:

– Пошути мне. Что ты тут вообще устроил? Герой-одиночка! Чуть ученого человека в могилу не свел.

Глеб усмехнулся.

– Наука понесла бы большие потери.

Он не собирался ни оправдываться, ни раскаиваться. Мимо их палатки туда-сюда сновал народ. В открытое отверстие палатки было видно, как в сгущающихся сумерках разжигают костер, болтая между собой, иногда даже было слышно их покрикивания друг на друга: «Веток добавь!», «А ты воды принеси!» «А ну все отошли от огня! Сегодня я буду готовить еду. Что-то мне не хочется, как вчера, есть подгорелую кашу». Громче и команднее всех была та женщина в комбинезоне. Она вооружилась большой поварешкой и отгоняла парней от провизии.

– Это Ольга, жена профессора, – пояснил Сотеев. – А самого профессора зовут Васильев Илья Петрович.

Точно, отметил про себя Глеб. Он его запомнил еще тогда. Вчера? Или когда это было?

– Этот рыжеватый, простоватый парень…

– Дима, – опередил его Глеб.

Сотеев удивленно вскинул брови.

– Там, на террасе, профессор звал его по имени.

Доктор кивнул, согласившись с доводом.

– Этот с хвостиком, преподаватель по истории, Ягодин. – Сотеев поморщился, напрягая память, и виновато улыбнулся. – Имя забыл. Неважно. Толку от него мало, молчаливый какой-то. Еще один студент, мажор, Копытов, вроде… Я так понял, что у него папаша из университетских шишек, декан, вроде, сослал парня сюда. Из-за наркотиков. Ну, это только мое предположение. Девчонка – Лера. – И многозначительно добавил: – Твоя девушка, между прочим.

Глеб посмотрел на приятеля так, как будто тот только что сделал что-то неприличное.

– Не надо на меня так смотреть. Я говорю с ее слов. Она почему-то уверена, что у вас – роман.

Глеб не удержался, чтобы не выглянуть из палатки. Лера сидела особняком от общей компании. Обхватив колени руками, грустно смотрела на закат. Видно, скучала по дому. Что же в ней было такого, что заставило Глеба потерять голову и влюбиться? Ничего примечательного в ней не было. Девушка, как девушка. Нет, нет! Глеб помотал головой, как будто отгоняя наваждение. Это была какая-то ошибка. Он всегда был свободным мужчиной. Семьи у него не было, да он и не страдал. Все называли его холодноватым типом, он и сам так считал. Какие-то серьезные привязанности – не для него. А тут вдруг – девушка… этот статус к чему-то обязывал. Хотя, может, она его не так поняла и увязалась, как сегодня в уазике… Лера как будто почувствовала его пристальный взгляд, повернула голову, но Глеб тут же запахнул палатку, отгораживаясь от нее. Еще чего придумает опять.

– Ну и что теперь делать-то, Захар? – Глеб уныло улыбнулся.

Сотеев, на правах приятеля, лукаво подмигнул:

– А чего? Пользуйся моментом. Девочка, вроде, ничего. Не уличная…

– Да иди ты! Я тебе о другом. Как нам выбираться? Ты сказал, что отсюда нет выхода. Это точно?

– Точно, нет отсюда выхода. Мы со студентами уже раз десять прочесали эти места. И с картой, и с компасом, а все возвращались обратно.

– Нет, так не бывает.

Глеб замотал головой, не желая соглашаться с выдвинутой версией. Нет, это не окончательно. Есть все равно какая-то лазейка. Некогда ему тут прохлаждаться.

– У меня на сегодня встреча запланирована. С арендатором надо было тоже переговорить… – Он хлопнул себя по лбу: – Фура должна была прийти с замороженными продуктами. Еле того оптовика нашел…

– Успокойся.

– Какое успокойся? – Глеб заводился. Куча дел запланированных, еще больше – отложенных, он всегда находился в движении, жизнь – это бег. Глеб не позволял себе пауз. Бабуля говорила, что он просто боялся остановиться. Ничего подобного, с ней он никуда не торопился. До тех пор, пока она была жива… А если и так? Если бабуля была права? Ну и что? Так, по крайней мере, он чувствовал себя хозяином положения, был на коне. А что сейчас? Он как будто вдруг спешился и забыл в какую сторону двигаться.

– Ты уверен, что фура уже давным-давно не пришла без тебя?

– Что ты имеешь в виду?

– Я не знаю, какой сегодня день. Месяц – и тот только предположительно назову. – И вдруг спросил: – Зачем вообще искать отсюда выход?

У Глеба глаза полезли на лоб.

– Как, зачем? Ты что же, здесь собираешься жить?

– Собираюсь.

Сотеев как всегда, был полон оптимизма. Глеб знал, что конкретно когда-то сблизило их: именно это эпикурейство, любовь к жизни, легкое отношение ко всему на свете, кроме разве что своей профессии. То, чего в нем самом не было. Глеб был слишком уж серьезным, слишком практичным и вовсе не отличался безоблачным оптимизмом. Не сказать, чтоб их отношения переросли в крепкую дружбу, но общались они довольно часто. Сотеев вытягивал Глеба в бары и сам частенько уходил раньше, с какой-нибудь красоткой подмышкой. Или без таковой – что тоже нисколько не огорчало Захара. Или тащил его на выставку авангардизма, в котором Глеб ничего не понимал и понимать не собирался. Или вытаскивал на пару дней за границу – посетить Рим и просидеть полдня на площади Святого Петра, в надежде выглядеть Папу. Ничего не стоило прыгнуть в самолет, чтобы искупаться в ледяном Балтийском море… Всему он радовался, во всем ощущал вкус. Такой жизненный настрой как пчел на мед привлекал к доктору пациентов. Не оказался исключением и Глеб…

– А что, зайцы здесь водятся, – продолжал между тем довольный Сотеев. – В километре отсюда есть небольшая река, там – рыба. Здесь есть все для жизни.

– Река! Точно! – Глеб вдруг оживился. – Можно же уйти по реке. Уж она-то выведет куда-нибудь.

– Глеб, ну неужели ты никогда не мечтал пожить вне цивилизации, в чистой природе, как говорится в ее естестве? Как первобытные люди. Здесь не нужны деньги, не нужно платить налоги за использование природных богатств. Здесь не нужна мода, и плевать на чужое мнение. Мы – свободные люди! По-настоящему свободные.

Но Глеб не разделял восторгов друга.

– Какая свобода? Твоя свобода ограничивается длиной цепи. Ты не можешь уйти за ее пределы.

– Свобода, она не там, она – здесь. – Сотеев постучал себя в грудь.

– Значит, не пойдешь со мной?

– Пока я останусь здесь. У меня давно не было такого прекрасного отдыха. Я зайца уложил с десяти шагов! Ты можешь это представить?

Но Глеб его уже не слушал. Он выстраивал стратегию, как вырваться отсюда и покончить с этим дурдомом, вспомнить, наконец, все или, наоборот, забыть про этот провал памяти. Сотеев защелкнул свой медицинский чемоданчик, поднял теплую куртку с пола, протянул другу. На улице похолодало. Глеб накинул ее на плечи, высунул голову из палатки. Принюхался. С улицы тянуло ароматом дыма, тушенки и лука. Желудок встревоженно заурчал, напоминая о том, что давно пуст. И пора бы пополнить запасы энергии.

– Как думаешь, она меня покормит?

Глеб покосился на Ольгу, вспоминая, как она совсем недавно упирала руки в боки, приказывая освободить мужа. Дернул же его черт схватить именно этого горе-профессора. Там же был еще один, с хвостиком.

– Думаю, накормит. – Убедительно сказал Сотеев. – Она женщина склочная, но отходчивая. Тем более, что ее муженек давно пришел в себя.

Оба, Глеб и Сотеев, вышли из палатки, направляясь к общему кружку, собравшемуся возле единственного источника тепла – костра.

Гречневая каша с тушенкой. Давненько Глеб не ел такой простой и одновременно вкусной еды. Он удивлялся сам себе. Вроде бы произошла такая неординарная ситуация, совершенно фантастическая и абсурдная, можно сказать – катастрофа местного масштаба, а он продолжает жить, есть, как ни в чем не бывало, и даже ощущать вкус этой самой еды. Глеб вдруг сделал для себя открытие – не только он, но и остальные ведут себя вполне обыденно. Как будто только что приехали на пикник и друг с дружкой перезнакомились. Передавали друг другу соль, делились хлебом…

Профессор интеллигентно собирал последние зернышки в чашке, поглядывая на котелок. Надеялся на добавку. Ягодин что-то тихо рассказывал Ольге и сам же смеялся собственной шутке. Та морщилась. Шутку не оценила. Дима Сметанин внимательно следил за какой-то букашкой, ползущей по его брючине, намереваясь прихлопнуть ее, уже замахнулся…

– Я думаю, что нам надо восстановить всю картину прошлого, – предложил Глеб.

И все разом повернулись к нему, как будто ждали именно этого предложения.

– И как вы это собираетесь сделать? – Насмешливо спросила Ольга.

– Сначала вы все расскажете мне кто и в какой последовательности просыпались.

– А почему это мы вам должны отчитываться? – опять спросила Ольга. Глеб понял, что с нею общаться будет тяжелее всех. Она из тех, кто сопротивляется по любому поводу.

– А ресторатор у нас в следователя решил поиграть, – охотно отозвался Копытов. Наклевывалось хоть какое-то да развлечение. Глеб даже не стал поворачиваться к нему и как-то комментировать.

– Начну я, – подал голос Илья Петрович. – Я лег спать в своей квартире, в своей комнате… – Профессор отчего-то споткнулся, покраснел.

Глеб заметил, как он бросил взгляд на Ольгу, может, ожидал поддержки? Но та молчала, не глядя на мужа, и профессор продолжал:

– В общем, когда я проснулся в лагере, я понял, что что-то не так. Либо я сошел с ума, либо все еще сплю.

– Вот, и у меня было точно такое же ощущение, – подхватил Ягодин. Его губы дрожали, как будто он вот-вот расплачется. Похоже, что и всех остальных Глеб встревожил своим предложением о расследовании. Они обеспокоенно глядели друг на друга, как будто только что вспомнили дурной сон и переживают, что бы он значил. Куда же подевался Сотеев? Поел раньше всех и тут же сбежал. Глеб подумал, что с непривычной пищи того прижало в туалет. Но что-то больно долго он не возвращался.

– Не перебивайте меня, пожалуйста, Игорь Анисимович, я не договорил. – Профессор был явно недоволен поведением коллеги. Он вел себя так, как будто заседал на педсовете. – Так вот. Я понял, что ничего не помню про эту экспедицию и решил поискать у себя в записной книжке. Я человек деловой и всегда все важные даты и звонки записываю туда. И я нашел в ней ваше, Глеб Дмитриевич, имя и телефон.

Профессор вдруг подскочил на месте, хотя никто его не просил об этом, убежал в свою палатку и тут же выглянул из нее, победно помахивая маленькой книжицей. И все это без единого слова – все молча ждали его возвращения.

– Смотрите, вот.

Илья Петрович ткнул в раскрытую книжицу пальцем.

– Ваш телефончик?

Глеб внимательно прочитал. Напротив его номера телефона и имени стояла пометка: спонсор. Точно, они еще в тот день, сидя на террасе его бара рассуждали о том, что им нужен богатый инвестор. Глеб почему-то обратил внимание на то, что он рассуждает о том дне, как о чем-то давнем. А ведь по сути это было еще сегодня. Как быстро привыкает человеческий мозг к поставленным условиям. Сказали – было давно, и он соглашается: да, он потерял память. А ведь тут еще не все ясно. Почему его разум так быстро сдался? Глеб еще раз прочитал каракули профессора. Ниже был написан еще один телефон. Какой-то Василий Ивкин. Интересно, когда эта надпись была сделана? Вроде деловой человек, а число не написал. Хотя, что это он? Так никто не делает.

– Телефон мой, – согласился Глеб. – Но почему вы решили, что я и этот ваш спонсор одно и тоже лицо? Ведь этот самый спонсор мог, профинансировав вашу экспедицию, попросту остаться дома. Например, я бы так и сделал.

Профессор просиял, как начищенный самовар и указал на палатку. Глеб ничего не понял. Тоже посмотрел на палатку. Вроде на ней не было написано крупными буквами Глеб Дорофеев.

– Ваши документы, – пояснил улыбающийся профессор, поправляя сползшие на нос очки. – Я нашел их в вашей сумке. То есть сначала я проверил ваши документы, сопоставив фотографию на паспорте с вашим лицом, а потом уже нашел запись в записной книжке…

Глеб возмутился.

– То есть пока я спал, вы рылись в моих вещах?

– Ну а как? Что мне было делать? – Оправдывался профессор, виновато оглядывая всю компанию, как будто они его тоже осуждали. – Представьте себя на моем месте. Просыпаетесь вы непонятно где, среди людей, которых не всех знаете и даже не помните, как вы сюда с ними приехали. Разбудить их не получается. То есть я их толкаю, а они ни в какую. Вроде и не мертвые, но и не просыпаются. Такая жуть! – Профессор так разволновался, как будто только что очнулся, и с ним повторилось то же самое. Он размахивал руками, а левый глаз задергался.

– Илья, успокойся. Тебе вредно. Выпей таблетку.

Ольга вспомнила о своих обязанностях и решила изобразить из себя заботливую жену. От Глеба не ускользнула ее наигранность. Все понятно, долгий брак, любовь ушла, а вид для приличия создать надо… Хотя для дела это не имело никакого значения.

Профессор тут же полез в карман и достал таблетку, сунул под язык.

– А я бы не стал проверять документы, – сказал вдруг Копытов в общей тишине.

Профессор снова задергался, как будто его пнули.

– Потому что у вас, молодой человек, мозгов нет! – пафосно крикнул он.

– Ты бы собрал все ценные вещи и сбежал бы, – вставила свое слово молчавшая до этого Лера и как-то хищно осклабилась на Копытова.

– Нужны мне ваши вещи! – презрительно отмахнулся Копытов. – Ты по себе-то людей не суди.

Словесная перепалка грозила сильно отклонить всех от темы разговора. И Глеб решил ввести коррективы.

– А не легче было спросить обо мне доктора?

– Логично. Но он спал, а я не знал, что он ваш друг. И к тому же он был в другой палатке.

– Одноместная палатка-лазарет, – пошутил Копытов. Он вообще был не сдержан. Похоже, этот разговор его очень раздражал.

– А с вами спала вот эта девица. – Профессор указал на Леру. Та тут же отвернулась, спрятав взгляд, как будто ее обвинили в преступлении. Глеб сглотнул. Ему тоже было неприятно, что ему приписывали какую-то незнакомую девчонку. – И при ней-то документов как раз и не было. – Продолжал профессор, хитро прищурившись, как будто распутал какую-то сложную интригу. – И в списках экспедиции ее имя не фигурирует.

– Что вы ко мне пристали! – вскрикнула Лера, неожиданно разволновавшись. Она поднялась на ноги, готовая расплакаться. – Я же сказала, я ничего не помню! Может, я потеряла паспорт в этом чертовом лесу! Может…

Лера пыталась подобрать хоть какие-то правдоподобные причины пропажи документа, но не смогла, махнула рукой и убежала. Глебу почему-то стало жалко ее. Что, в самом деле, этот профессор на нее накинулся? Так ли важно в их положении наличие паспорта? Но все молчали. Никто не собирался вступаться за «бедную девочку». Или просто у каждого были свои проблемы?

– Я думаю, что всем пора ложиться спать, – объявила Ольга. Похоже, она взяла на себя роль этакой общей матери. – Утро вечера мудренее. Раз уж так вышло, что мы все равно не можем отсюда выбраться, то к чему торопиться? У нас – уйма времени.

– Я помою посуду, – засуетился вдруг профессор, собирая пустые чашки в стопочку. – Глеб Дмитриевич, не поможете?

Что? Глеб поначалу опешил, но поймал взгляд профессора и понял – тот хочет что-то сказать наедине, без свидетелей.

– Да, конечно. – Он быстро подхватил пару чашек и пошел следом за профессором. Их проводили подозрительными взглядами, Глеб спиной чувствовал скрытые настороженность и недоброжелательство, но комментариев не последовало.

Он ожидал, что они пойдут к какому-нибудь ручью. Но все оказалось прозаичнее. Они отошли на приличное расстояние от лагеря, остановившись на небольшом островке песка. Откуда он здесь взялся? Как будто его нарочно сюда кто-то завез и свалил в кучку. Песок был серым, речным. Профессор предварительно захватил с собой какие-то тряпки, одну протянул Глебу, в другую набрал песку и стал со всей силы тереть походную чашку. Глеб с удивлением воззрился на него.

– Воды в лагере мало. Приходится так мыть. А потом на костре дезинфицируем. Получается сносно.

– А как же река? Сотеев сказал, что тут поблизости есть река.

– Не знаю, мы там еще не были. Этот ваш лысый друг бегает где-то целыми днями, а нам ничего не говорит. Странный он у вас. Он не делился своими теориями?

Глеб отрицательно покачал головой. Сотеев, не смотря на видимую открытость и незатейливость, был сам себе на уме. Глеб ценил в людях такую особенность характера и причислял к признакам ума. Что за мужик, у которого язык как помело, а душа – нараспашку? Все правильно, так и должно быть.

Не дождавшись ответа, профессор сам умолк. Видимо, собирался с мыслями, усердно тер все ту же чашку. Глеб его не торопил. У самого чашка постоянно выскальзывала из рук, а песок противно скрипел, вызывая зубную боль.

– Я думаю завтра утром взять уазик и еще раз проехать по тому же маршруту, – нарушил молчание Глеб. Он никак не хотел верить, что дорога была кольцевая. Ну не прокладывают люди дороги по кругу. Глупость. Просто где-то он не заметил съезд. Где-то должно быть ответвление, просто его заболтал этот противный студент. Чем тот был противен, Глеб и сам не мог толком сказать. Наверное, потому что Копытов был сыночком богатого папаши, а Глеб таких терпеть не мог. Он в своей жизни всего добивался сам, без протекции всемогущих родственничков, которых у него не было.

Со стороны скал раздался низкий утробный звук, чем-то похожий на вздох. Тело Глеба моментально покрылось холодными мурашками.

– Что это?

Илья Петрович заметно побледнел и выглядел растерянным.

– Наверное, ветер, – предположил он. – Эти скалы называются «Кольцом Хорса». Они расположены полукружьем.

Глеб внимательно посмотрел на скалы. Действительно, их видимая часть была дугообразной. Возможно, в первую секунду, когда Глеб их увидел, это и показалось ему странным. Но странным в них было не только это. Взять хотя бы то неуютное чувство, которое вызывал один вид этих черных массивов.

– Ветер дует, и получается эффект горлышка бутылки. Ну, или трубы… Вы знаете, я историк, а не физик. В законах природы разбираюсь плохо. – Профессор как-то виновато посмотрел на Глеба и принялся чистить вторую чашку.

Глеб был раздосадован – мог бы и сам догадаться про трубу. Никогда не был трусом, а тут испугался каких-то звуков. Утром он осмотрит эти скалы более подробно. Что-то в них было не так.

Профессор между тем почистил уже вторую чашку – алюминиевая миска стала совсем светлой, вся в мелких царапинах от песка. Глеб взял в руки грязную чашку, повертел ее в руках. Его уже начало доставать упорное молчание профессора. Не посуду же он позвал его мыть, в самом-то деле!

– Илья Петрович, что вы знаете?

Профессор рассеянно пересыпал песок в тряпку, как будто все еще раздумывая – стоит говорить или нет. Потом резко прекратил и серьезно посмотрел на Глеба.

– Я именно это и хотел с вами обсудить. Без посторонних. А то, знаете, панику сеять… Не хотелось бы.

Наконец-то. Глеб напрягся, придвинувшись поближе к профессору. Тот явно что-то знал, касающееся их общего провала в памяти. Васильев отодвинул чашку в сторону, сел поудобнее на песок. Глеб последовал его примеру. Посуда подождет.

– Дело в том, что я как раз работал над одним проектом. Вы слышали когда-нибудь о теории полицентрического происхождения человека? В противовес моноцентрической, по которой человек современный произошел из Африки. – Похоже, что профессор сел на своего «конька». Он так самозабвенно начал, как будто читал лекцию перед большой аудиторией. Глаза его заблестели, а дыхание участилось.

– То есть, эволюция гоминид – первобытных людей, была не линейной, а, скорее, кустообразной. Не от одного вида к другому, а сразу несколько одновременно. Три-четыре, а может быть даже больше видов гоминид на одной и той же территории. Существовали так сказать бок о бок.

Глеб непонимающе моргнул. Как-то уж больно издалека профессор повел свой рассказ. Хотя может, именно это и будет важным связующим звеном?

– Вы слышали о том, что на Алтае в 2010-м году нашли новый вид первобытного человека? Это денисовский человек. И существовал он одновременно с неандертальцем и кроманьонцем. Нашли только несколько фрагментов тела и сам вид был выделен исключительно на основании генетических исследований. Продолжили исследование и к большому удивлению обнаружили, что ген денисовского человека найден только в новозеландцах и у Океании. Ни в Европе и ни в Азии. Представляете? Что же он делал на Алтае? И куда бесследно пропал?

– Так мы на Алтае? – Единственное, что понял Глеб.

– Думаю, нет. Я нашел следы древнего человека гораздо ближе.

– То есть как это, нашли? – не понял Глеб. Становилось уже интереснее. – Скелет, что ли, откопали?

– Я нашел архивные материалы, где упоминается об этом самом человеке. И обнаружен он был аж в девятнадцатом веке. На уровне легенд, разумеется. Первая экспедиция, которая была снаряжена в те места в 1948-м году, нашла захоронения древнего человека. По времени этот человек жил и развивался на ряду с питекантропами. А это около миллиона лет назад. Человек этот резко отличался от всех ныне известных нам человеческих ветвей происхождения: неандертальцев, кроманьонцев и нас с вами. Он был очень высок, примерно около трех метров. Мозг его был гораздо больше и тяжелее современного. Но не это главное, на черепе этого человека были обнаружены следы хирургической операции. Представляете, в наше время еще только подошли к таким операциям, а какой-то миллион лет назад – уже вовсю делали! Причем, успешно, потому что умер этот человек гораздо позже, от естественной старости на двухсотом году жизни. К сожалению, экспедицию эту по непонятным причинам тут же свернули, а сами ее участники странным образом затерялись. О находке упоминалось только один раз, но после этого было несколько опровержений, вроде у всех членов экспедиции произошло временное помешательство, и этот человек им попросту привиделся. Ну не глупость ли? – рассмеялся вдруг профессор, и у него на лице собралось куча добрых морщинок. – Ведь и ежу понятно, что замяли это открытие по политическим соображениям. Только не понятно, чем они руководствовались.

Профессор посмотрел на Глеба, ожидая, что он поддержит веселье. Но Глеб был задумчив.

– Значит, мы ищем останки нашего далекого предка? Не важно, фейк этот ваш трехметровый человек или нет, но я все равно не понимаю, я-то сюда зачем поперся? Ведь не мог же я в такое поверить и захотеть самолично на него поглядеть. Не мог!

У него же память отшибло, а не мозги. Илья Петрович пожал плечами и снова взялся за «мытье» посуды. От песка становилось совсем холодно. Глеб поменял позу, присев на корточки.

– Я еще вот чего не понимаю. Вначале вы сказали, что это может посеять панику. Пока не вижу оснований для этого. В том, что вы рассказали, нет ничего опасного. По крайней мере, для археологов.

Профессор огляделся по сторонам и зашептал, наклонившись к Глебу.

– У нас была тетрадка, что-то вроде бортового журнала. Любая экспедиция такой ведет, когда находится на раскопках. Отчеты и прочее. Но ее нет. Что весьма странно. Мы все перерыли и не нашли. Возможно, мы даже не успели приступить к раскопкам, хотя… вид лагеря говорит об обратном. А я не новичок в этом. – Профессор недоуменно передернул плечами. – Но у меня все-таки осталось кое-что. Я обычно параллельно веду и свой небольшой журнальчик. Мало ли… Не все запишешь для официального отчета. И своей памяти не очень-то доверяю. И как оказалось – не зря. – Профессор многозначительно закряхтел. – Так вот, как только я сообразил, что забыл начисто все про нашу экспедицию, я начал искать именно эту тетрадку. Я же знаю, что она должна быть. Я всегда так делаю и своей привычке не мог изменить.

– И тетрадочку нашли? – Глеб затаил дыхание.

– Нашел. – Но почему-то вид профессора не был радостным, и надежда Глеба тут же погасла. – Тетрадь была, а все листы вырваны.

– А кто же это сделал?

– А я так же, как и вы спал. – Невинно ответил профессор. – Только неспроста все это. Кто-то в лагере хочет, чтобы мы ничего не знали.

– Тот, кто помнит обо всем. – Догадался Глеб и похолодел. Все гораздо серьезнее, чем он думал. Это не кратковременный глупый розыгрыш, а кем-то спланированный долгий эксперимент над всем коллективом. Кто-то внедрен к ним, мимикрировал и принял вид археолога. Но главное узнать, зачем они здесь. Что ищут? Совсем не древнего человека. Вовсе нет.

Вдруг Глеб отчетливо почувствовал спиной чье-то присутствие и в тот же момент послышался слабый шорох камней под чьими-то неосторожными шагами. Глеб обернулся, за ним следом посмотрел и профессор. Метрах в пяти от них стояла Ольга. Как она смогла так неслышно подобраться к ним? Ольга растерянно улыбнулась, как будто ее застукали за чем-то нехорошим, но тут же исправила выражение лица на суровое и командирское.

– За временем совсем не следите? Ночь уже.

Глеб сообразил, что и в самом деле стало уже темно. Звезд не было видно, все небо затянуло облаками. Он машинально посмотрел на свои ручные часы. Впервые с того времени, как оказался здесь. Часы у Глеба были раритетные, с механическим заводом. Память об отце. Правда, их приходилось подводить каждый день, но это было единственное неудобство. А так они были очень точными, и как выяснилось не раз – противоударными. Часы, конечно же, должны были стоять, ведь Глеб проспал не меньше трех суток по общему утверждению. Но секундная стрелка двигалась. Странно. Глеб поднес часы к уху – тикали. Он посмотрел на циферблат. Часы показывали 10 часов вечера.

– Глеб Дмитриевич, замучил вас Илья Петрович своей научной болтовней?

Это был жирный намек на то, что пора закругляться с частной беседой.

Профессор и Глеб быстро собрали чашки, раскиданные по песку и, перекинувшись взглядами заговорщиков, пошли за Ольгой. В это время из-за облаков выглянула луна и на песке блеснула еще одна чашка, не замеченная ими в темноте. Глеб вернулся. Наклонился, чтобы поднять посудину, и резко отдернул руку. По ободку чашки полз скорпион. Глеб присмотрелся и понял, что это совсем не скорпион. Хвост с жалом, да, как у скорпиона, но все остальное тело было другое. Клешни отсутствовали, а на голове торчали огромные как у стрекозы глаза. Глеб хотел окликнуть профессорскую парочку, чтобы показать им любопытный экземпляр, но животное проворно соскочило с чашки и скрылось среди темных камней. Глеб упал на коленки, раскидывая камни, и разыскивая странное существо, но все было бесполезно. Существо как сквозь землю провалилось. А может в землю и закопался? Снова раздался тот звук, который в прошлый раз так напугал Глеба и профессора. На этот раз он был более громким и отчетливым. И хотя Глеб понимал, что это всего лишь ветер, все равно его охватил ледяной озноб. Наплевав на чашку, он решил поскорее убраться отсюда.