Читать книгу Всё самое плохое о моей сестре - Жаклин Уилсон - Страница 5

Когда наступило утро субботы, я зарылась под свое красно-белое клетчатое одеяло и под Уилму-кита. Когда я уже совсем запарилась, я повозила по щекам красным мелком. И затем пошлепала в спальню к маме и папе.

– Мам! Пап! Я себя неважно чувствую, – сказала я хриплым голосом.

– Перестань притворяться, со мной этот номер не пройдет, – сказала мама, даже не открывая глаз.

– Я не притворяюсь, я больна – посмотрите, какая я красная.

Мама открыла один глаз и тяжело вздохнула:

– Что ты наделала? Теперь придется потратить несколько часов, чтобы стереть с твоего лица эту красную краску.

– Это не красная краска. Это я! У меня ужасная лихорадка. Пощупай мой лоб. И еще меня трясет – видишь? – я задрожала мелкой дрожью.

– Иди сюда и прижмись ко мне, а то, не дай бог, упадешь, – сказал папа и протянул руку.

Я устроилась в кровати между ними, но при этом мама велела мне лежать на спине, чтобы мои щеки не терлись об их подушки.

– Кудряшкин, ты правда не хочешь идти на эту чудовищную вечеринку, а? – спросил папа, поглаживая меня по голове.

– Это будет пытка, от начала и до конца, – заявила я так драматично, что папа даже захихикал. – Особенно если я должна надеть это синее уродство, – добавила я.

– Эй-эй, давай без хамства. Твоя мама потратила сто лет на то, чтобы сшить это платье, она шила и шила, пока у нее не свело руки, – сказал папа.

– Я ее об этом не просила, – буркнула я.

– Не могу дождаться, когда увижу тебя в нем, – сказал папа.

– Вот уж обхохочешься, – пробормотала я.

– Это ты, Марти, обхохочешься, потому что будешь прекрасно выглядеть, – сказала мама. – А теперь, если хочешь остаться с нами в кровати, то устройся поудобнее и успокойся – мы можем еще немножко подремать.

Все утро я ходила в майке, удобных джинсах и конверсах, но сразу после ланча мне пришлось (ну надо же!) идти в ванную. И потом стоять там, дура дурой, в новых трусиках, в новых носках и в глупых шелковых тапочках, а мама расчесывала мне волосы, и она расчесывала их до тех пор, пока не добралась до моего скальпа. Еще мама хотела прикрепить к ним синюю ленточку, но, к счастью, у меня такие пружинистые кудри, что ленточка все время соскакивала, так что мама отказалась от своей идеи.

Синее платье, когда мама надевала его на меня, оказалось очень скользким. Может, и оно должно было бы упасть, как ленточка. Но оно, туго стянутое на талии, осталось на мне.

– Сидит прекрасно, – сказала мама.

Она сказала это шепотом, будто мы были в музее. Она поворачивала меня так и эдак, как если бы я была экспонатом. Глаза у нее сияли.

– Ох, Мартина! – воскликнула она. – Моя дорогая, ты и вправду замечательно выглядишь. Смотри!

Я выглядела жутко. Я больше не была самой собой. Я превратилась в какую-то глупую ультрадевчонковую девочку в тщательно продуманном ужасном платье «дурочка-в-оборочку». Я была похожа на куклу «леди в кринолине», у которой под юбку подложен рулон туалетной бумаги, – такая стояла в ванной у моей прабабушки.

– Я не могу идти в таком виде! Все будут надо мной смеяться, – заныла я.

– Мартина, ты действительно перешла все границы. По крайней мере ты должна была бы сказать «Спасибо, мама». Любая другая девочка многое бы отдала, чтобы иметь такое платье. Подожди, вот еще Мелисса тебя увидит. Мелисса! Мелисса, иди сюда и посмотри на Мартину!

Мелисса влетела в мамину-папину спальню. Она глянула на меня – и прыснула со смеху.

– Видишь! – сказала я, чуть не плача.

– Мелисса, прекрати! Мартина выглядит изумительно, правда же? – настаивала мама.

Мелисса рухнула на кровать и стала кататься по ней, задыхаясь от смеха.

– Замолчи! Я тебя ненавижу! – свирепо рявкнула я.

– Мелисса, немедленно прекрати свое глупое хихиканье. Я не понимаю, что с тобой, – рассердилась мама. – А ты, Мартина… я ведь уже говорила тебе, что ты никого не ненавидишь, тем более свою сестру.

– А я ненавижу, – четко и громко сказала я Мелиссе, которая продолжала что-то верещать.

– Надо показаться папе. Спорю, он скажет, что ты выглядишь великолепно.

Оказалось, что папа был занят с клиентами – две пожилые дамы хотели поехать на автобусную экскурсию. Мама всегда говорила, что мы ни в коем случае не должны заходить к папе, когда он работает, но в этот раз она повела меня вниз по лестнице прямо в его офис.

– Посмотри на Мартину, Гарри, – сказала мама, проталкивая меня в дверь.

Папа посмотрел. Потом закачался и закрыл глаза руками.

– Пап?

– Марти, я ослеплен твоей красотой!

– Ох, пап!

– Вот это да! Что это за маленькая принцесса! – сказала одна из старых леди.

– Какое прекрасное платье! Нынче редко можно увидеть детишек, одетых в приличные платья. О, она выглядит просто как картинка, – подхватила другая.

– Вот! – торжествующе сказала мама. – А теперь идем, я отвезу тебя в школу танцев.

Она запихнула меня в машину, и мы поехали.

– Мам, разбей машину, тогда мне можно будет не ехать, – пробормотала я.

– Прекрати! И не открывай окно – разлохматятся волосы.

– Но мам, меня тошнит. Наверное, сейчас вырвет.

– Мартина Майклс, я еще никогда в жизни тебя не шлепала, но если ты нарочно вызовешь рвоту на свое прекрасное платье, я разложу тебя на коленях и отшлепаю. А теперь, ради бога, перестань притворяться. И разгладь юбку, ты ее мнешь.

Мама ехала ужасно осторожно и внимательно, и мы целые и невредимые приехали к школе танцев Элайши. По всей дороге растянулись припаркованные машины со стаей девочек, едущих на вечеринку.

Меня правда затошнило. Все девочки были одеты в такую одежду, которую любит Мелисса, – в майки со щенками, котятами, кроликами и со сверкающими сердечками, в маленькие узкие или длинные с оборками юбками, в розовые или белые джинсы – но никаких платьев, нигде ни одного платья.

– Мам! – сказала я, сгорбившись внутри машины. – Мам, ты только посмотри на них! Я не могу идти на вечеринку, одетая не так, как они. Они все описаются от смеха.

– Ты идешь на вечеринку, и точка, – отрезала мама, почти силой вытаскивая меня из машины.

Я знаю, что мне не разрешается кого-то ненавидеть, но в этот момент я ненавидела маму. И я ненавидела всех этих девочек, которые таращилась на меня, когда мама тащила меня в танцевальный зал. Особенно я ненавидела Кэйти и Ингрид. Кэйти была одета в ярко-розовый топ с бретелькой вокруг шеи и джинсы с низкой талией. А Ингрид была в сверкающей облегающей майке и узкой юбке. Едва глянув на меня, они покатились со смеху. Я почувствовала, что мое лицо залилось краской и стало сиренево-розовым, как наряд Кэйти. Я готова была убежать, но мама крепко держала меня и с силой тащила в конец зала. Миссис Иванс стояла около костлявой женщины с пучком – оказалось, что это мисс Сьюзанн, хозяйка этой школы танцев. А где же сама именинница?

Удивительно приятно было увидеть Элайшу в ее сиреневом платье, потому что она выглядела так же нелепо, как и я, если не больше. Рукава-фонарики врезались в ее пухлые руки, а юбка спереди задиралась. Она надела чудовищные белые кружевные колготки, так что казалось, будто она забинтовала обе ноги, и у нее были пурпурные с блестками туфли на каблуках. Каблуки были совсем маленькие, но она все равно не шла, а ковыляла, отклячив попу. Волосы ее были затянуты по-взрослому, в пучок. Она еще и накрасилась – розовым блеском губы и сиреневыми тенями веки, что было похоже на синяки. Я уставилась на нее, но тут мама слегка толкнула меня локтем.

– С днем рождения, Элайша, – сказала я и протянула ей подарок.

Это была большая коробка фломастеров особых флуоресцентных оттенков – там были едкий желтый, и резкий лимонный, и горячий оранжевый. Я бы что угодно отдала за такой набор. Я бы придумала много всяких нарядов для Могучей Марты, и она смогла бы победить орду желтых гиен в зеленых джунглях на фоне заката оранжевого солнца. А Элайше ничего этого было не нужно. Она разорвала серебряную бумагу обертки, глянула на коробку и положила ее в общую кучу подарков на столе. Она даже не удосужилась ее открыть!

– Там особенные, флуоресцентные фломастеры, – сказала я.

– Спасибо, – Элайша отвернулась от меня и взяла подарок Кэйти. Это был набор канцтоваров – маленькая записная книжечка, ручка и карандаши. Я точно знала, что они продаются почти даром, но Элайша просто обезумела.

– Ой, Кэйти! Это так прекрасно! Ой, ты такая добрая! – глупо улыбалась она. – Это вообще лучший подарок!

Я готова была затолкать ее в угол, но меня поймала мисс Сьюзанн, вцепившись в мое платье. Мне пришлось так и стоять, пока она щипала мои пышные рукава и хватала мою юбку, практически показывая всем мои новые трусики.

– Какое прекрасное платье! Я думала, тут только Элайша в таком изысканном наряде, но это еще лучше! – прошептала она маме. – Так это вы тот волшебный создатель платьев, о котором мне рассказывала миссис Иванс?

Мама улыбнулась.

– Да, это я волшебный создатель платьев, – сказала она и слегка толкнула меня, как бы говоря: «Видишь!»

Мисс Сьюзанн продолжала фонтанировать, пока я в отчаянии стояла рядом с ними.

– Мам, я правда-правда неважно себя чувствую, – прошептала я, потянув маму за руку. – Можно теперь уже уехать домой?

Мисс Сьюзанн положила руку мне на плечо:

– Все в порядке, дорогая. Все сначала слегка смущаются на таких вечеринках, как эта. – И она улыбнулась маме: – Не волнуйтесь, я за ней присмотрю.

И она присматривала – ох! – присматривала безжалостно. Я должна была участвовать во всех этих старомодных играх – «музыкальные стулья» и «жмурки». Я была почти самая последняя в «музыкальных стульях», но Ингрид вытащила стул из-под меня, так что Кэйти заняла его раньше. Они обе сильно толкали меня в «жмурках». Вообще-то я переносила это стойко, молчаливо и гордо, но мисс Сьюзанн вступилась за меня.

– Ну-ну, Ингррид, я считаю, что это мошенничество. Бедняжка Мартина! – сказала она. – О, Кэйти, я все видела! Перестань толкаться, дорогая, ей же больно!

И от этого Кэйти и Ингрид стали ненавидеть меня еще больше. Им-то разрешалось ненавидеть кого угодно.

Потом у нас были особые танцевальные игры, и это было даже еще хуже. В одной из них мы должны были парами танцевать польку вокруг комнаты, пока музыка не прекратится. У меня здесь не было никакой подходящей подружки, поэтому не было и никакого партнера. Я подумала, что могла бы быть в паре с Элайшей, потому что у нее вообще не было ни одной подруги, но она танцевала со своим ужасным прилизанным кузеном, одетым в приличный костюм с белой рубашкой и бабочкой. Он как-то ужасно держал Элайшу, склонив голову в сторону, и вышагивал на носочках своих открытых черных туфель.

Я стояла у стены, радуясь маленькой свалившейся на меня милости, но вдруг увидела, что ко мне направляется мисс Сьюзанн:

– Иди сюда, Мартина! Иди танцевать со мной!

– Я не умею танцевать этот танец, – быстро сказала я.

– Конечно умеешь, дорогая. Это просто шаг-шаг-шаг-хоп. Все умеют танцевать польку.

Все, только не я. Когда она кружила меня по всему залу на жуткой скорости, я все время спотыкалась.

– Смотри, как я танцую польку! – пела мисс Сюзанн мне в ухо, подчеркивая каждое слово.

А я очень хорошо видела себя, когда танцевала эту польку, потому что по всему залу были зеркала. И не сказать, чтоб это было приятное зрелище.

– Ну, я думаю, ты ухватила смысл танца, – с сомнением в голосе сказала мисс Сьюзанн.

Когда она объявила следующий танец, что-то такое под названием «Веселый Гордон», она схватила какую-то маленькую девочку в платье диснеевской Белоснежки и предложила мне танцевать с ней. Белоснежке было года четыре, и она вообще не умела танцевать, так что мы остались в углу и стали кружиться в своем собственном танце.

– Ты смешно танцуешь, – сказала Белоснежка.

Вряд ли это было комплиментом.

Потом все направились в другую комнату, где стояли сдвинутые вместе столы и было накрыто потрясающее угощение для именинного чая.

Когда устраивались чаепития для меня и Мелиссы, у нас была пицца, и хрустящий картофель, и морковные палочки, и сырки с ананасом, и потом именинный шоколадный торт.

А здесь был обильное взрослое угощение – с крошечными сэндвичами с маленькими кусочками копченой лососины, и кружочки со сливочным сыром, и маленькие булочки-сконсы с джемом и со сливками, и кукольного размера кексы, каким-то узором разложенные на красивых фарфоровых тарелках. Еще были вазы с бисквитами со сливками, и вазы с тирамису, и особый кекс из мороженого, и чизкейки, и башня из профитролей, и огромный именинный торт с изображением балерины в сиреневом платье.

Танцую я, может, и не очень хорошо, зато я мастер поесть. Я сидела рядом с Белоснежкой, подавала ей сэндвичи и учила ее пить лимонад через соломинку. Еще показала ей, как делать пузырьки, но при этом так старалась, что пузырьки выплеснулись из моего стакана и немножко накапали мне на платье. Я стала быстро стирать капли бумажной салфеткой и… увидела, что случайно уронила на платье мороженое, когда показывала Белоснежке, как надо нарезать его на маленькие кирпичики, чтобы сделать миниатюрное и́глу[3]. Мороженое я тоже оттерла. В моем чудовищном платье было ужас сколько материала, и я решила, что два крошечных пятнышка вообще будут незаметны и можно не беспокоиться о том, что скажет мама. Так что я почти начала веселиться.

Мы спели Элайше «С днем рожденья», а миссис Иванс и мисс Сьюзанн нами дирижировали. Потом Элайша задувала свечи, а ее мама тем временем осыпала ее блестящим конфетти. Она сказала, что это волшебная пыльца, которая исполнит все мечты Элайши.

Я понимала, что это полнейшая чепуха, но все равно придвинулась к Элайше, так что немножко волшебной пыльцы попало и на меня. Я закрыла глаза и пожелала создать настоящий комикс про Могучую Марту. Чтобы потом он превратился во много серий на ТВ и в большой фильм и стал бестселлером в компьютерных играх, и тогда я заработаю много-много денег и папе больше не надо будет работать агентом по путешествиям. Он сможет просто поехать во все эти путешествия сам и взять с собой меня. И, возможно, маму, если она пообещает не придираться и не шить мне дурацкие платья. Вот насчет Мелиссы я не уверена. Я вспомнила, как она фыркала от смеха. Наверное, ей придется остаться дома, совсем одной.

Когда все получили по куску именинного торта, мы вернулись назад в главный зал и уселись на полу, а клоун по имени Чам-Чам стал нас развлекать. Белоснежка прижалась ко мне и прошептала, что ей не нравятся клоуны, особенно такие, как этот Чам-Чам, – с белым лицом и красным носом. Я обняла ее и сказала, что Чам-Чам кажется вполне симпатичным и дружелюбным клоуном и нисколько он не страшный.

Вдруг Чам-Чам поймал мой взгляд. Он осмотрел мое искусно сделанное ужасное платье и сказал:

– Ах, наверное, именинница – это ты! А не хочешь выйти на сцену и помочь мне с моими волшебными фокусами?

Так уж получилось, что в этот момент настоящая именинница была в туалете. Это был слишком хороший шанс, и его нельзя было упустить. Мне всегда очень хотелось делать волшебные фокусы.

И я вскочила на сцену.

– Я с удовольствием буду вашим ассистентом, мистер Чам-Чам, – сказала я.

Сначала мы делали несколько скучных фокусов. Я должна была держать выбранные карты и тянуть ниточки от носовых платков из его кармана. Потом он взял в руки высокую шляпу, и у меня заколотилось сердце. Он что, собирается вытащить из этой шляпы кролика? А если так, то даст ли он мне его подержать?

У нас дома не было никаких домашних животных. Маме совсем не нравилась идея завести кого-нибудь, она говорила, что от них только беспорядок. А может, против одного малюсенького кролика, который в основном живет в шляпе, она не будет возражать? Можно было бы назвать моего кролика Волшебником, и мы вместе могли бы показывать фокусы.

– Проснись, проснись! – сказал Чам-Чам. – Ну, маленькая именинница, я же сказал – постучи по верху шляпы волшебной палочкой!

– Она не именинница! Это я именинница! – взвизгнула Элайша, вбежавшая в зал.

И миссис Иванс стащила меня со сцены. Пришлось только смотреть, как Элайша вытаскивает из шляпы замечательного крольчонка с висячими ушками. Чам-Чам тут же сделал пас и быстро убрал кролика, так что Элайша его даже совсем и не держала. Но зато потом она участвовала в самом лучшем фокусе. Она легла в большой ящик (это был настоящий подвиг, поскольку ее в этом платье, да еще с тремя слоями нижних юбок из марли, было слишком много, чтобы в него втиснуться), и ее распилили пополам! Как бы я хотела, чтобы меня распилили пополам! Это было бы так здорово! Одна половина могла бы оставаться дома с папой, рисовать Могучую Марту и смотреть DVD, а другая могла бы пойти в школу и бегать и играть в футбол. Элайша была смертельно напугана, казалось, она вот-вот заплачет. Миссис Иванс тоже не выглядела счастливой. Наверное, она боялась, что драгоценное платье тоже будет распилено.

Хотя пила Чам-Чама казалась довольно острой, я не думаю, что он пилил по правде, потому что Элайша вернулась обратно на сцену абсолютно невредимая, ее платье нигде не было даже разрезано, и вообще не было видно никаких следов крови. Чам-Чам закончил свое представление игрой на этой самой пиле, как если бы она была музыкальным инструментом, а мы все ему подпевали.

Стали приходить некоторые родители, и поэтому я подумала, что наконец пришло время ехать домой, – но мисс Сьюзанн захлопала в ладоши и объявила:

– Дети, сейчас будет именинный балет.

У меня снова заколотилось сердце – а вдруг и мне нужно будет танцевать в балете, – но, слава богу, оказалось, что надо было просто сидеть в публике.

Все ученики школы танцев побежали за кулисы, чтобы переодеться к их великому выступлению. Участвовали все девочки и прилизанный мальчик-кузен. Даже маленькая Белоснежка появилась на сцене – она становилась на носочки и немножко прыгала.

Конечно, звездой именинного балета была Элайша. Она вертелась и кружилась по всей сцене, как очень большой вращающийся купол, а мистер Иванс записывал ее представление на видео. Кэйти и Ингрид станцевали короткий дуэт. Я надеялась, что они будут выглядеть ужасно глупо, чтобы можно было громко-громко рассмеяться, но они танцевали современный танец, извиваясь, как девушки в поп-группе – такие танцы Мелисса изображала перед зеркалом, – но я разозлилась, потому что Кэйти и Ингрид делали это лучше.