Читать книгу Властелин Зимы - Жанна Лебедева - Страница 5

Ледяной зал был огромен.

Уходили ввысь его величественные белые своды, нависали над пришедшими, грозясь обрушиться и раздавить. Гулкое эхо шагов уносилось в темную вязь переходов, что начинались после зала и вели неизвестно куда.

Вита брела по бесконечным ходам этой ледяной норы, следуя за Ганом, упираясь взглядом в его широкую спину, покрытую крапчатым плащом цвета леопардовой шкуры.

Изменился Ган. Вита помнила его из детства другим. Тогда он был мелким и тощим – на голову ниже Виты и легче вдвое. А теперь хорошо так раздался в груди и плечах – мощен стал, хоть и жилист, а вот роста много не набрал – чуть Виту перерос, но и полголовы в том переросте не будет. И спокоен стал. Раньше задиристый был, вредный, наглый, все «замухрышкой» дразнился и норовил дернуть за волосы исподтишка. Сын старосты – все ему с рук сходило…

Он привел ее в зал с серым льдом. Кровавые прожилки в нем и вмороженные в стены стальные кольца с цепями навевали тревожные мысли. Чутье говорило, что тут лилась кровь. Кого-то пытали, кого-то убили сразу…

Вита испугалась. Сонное оцепенение, охватившее ее с начала плена, спало, вернув в реальность. Что с ней будет? Что сделает Ган? Убьет? Замучает?

Он ведь может…

– Сядь, – короткий приказ, и нечто, подобное трону изо льда поднялось над полом, сверкая свежими ледяными гранями.

Вита послушаться не успела – волна колдовской силы ударила в грудь, уронила спиной на лед. Руки сами легли на подлокотники, и те протаяли, поглотив кисти, а потом вновь заледенели.

Надежные кандалы – не вырвешься из них.

Вита рванулась и замерла, осознав всю тщетность сопротивления.

– Что со мной будет? – спросила прямо, глядя в темные глаза пленителя.

– Ничего, если расскажешь мне все про ведьм.

Вита нахмурилась, отвела глаза:

– Что же ты у предыдущего своего пленника не спросил, пока его в глыбу вмораживал?

– Потому что болван тот ведьмин ученик, и она ему после каждой личной встречи мозги чистит. Он ее лица не помнит. А когда шанс был подсмотреть за ней из-за печки тайком, дуралей на тебя вместо ведьмы пялился. И ведьма-то там не одна была, а с товарками.

Витино лицо вспыхнуло румянцем, намеки на симпатию Данияра ее отчего-то злили, параллельно рождая неловкое чувство стыда.

– А я что? Помню, по-твоему? Я вообще на тех ведьм не смотрела…

Вита попробовала соврать, но Ган пропустил ее ложь мимо ушей, протянул руку и сдавил виски холодными пальцами. Ощутив, как напряглась пленница, посоветовал:

– Расслабься, легче будет. И мне, и тебе. Здесь, в замке, силы столько, что хватит тебя наизнанку вывернуть.

Ничего не ответила Вита, лишь зубами презрительно скрипнула.

– Пошел ты…

Она неуклюже дернулась, но сделала только хуже – плащ, что по прежнему был у нее на плечах, предательски распахнулся, открыв взору Гана живот, бедра и грудь… В его голове подло шевельнулись воспоминания и образы из головы Данияра.

Ган стряхнул их резким движением, повел плечами, нервно задернул на Вите плащ и поспешно нырнул в голову девы.

Память ее раскрылась, как книга. Последние дни – ярко. Что подальше – мутное, словно в тумане. Вот день встречи с Данияром, вот обещает мальчишка Вите лекарство для козы, хорохорится, от собственной важности и значимости довольный! Вот изба, а вот ведьмы… ну же, давай лица!

Показались лица. Два – отчетливые и ясные, одно – расплывчатое, а еще одно – черная клякса, дыра в душном пространстве темной комнаты. Но хоть так.

Ведьмы были незнакомые, ни разу не виденные Ганом на побережьях Зимы. Лица неузнаваемы лишь пока они под мороком, но стоит мороку спасть – сразу вспомнятся все былые, незамеченные встречи, проступят в памяти знакомые черты.

Старую ведьму, что жила близ Игривицы, Ган бы узнал – он встречался с ней лично не раз, просто распознать ее не мог из-за заклятья. Эти две – чужие – пришли издалека. Выдавали их иноземная одежда и акцент – местные так не говорили.

Что за сбор у них тут? Ган прислушался, натянулся струной, вытягивая из памяти пленницы звуки и запахи. Разговор ведьм журчал рекой, шумел ветром, и нельзя было разобрать в нем ни единого слова.

А потом его оборвали.

Гана вышвырнуло из Витиной головы, и громкий, уверенный голос спросил:

– Чем занят, брат? Кого пытаешь да чего выпытываешь?

Ган развернулся. Нахмурил брови, натыкаясь взглядом на красивое, насмешливое лицо в черной гриве волос.

– Чего тебе надо, Орка? – не спросил, рыкнул, как рычит над честно добытой костью повстречавшая соперника собака.

– Ай-ай, брат. Что же ты самовольством решил заняться? И старцу Инею ничего не рассказал про то… Кстати, что это? Что это еще такое?

Тот, кого звали Оркой, легкой походкой подплыл к Вите, стал разглядывать ее и принюхиваться. Ноздри на широком носу раздувались и опадали, жадно втягивая человеческий, теплый, девичий запах.

– Красивая добыча. Лакомая. Такая ли вкусная, как выглядит? – наглые пальцы подцепили край Ганова плаща, что опять бесстыдно распахнулся, обнажив бледные девичьи бедра, потянули.

Вита резко вывалилась из оцепенения. Сообразив, что сидит нагая перед двумя мужчинами, гортанно вскрикнула и, поджимая ноги, зашипела. Глаза ее при этом были, как у загнанного зверя. Отчаянием и злобой светились.

Ган поймал ее взгляд на миг. В сердце неприятно кольнуло. Добыча. Ни с кем он не станет ее делить! В особенности с Оркой, пусть тот и самый могучий зверь северных морей. Черно-белая смерть. Несокрушимая погибель акул, тюленей и огромных китов. Некому равняться с ним по силе, некому бросать вызов грозным мускулам и челюстям.

Силен морской леопард, но косатка – величайший хищник моря – сильнее всех.

Только Ган не желал отступать, ведь пойманное им принадлежит ему одному. Посмотрел он сперва на пленницу, потом на извечного соперника, так лицемерно величавшего себя его «братом», и заявил:

– Приведи Инея.

– Приведу, – Орка угрожающе дернул губой, оскалил белые зубы.

Он решил, что леопард ставит под сомнение его уверенность. Он подумал, что Ган решил, будто он, бесстрашный Орка, испугается привести сюда их мастера – мудреца Инея. Иней хоть и выглядит тонким и хрупким, как первая наледь на осенних лужах, в ярости он страшен, и магия у него такая, какой нет ни у кого. А еще только Иней, единственный из всех обитателей замка, может лично говорить с Властелином Зимы.

Говорят, он тоже хати – древний дух…

– Приведу, – повторил Орка и, развернувшись, быстро вышел из допросного зала.

Черно-белый плащ подмел снежинки с серых плит на полу.

Нужно было отправить его отсюда. Хоть на несколько минут, под любым предлогом…

Зная, что скоро Орка вернется не один, Ган приблизился к Вите, грубо схватил ее за руку – ледяные наручники-подлокотники растаяли в миг – и стащил с ледяного «трона».

– Отпусти! Не тронь! – Вита забилась, принялась одной рукой толкать его в плечи, а второй зажимать на груди полы плаща.

– Угомонись ты, – зарычал на нее сквозь зубы Ган. – Успокойся. Не дергайся, коли хочешь еще жить.

Секунду она глядела на него с доверчивой надеждой, а потом, решив, что не стоит ждать добра от лютого врага, выругалась мысленно на себя и обреченно рванулась в последний раз.

Плащ остался в руках у Гана. Вита стояла теперь перед ним полностью голая и от этого такая беззащитная.

– Иди к окну, – прозвучал приказ. – Оборачивайся и прыгай в море, поняла?

Ган схватил пленницу за руку, силой подтащил к пустому проему, за которым растекалась ночная тьма. Звезды мерцали в ней бледными искрами, и огни нижних миров отвечали им из глубины.

Вита увидела их и уперлась:

– Не могу, там огни. Так близко…

Они действительно были близко. Слишком близко. Такие яркие…

– Прыгай. Другого шанса не будет, – Ган развернул деву спиной к себе, упер ладонь ей между лопаток, и ему показалось, что кожа там раскалена, как сковорода на огне.

– Туда же нельзя, в огни… – продолжая упираться, Вита ощутила, как по щекам побежали предательские слезы.

Слезы ужаса. Слезы отчаяния.

Каждый человек в Игривице – да что там в Игривице, на всем побережье – знал, что нельзя приближаться к подводным огням. Там, где соприкасаются миры, находиться нельзя, потому что сойдешь с ума. Потому что в безумии ринешься к этой самой межмирной границе, а там неведомые силы разорвут тебя на части, расплющат, изотрут в пыль.

Вите было стыдно за позорные слезы, но инстинкт самосохранения оказался сильнее. И тело, и сознание единогласно противились мысли нырнуть в испещренную яркими точками воду.

Это верный конец! Верный! Верный…

И все же она нашла силы спросить:

– Ты сам там когда-нибудь плавал? В воде рядом с огнями?

– Да, – не задумываясь, ответил Ган. – И ты проплывешь. Здесь они ниже, чем кажется. Закрой глаза и плыви изо всех сил прочь. Слышишь?

Вита не ответила, дернула спиной, нервно сбрасывая с себя Ганову руку.

– Отойди и не смотри…

Ган не послушался.

Пленница забралась на широкий подоконник. Воздух за оконным проемом был на удивление тих и спокоен – бешеные ветры и бури не любили приходить сюда. Взмахнула руками и прыгнула рыбкой. Ган припал к окну, наблюдая, как сжимается в воздухе человеческое тело, становясь тугим, черно-белым комком. Пингвин Адели. Килограммов шесть всего-то и будет. Сколько их он пожрал за последнее время? Не сосчитать…И как ей удается так сжиматься…

Далеко внизу у самого основания стены, птица мягко вошла в воду. Почти бесшумно. Чуткий Ган не расслышал и не увидел всплеска.

Став подводной тенью, Вита стремительно понеслась, петляя высоко в толще, почти у самой поверхности воды. Страх прочно удерживал ее там, не ниже, не выше. И глубже опуститься нельзя – огни затянут, и на самую поверхность не подняться – страшно, заметят из окон слуги Властелина Зимы.