Читать книгу Леди, которая любила готовить - Карина Демина - Страница 8

В Гезлёв прибыли ближе к вечеру. Поезд вполз на раскаленный перрон, выдохнул клубы белоснежного дыма, добавляя местному, пропахшему морем воздуху, тяжелой железной вони. Скрежетнул состав, столкнул железо с железом и содрогнулся, едва не опрокинув Нюсю, которой вздумалось встать вот тут же, немедля. И если б не весьма своевременная помощь Аполлона, она бы упала.

Но нет, поймал.

И что-то сказал.

И от этого сказанного Нюся, заалевши, смутилась. Но тут же смущение поборола и ответила, верно, достойно и дерзко, если Аполлон рассмеялся. Смех его показался вдруг неприятным, как и сам этот человек, чересчур громкий и назойливый.

Марья сумела бы с ним справиться. Взгляда бы хватило.

А Настасья взглядом не стала бы ограничиваться, высказалась бы… Василиса подавила вздох и сумела лишь не заметить протянутую руку. Никогда-то у нее не хватало ни сил, ни смелости ввязываться в споры с другими людьми.

– Позволите вас проводить? – Аполлон, отпустивши Нюсю, которая к явному маменькиному недовольству явно желала продолжить столь приятное знакомство, обратился к Василисе.

– Нет. Благодарю. Меня должны встречать.

– Вот и проверю, чтобы точно встретили. А то мало ли…

– И проводить есть кому, – сказала Василиса, понадеявшись, что ее верно поймут.

– Да? – прозвучало скептически. – Неужели вы и вправду предпочтете мое общество… чьему, простите?

– Моему, – Демьян Еремеевич поднялся. – Позволите ваш саквояж?

– Конечно.

Было… до крайности неудобно. Но уж лучше краткий миг неловкости, чем знакомство, избежать которого, как Василиса подозревала, не выйдет, как и избавиться от последующих бессмысленных ухаживаний. Хотя, конечно, странно донельзя. Чем она вовсе привлекла этого человека?

Пускай себе.

Больше всего Василиса боялась, что Ляля не приехала.

Перепутала время.

Или день.

Или вагон, и теперь мечется где-то там, в толпе. А на вокзале было людно. Почти столь же людно, как на том, оставшемся много верст позади. И появилось вдруг ощущение, что она, Василиса, на самом-то деле никуда и не уезжала.

– Барышня! – громкий Лялин голос перекрыл и гомон толпы, и вопли чаек, что кружились над вокзалом. – Барышня, я туточки!

Она и рукой помахала.

– Это ваша…

– Горничная. И компаньонка. Компаньонкой ей нравится быть больше, – Василиса позволила себе выдохнуть. Все же, не будь Ляли, пришлось бы как-то добираться самой.

А она не умела сама.

Она, кажется, вовсе была куда более беспомощна, чем ей думалось.

– Понимаю.

– Спасибо вам…

– Видишь, – раздался слева знакомый голос. – Разумная барышня сразу поняла, что типус этот есть обыкновенный прохвост…

– Мама…

– Мама знает жизнь. Мама видела этаких… с деньгами, конечно, но надолго ли? Как батюшки не стало, пустился во все тяжкие…

Мимо прошла Ефимия Гавриловна, волоча за руку Нюсю, которая то и дело оглядывалась, надеясь, верно, отыскать в толпе потерявшегося поклонника.

– …завод разорил, продал за копейки, и мануфактуру вот-вот выставит. Долгов понаделал. Пока есть чем платить, только деньгам он счету не знает…

Этот голос исчез средь других.

– Ох, барышня, а вы совсем ехать замучились, – Ляля пробилась сквозь толпу с легкостью. – Ваш братец три раза телефонировать изволивши был. А я ему так и сказала. Мол, едет поезд. И от этих вот звонков, от которых у меня в голове свербеть начинает, быстрее ехать он не будет.

– Куда телефонировал?

– Так… в дом… пришли тут, стены расковыряли, ковры затоптали, потянули проводов, не было печали. Вот попомните мои слова, да поздно будет, одни беды от этой телефонации. А братец ваш точно ругаться станет.

– Станет, – Василиса отпустила руку, на которую опиралась, пожалуй, чересчур уж вольно. – Возможно, вас подвезти?

– Не стоит, – Демьян Еремеевич покачал головой. – Возьму коляску.

– И все же…

– Давайте я вас все же провожу. А ваш багаж…

– Акимку за ним послала. Привезет-с, – отмахнулась Ляля. – Мы туточки недалече стали. На саму вокзалу с экипажами не пущають. Говорят, что лошади порой пужливые, что в тым годе страсти…

Она любила говорить, пожалуй, даже чересчур, чем вызывала вновь же недовольство. Марья не единожды предлагала горничную сменить, мол, столь болтливой девице место в поместье, но никак не в городе, где болтливостью своей она причиняет ущерб хозяйской репутации. И Василисе давно пора бы найти себе кого-то более сдержанного.

Знающего моду.

И способного волосы уложить двадцатью семью способами.

А Ляля… Ляля шла и поглядывала искоса, явно пытаясь сообразить, что за человек несет Василисин саквояж, откуда он взялся и имеет ли смысл рассчитывать, что хозяйке он глянется.

Глянулся.

Василиса подавила еще один вздох.

Быть может, новый знакомый и был несколько странен, быть может, был он вовсе лишен той привлекательности, что выделяла Александра и прочих, в ком имелась благородная кров. Быть может, он не относился к тем, кого Марья одобрила бы, но рядом с ним Василиса не чувствовала себя неловкой.

Или неправильной.

Да и вовсе спокойно было, хотя, конечно, спокойствие это в высшей степени ложное, происходящее от того, что она довольно много времени провела рядом с этим человеком, и помощь от него принимала, и… и, по сути, что она вообще о нем, кроме имени, знает?

– Где вы планируете остановиться? – спросила она, не зная, что еще сказать. Экипаж и вправду стоял недалеко. Акима вот еще не было. И кони нервно пряли ушами, им тоже место казалось неуютным, шумным, жарким. Быть может, они вовсе предпочли бы оказаться подальше от него, но спутанные ноги не позволяли ступить и шагу.

– На villa «Carmen».  Нумер был заказан. Надеюсь, заказ не потеряли, – Демьян Еремеевич поставил саквояж на скамейку кучера и дверцу приоткрыл. Руку подал. – А вы?

– Так… у нас тут дом, собственный, – встряла Ляля, верно, опасаясь, что хозяйка в скромности своей совершит непоправимую ошибку и адреса не назовет. – Его еще вдовьим кличут. Там вдова Посконникова обреталась, она барышне тетушкой приходится.

И этак, лукаво глянула, мол, теперь-то кавалер не заплутает.

– Буду рада, если вдруг заглянете в гости, – неожиданно для себя произнесла Василиса. – На чай.

– Ага, – Ляля вновь не смогла промолчать. – С пирожками. У барышни пирожки такие, ни в одной ресторации, даже столичной, таких вам не подадут. А уж кексы… будто ангелы пекли эти самые кексы. Особенно, который черемховый.

– Черемуховый, – поправила Василиса.

– Буду рад, но…

Не придет.

Кому нужны кексы, пусть и из черемуховой муки. От девицы на выданье требуется совсем иное. Родовитость. Здоровье. Приданое. И безупречная репутация.

Додумать Василиса не успела, ибо появился Аким с носильщиками и чемоданами, и стало совсем уж не до кексов и мыслей, ибо как-то так получилось, что чемоданов оказалось на три больше, чем Василиса брала. Она несколько раз пересчитала эту гору.

– Сестрица ваша подсобила, – Ляля как-то сразу поняла, в чем причина. – Вон те три. Ейные. Что? В прошлым годе еще покупала, когда сама на моря отдыхать собиралась. А тепериче, стало быть, вам спихнула с барского-то плеча. И не зыркайте, барышня, я вам скажу, как оно есть… сестрица ваша, может, и кругом княжна, да только крепко себе на уме. Возомнила старшею…

Под Лялино тихое ворчание чемоданы находили место в багажном отделении экипажа, а те, что не нашли, отправились на крышу, благо, ремни с нее так и не сняли.

И подумалось, что повезло. Марья лишь добавила чемоданы, а могла бы и выкинуть те, которые посчитала бы лишними. А тут и гадать нечего, от чего бы избавилась. Нет, конечно, Александр отправил бы все завтрашним поездом, но… впервые, пожалуй, Василиса ощутила раздражение.

Могла бы и спросить.

Посоветоваться.

Она сжала кулачки. И успокоилась.

Марья не злая, просто… и вправду старшая, вот и думает, что без нее все прочие, помимо, пожалуй, Настасьи, пропадут. Заботится, как умеет.

– А господин ничего такой, – сказала Ляля, взобравшись в экипаж. Внутри было жарковато, и жара эта пахла лаком да деревом, кожей и самую малость пивом, которым кожу эту натирали для мягкости. – Заботливый. Ответственный. Не то, что посвистел этот…

– Кто?

– Посвистел, – Ляля расправила складочки муслинового платья нежно-лазоревого оттенку, который только в моду вошел. – А как его еще назвать? О любви свистел, свистел, а как до дела дошло, так весь и высвистел. Хорошо, хоть вы не горюете.

– А надо?

– Из-за такой мерзи? Нечего… и приехали правильно. Там бы она вам жизни не дала, стала бы женихов пихать и руки выкручивать.

– Ты преувеличиваешь.

Тронулись.

Звонко зацокали подковы по камню. Экипаж покачнулся, чуть просел. Заскрипели рессоры.

– Если бы, – Ляля откинулась на кресло. – Вы ж за него замуж не хотели. Не хотели ведь? А то я не знаю. Но предложение приняли. А почему? Сестрицы забоялись. Что она опять нудеть да попрекать станет.

– Прекрати, – голова разнылась, то ли после дороги, то ли от Лялиного голоса, который заполнял все пространство экипажа.

– А этот ничего такой… надо будет сказать Акиму, чтоб проехался до этой самой «Кармены». Слыхала, публика там приличная. Пускай поспрошает, где остановился.

– Зачем?

– Чтоб знать.

– Что знать?

– Мало ли? – Ляля пожала пухлыми плечами. – Вдруг да вам восхочется до городу пройтись. Или в ресторацию тамошнюю заглянуть. Сказывают, что готовят там вполне приличественно, но…

– Ляля…

– Молчу, – она примолкла, правда, ненадолго, пробубнивши. – Акима все одно отправлю… пущай разузнает.

До виллы Демьян добрался на извозчике, благо, вокруг вокзала их имелось в превеликом количестве. И доставили быстро, с ветерком, и не сказать, чтоб много запросили.

Воздух пах морем.

Нет, там, дома, тоже имелось море, но какое-то иное, что ли? Местное так и лезло на берег, тянулось по песчаным косам, норовя забраться выше и выше, доползти до белоснежных, словно кружевных, домов. А после отступало, покидая на песке подношения этакими признаниями в любви.

Кружили чайки.

Орали немилосердно.

Где-то далеко бренчал рояль и тонкий женский голос выводил что-то донельзя романтичное. Демьян снял шляпу и обмахнулся. Жарковато. Солнце припекает немилосердно, и костюм его, пусть и выправленный по последней моде, показался вдруг до крайности неуместным.

– Вам туда, барин, – кучер указал на мощеную плиткой дорожку. Слева и справа от нее пробивалась из земли трава, но куцая, запыленная. Чуть дальше, близ кованой ограды, трава становилась гуще и ярче, то ли тень спасала, то ли магия, флер которой Демьян шкурой ощущал.

И верно, место, подобное нынешнему, не обойдется без заклятий. Воду удержать надобно, подвести к огромным деревам, что раскрыли кроны, подобны дамским зонтикам, даруя отдыхающим спасительную тень.

И само здание укрепить.

Поставить защиту на нумера. И водопровод отладить. Лампы опять же сотворить светящиеся, которые в проспекте обещаны были. Демьян поскреб шею и прислушался к себе, раздумывая, как же поступить. Уйти? Жилье найдется, может, не столь роскошное, как вилла, но роскошь ему без особой надобности. Или остаться, поселиться там, где велено?

Магии было много, но… он же привык к амулетам? Даже целительским. И к этой привыкнет.

Он сделал шаг.

И вновь прислушался. Хуже не стало. И еще один. Этак, осторожненько, почти крадучись, Демьян добрался и до дома.

Нумер оказался преотличнейшим. Может, конечно, человеку иному, привыкшему к большей роскоши, показался бы он недостаточно богатым, где-то даже скромным, но Демьян аккурат к роскоши не привыкал. И потому он с немалым удовольствием прошелся по комнатам, вдохнул какой-то свежий, пахнущий цветами воздух. Тронул стены, ощущая некоторую бумажную неровность обоев, что успели слегка выгореть, но оттого лишь странным образом сделались лучше. Он поправил немного перекосившийся морской пейзаж, поднявшись на цыпочки, провел пальцем по краю рамы и хмыкнул.

Чисто.

И под кроватью пыли нет, что вовсе удивительно. Хотя… камень-пылежор, обнаружившийся на шкафу – полез туда Демьян исключительно из любопытства – объяснил этакую просто невозможную чистоту, подтвердивши мысль, что вилла эта, открытая не так давно, и вправду стоит своих денег.

Девяносто рублей в месяц.

В прежние времена он бы в жизни на этакие траты не решился, найдя деньгам иное, более достойное применение, а теперь вот…

Присевши на кровать, Демьян самым детским образом попрыгал на ней, убеждаясь, что пружины не скрипят, а матрац из конского волоса в меру упруг. От белья исходил тот невероятный легкий аромат чистоты, который заставил вспомнить о доме. Матушка всегда сушила белье на чердаке, где на тонких веревках развешены были пучки ароматных трав…

Вздохнул.

И понял, что совершенно не представляет, что делать дальше. Всю свою сознательную жизнь Демьян был занят. Сперва учился, желая стать лучшим, после учился и работал, ибо одной лишь учебы было недостаточно. И свезло ему, что в местной жандармерии заметили смышленого паренька, позвали, сперва курьерствовать, после и вовсе мундир доверили, пусть и самого нижнего чина.

Матушка радовалась.

Как же, в люди выбился, стало быть, не зря она вдовьи горькие копейки на свечи с молитвами тратила, заступилась Богородица за сироту, помогла… в помощь Богородицы Демьян не больно-то верил. Он и в церковь заглядывал, можно сказать, исключительно из нежелания вводить матушку в расстройство этаким своим неверием.

…она уж пять лет как умерла. Успела и на награждениях побывать, благо, начальство к Демьяну относилось с пониманием и, если не сказать, чтоб любило, выделяя средь прочих, то всяко не забывало, ценило даже.

Он же в свою очередь, привыкши работать, к этой самой работе прикипел душой, не зная и не желая иной жизни. И вот теперь окончательно растерялся.

Что делать?

Оставаться в нумере?

Или пройтись по вилле, рискуя встретить людей иных, с которыми придется беседовать, ибо на отдыхе люди становятся весьма расслаблены, а потому – излишне говорливы? Наведаться в местную ресторацию? В город выглянуть?

Пройтись по лавкам, обновить гардероб по местной, морской моде, в которую никак не вписывались шерстяные костюмы и рубашки с жестким воротничком? Или… просто прогуляться по берегу, любуясь морем, в стороне от отдыхающих?

Выбор оказался до того обширен, что голова заныла.

Или это от магии?

Нет, прислушавшись к себе, Демьян сделал вывод, что магия-то никоим образом тут не при чем. Ее он, попривыкши, вовсе перестал ощущать.

Робкий стук в дверь прервал размышления.

– Доброго дня, – поприветствовал Демьяна человек в костюме столь кипенно-белом, что белизна эта резала глаза. В руках господин держал соломенную шляпу и чемодан. – Демьян Еремеевич? С прибытием… позволите?

Не дожидаясь разрешения, он вошел и дверь за собой прикрыл.

Господин не был стар, скорее уж можно было сказать, что он вошел в тот благословенный возраст, когда разум и мудрость сочетаются с телесной крепостью.

– Никанор Бальтазарович Орешков, – представился он и раскрыл ладонь, над которой раскрыл крылья двуглавый орел. – Мастер-целитель… в том числе.

Он огладил пышные соломенного колеру усы.

– Мне про вас телефонировали, велели приглядывать…

– И?

– И будем приглядывать. Сидите, сидите… позвольте… весьма, как понимаю, занимательный случай… боли не испытываете?

– Нет.

– И ночью?

– И ночью.

– А поездка?

– Вполне комфортно.

Теплые сухие пальцы коснулись висков. Глаза у Никанора Бальтазаровича оказались светло-серыми, почти прозрачными. От взгляда его голова закружилась.

– Спокойнее… думайте о чем-нибудь приятном.

– О чем?

– Мне откуда знать, что для вас приятно? Вам оно как-то виднее…

Вот ведь странность, стоило сказать, и Демьян понял, что не представляет совершенно, о чем же ему надлежит думать. Мысли были все, до одной, о работе.

О том, справится ли Павлуша.

Он, конечно, парень толковый и сноровку имеет, но вот опыта маловато, да ко всему характером колюч не в меру, а стало быть, со многими поссорится, сам того не заметив. Нижние чины его тоже не признают, и Павлуша наверняка почует в отношении что-то такое, неладное.

Попытается давить.

– Тяжко у вас с приятным, – Демьяна отпустили. – Но в целом, сколь могу понять, все в порядке, в том, который относителен. Ухудшений не вижу. Улучшений… будем считать, что слишком мало прошло времени.

– И что мне делать?

– А что вы собирались?

Демьян пожал плечами. Сложно сказать. Планов у него особых и не было.

– Вам что велено? Отдыхать. Вот и отдыхайте. Гуляйте. Город красивый, строится. Пройдитесь по набережной, загляните в купальни. Здесь собственные имеются, очень даже неплохого качества. Посетите ресторации… вы когда в отпуске-то были в последний раз?

– Давно.

– Все не получалось, так? – Никанор Бальтазарович коснулся пальцем макушки, и Демьян ощутил ледяную иглу целительской силы, пробившую его до самых пяток. – Вечно находились дела неотложные, которые никак нельзя было оставить на помощников, ведь они молоды и вашего опыта не имеют. Недосмотрят, ошибутся…

Говорил он это с явною насмешкой.

– Именно.

– Ничего, голубчик… всенепременно недосмотрят и ошибутся не по разу. Все мы люди, все мы человеки, а ошибаться в натуре человеческой. Но исправят. Вот увидите, ничего-то в вашем отсутствии не развалится и не сгинет… я вот прежде тоже горел. Едва вовсе не сгорел. Казалось, что без меня всенепременно мир в пропасть скатится… да…

– И что случилось?

– А ничего. Женился вот. И оказалось, что есть жизнь вне работы. Вы-то как?

– Не женат.

– Знаю. Досье ваше тоже читал. А как вы думали? Надобно нам знать, с кем работать будем.

– Нам?

Мысль о работе оживила, потому как Демьян совершенно не представлял, чем, кроме нее, в жизни заниматься можно. И отдых этот, еще не начавшийся, раздражал до крайности.

– Нам, нам… вы ж не думали, голубчик, что мы вас без присмотра оставим? Оно, конечно, Петербург Петербургом, но вот никогда нельзя быть уверенным, что все пойдет по плану… а потому лучше планов иметь два. Или сколько уж получится. Вижу, глаза загорелись, но вынужден разочаровать вас, любезный мой Демьян Еремеевич. Вы у нас будете отдыхать… старательно, как положено человеку, в жизни не отдыхавшему и, в конце концов, дорвавшемуся до моря. Вон оно, за оградкою плещется. Чтоб сходили непременно.

– Сегодня?

– И сегодня. И завтра. И каждый день, если, конечно, погода будет. Но оно будет. Здесь всегда погода, так вот… а мы уж присмотрим.

– И…

– И большего вам знать не надобно.

Демьян нахмурился.

– Не переживайте, люди у нас хорошие, мешаться не будут, да и вовсе… не думайте о дурном.

Если бы так просто было с мыслями.

– Лучше расскажите, как ехалось. Кого видели? С кем познакомиться успели? – Никанор Бальтазарович потер руку об руку, стирая невидимую грязь.

А сила его разлилась по телу, с нею пришла и невероятнейшая бодрость. Захотелось вдруг прогуляться, к тому же морю, раз уж его настоятельно советуют. Или неважно куда, главное, что сидеть на месте было никак невозможно.

– Вижу, работает, – целитель усмехнулся в усы. – Пойдемте, я тут вам все покажу… не удивляйтесь, место это открыто было в том числе и нашими силами. Все ж многие люди на службе Империи здоровья лишаются, а стало быть, надобно сделать так, чтоб оное поправить можно было. Вот и получилось… оно-то, конечно, большею частью лица гражданские, но так и лучше…

Дверь нумера выходила на террасу, которая сияла свежим лаком и им же пахла, но не назойливо. Скорее уж запах этот, мешаясь с другими, сплетался одним удивительным узором, где находилось место и солоновато-йодной вони морских водорослей, и металлу, и земле, и еще чему-то, присутствующему на самой грани восприятия.

От террасы начиналась дорожка, уводившая вглубь сада.