Читать книгу Океан безмолвия - Катя Миллэй - Страница 6

Настя

Все решения, что я принимаю с тех пор, как моя жизнь внезапно полетела в тартарары, ставятся под сомнение. Всегда находятся люди, которые, наблюдая со стороны, только и ждут, чтобы раскритиковать мои поступки.

Те, кого жизнь никогда не била по башке, уверены, что точно знают, как нужно реагировать на то, что твой мир разрушен. Те, кто пережил трагедию, считают, что со своей бедой ты должен справляться точно так, как они. Как будто есть учебник, в котором прописано, как можно уцелеть в аду.

В начале четвертого я подъехала к дому Марго. К этому времени я уже взмокла от облегчения или, может быть, просто вспотела, потому что здесь невообразимо высокая влажность. Как бы то ни было, я не ропщу, потому что впервые за день я свободно вздохнула. В общем и целом, могло быть и хуже. После пятого урока молва быстро распространилась, но учебный день, слава богу, был почти на исходе. Полагаю, к завтрашнему дню уже вся школа будет знать, ну а потом будь что будет.

Даже седьмой урок – факультатив по риторике (жестокая шутка!) – прошел относительно без эксцессов, а это о многом говорит, учитывая, что с речью у меня проблемы. Нас опять посадили в круг, но к этому времени я уже была невосприимчива ни к своему собственному страху, ни к шепоту у меня за спиной.

Мой добрый приятель Дрю тоже был там. Он не сел рядом со мной, и слава богу: его дурацкие реплики ничего не стоило игнорировать, но я боялась, что мне придется отбиваться от его лап. Радовалась я недолго, до тех пор, пока не сообразила, что в кругу он занял место строго напротив меня. Каждый раз, поднимая голову, я волей-неволей встречала его взгляд, будто говорящий: «Я могу сделать тебя женщиной», и видела его наглую ухмылку, которой он давал понять, что знает, как я выгляжу без одежды. Наверняка практикуется перед зеркалом. Вполне мог бы давать мастер-классы. Я уткнулась взглядом в парту, рассматривая вырезанные на ней имена. Иначе, того и гляди, расплылась бы в улыбке – не потому, что нахожу его привлекательным, – этого у него не отнять; просто он чертовски забавный.

Вообще-то я рада, что он здесь. Пусть лучше он отвлекает мое внимание, чем вся прочая ерунда в этом отстойном классе, а под прочей ерундой я подразумеваю абсолютно всё. В том числе темноглазого темноволосого и поразительно необаятельного болвана со двора, которого, как выяснилось, зовут Итаном. К счастью, в классе полно свободных парт, так что мне не пришлось воспользоваться его на редкость «заманчивым» предложением сесть к нему на колени. К сожалению, одна из этих свободных парт стоит рядом с моей; за нее-то он и садится. Он не отпускает замечаний, но много ухмыляется, а у него это получается далеко не так очаровательно, как у Дрю.

Я захожу домой, бросаю на кухонный стол рюкзак и достаю из него бумаги, на которых Марго должна расписаться перед тем, как уйти на работу. Вибрирует мой мобильник. Я отвлекаюсь от своего занятия и лезу за ним. Под рукой я его не держу, поскольку редко им пользуюсь. Только два человека могут прислать мне сообщение. Мама либо Марго. Даже папа больше не пишет и не звонит на этот номер, теперь уже нет.

Телефон я держу только для обмена самой насущной информацией – в виде текстовых сообщений. Как правило, это односторонняя связь: пишут, главным образом, мне. При необходимости я по нему извещаю Марго о своем местонахождении или о том, что припозднюсь. Это одно из условий, на которых мне дозволено жить с ней. Этим же соглашением обусловлено, что больше никакой другой информацией я не делюсь. Не отвечаю на вопросы «Как прошел день?», «Ты с кем-нибудь подружилась?», «Психотерапевта искала?». Только практические аспекты. Проблема не в речи как таковой. Проблема в общении.

Эсэмэска от Марго. Пошла купить тебе еды. Скоро буду. Я все еще пытаюсь привыкнуть к ранним ужинам – в четыре часа дня. Марго работает в ночную смену, соответственно, ужинаем мы рано, чтобы она успела принять душ перед уходом на работу. С другой стороны, обед – в 10:45 утра, так что, полагаю, ужин в четыре дня – в самый раз.

Я скидываю свои пыточные шпильки и переодеваюсь в спортивную форму, чтобы сразу же после ужина отправиться на пробежку. Я побежала бы прямо сейчас, да уж больно жарко, а я стараюсь не бывать на улице, когда солнце преследует меня, опаляя воспоминаниями кожу. Без надобности я даже почту не пойду проверять. Снова вибрирует телефон. Мама. Надеюсь, твой первый день прошел замечательно. Люблю. М. Я кладу мобильник на стол. Ответа она не ждет.

Марго вернулась с пакетами китайской еды. Нам теперь неделю не нужно будет готовить. Это хорошо, потому что готовить я не умею, да и Марго тоже, судя по вороху буклетов с меню из ресторанов, продающих готовые блюда на вынос. Я живу у нее уже пять дней и не припомню, чтобы она что-то стряпала на кухне. По крайней мере, ужины с Марго мне не в тягость. Она говорит за нас обоих, для нее это не проблема. Мое молчаливое участие в застольной беседе она восполняет своей болтовней. Я даже не уверена, что ей нужен слушатель.

Не прошло и недели, а я уже знаю, с кем она встречалась за последние три года, с кем встречается сейчас. Знаю все сплетни про ее коллег, хотя представления не имею о тех людях, которых она упоминает. Вряд ли Андреа понравилось бы, что Марго посвящает меня в ее финансовые проблемы; вряд ли Эрик захотел бы, чтобы я знала, что его подружка наставляет ему рога; а Келли пришла бы в ужас, узнав, что мне известно про ее биполярное аффективное расстройство и про то, какие лекарства она принимает. Но своей болтовней Марго разряжает атмосферу неловкости за столом, возникающую из-за моего молчания. Да и я сама предпочитаю разговоры о людях, до которых мне нет дела. Хуже, когда она заводит речь о моих родных, потому что я не хочу говорить о них и не могу сказать ей, чтобы она заткнулась.

После ужина Марго спешит в душ, чтобы смыть пот и масло для загара, а я убираю контейнеры с остатками еды и жду, когда скроется солнце, чтобы отправиться на пробежку.

Из дома мне выйти так и не удается, потому что еще до захода солнца небо чернеет и начинает лить как из ведра. Я спокойно бегаю под дождем, но такой ливень – это слишком даже для меня: видимость почти нулевая, услышать что-то вообще невозможно. Выглянув на улицу через стеклянные раздвижные двери, выходящие на задний двор, я вижу, что струи падают почти горизонтально, да еще молнии сверкают. Не в таком уж я отчаянии – обойдусь. Снимаю кеды, сажусь, потом встаю, снова сажусь, опять встаю. Голова идет кругом.

«Беговой дорожки» здесь нет, поэтому я подпрыгиваю на месте: ноги врозь, хлопки в ладоши над головой. Когда это упражнение надоедает, перехожу к другим: попеременно разрабатываю грудные мышцы и делаю «альпиниста», потом приседания с грузом и выпады, потом отжимания – до тех пор, пока руки не подкашиваются и я не утыкаюсь лицом в ковер. Я предпочла бы более изнуряющую физическую нагрузку, но на сегодня и так сойдет.

Готовлю одежду на завтра, все подписанные Марго документы убираю снова в рюкзак. Жаль, что на дом ничего не задали. Я слоняюсь по гостиной. Мой взгляд падает на кипу газет, которые Марго складывает у входной двери, и я вспоминаю, что почти две недели не просматривала объявления о рождении детей.

Я хватаю газеты, листаю их, пока не нахожу нужную полосу. Данный раздел в первой газете вызывает разочарование. Ничего нового. Сплошь традиционная «классика» и новомодный бред: я бы кошку так не назвала, не то что ребенка. Моего имени, конечно, там нет, но я ищу не свое имя. Я просмотрела четыре газеты: три Александра, четыре Эммы, две Сары, куча имен, оканчивающихся на «ден» (Джейден, Кейден, Брейден – брр!), еще куча таких, что вообще не отложились в памяти, и одно, достойное висеть на моей стене. Я вырезаю его из газеты и хватаю свой лэптоп. Подключаюсь к Интернету, жду, когда загрузится стартовая страница. Через несколько секунд я уже смотрю на оформленный в розово-голубых тонах очаровательный сайт детских имен, который приветствует меня каждый раз, когда я выхожу в сеть.

В поисковой строке печатаю только что найденное новое имя – Пааво. Оказывается, это финский вариант имени Пол. Разочарование.

Мне нравятся имена. Я коллекционирую их: имена, их происхождение, значение. Имена коллекционировать просто. Они ничего не стоят, не занимают пространства. Мне нравится смотреть на них, воображая, что в них заложен какой-то смысл. Может, смысла в них нет, но мне приятно думать, что есть. Большинство из этих имен висят на стене в моей комнате дома. Дома – это там, где я раньше жила. Я коллекционирую только те имена, которые о чем-то напоминают. Хорошие имена, со значением. Не ту ерунду, что сейчас в популяре. Мне также нравятся иностранные имена; необычные имена, которые редко встречаются. Будь у меня ребенок, я выбрала бы для него одно из таких имен, но детей я не предвижу в своем будущем, даже самом отдаленном.

Я складываю газеты, убираю их на место, напоследок бросаю взгляд на кипу. Краем глаза выхватываю со страницы имя «Сара» и улыбаюсь, ибо мне сразу вспоминается один забавный случай, свидетелем которого я стала сегодня.

Между уроками я бежала к своему шкафчику, и мне пришлось спрятаться за углом, потому что я увидела Дрю и «Барби». Они о чем-то жарко спорили, стоя через два шкафчика от моего. Я решила из двух зол выбрать меньшее: лучше уж опоздать на урок, чем помешать их словесной перепалке. Мне ничего не стоит уклониться от его приставаний и толстых намеков, когда я сталкиваюсь с ним один на один, но мне совершенно не хотелось выслушивать непристойные предложения Дрю в присутствии его подружки. Это определенно новый пункт в моем вечно удлиняющемся списке ненужностей. Поэтому я прислонилась к стене и стала ждать, когда они уйдут.

– Дай мне двадцать баксов, – потребовал у нее Дрю.

– Зачем? – Очевидно, недовольство – единственная интонация, присущая ее голосу.

– Потому что мне нужны двадцать баксов. – Его тон подразумевал, что это вполне веская причина.

– Нет. – Раздался стук. Должно быть, она захлопнула дверцу шкафчика. Со всей силы.

– Я же отдам. – Нет, не отдашь.

– Не отдашь. – Умная девочка.

– Ну да, твоя взяла. Не отдам. – Выглянув из-за угла, я увидела, как он нахально улыбается ей. – Что? Я же честно признался.

– Иди у шлюх своих проси. – Ни фига себе.

– Ни одна из них не любит меня сильнее, чем ты.

– Не старайся. На меня, как ты знаешь, твоя идиотская улыбка, в отличие от всех остальных девчонок и женщин в школе, не действует. Так что забудь.

– Сара, ну чего ты ерепенишься? Все равно ведь дашь.

Сара. Я улыбнулась. Идеальное имечко: пресное, традиционное, абсолютно неоригинальное. А главное – оно означает «принцесса».

Сара шумно выдохнула, и я увидела, как она копается в сумочке. Серьезно? Неужели даст? Выходит, я его недооценила. А ее, пожалуй, переоценила. Не скажу, что у меня особо развито чувство собственного достоинства, но у нее самоуважения вообще ни на грош. Она достала двадцатку и сунула ему.

– Держи. Только оставь меня в покое. – Дрю схватил деньги и пошел прочь. – Не вернешь, маме скажу! – крикнула она ему вслед.

Маме? О.

Это маленькое открытие меня развеселило, но заставило усомниться в своих наблюдательских способностях. Как же я так опростоволосилась? Мы с моим братом Ашером тоже были горазды пререкаться, но наш порог враждебности находился на три уровня ниже, чем их.

Я бросила последнюю газету на громоздившуюся у двери кипу и вернулась к своему компьютеру, пытаясь придумать, что бы такое еще посмотреть в Интернете, чтобы убить время. В социальных сетях я больше не зарегистрирована, поэтому входить в них нет смысла. Можно, конечно, помучить себя: под именем и паролем Ашера залезть в сеть и справиться о людях, с которыми я некогда дружила. Нет, пожалуй, не стоит. Ничего не хочу о них знать.

За окном беспрерывно сверкают молнии, каждая вспышка, озаряющая небо, словно дразнит меня. Мой телефон на кровати, шепчет мне на ухо, будто бутылка виски завязавшему алкоголику. А дождь через окно продолжает насмехаться надо мной. Меня душит отчаяние, я готова выскочить и под ливень. Мне просто необходимо пробежаться.

Снова прыжки на месте: ноги врозь, хлопки в ладоши над головой. Упражнения с гантелями. Отжимания. Снова подъем груза. Допустим, «беговую дорожку» я здесь и не поставлю, но что-нибудь вроде боксерской груши приобрести можно, пусть даже портативное. Вряд ли Марго позволит мне повесить в гостиной громоздкий мешок, но я не привередлива. Соглашусь на любой снаряд, по которому можно бить.

Печенье. Нужно испечь печенье. Это самое лучшее средство от безысходности, не считая бега. Не совсем, конечно, но я люблю печенье и ненавижу то дерьмо, что продается в пачках – как раз его покупает Марго. «Орео»[1] вполне подойдет. Потому что это – «Орео», и, как бы вы ни старались, воспроизвести его нельзя. Чистую правду говорю. Я не один день провела на кухне, пытаясь испечь «Орео». Ни разу не получилось. В общем, «Орео» в самый раз, а вот фабричное печенье с шоколадной крошкой со сроком хранения шесть месяцев – это совсем другая история. Жизнь и так слишком коротка. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

Я роюсь на кухне Марго. Сама не понимаю, почему меня удивляет, что у нее нет ни муки, не пищевой соды, ни ванилина, ни вообще каких-либо ингредиентов, необходимых для печива. Правда, сахар и соль я нахожу, а также – о чудо из чудес! – набор мерных стаканов, но мне это мало что дает. В эти же выходные зайду в гастроном, решаю я. Без печенья – или без торта – я долго не протяну.

Смирившись, я съела полпакета «желейных бобов». Шоколадные оставила: они противные на вкус. Потом пошла в душ, чтобы смыть с себя дерьмо минувшего дня. Ожидая, когда кондиционер впитается в волосы, веду сама с собой увлекательную беседу. Делюсь впечатлениями о дурацком расписании уроков. О музыкальном классе, в который я угодила по жестокой иронии судьбы. Интересно, по нелепости он превосходит класс риторики? Вслух спрашиваю себя, есть ли в школе хоть одна особа женского пола, будь то школьница или преподаватель, невосприимчивая к чарам некоего блондина по имени Дрю. И отвечаю: Я. Ну и Сара, конечно, хотя ему, похоже, удается ею манипулировать.

Периодически я разговариваю сама с собой, дабы убедиться, что у меня все еще есть голос, – на тот случай, если захочу снова им воспользоваться. Я всегда планировала однажды вернуться в речевой мир, но порой сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Обычно у меня не бывает волнующих новостей, поэтому я просто повторяю имена или случайные слова, но сегодняшний день заслуживает внимания, и я прибегаю к полноценным предложениям. Иногда я даже пою, но это в те дни, когда особенно сильно ненавижу себя и хочу причинить себе боль.

Я залезаю в постель. Одеяло серовато-зеленое, с цветочным узором – точно такое, каким я укрывалась дома. Скорее всего, мама постаралась, а не Марго. Думаю, она никак не может понять, что я стремлюсь забыть ту свою комнату, а не таскать ее с собой. Я приподнимаю матрас, вытаскиваю спрятанную под ним толстую тетрадь. Скоро придется подыскать для нее более надежный тайник. Остальные тетради из этой серии лежат в глубине шкафа, в коробке, под потрепанными книжками в мягкой обложке и ежегодниками за предыдущие классы. У этой, что у меня в руках, черно-белая обложка, на которой красным маркером выведено: «Тригонометрия». Как и во всех остальных, первые несколько страниц – якобы школьные записи. Я беру ручку и начинаю писать. Заполнив три с половиной страницы, убираю тетрадь в тайник и выключаю свет. Интересно, какой новый ад готовит мне завтрашний день?