Читать книгу Креативный шторм. Позволь себе создать шедевр. Нестандартный подход для успешного решения любых задач - Кайна Лески - Страница 11

Именно неопределенность, проистекающая от разобучения, обостряет внимательность, о которой писала легендарная Надя Буланже (1887–1979). Она была французским композитором и дирижером, но запомнилась как учитель многих выдающихся композиторов двадцатого века, в том числе Элиотта Картера, Аарона Копленда, Вирджила Томсона и других. Насколько я помню, она полагала, что внимательность – это качество музыкантов, которому нельзя обучить. Но в этом я с ней не согласна. Я считаю, что весь процесс разобучения заставляет человека сосредоточиться на том, что происходит в настоящий момент, и поэтому делает его более внимательным и собранным.

Внимательность – ключевой элемент творчества. Чистый и открытый ум не даст вам попасться в ловушку того, что вы уже знаете или думаете, что знаете. Склонность придерживаться известных идей сменяется стремлением сосредотачиваться на том, что происходит здесь и сейчас. Открытый ум включает внимательность, то есть осознание того, что происходит в настоящем, и осознание той работы, которая осуществляется сейчас.

Внимательность в творческом процессе снижает роль уже существующей информации и прежнего опыта – вашего собственного или других. Она также побуждает не придерживаться трезвой рассудительности, о чем писал Китс в своем письме. Она ведет к новым идеям.

Новые идеи приводят на порог неизведанного. Неизвестность пробуждает любопытство или тревогу. Спросите себя: «Что это может быть?», не беспокойтесь о том, что факты и разум могут не помочь вам понять неизвестное. Я советую вам задержаться в неопределенности незнакомого и неизвестного. Пусть она сделает вас восприимчивыми к новым идеям, проявиться которым когда-то мешали ваши предубеждения.

Выдающийся пример внимательности в творческом процессе – изобретение Н. Джозефа Вудланда (1921–2012). Возможно, многие из вас никогда не слышали о Вудланде, однако его изобретение «украшает почти всякий продукт современности, включая покупки в магазине, заблудившийся багаж и, если вы сторонник традиционных методов, газету, которую вы держите в руках», – писала «Нью-Йорк Таймс» по случаю его смерти[9].

Вудланд не был ни художником, ни архитектором, он учился в Институте технологии Дрекселя на инженера-механика, когда его товарищ Бернард Сильвер посоветовал ему заняться проблемой, предложенной руководителем супермаркета. В 1948 году этот руководитель посетил университет в поисках специалиста, который разработал бы эффективный способ кодировать данные о продуктах. Вудланд с Сильвером рассмотрели ряд идей, ни одна из которых не оказалась рабочей. Но Вудланд был уверен в том, что ему удастся найти решение. Он покинул институт, чтобы посвятить все свое время проблеме, и переехал в дом своих дедушки с бабушкой в Майами-Бич. Зимой он сидел на пляже на стуле и размышлял.

Частью этого процесса было освобождение ума от предубеждений. Это вовсе не значит избавиться от всего, что вы пережили, или всего, чему обучились в жизни. Скорее это попытка мыслить за пределами фактов и логики, которые дают стандартные готовые ответы на вопросы, возможно, еще не заданные.

Вудланд понимал, что нужно разработать какой-то код для представления информации в графическом виде. В детстве, будучи бойскаутом, он выучил азбуку Морзе. «Нью-Йорк Таймс» продолжает: «Мистер Вудланд однажды задумался: что, если использовать азбуку Морзе, с ее изящной простотой и неограниченным комбинаторным потенциалом, адаптировав ее графически? В задумчивости он провел пальцами по песку».

Некролог в «Нью-Йорк Таймс» перепечатал отрывки из статьи 1999 года в журнале «Смитсониан», в которой Вудланд сам рассказывал свою историю.

Мой рассказ может прозвучать для вас как сказка. Я погрузил пальцы в песок и по какой-то причине – по какой, точно не знаю – провел ими по направлению к себе. Получились четыре линии. Я сказал: «О Боже! Эти линии могут быть широкими и узкими вместо точек и тире». Через несколько секунд я поднял пальцы и провел ими еще раз по кругу.

Круговой дизайн был выбран потому, что Вудланд хотел, чтобы код можно было прочитать с любого ракурса.

В 1952 году Вудланд и Сильвер получили патент на «классифицирующий аппарат и метод», как это было названо. Прежде чем изобретение стали широко использовать, прошло некоторое время, потому что первоначальные сканеры были слишком большими и дорогими. В конце концов один из коллег Вудланда и сотрудник нанявшей его компании IBM разработал черно-белую прямоугольную версию кода «на основе модели Вудланда – Сильвера и при значительном вкладе мистера Вудланда».

Я уверена, что когда Вудланд сидел на пляже, он переживал как раз то самое забытье освобожденного разума, которое позволило ему сосредоточиться на проблеме и при этом непроизвольно провести пальцами по песку, в результате чего и родилась идея штрих-кода. «В торговых сетях по всему миру их сканируют более пяти миллиардов в день, – отмечала «Нью-Йорк Таймс». – С их помощью каталогизируют книги в библиотеках, ведут учет пациентов в больницах, их приклеивают практически везде, на любые предметы, где только есть подходящая поверхность. И все благодаря одному сообразительному молодому человеку, которому однажды пришла в голову мысль продолжить тире и точки, начертив их рукой на песке».

История Вудланда – великолепный пример творческой практики. Она показывает, насколько важно пребывать в состоянии неопределенности, а не настойчиво пытаться найти решение, руководствуясь фактами и логикой. Возможно, именно поэтому он и бросил Институт технологии Дрекселя, чтобы всецело отдаться задаче. Как и мои ученики, выполняющие описанную ранее задачу, Вудланд осознал неопределенность и создал временные плоты, чтобы пересечь ее. На плоту очень мало места для лишнего багажа.

В одном из последних абзацев «Великого Гэтсби» американский писатель Ф. Скотт Фицджеральд (1896–1940) описывает знакомый и давно исследованный Лонг-Айленд на закате как нечто неизведанное и первобытное:

К этому времени почти все богатые дома на побережье опустели, и все огни погасли, за исключением неяркого света пересекавшего пролив парома. По мере того как поднималась луна, зыбкие очертания бесполезных построек таяли, пока передо мной не явился древний остров, каким он однажды предстал перед глазами голландских моряков – нетронутое зеленое лоно нового мира. Его исчезнувшие деревья, уступившие место дому Гэтсби, некогда своим шелестом передавали величайшую человеческую мечту; на один короткий миг человек, должно быть, затаил дыхание перед этим континентом, зачарованный прекрасным зрелищем, которое он не понимал и не искал, в последний раз в истории оказавшись лицом к лицу с чем-то соизмеримым с его способностью изумляться[10].

Даже если перед вами стоит задача сделать нечто на основе существующих достижений, важно задать себе вопросы и достичь состояния пресловутой «чистой доски». Это касается любой дисциплины. Как высказался один инженер:

Нас, инженеров, часто обвиняют в том, что мы лишены творческого начала. Многие не-инженеры восприняли бы фразу «творческий инженер» как оксюморон. Но почему так считают, ведь профессия инженера по своей природе творческая? Ведь если бы мы были неизобретательны, как бы мы разрабатывали новые технологии и как использовали бы научные принципы для решения встающих перед нами задач?..

Для начала определим, что такое творчество: это способность созидать, изобретать, делать что-то новое, а не просто подражать. Характерные черты творческого человека – оригинальность и воображение. Одна из причин, почему инженеров не считают творческими людьми, в том что они часто не начинают с пресловутого белого листа. Они опираются на существующие технологии и пытаются шаг за шагом улучшить их [11].

Вам потребуется определенное пространство, чтобы намеренно выйти за пределы того, что вы (как вам кажется) знаете. Пространство необходимо для того, чтобы блуждать в нем и удивляться. Очистите свой разум, приготовьтесь следовать подсказкам рождающихся идей и идите туда, куда они указывают. Как писал поэт Т. С. Элиот (1888–1965):

Однажды в интервью Гелл-Манн рассказал об одной своей «ошибке» и признался, что она стала для него источником открытия. Его попросили рассказать, как он пришел к идее «странности» – основополагающего понятия в физике частиц, выражаемого квантовым числом и описывающего реакцию кварка на сильное и электромагнитное взаимодействие.

Я пришел к неверному объяснению, в котором имелось кое-что достойное внимания, но в целом оно было ошибочным. И я знал, почему оно ошибочное. Другому физику пришла в голову та же идея, и он понял, что она неверна. Он опубликовал ее… и заодно опубликовал объяснение, почему она неверна. Но статья эта была очень запутанной, очень трудной для понимания. Я даже не прочитал ее, просто знал, что она существует. А потом, когда я приехал в Принстонский институт перспективных исследований… один физик-теоретик попросил меня объяснить, что это за идея и почему она ошибочна. Я согласился, подошел к доске и начал объяснять. Посреди объяснения я оговорился и понял, что оговорка, в общем-то, верна и что ничего опровергать не надо, и так все сходится. Вот так я и разработал теорию странности [13].

Насколько я понимаю, Гелл-Манну помогло то же состояние, что и Вудланду. Он был спокоен и не пытался во что бы то ни стало решить проблему, но благодаря этому достиг небывалой сосредоточенности. Он хотел сказать «пять вторых», но вместо этого сказал «один». Когда журналист, бравший интервью, заметил, что «это даже близко не похоже», Гелл-Манн ответил:

Да, совсем не похоже. Но «один» имело смысл, а «пять вторых» нет. Наверное, это какой-то любопытный психологический процесс, происходящий во время сосредоточенности. Проблема была решена, а ответ найден в результате умственного процесса. И выразилось это в оговорке. Психиатрам, наверное, понравится.

Святое Семейство

Церковь Святого Семейства, источник:

http://4hdwallpapers.com/wpcontent/uploads/2015/01/sagradafamilia_barcelona.jpg

Творчество Антонио Гауди (1852–1926), испанского (каталонского) архитектора, – еще один великолепный пример подхода, основанного на разобучении. Его главный шедевр – Храм Святого Семейства, «Саграда Фамилия», – большая католическая церковь в Барселоне. Строительство этой церкви, которую предполагалось возвести в готическом стиле, началось в 1882 году и шло три года под руководством прежнего архитектора. Гауди поручили продолжить проект.

Представьте состояние Гауди, понимающего, какая на него возложена задача и что от него ожидают. Он тщательно изучал принципы готической архитектуры, но творческий процесс вывел его за пределы строго определенного стиля. Гауди сделал несколько шагов дальше и забыл о готической архитектуре как о стиле. Вместо того чтобы использовать известные стилистические элементы и буквально повторять исторические архитектурные образцы, Гауди задал себе вопросы о структурных принципах готики. Что делает стиль таким, какой он есть?

О забывании, как о части творческого процесса, писали многие известные люди. Французский философ Гастон Башляр (1884–1962) цитирует французского поэта Жана Лескюра (1912–2005): «Следовательно, познание должно сопровождаться равной ему способностью забывать узнанное. Не-знание не есть форма неведения, но сложная запредельность знания. Это цена, которую приходится платить за шедевр во все времена, своего рода чистое начало, которое делает его сотворение упражнением в свободе»[14].

Деловой мир тоже предлагает свой аргумент в пользу разобучения. В своей опубликованной в журнале «Forbes» статье Эрика Дауан, консультант и автор книг о лидерстве и инновациях, пишет о том, что разобоучение должны преподавать в бизнес-школах. Ее определение разобучения отличается от моего, но его стоит рассмотреть, тем более что большинство школ предлагает студентам учиться на примерах. Окончив обучение, они становятся менеджерами и консультантами, пытающимися повторить известные им примеры в своей практике. Вот ее слова: «Разобучиться – это не значит полностью забыть свои знания и представления; это скорее означает выйти за пределы нашего восприятия, посмотреть на мир с другой точки зрения, через новые линзы, позволяющие по-иному его толковать и познавать»[15].

Далее Дауан пишет: «Нам необходимо больше двусмысленности и неопределенности в бизнес-школах». Это и есть часть пути к творческому осмыслению.

Лескюр призывал забывать, чтобы познавать, – это тоже форма разобучения. Разобучившись, Гауди сформулировал свои собственные принципы и разработал стиль, ранее не существовавший. В Главе 5 «Продвижение вперед» я пишу о том, как Гауди использовал для этого материал и структуру. Но для начала рассмотрим другие компоненты творчества: постановку задачи, сбор и отслеживание.