Читать книгу Дождь в Токио - - Страница 7

Дорогая Майя,

Уже и не вспомню, каково это, чувствовать, что идёшь в правильную сторону. Я совсем уверилась, что Токио – перевёртыш. Поворачиваешь налево, а получается отзеркаленное направо, спускаешься по лестнице, а на деле бежишь наверх. За домом № 712 следует дом № 3, от гугл-карт пользы столько же, сколько от морского огурца с соломинкой. Увы и ах, у меня недостаточно высокий IQ, чтобы ориентироваться по японским указателям. С тем же успехом можно обмотать голову фольгой и спросить дорогу у автомата с напитками. Зато я выяснила, что ощущение потерянности бывает перманентным. И ещё кажется, что ты совсем рядом. Я откуда-то знала, что ты будешь ждать меня здесь.

Завтра я пойду в школу: от одной мысли об этом становится дурно. Как пережить учебный год вместе с адмиралом Аей и не менее странными одноклассниками? Вот ты нашла бы решение и давно показала Ае, кто тут главный. Хотя её даже жалко. Полдня она тратит на подбор сумасшедших аутфитов, чтобы позже продемонстрировать их на Харадзюку (всё верно: я вписываюсь в суперстильный Харадзюку так же, как марабу в вольер с павлинами). День удался, если Аю сфоткал фэшн-блогер. Её инстаграм разрывается от оповещений, а барометр настроения несколько часов находится не в негативной зоне. В остальное время Ая – Снежная королева во плоти: красивая, но несъедобная. Не сомневаюсь, каждую свободную минутку вне гардеробной она судачит обо всех и обо всём. А я лёгкая жертва. В открытую Ая не подличает – нет, она действует подпольно. Это прячется во взглядах, язвительных комментариях.

Хотелось бы мне просто отпустить ситуацию. Не ломать голову, переживая, что подумают другие люди. Найти радость в потерянности. Быть похожей на тебя – сильной и мужественной.

«Бесполезно сопротивляться неизвестному. Только проникнувшись Токио, ты действительно поймёшь, почему оказалась здесь».

Не имею привычки цитировать всяких придурков, но почему-то эти слова не выходят у меня из головы. Признаюсь, я иногда о нём вспоминаю. Вспоминаю и чувствую непреодолимое желание стереть память. Уже сейчас могу заявить тебе, что этот тип – ходячая проблема!

Сёганай – мой новый девиз по жизни. В одном слове японцы изложили самую суть: прими то, что не в силах изменить, и живи безмятежно. Иными словами: shit happens, дерьмо случается. Move on, продолжай двигаться. Надеюсь, ты сейчас смеёшься.

– Малу, долго тебя ждать? – вопит Ая.

Дверь в доме тоньше пергамента, а она всё равно вопит.

Нажав «отправить», закрываю ноутбук – следующий раунд. Ая договорилась пообедать с подружками, и я иду с ней. Братто Питто чувствует, что я его недолюбливаю, поэтому (как и полагается профессиональному коту) целыми днями не отходит от меня ни на шаг и выжидающе пялится.

– Пять минуточек! Я скоро! – ору в ответ.

Дверь тоньше пергамента, а я всё равно ору.

Братто Питто раздражённо мяукает.

– Что? – шиплю я. – Слишком громко? Тогда кыш отсюда. Тебя наверняка ждёт шестой завтрак.

Кот посылает мне убийственный взгляд неоново-жёлтых глаз.

– Это взаимно, Брэд Питт. И подбери пузо, пожалуйста.

Я со стоном скатываюсь с кровати (поправка: с футона) и роюсь в шкафу в поисках подходящего наряда. Ясное дело, Ая снова оденется потрясающе, на её фоне я буду бледной тенью – и то если очень постараюсь. Выуживаю из кучи вещей голубую футболку и бежевые брюки. И вдруг замираю, заметив красное праздничное платье, единственное яркое пятно в моей унылой коллекции.

– Ух ты, Малу-чан! Кирей! Так красиво! – в изумлении восклицает ока-сан. – Малу в цветном платье!

Восторженные аплодисменты.

Загадка, почему всё внимание краду я и моё скучное платье в горошек, когда Ая щеголяет в чём-то вроде сексуального наряда горничной – суперкороткая пышная юбочка и длинный до земли плащ как из «Матрицы». Волосы она заплела в косички и сделала два пучка оданго а-ля сейлор мун. Разумеется, обувь тоже эффектная: тяжёлые бронированные сапоги, такие же опасные и жёсткие, как и выражение лица Аи. Но почему-то все смотрят на меня, как на экзотическую зверюшку из джунглей.

– Не забудь после прогулки отвести Малу в магазин, чтобы купить школьную форму.

– Хай – недовольно бурчит сестрица, а мне ужасно хочется запрыгнуть в высокоскоростной японский поезд и умчаться в противоположном направлении. Ая предложила пообедать с ней и её подругами Рио и Момо, и я, идиотка, с радостью согласилась.

Перед выходом из дома я напоследок глажу Братто Питто (лысый кот знает, как пользоваться помощью зала) и прощаюсь с ока-сан полу-элегантным поклоном. Мне на голову снова водружают розовую шляпу: так ни один из тридцати восьми миллионов жителей Токио не проглядит немецкую Годзиллу.

Едва мы выходим на серебристый полуденный свет, земля под ногами шевелится. От неожиданности я не сразу понимаю, что происходит. Низкий гул спускается откудато с неба. Асфальт оживает и становится мягким. Я замираю, как вкопанная, и, хотя в следующую секунду всё прекращается, в панике вскрикиваю.

Ая в недоумении оборачивается ко мне:

– Ты чего?

– Это землетрясение? – я задыхаюсь от испуга.

– Да, здесь постоянно потряхивает, – спокойно объясняет Ая.

– В смысле постоянно?

– В Токио землетрясения происходят каждый день. Иногда по несколько раз. Под нами четыре тектонические плиты, которые сталкиваются друг с другом, – Ая хмурится. – Ты не знала?

– Знала, – сквозь слёзы шепчу я. – Но это всё равно пугает до чёртиков!

– Понятно. Так ты идёшь? Мы опаздываем.

– Боже мой, это было землетрясение! Настоящее землетрясение!

– Не последнее для тебя.

Во мне закипает ярость.

– Уж прости, у меня нет твоего спокойствия! Там, откуда я приехала, земля не превращается в трясущуюся вату.

Ая подходит ближе: уверена, сейчас она вытащит из кармана плаща огромный лазерный пистолет и меня поджарит. Но вместо этого принимающая сестра сжимает мои руки и шепчет:

– Не бойся землетрясений. Большинство из них совсем не ощущаются. Ничему не по силам так быстро разрушить Токио.

И сразу же происходит второе чудо: Ая улыбается.

Я в полной растерянности и какое-то время не подаю признаки жизни. Медленно скольжу взглядом по величественным зеркальным башням, мирно греющимся на солнце. Свет в тысячах окнах сейчас не горит, отчего кажется, будто здания дремлют. Невозможно представить, что недавно произошло землетрясение. И Токио вдруг предстаёт неуязвимым сверхъестественным существом, которое проспит даже землетрясение.

Район Харадзюку, где мы встречаемся с подругами Аи, напоминает кулёк с разноцветными конфетами. Освещение здесь какое-то радостное, запахи сладкие, даже шум звучит так, будто доносится из огромной коробки с игрушками. На многолюдных улицах нет чётких граней, одна пышная мягкость и воздушная милота. Каждый ресторан, каждый магазин, каждое кафе декорировано очень сладко – эдакий Шларафенланд для взрослых детей с сумасшедшим чувством стиля. Костюмы, парики, ботфорты, щедро украшенные глиттером, неоном и кружевом, в сочетании с всевозможными аксессуарами и причудливыми дополнениями в виде плюшевых игрушек, кошачьих ушей, собак-роботов и даже настоящих змей – список диковинок можно продолжать бесконечно. Не сомневаюсь, в Харадзюку найдётся даже то, чего быть не может.

Мы сидим на коленях в закусочной, вокруг бегают полураздетые официанты, похожие на каких-то волшебных матросов, но я уже ничему не удивляюсь. Играет энергичная попмузыка, пронзительно звенят кассовые аппараты. Полная сенсорная перегрузка. Но всё моё внимание приковано к тарелке, в которой плавает скользкая лапша-рамэн с ещё более скользкими грибами шиитаке. Катастрофа предопределена. И все смотрят на меня.

Стремясь отсрочить разрушительный исход этой дегустации лапши, я говорю:

– Слышала, если палочки в еде стоят, это к несчастью.

– Ты не голодна? – нетерпеливо интересуется Момо.

– Г-голодна.

– Невкусно? – допытывается Рио, тихо рыгнув в бумажную салфетку. Она уже поела – определённо новое достижение для книги рекордов Гиннеса.

Я люблю рамэн, но обычно ем традиционные японские блюда вилкой и ложкой (и без свидетелей), потому что проще протащить циркового льва через горящее кольцо, чем донести лапшу до рта.

– Показать тебе, как есть рамэн?

Не знаю, чем я провинилась в прошлой жизни. Видимо, сотворила что-то ужасное, ведь подружки Аи – точно последствие плохой кармы. Самое мерзкое, что они обе учатся со мной в одном классе. Наивная! Понадеялась, что Ая и её парень будут единственной проблемой. Как говорится, всегда может стать хуже.

– Дайдзёбу, всё хорошо, – уверяю я глухим голосом.

Момо хихикает, и длинные заячьи уши её кигуруми болтаются туда-сюда. Она смеётся всякий раз, когда я говорю на японском. Смеётся, когда я снимаю или надеваю розовую шляпу от солнца. Но особенно её веселит, когда за(д)умный японский туалет обдаёт меня фонтаном воды – и это очень неприятно.

– Оставь Малу в покое, обсудим вещи поважнее, – встревает Ая, и я наконец-то получаю шанс…

Одна лапша.

Вторая.

Третья.

Проклятье, как вкусно!

– Малу, ты вообще слушаешь? – голос Рио обрывает мой короткий и экстатический лапшгазм.

– Ч-что? – переспрашиваю я с набитым ртом.

Тяжело вздохнув, Ая объясняет очень деловым тоном:

– Сегодня ты получишь школьную форму.

– Да, – из носа течёт из-за горячего бульона, поэтому я не выдерживаю и громко сморкаюсь. – Не беспокойся, если у тебя есть дела поинтереснее, я схожу за формой одна. Магазин наверняка совсем рядом.

– А если онамадзу выскочит из-под земли и тебя проглотит?

– Она-кто?

Момо снова прыскает, прикрыв рот, и я решаю, что она просто невыносима – с кроличьими ушами и без них.

Ая бормочет что-то по-японски, и в мгновение ока дружеские посиделки по настроению превращаются в бизнес-встречу. После короткой, но многозначительной паузы она объявляет.

– Икемен работает в магазине со школьной формой.

– Может, просто назовёшь имя? – в замешательстве предлагаю я.

– Я говорю о Кентаро.

– Друг Аи, – поясняет Момо, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

– Понято. Я помню.

Все трое заговорщически пододвигаются ко мне.

– Ты должна кое-что разузнать.

– Пошпионить, – уточняет Рио, одетая во всё чёрное, как ниндзя – если бы ниндзя сменили свои костюмы на узкие джинсы и высокие каблуки.

– Тебе надо провести небольшое расследование, разведать обстановку. Ну, понимаешь, всё разнюхать.

Верные подчинённые совсем разгорячились.

– Вы оба говорите по-немецки, это преимущество. Ты сможешь его осторожно расспросить, вытащить наружу все тёмные секретики – как гайдзин у гайдзина.

Этот разговор мне нравится ещё меньше неумелых попыток прихлёбывать рамэн, поэтому я снова возвращаюсь к обеду.

– Просто спроси, что он думает… ну… обо мне, – голос Аи звучит на удивление подавлено. Неестественно прямая осанка и красные пятна в разрезе декольте выдают, как сильно она смущена. Бедняжка. Значит, джедай – слабое место Ледяной королевы, та самая сила, заставляющая её растаять.

Я тоже однажды втрескалась по уши, но это было очень давно. В Луку, лучшего друга хорошего приятеля Майи. Мы даже несколько раз целовались, пока его не зацепило что-то поинтереснее. Это меня ранило. С тех пор я не влюблялась – наверное, потому что было не до того. Раз всё так сложно, не стоит рисковать понапрасну. А ещё мальчишек не привлекают грустные пельмени, поэтому в моём случае быть одинокой легко и просто.

– Ладно, посмотрим, что получится сделать.

Глаза Аи неожиданно наполняются слезами, поэтому я торопливо добавляю:

– Он точно без ума от тебя! А кто нет? Ты такая красивая…

Существуют катаклизмы разрушительнее землетрясения. Неудержимые. Неукротимые.

Одно из них временами предстаёт в образе немки-недотёпы с палочками для еды. Она гораздо опаснее любых сил природы. Её зовут Малу. And Malu strikes again, и Малу снова наносит удар.

Ведь именно в эту секунду толстая лапша выскальзывает из палочек и плюхается обратно в горячий жирный бульон. Последствия катастрофические: в пятнах не только моё выходное платье, но и кигуруми Момо, и ниндзя-куртка Рио. Но это лишь сопутствующий ущерб. Настоящую трагедию я замечаю в последнюю очередь: три огромных коричневых кратера расползаются на безупречной блузе Аи с рюшами.

– О боже. Мне очень жаль! – задыхаюсь я, пока Момо симулирует полуобморочное состояние. Вскочив со стула, я тянусь через стол с салфеткой. – Мы выведем пятна!

Однако Ая в панике отшатывается – возможно, намереваясь схватиться за крест. Не мне её осуждать.

– Гомэннасай, – извиняюсь я на японском языке, виновато опустив голову.

Сестрица, взяв себя в руки, выдавливает самую кривую улыбку всех времён и хрипит:

– Сёганай.

Магазин со школьной формой оказывается крошечной деревянной постройкой, зажатой между двумя бетонными колоссами – сказочная нелепость. На старинной вальмовой крыше толстыми одеялами лежат тени: у самой земли солнечные лучи тусклые и тонкие. Густой тёмный плющ обвивает фасад и кажется, будто всё здание держится лишь благодаря ему. Из круглого окошка льётся слабое свечение, акварелью растекающееся по стенам. Перед входом чёрная деревянная арка. Она вся испещрена тёмно-алыми символами, блестящими подобно рваным ранам. Без сомнений, они описывают, какой жуткой смертью я сейчас умру.

Очень нервничаю. Этот домик будто из другого времени. Не удивлюсь, если он просто растает в воздухе – вместе со мной в его зачарованных недрах. Я нахожусь на территории джедая, отчего становится ещё неприятнее. Ая и Рио сидят в кафе на углу и ждут моего сообщения. Момо после моей лапшичной атаки, всхлипывая, уехала домой. Травма слишком глубока.

Помедлив, я иду к узкой двери, которая изо всех сил старается казаться незаметной. Сжав латунную ручку, вдруг вспоминаю, что всё ещё ношу на голове розовое несчастье. Гордиться тут нечем, но я быстро прячу шляпу в зарослях плюща.

Полная бессмыслица: магазинчик крошечный, однако для ненужного хлама места здесь предостаточно. Между заполненными вешалками я замечаю старинную мебель Честерфилд, барочное зеркало для переодевания, украшенные сундуки, книжный шкаф во всю стену и даже антикварную латунную ванну с цветочными горшками внутри. С потолка свисают гирлянды из разноцветных бумажных фонариков. Они беспокойно мерцают, из-за чего повсюду танцуют тени.

– А я всё думал, когда ты объявишься.

Спустя мгновение я замечаю в этом хаосе физических невозможностей Кентаро, который сидит за деревянным столом, заляпанным свечным воском. Сегодня он одет в синие джинсы Levi’s и в белую майку. Сразу бросается в глаза, как много у него татуировок: на руках, плечах и груди. Они сделаны так изящно, что напоминают карандашные рисунки.

– Тебе нужна школьная форма, правильно? – Кентаро останавливает взгляд на жирных пятнах на моём платье. – Лучше спрошу по-другому: сколько тебе нужно запасных комплектов?

Я знала, что Кентаро будет здесь, но его присутствие совершенно выбивает меня из колеи. Снова превращаюсь в золотую рыбку: открываю рот, закрывают рот, открываю, закрываю…

– Эй, приём? Язык проглотила?

Мысленно отвешиваю себе пощёчину.

– Нет. У меня просто был ужасно тяжёлый день.

– Сейчас два часа дня, – весело замечает Кентаро.

Соберись, Малу!

– Давай пропустим светскую беседу и перейдём сразу к сути?

Он улыбается:

– Я люблю прелюдию.

Скажи что-нибудь крутое – скажи что-нибудь крутое – скажи что-нибудь крутое.

– Прелюдия переоценена.

Ух ты.

Несколько секунд Кентаро наслаждается моим позором, а затем произносит с широкой усмешкой:

– Хорошо, тогда пойдём.

Несколько секунд стою на месте, молясь, чтобы сзади разверзлась пропасть, куда я бы сбросилась. Увы, ничего не происходит, поэтому я бреду за Кентаро с красными щеками и пылающими ушами.

Мы петляем по лабиринту из корявых деревец бонзай, жутких масок театра Но и выцветших настенных вееров, однако меня зачаровывает спина Кентаро. Удивительные создания с искажёнными лицами и бешеными глазами мелькают между лопаток. Если не ошибаюсь, подобные мотивы очень популярны у печально известной японской мафии. Каждый знает про таинственных боссов якудза, которые покрывали татуировками всё тело. Единственное различие: татуировки Кентаро чёрно-белые. Всё равно это более чем странно.

– Сегодня получишь летнюю форму. Она называется сэйлор фуку.

– Чей это магазин? – я очень рада, что Кентаро сменил тон на нейтральный.

– Акамуры. Обычно он прячется, когда приходят клиенты.

– Твой шеф прячется где-то здесь? – тихо недоумеваю я.

– Он немного своеобразный, предпочитает сливаться с интерьером. Не думай о нём. Пока он не покажется, здесь только мы двое.

По-моему, Кентаро изъясняется довольно странно: наверное, из-за того, что обычно говорит не на немецком языке, а на японском. И всё же от мыслей о боссе-хамелеоне, который бродит где-то рядом, мне не по себе. Какое дивное место.

Кентаро останавливается, и я, поглощённая решением новых загадок, врезаюсь в него.

Кентаро успевает меня подхватить. В завихрениях его радужки я вижу голубые точки – кусочки небес, заключённые в золотой янтарь. Он вдруг оказывается совсем близко.

– Прошу прощения, – лепечу я, отшатываясь. Сердце отбивает бурное барабанное соло.

– Кабинка для переодевания, – просто говорит Кентаро, указав на сомнительную конструкцию с балдахином.

– П-понятно.

– Я уже принёс твою форму.

По рукам бегут мурашки.

– Откуда ты знал, что я приду сегодня?

– Акамура увидел в магическом шаре.

Озадаченно моргаю.

– Мать Аи позвонила и рассказала, – Кентаро хмурится. – Я в курсе, что ты не любитель светских бесед, но у тебя точно всё в порядке? Выглядишь очень рассеянной.

В душе что-то шевелится. Почему-то мне хочется поговорить. И желательно обо всём и сразу.

– Если честно, меня напугало землетрясение. Раньше я с подобным не сталкивалась.

– Понимаю. Я тоже испугался, когда впервые почувствовал онамадзу.

– Погоди, сегодня я уже слышала это слово. Что оно означает?

– Онамадзу – причина, по которой земля трясётся.

– Ты имеешь в виду тектонические плиты?

– Я имею в виду гигантского сома, живущего под землёй. Мы чувствуем его движения, когда он приближается к поверхности.

К моему изумлению, Кентаро задирает майку и демонстрирует кожу над правым бедром:

– Вот онамадзу.

Я растерянно разглядываю бородатую рыбу с переливающейся чешуёй и хвостом, похожим на драконий. С ума сойти, какой у Кентаро пресс! Неудивительно, что Ая положила на него глаз…

– Онамадзу относится к ёкаям. Это демоны из японских мифов, – продолжает Кентаро, снова скрыв тату под майкой.

– И ты в такое веришь?

– Верю ли я, что под земной корой живёт волшебная рыба? Нет. Однако сомы в самом деле лучшая система раннего оповещения о землетрясении. Они бьют тревогу раньше сейсмометра. Будто у них есть какое-то шестое чувство.

Не собираюсь верить Кентаро, но его голос гипнотизирует.

– Что ж, завтра пойду в зоомагазин и куплю целый аквариум с этими плавающими детекторами. Может, надрессирую предупреждать об очередной вечеринке их старшего брата за сорок восемь часов до её начала, чтобы я успела убежать.

Кентаро со смехом качает головой:

– Не переживай, Токио – самый сейсмоустойчивый город в мире. Каждое здание спроектировано так, чтобы выдержать сильные подземные толчки. Гораздо важнее найти для тебя подходящую форму, потому что в этой стране мы с тобой тоже настоящие демонические создания. Мы – великаны.

– Очаровательно, – хмыкаю я.

В кабинке я отмахиваюсь от подвески из журавликов-оригами, колыхающейся на уровне моего лица – и вижу её. Новую школьную форму размера XXXL.

М-да.

С огромным трудом я со своим размером М втискиваюсь в коротенькую юбку. Даже гольфы на моих европейских икрах норовят разойтись по швам. На блузке с матросским воротничком я наконец-то сдаюсь. Три верхние пуговицы не застёгиваются, на животе ткань закручивается. В таком наряде невозможно учить математику!

– Мне… Блузка мала.

– Где? – кричит Кентаро из-за занавески.

Меня прошибает пот. Не дождавшись ответа, Кентаро смущённо прочищает горло:

– А, хорошо. Ясно. У нас есть костюмы побольше. Так, размер XXXX…

– Да-да, понятно, – рычу я.

Кентаро протягивает через шторку другую блузку.

– Лучше?

Смотрю в зеркало: мне не нравится. Не узнаю себя, и это очень смущает. Я выгляжу как сумасшедшая героиня фильма – нечто среднее между «Сейлор Мун» и «Гарри Поттером».

– Лучше, – похоронным голосом отвечаю я.

– Как юбка?

– Чересчур короткая.

– Это стандарт.

– Не хочу показывать так много кожи.

– Выйдешь, чтобы я увидел всё целиком?

Тяжело сглатываю. Глубокий вдох – выдох. Пытаюсь забыть, что мы будем учиться в одном классе…

Я выкатываюсь из кабинки, как цыплёнок из яйца, и Кентаро меняется в лице. Понятия не имею, что у него в голове, но сама от стыда почти теряю сознание.

– Секуси! Сугой секуси!

Я подпрыгиваю от испуга: из-за спины Кентаро вдруг показывается морщинистый старик. Он появился, как НЛО, внезапно и необъяснимо. Старик улыбается, демонстрируя впечатляющую беззубость. Из-за шелушащейся лысины и белой юкаты он выглядит как помесь волшебника с рептилией.

– Секуси! – снова восторгается старик (разве можно называть такое сексуальным?). Его речь похожа на икоту, а длинная борода вьётся как инопланетный кустарник.

– Ака… – голос подводит Кентаро. – Акамура сказал, что ты выглядишь прекрасно.

– Прекла-а-асна, – подтверждает старик, прищёлкнув языком.

– С-спасибо, – пищу я. На моих щеках можно жарить яичницу.

Только я пролепетала благодарность, диковинная реликвия из древних времён отвернулась и зашаркала к кассе. Моргаю – Акамура уже исчез.

– Удивительно. Старик никогда не показывается незнакомцам, – смеётся Кентаро. – Видимо, ты его очень впечатлила!

– Уверен, что он не персонаж сказаний? – понизив голос, осведомляюсь я. – Или спрошу иначе: у тебя есть татуировка с ним?

– Возможно.

Опасная улыбка – опасно прекрасная.

– Тогда покажи, – с вызовом предлагаю я, но вся смелость улетучивается, когда Кентаро подходит ближе.

– Есть проблема, – его глаза дерзко блестят.

– Ч-что за проблема?

– Не хочу показывать так много кожи.

Идиот. Следовало догадаться, что он надо мной потешается.

– Кстати, Ая передаёт тебе пламенный привет, – ледяным тоном сообщаю я. Не позволю этому джедаю (сегодня замаскированному под мафию – модель нижнего белья) так легко поднять себя на смех.

– И ей привет, – Кентаро отводит взгляд, выглядя немного обиженным. Нет, тогда получается, что он хотел пофлиртовать, а это математически невозможно. Парни не флиртуют с девчонками вроде меня. Особенно такие красавчики, как Кентаро.

Я продолжаю заниматься вынужденным сводничеством.

– Мы с ней сегодня ели рамэн.

– Это кое-что объясняет, – сухо отвечает Кентаро. – Есть трупы?

– Да, три. Моя фотография уже расклеена по всему Токио.

Сосредоточься, Малу, сосредоточься!

– В общем, Ая передавала тебе привет.

– Ты уже упомянула.

– Давно вы знакомы?

Кентаро удивлённо моргает:

– Довольно давно.

– А когда начали встречаться?

Он скрещивает руки на груди, окидывая меня недоверчивым взглядом.

– Мы не вместе, если под встречаетесь ты имеешь в виду это.

Внутри всё сжимается.

– П-правда нет? Но Ая же такая… милая. По-твоему, н-нет? Она милая и такая… ах.

Кентаро заливается смехом.

– Ая милая? С этим можно поспорить. Но одно мне ясно: ты не шпионка, что успокаивает. На мгновение я подумал, что тебя подослал отец. Такое уже бывало не раз.

Пока я соображаю, что Кентаро имеет в виду, он протягивает руки и говорит:

– Дай мне форму, когда переоденешься. Я подожду у кассы.

– Л-ладно.

Осознавать, как по-детски я себя только что вела, мучительно – мучительно неловко. Переодевшись обратно в праздничное платье, я с опущенной головой плетусь к столу, где сидит Кентаро.

– Деньги за форму твои родители уже внесли.

На слове «родители» Кентаро мельком смотрит мне прямо в глаза.

– Понятно. Спасибо.

Он осторожно заворачивает блузку в блестящую шёлковую бумагу.

– Тебя уже накрыло тоской по дому?

Отвечаю слишком быстро:

– Нет.

Так быстро, что Кентаро в изумлении замирает.

– Всё… всё сложно, – добавляю я.

– Я заметил.

Мы молчим. Тщательность, с которой Кентаро упаковывает мою школьную форму, завораживает. За то, как он складывает одежду, ему полагается награда. Кентаро не спешит, и мне почему-то нравится стоять вот так, наблюдая за его работой. Наконец он с улыбкой вручает мне свёрток.

– Додзо, пожалуйста.

– Вау, это невероятно!

– Простого спасибо вполне достаточно, – в замешательстве отвечает Кентаро.

– Я говорю о рисунке.

Из-под обёрточной бумаги торчит скетчбук, и увиденное очень впечатляет: глаза, носы, губы – набросок лица, настолько безупречный, что кажется фотографией.

Кентаро в панике бросается к столу и быстро прячет скетчбук.

– Картина ещё не готова!

Я ошеломлённо смотрю на него.

– Всё… всё сложно, – шепчет Кентаро.

– Я заметила, – прочистив горло, я продолжаю как ни в чём не бывало: – Ещё раз спасибо за помощь.

– Всегда пожалуйста. Приноси форму к нам на чистку, если снова натворишь дел в лапшичной.

– Здорово, буду иметь в виду.

Наступает тишина, которую можно использовать как орудие пыток.

Кентаро заговаривает первым:

– Я провожу тебя до ворот.

– Не нужно.

– Это моя работа.

Ах. Джедай снова на тёмной стороне силы.

На асфальте отражается ослепительный свет солнца. Выйдя из уютного полумрака магазинчика, я невольно жмурюсь.

– Малу.

Я чувствую дыхание Кентаро на коже, и тело отзывается приятной дрожью. Он стоит прямо за спиной. Жаль, что мне на это не всё равно.

– Малу.

Медленно, очень медленно оборачиваюсь к Кентаро.

– Это твоё?

Визг автомобильных шин – да быть такого не может! С самой широкой усмешкой за всю историю человечества Кентаро указывает на розовую шляпу, победоносно торчащую из зарослей плюща.

– Я… нет… да, моя, – ломким как стекло голосом отвечаю я.

Освободив шляпу от плюща (или ещё лучше: освободив плющ от шляпы) Кентаро надевает её мне на голову.

– До завтра, Малу.

Меня хватает только на слабый кивок.

Кентаро с улыбкой пятится, и в следующее мгновение его поглощает серебристосерый сумрак. Дверь в магазинчик захлопывается.

– Завтра ужасно скоро, – шепчу я.

– Сёганай, – довольно отвечает розовая шляпа.