Читать книгу Путь домой - Константин Ильченко - Страница 5

Двадцатые – страшное время. Тогда мало кто верил в хорошее и доброе. Крестьяне жили в страхе, помня ужасы продразверстки, всеуничтожающего голода. Несчастные люди всем нутром чувствовали пристальный взгляд НКВД, имеющего право сделать с любым всё что угодно. Человеческая жизнь в России всегда не стоила гроша ломаного, а в те времена так и подавно.

Гриша родился в простой семье. Когда-то, еще при Екатерине II, крепостных крестьян свозили в донецкие степи, чтобы те обживали дикие земли. Из рассказов отца он помнил, что его дед, Андрей Ильченко, славился как знатный бондарь и был очень сильным мужиком. Никогда не пропускал кулачных боёв и первым был в любом застолье. Однажды во время ярмарки, уже будучи далеко не молодым, он на спор поднял на своей спине коня, за что и получил в качестве приза жеребца. На радостях, как водится, это событие с шумом отметили. Видно, в деде взыграла былая удаль, и он, запрыгнув на коня, рванул в степь. Там, в степи, и случилась беда. Конь на всём ходу споткнулся, присел на передние ноги, а наездник со всего маха ударился спиной об торчащий из земли кусок скалы. После этого дед слег и уже никогда не поднимался.

Умер он необычно. Его сын Григорий ушел на Первую мировую войну, ее тогда называли Германской. Вестей от него не получали, время тогда было смутное. Как-то дед сказал: «Умру тогда, когда увижу Гришку». Так и произошло.

После подписания Брест-Литовского мирного договора между представителями Советской России с одной стороны и центральных держав (Германии, Австро-Венгрии, Османской империи и Болгарского царства) с другой, его сын Григорий осенью 1918 года, хоть и израненный, но всё же вернулся в родной дом.

Отец лежал на кровати, над ней мерцала лампадка. Григорий и его брат Михаил, тоже фронтовик, но вернувшийся домой раньше, подошли к старику. Он был неподвижен, однако говорить мог. Григорий, наклонившись крепко прижался к отцу:

– Бать, я уже дома, поживем… мы тебя еще подымем на ноги, – сглотнув, выдавил он.

Отец немигающими глазами долго смотрел на сына, его лицо сияло спокойной радостью. Он улыбнулся одними глазами и отчетливо произнес:

– Ну всё, сыночки, мечта моя сбылась, увидел я Гришку живым и здоровым, теперь пришло время помирать. – На этих словах он прикрыл глаза, окунувшись в спокойный сон. Утром его нашли в постели мертвым.

В те времена, после большевистской революции, и в условиях страшной гражданской войны жилось особенно тяжело. Народ голодал, голодали даже некогда зажиточные донские казаки, целые станицы превращались в безлюдные и страшные места, наполненные горем, слезами и проклятьем. Немногие казаки приняли красную пропаганду, поэтому-то и подались в Белую армию воевать за свободную от краснопузых Россию.

Их жены и дети влачили жалкое существование, поскольку жить было не на что, продуктов не хватало. Введенная в начале января 1919 года советской властью продразвёрстка не оставляла шансов на выживание. Многие, чтобы прокормить свои семьи, загружали узлы нажитым скарбом и шли на шахты, так называли Донбасс, менять всё это добро на продукты.

В начале двадцатых годов положение большевиков укрепилось, возможностей вернуть Россию в монархию у белогвардейцев становилось всё меньше и меньше. Казачки оплакивали своих мужей, погибших на полях сражений. Те, кто не получил весточки о смерти супругов, уже давно не надеялись на их возращение, хотя бы потому, что тут их ждала еще более лютая смерть, чем на поле брани.

Так и свела судьба Антонину, вдовую казачку с младенцем- девочкой на руках с Григорием, сыном бондаря. Он, в силу жизненных обстоятельств подался в шахтеры, потому как там платили и жить было можно.

Антонина – не коренная казачка, она азербайджанка и родом из Нахичевани. После русско-турецкой войны и подписанного в 1828 году Туркманчайского договора персидский шах уступил территорию Азербайджана России. Российская империя создала комендантскую систему управления. Бывшие ханства и султанаты преобразовали в округи и провинции.

Её мать, испытывая крайнюю нужду и в поисках лучшей жизни, в 1900 году с грудным ребенком на руках, перебралась в Россию. Она была наслышана, что в Ростове-на-Дону есть целое поселение, где царь наделил армян и прочие народности правами, называлось оно Нахичевань. Люди говорили, что вновь прибывших даже от налогов освобождают. Русский язык она с трудом, но знала, и этих знаний хватило, чтобы добраться до места. Дорога оказалась трудной и долгой, но желание изменить свою жизнь было сильнее трудностей.

На поверку всё оказалось так, да не так. Нахичевань на Дону действительно был, он основан еще в далёком 1779 году. Однако трагедия состояла в том, что основали его армяне, выходцы с Крымского полуострова. Молодая мать, попавшая в среду, где царила историческая вражда между армянами и азербайджанцами, испила полную чашу унижений и нужды. Не находилось места этой женщине на земле, она пришла в отчаяние и готовилась уже уйти из жизни по доброй воле, но маленькая дочурка стала тем якорем, который не давал ей окончательно сорваться в бездну.

Работы не было, зато голод оставался постоянным спутником; дочка подрастала, ей требовалось не только внимание, но и качественное питание, одежда. А у бедной матери в избытке имелись разве что только слёзы. Однажды, бредя по одной из ростовских улочек, женщина наткнулась на красивый дом, обнесенный металлическим забором. Это было государственное учреждение. Мать подошла ближе и, слегка напрягаясь, беззвучно шевеля губами, прочитала вывеску. Та гласила, что этот дом не простой, а приют для малолетних сирот, созданный по воле российской царицы, она же и покровительствовала ему.

Решение пришло мгновенно, в глазах и движениях несчастной женщины появилась решительность, она уверенно вошла в калитку. Во дворе находилась санитарка, та, со брав бельё на верёвке, пробежала обратно в парадную. Во дворе росли красивые деревья, вокруг щебетали птички, как бы подбадривая и успокаивая мать, которая приняла страшное для себя решение. Но она знала, что с ней дочка точно пропадёт, одна она её не прокормит. Да что там прокормить… а что дальше с ребенком будет… что её ждет потом?

Слезы ручьем лились по лицу, бедняжка с трудом сдерживала себя, чтобы не сорваться на крик или даже вопль человека, которому не суждено познать обыкновенной человеческой жизни с её радостями, у которого немилостивая судьба отбирает самое дорогое – ребенка.

Мать смотрела на дочку – той уже исполнилось полтора годика. Малышка, укутанная в платки и кусок старого одеяла, смотрела на мать глазами дитя, которое конечно же не понимало, что происходит. Но печаль и ужас всего происходящего передавались ей от матери шумным потоком горной реки. Девочка заплакала, мать, нежно её обняв, поцеловала в щечку. Потом, удобно пристроив в небольшом фойе на кушетке, стремительно выбежала из детского приюта. Женщина еще долго слышала плач дочери, зовущей её к себе, не понимающей, что происходит, и от этого её крик только больше разрывал душу.

Потом она часто приходила к металлической ограде и подолгу смотрела в окна приюта. Однажды на прогулке, когда дети играли во дворе в свои незамысловатые игры, дочка её узнала и подбежала. Мать что-то шептала ей на ухо на родном своём языке, сглатывала слёзы, ей было больно видеть ребёнка, не имея права находиться с ним рядом. Но, с другой стороны, она радовалась, что её доченька опрятно одета, сыта и не нуждается ни в чем.

– Тоня, быстренько беги к нам, куда ж ты запропастилась? – воспитательница встала со скамейки и двинулась к ограде.

Тоня, теперь она Тоня, – ну конечно же а как иначе, ей дали новое имя, теперь она воспитывается среди русских детей. Мать еще пару раз приходила к дочери, а потом пропала и дальнейшая её судьба неизвестна. Как сложилась жизнь этой женщины и сложилась ли вообще, никто не знает. Что она думала в момент, когда отдавала свою дочь? Наверняка до последнего верила, что дела её поправятся и она обязательно заберёт дочурку назад, к себе, – а иначе зачем же она приходила её проведать, не давая той забыть о ней? Но жизнь – водоворот событий, и мало кому удаётся раскрутить его в обратную сторону. Все без исключения стремглав соскальзывают в эту воронку и, закружившись в страшном хороводе, исчезают навсегда.

Антонина в приюте воспитывалась до пяти лет. Царь издал указ, что за удочерение девочек-сирот выделялся немалый надел земли. В те времена земля была единственным аргументом в жизни. Есть земля – ты человек, нет земли – ты обречен батрачить на тех, у кого она есть.

Антонину удочерили и забрали из детдома казаки из станицы Грушевка Ростовской губернии под Новочеркасском. Когда она стала девушкой, аккурат сразу после революции, когда еще большевики не так лютовали, приёмные родители выдали её замуж за сынка очень зажиточного казака, имеющего много пахотных земель, мельниц и прудов. Само собой разумеется, что никто никакого согласия у Антонины не спрашивал. От этого брака родилась дочь, которую окрестили Надеждой.

В разгар гражданской казаки ушли воевать за белых. Муж Антонины, Пётр, не стал исключением – как и его братья-офицеры он сражался за Царя и Отечество. Потом люди сказывали, что красные порубали его, бедолагу, шашками. Антонина осталась одна на руках с дочкой, родственники-казаки от неё не отказывались, но после вести о гибели Петра потеряли к ней всякий интерес, а иногда часто просто игнорировали.

В то сложное время даже на Донбассе жизнь по-всякому складывалась, но чаще – сложно и бедно. Сказать, что жилось трудно, значит ничего не сказать. На шахтах зарабатывали, но не все. Советская власть использовала еще дореволюционные шахты, в народе их прозвали юзовскими. Так народная память отдавала должное Джону Джеймсу Юзу, британскому промышленнику, основателю Донецка. Он по праву это заслужил. Данные специалистов, а также если верить документам, зафиксированным в трудах А. Куприна, свидетельствуют о необычайных фактах. Так, среднемесячную добычу на юзовских шахтах на одного подземного рабочего не превзошли даже в период развитого социализма на современных шахтах Украины.

Григорий работал на шахте. Жил в Шарапкино, так называлось казацкое поселение, основанное в XVIII веке атаманом Василием Орловым. Когда-то оно входило в состав земель Вселикого войска Донского. А сейчас это был небольшой центр горняцкого ремесла, вокруг которого располагались несколько шахт, сохранившихся еще с царских времен. На одной из них трудился Григорий. Там он и познакомился с Антониной, которая приходила к шахте вместе с другими казачками обменивать ранее нажитое барахло на продукты.

Трудно им было во всем, но любовь наполняла их энергией. Уверенность, что завтра семья будет сыта, а над головой, хоть и барачная, но всё же крыша, вдохновляла и давала силы жить дальше.

Григорий и Антонина стойко и самоотверженно переносили сложности, которыми в изобилии одаривала их судьба. Но это никак не мешало им любить друг друга, и степень их любви была прямо пропорциональна количеству их детей. Кроме Нади, впоследствии у них появились еще четверо: один мальчик и три девочки.

Григорий очень хотел сына.

– Мать, ты уж как-то там постарайся, ну нельзя же, в самом деле, в казацком роду без казака, – иногда пошучивал глава семейства, с лукавым прищуром, поглядывая на жену.

И Бог его услышал. Первым в 1926 году 28 сентября в мир вошел наследник. От великой радости назвали его в честь отца, то бишь Григорием. Рос мальчик здоровым и крепким. Бегал с другими мальчишками, озорничал. За ним постоянно увязывалась младшая сестренка – Павлинка. Что ей нужно было от него, ведь есть же старшие сестры, играй с ними, так нет – уцепится за штанину и ни с места.

Семья жила дружно, отец работал на шахте, ходил в передовиках. Постепенно шахтерский посёлок расстраивался, и в конце концов в 1937 году стал городом Свердловском. Почему именно так, никто доподлинно не знал. Тётки-всезнайки говорили, что мы теперь города-побратимы со Свердловском – с тем, который на Урале. Кто-то доказывал, что во времена революции сюда приезжал Свердлов, соратник самого Ленина, с единственной целью: агитировать за советскую власть. Как бы там ни было, город рос, создавались новые семьи, рождались дети. Жизнь шла по своим законам, неподвластным людям. После семилетки молодежь шла в ФЗУ – фабрично-заводские училища. Их наличие оправдывало постоянно возраставший спрос на рабочие кадры.

Старшая дочка Надюша, по настоянию товарища отца и своего крестного, члена месткома на шахте, в 1938 году по комсомольской путевке уехала в Забайкальский город Петровск. Там разворачивалась грандиозная стройка металлургического комбината. Наде очень хотелось поехать, ведь это перемены в жизни, новые люди, знакомства, да и вообще это, в конце концов, комсомольская стройка. Как она, вечно выступающая на собраниях, борющаяся за правду, пользующаяся заслуженным авторитетом среди товарищей, вдруг останется прозябать и со стороны наблюдать, как вершатся славные дела. Нет уж, извините, Надя не такая!

И действительно, она была не такая. Девочка росла настоящим лидером. Она верховодила в любой компании, за словом в карман не лезла и при случае могла так осадить, что даже взрослые, пощелкивая языком, предпочитали с ней не связываться. Но это касалось принципиальных вопросов, а в жизни Надя была очень весёлой и задорной девушкой, она умела притягивать к себе людей, вокруг неё всегда вилась стайка молодежи. Не было такого понятия, что она водится только с девчонками, нет – рядом с ней и мальчишки себя чувствовали просто и уверенно, царил какой-то товарищеский дух. Парням и в голову не приходило грубить или уж тем более пошлить, к девчонкам относились уважительно. И за эти порядок и гармонию благодарили Надю, которая, как настоящая хозяйка, сверху наблюдала за всеми и регулировала отношения. За эти поистине лидерские качества её любили, уважали и доверяли ей.

Конечно же её решение уехать у многих вызвало настоящий шок. Как же так? Что же теперь будет? Кто будет собирать комсомольские активы, проводить бесчисленные мероприятия, выступать на собраниях? Ведь за этим всем стояла Надя. Красивая, умная и веселая девчонка, которая, если что, спуску не даст никому. Одним словом, настоящая донская казачка.

– Ох ты, боже праведный, что ж это делается? Отец, ну хоть ты-то скажи… сидишь молча. Как можно отпускать дитя в такую даль? С кем она там будет?

За столом собралась вся семья, Нина и Аня плакали, Павлина, совсем маленькая, молча наблюдала за происходящим, сидя на коленях у отца. Григорий потирал затылок. Оно и вправду, куда ж девке ехать в такую даль, мало ли какие люди повстречаются? И что потом делать?

Но и с другой-то стороны, что ей тут-то маяться? Оно, конечно, парней и здесь пруд пруди, каждый не прочь окольцеваться с такой видной барышней. Но как ей запретишь ехать – у неё ж нрав, как у молодой и необъезженной кобылы. Одно слово, казацкая порода, обрубит так, что вроде и обижаться не за что, а второй раз уже и подумаешь, стоит ли ей перечить. Отец улыбнулся, что-то вспомнив из жизни, и решительно заявил:

– Вот что, мать, хватит слёзы лить, времена нынче не те, – видишь, страна какую стройку затеяла. Да и Надя уже за твой подол не прячется, пора на ноги становиться, или ты думала, что дети до смерти с нами будут? Пусть едет, ничего там страшного нет, да и кум заверил, что там всё серьёзно. – Надя подняла расширенные от удивления глаза, она не верила своим ушам. Девушка ожидала, что отец будет противиться её решению, что уж он-то точно не захочет её отпускать. Какой же он у меня хороший, подумала Надя.

– Кум говорит, что за ними пригляд будет, – с ребятами едет кто-то из райкома, он и станет отвечать за них в дороге, и там будет, аж пока все не определятся. И потом, дочка не одна едет, со всего города добровольцев набирают. – Мать с ужасом смотрела на отца. «Что ж ты мелешь?!» – читалось в её глазах. – Да что ты, мать, пусть едет, засиделась она тут. Для Надюшки простор нужен, она птица большого полёта, правильно говорю, дочка?

У Нади от счастья и любви к своим близким на глазах выступили слёзы. Проводы были весёлые, уезжающих до станции провожали чуть ли не всем посёлком. Матери плакали, мужики под гармонь плясали, а отправлявшаяся в далёкий путь молодежь смело смотрела в будущее и верила, что оно обязательно будет счастливым и очень интересным.

Время шло, жизнь на месте не стояла, дети росли. Гриня, так на казацкий манер его звала мать, не стал исключением. В 1941 году он стал первокурсником ФЗУ. Но окончить его было не суждено – грянула Великая Отечественная война.