Читать книгу СтихиИ - Лена Де Винне - Страница 3

Обесключенный сейф

Рассмеялся в лицо мне под серое утро.

Не нарушу спокойствие шкафа

Потоком шуршащих страниц.

А бинокль, свидетель двух войн

И двух революций,

Как в театре в тридцатые –

Гордо на ленте атласной повис.

Появлялась из зеркала с ручкой

Царевна-девица, как пава.

Каждый раз, как его удавалось

Под стул мне тихонько стащить.

Имя куклы в кудряшках простое.

Она – Василиса.

Повзрослевшей правнучке родителей

Скоро уж в школу ходить.

Из окон – купола. Под окном – старина.

А под дверью – палатки.

Растянулась Москва

По периметру многих земель.

От Москвы – две версты.

Из Рогожской слободки – застава

Ильича – от Кольца до Кольца.

Там полжизни порою проходит за пару недель.

В Москве – шум, В Москве – люд,

Люди повсюду спешат-снуют.

Люд, тот, кто добрый, песни поют.

Песни не жалуют люди, кто лют.

Лютик и Лютня до встречи в Москве

Жили в бескрайне-Российской стране.

В ширях, раздольях, просторах весей.

Не было в мире счастливей людей.

Лютня и Лютик в черте городской

Ищут безбрежный оседлый покой.

В их далеках люд поёт. Невдомёк

Им, как их Град от Столицы далёк.

Здравствуй, Москва! Всё подпрыгнуло ввысь.

Люди-лютышки за Лютню взялись.

Сорванный Лютик – в хрусталь на столе.

Лютый романтик доволен вполне.

Лютым любовником Лютне он стал.

Люксовый люд лебезит. Пьедестал

Под ноги бросил он Лютне-жене.

Лютый хозяин опять на коне.

Клетка из золота лютая жмёт.

Жизнь не мила. Жизнь в Москве – незачёт.

Счастье из прошлого – в прошлой дали –

Дальше и дальше… Затлели угли

Силы последней. С молитвой спастись

Лютик и Лютня за руки взялись.

Бросили всё. И пропала Москва!

Счастье вернулось, как только черта

Города-монстра осталась вдали.

Смогом замызганы чёрные дни.

Края фонтану их радости нет.

В Град – кувырком, возвращение – свет!

Что же Москва? Велика и сложна.

Мама кому-то, кому-то сестра.

Ну а кому-то и мачехой быть

Ей довелось, к проходимцам водить.

Лютые стражи Столицы не спят.

Бдят, не моргнув, на поющих глядят.

Каждого, кто запоёт (тот не лют,

Лютым певун – как фингал-неуют),

Сразу пугать, чтоб сломать-подчинить,

Глотку заткнуть, с карусели свалить.

Путь ваш унылый – дешёвая медь.

Ну и лютуйте. А мы будем петь.

Москва никогда не спит.

И мне вместе с ней не спится.

Лежат по углам бомжи –

Симптом дорогой столицы.

В метро в семь утра вошла.

Таких нас вошло не мало.

«Стоять». «Проходить». «Уважать».

Ворчит эскалатор вяло.

На ощупь – полярная ночь.

По запаху – мир пошатнулся.

На вкус – Рождество манит.

Так круг декабря и замкнулся.

Москва прекрасна!

Но как в ней тесно…

Громады зданий

Крутым навесом

Сверкают светом.

И снег сверкает.

Любовь проходит,

И мысли тают.

Ах, как до боли красиво!

До слёз! Не могу отвернуться -

Боюсь, пропадёт виденье.

А мне говорят: «Реальность»…

Ну да. Умом понимаю.

Но верить по-прежнему сложно,

Что всё сотворили руками

Обычные смертные люди.

Иль, может, в них силы вдыхали

Вселенские мудрые ветры?

А люди, достойные чести,

Кружили в потоке творенья,

Создавшего мир и Москву? 

Сегодня закончилось бабье лето.

За ночь выпадет жёлтая осень,

Первой каплей она размажет

Остатки солнца по городу.

Проседь

Года увижу я завтрашним утром

На перекрёстках несмытой пыли.

И по колено сентябрь завалит

Улиц просторы.

А автомобили

Взгляд распахнули навстречу ветру.

Фары прищурят – бежать устали.

Люди – на службу. Детишки– в школу.

Кони ж привычные –

в пробки встали.

Санта Клаус… И чужое Рождество…

Вновь снежинок не хватает в декабре.

Моросящая метель зальёт балкон,

Раздирая окна в пасмурной канве.

Их глазницами исплачется закат,

В блике лунном Землю снова не найдя.

Контур света просочится в поры дня –

Бесполезно укрываться от дождя.

Чудо грустное – дождливая зима.

Свет – нехватка. Ночь – избыток. Мразь – в душе.

То ли дело, век двадцатый… Дед Мороз.

И Снегурка. И коняшка из папье-маше.

Запотела улица туманом – не стереть его рукой.

В вату белой ночи, носом ткнувшись, приуныли города.

Колобок раздумий с носа лиса недомолвок укатил

По дороге отражения простора в многовековое никуда.

Мокрым снегом распугало европейцев утро декабря.

Им неведомы меха и радость снегом припорошенных дорог.

Мысль нащупать в темноте кромешных дум на перепутье снов

Не удастся за вытьём плутающих меж мокрыми красотами ветров.

Мой пятничный Брюссельчик бесподобен!.

На рынке – вишня, сыр и молоко…

Мне все здесь мило. При любой погоде.

Одна печаль – до дома далеко…

Брюссельчик маленький такой, хорошенький!

Но это, право, ничего,

Когда глядишь весною припорошенной

На инеем покрытое окно.

Устала отдыхать, хочу домой!

Там томный дождь и мутные фасады.

Жары объятия, непышные досады…

Истомы краски… Птичек водопой…

Из неги Крита поспешу на север,

В прохладу милую и тёплые дома.

Но, гляньте! В мой Брюссель пришла весна!

Раскрылись розы, зацветает клевер…

Проход оттуда в никуда

Подчас неровным закоулком

Потерянности в зябкой,

Но сухой весне Парижа

Откликнется теплом воспоминаний

Серебряного века

И мелькнёт знакомством

С добрыми людьми.

Люблю тетрадки на пружинках.

Писать приятно на изгибах,

Что раскрываются опрятно,

Квадраты клеток оголяя

Девичьим радостным секретам.

Листки простые с бахромою

В том месте, где была пружинка,

Легко ложатся в треугольник,

Что отнесет письмо-дразнилку

Мальчишке за соседней партой.

Умеет сохранять молчанье

Страниц, согнутых в треугольник,

Тетрадь с пружинкой. Присмирённый

Двойной липучкой срез бумаги,

Не станет трогать край пружинки.

Не проболтается случайно

Про самолётную записку -

Ответ на дёрг косички в классе.

Ведь правду открывать словами,

Чтоб насладиться ей, не стоит.

Вот и буду дальше молчать.