Читать книгу Карточный домик. Жнец - Leo Vollmond - Страница 3

Из проржавевшего крана вода лилась с перебоями и ко всем прочему имела странный запах, привкус ржавчины и серно-желтоватый оттенок. Вот она – изнанка старого города раскроенного и перешитого множество раз за пару веков. Кровь в его венах давно прокисла, синапсы каротили, скелет проржавел, а плоть – рассыпалась пеплом и обращалась в прах. Бледно-ржавая жижа стекала по краям давно не новой раковины, уже имевшей отпечатки размытых очертаний предыдущих виляющих русел. Постепенно спустя четверть часа, дурно пахнущая жидкость начинала теплеть.

Кровь, не водица. Для него чистота последней не столь принципиальный вопрос. И вязко-мерзотная вполне подойдет для обычного бритья, но убогое существование в среде старого города нарочито бросалось в глаза. В ванной царил полумрак, от лампочки с плафоном, собравшим всех местных пауков, исходил тусклый свет. Желтого сумрака оказалось достаточно, чтобы рассмотреть себя в черневшем прогале покривившегося с годами зеркала. Уставший, изможденный, с трехдневной щетиной. Ко всему прочему, кажется, он скинул пару, хорошо, семь фунтов за последние несколько дней. Потери, конечно, незначительные, но если так пойдет и дальше, то станет слишком заметно и придется перешивать весь гардероб. Ему сейчас ни к чему лишние вопросы, но чего ожидать, когда еда в горло не лезла.

Зато алкоголь лился без особых проблем. Кажется, сегодня его посетило очередное похмелье. Руки мелко тряслись, желание согреть их и привело к ожиданию теплой жижи из крана. Подставив под струю трясущиеся руки, он долго ждал, но тремор, к сожалению, не проходил. Значит, не стоило и пытаться списать все на пресловутый абстинентный синдром, и все намного хуже. Пришлось и дальше рисковать порезать лицо, торговля которым стала для него теперь делом жизни. Путь к нему занял отрезок, отмеренный Спасителю рода людского среди смертных, и едва не завершился на обледенелой дороге.

Минуты после аварии он помнил смутно. Те словно происходили с кем-то другим. Он не сразу осознал себя в собственном ставшим ватным теле и не удерживал рвавшееся темнотой сознание. Вокруг царил такой же густой ржаво-коричневый сумрак, примерно, как и сейчас. В нос ударял запах пота и немытого тела. К ощущениям добавлялись боль в ребрах на месте ремня и чугунная по сравнению с остальным телом голова. Едва придя в себя, он смог различить голоса в салоне машины, пахнувшей чем-то едким. Можно сказать, этот запах и привел его в чувства.

– Как он? – ее голос – циановый дурман, теплом разлившийся в груди. Она говорила, а значит, жива и в сознании. Уже хорошо. Можно было и дальше тонуть в плотном воздухе, пахнувшим химией и бензином.

– Помят, но жить будет, – сообщал комок жира, пота и волос, тащивший его и бросивший на заднее сиденье чужой зловонной машины.

– Я отвезу вас в Уэстчестер, – где-то издали на грани сознания поодаль зашелестел голос, отдававший шорохом осенних листьев. Сухой, холодный, как порыв промозглого Северного ветра.

«В Уэстчестер?» – спросил он себя. «К черту Нью-Йорк. Лучше сдохнуть в родном Джерси!» – решение принято, почти выполнено, и тяжесть в голове приближала последний в жизни миг.

– Нельзя, – успокоил горько-сладкий шепот со вкусом проданного ему поцелуя. – Копы уже здесь, значит, и СМИ скоро пронюхают, – ему показалось или она говорила с равнодушием? Не может быть, только не она. Она же его… Его!

– Они расценят это как покушение… – порыв ветра в голосе усилился, листья заскрежетали по салону, царапая стекла недовольством и неодобрением.

– Пусть смотрят, чего стоит кресло в конгрессе. Видят, как Спаситель страдает за их грехи, – ее едкий неуместный смешок душил всякую надежду, что ей в итоге на него не плевать. Только выгода, пресловутый рационализм. Он жив. Ее беспокоит лишь его тело. Пусть доспехи Сира Безупречного и дальше сверкают, а что творится в его разуме – больше не ее проблема.

– Надеюсь, ты знаешь, что делать, Меймей, – отвечавший был не в восторге от идеи, но спорить не стал. Наверное, заранее знал, что это, так или иначе, бесполезно и выйдет, как задумала она. – Я ухожу, меня не должны видеть. Уильям, останься с ними. Сядь за руль, – и холодный порыв сорвался в темноту.

– Поторопись. Они уже здесь, – подгоняла она северный ветер, с хлопком закрывшим дверь.

– Сюда, пострадавшие в этой машине! – заголосил хриплым басом дрессированный увалень-хиллбилли, притащивший его в чужую тачку.

– Сэр, вы в порядке? – заговорил с ним прибежавший на голос парамедик, приводя в сознание. То оказалось предательски ленивым и не отзывалось. – Вы меня слышите? – свет фонарика в дюйме от глазного яблока, но Адам все равно не смог ничего внятно ответить, проваливаясь в сон.

– Я предупреждала, – едва расслышал он, отключаясь.

С возвращением из воспоминаний в нынешний миг в висках заломило. Зажмурив глаза от боли, Адам раскрыл их и не сразу понял, где он сейчас. Набрав пригоршнями сочившегося из крана, как из трещин адского котла, кипятка он плеснул им в лицо, но легче не стало. Только ожог, пар вокруг и запах серы. От этого «предупреждала» к горлу подступила тошнота, едва сглотнув которую, Ларссон едва устоял на ногах. Предупреждала, а он, как и всегда, слышал, но не слушал. Думал, что живет в эфемерном мире с чередой нелепых и трагичных случайностей. Он и сейчас в это верил. Хотел верить. Отрицал очевидное, где возможное доказуемо, а недоказуемое – значит невозможное. И тогда бы все выглядело правильно. Тогда можно было смотреть вперед. Так ведь оно работает, верно, Адам?

Разлепив ошпаренные веки, он снова вгляделся в зияющий перед ним прогал, где, словно призрак, застыло мертвецки бледное изображение уставшего мужчины, издали напоминавшее его. Вот какой он настоящий – без напускного лоска, без непроницаемой маски, без сияющих рыцарских доспех: едва не сыгравший в ящик и измотанный жизнью. Сомнительный он идеал, и сомневался в себе по большей части он сам.

– Тебя же предупреждали, – от потревожившего его голоса Ларссон вздрогнул и выронил бритву, но оглянувшись, убедился, что все еще один. Только он и пауки в плафоне над головой. – Но тебе, как об стенку горох, верно? – снова этот голос.

Тот будто внутри головы, но ясный, четкий, бьющий свинцовым молотом, прижимавшим к наковальне так сильно, что сдавливало грудь.

– Хоть расшибиться в лепешку, но чтобы было по-твоему, ясно, – и тишина с потрескиванием каротивших синапсов в мигание лампы под потолком. Растревоженные пауки разбежались по стенам и потолку, грозя упасть прямо на голову.

Снова ошпарив лицо, Адам закрыл глаза и выдохнул перед тем, как взглянуть в отражение. Он был там. Как и полагалось – за левым плечом.

– Ты, я смотрю, времени зря не теряешь? – с нескрываемым ехидством спросил Адама личный бес, застывший в зеркале бесплотной пеленой.

Черты узнаваемы и в полумраке. Их не спутать, ни ошибиться. Значит, все верно. Он все же умер и уже в аду. Здесь он мало кого знает, стоит налаживать контакты.

– А ты чересчур разговорчив для покойника, – вернул интонацию Ларссон, и черные глаза беса за спиной вспыхнули.

– Если я мертв, тогда почему я здесь? – едко ухмыльнувшись, испытывал его терпение персональный демон. – Беды с башкой? Говорил я, что шизой попахиваешь…

– Заткнись! – плеснув водой в зеркало, озлобился Адам, но не смог прогнать бесплотное виденье, потерявшее четкие очертания.

– Кукухой, значит, поехал…. – издевался бес, но в чем-то был прав.

В ком из них больше бесовского – большой вопрос. Адам ставил, что может в нем переспорить. Но по крупицам собрав достоинство, Ларссон продолжил изображать вменяемого, пока не прослыл местным юродивым.

– Исчезни, – изгонял он того, кого здесь не могло быть, если только в помине.

– Адам? У тебя все в порядке? – приторно-сладко, обеспокоенно-искренне, будто о родном, будто ей не все равно.

– Ах, да! – демон продолжил. Хреновый из Адама экзорцист. Бес не уходил, наоборот, – озлобился. – Я и забыл, что ты спишь с моей женой, – невзначай припомнило подсознание, воплощенное в образе мертвого друга.

– Вдовой, – исправил он Эванса.

– Вот видишь, у нас уже диалог, – Ашер расплылся в улыбке, привалившись спиной к стене. Развалился на ней вольготно во всю ширину плеч, будто та его личная, хотя в этом случае – так и было.

– Нет никаких нас, – Адам настаивал на реальности, в которой покойный Ашер Эванс все еще остаётся таковым. Увы, то была личная позиция Адама.

– Милый, твои слова разбивают мне сердце, – Эванс и мертвый способен довести до безумия, но постойте! Адам уже здесь: доехал на шизовском поезде до конечной станции, где беседует с собственной галлюцинацией.

– Ты мертв, – не ему – себе напоминал Ларссон.

– Тогда почему я здесь? – даже бровь изогнулась в точности, как Адам помнил.

Ответов на вопрос было два: либо Адам все же откинулся и ждет нужной температуры в его luxury-котле, либо… Конечная. Ему пора сходить, надевать смирительную рубашку и сидеть в комнате с мягкими стенами.

– Иди к черту, – он подобрал, что подходит под оба варианта.

– Зачем идти к черту, если он у тебя за спиной? Верно? Адам? – ехидно спрашивал сам черт.

Чем дольше Ларссон вглядывался в отражение в зеркале, тем сильнее уверялся в собственном безумии. Перед, вернее за ним, мертвый друг, но Адам точно знал, что один в ванной. Только он и пауки на стенах. Больше никого. Это игра воображения. Больное сознание. Алкогольный делирий и Ашер мертв. Мертв, ведь? Адам в ужасе повернулся, побоявшись ошибиться в своих предположениях, и всматривался в темноту.

– Адам? – звали его, но тот в панике не понимал, где сейчас находится. Все верно. Он умер и уже в Аду. – Адам, что с тобой, ответь? – слишком крепко держат его бесы. Слишком много он им задолжал. Слишком дорого ему встало его упрямство. – Адам! – отрезвил звук пощечины, не боль от нее.

Черри, вцепившись в его плечи, трясла Ларссона, что было сил, и, видимо, уже давно пыталась до него достучаться, но разум занимал стыд перед самим собой, нашедший воплощение в образе мертвого друга.

– Ты в порядке? – с такой теплотой, что и без полиграфа ясно – он ее напугал.

 В порядке ли он? Как соврать той, что видит тебя насквозь? Верный ответ – никак.

– Прости, после аварии нервы ни к черту, – успокаивал он ее – не себя. С ним все ясно. Шиза. Конечная. Можно сходить.

Обнимая прильнувшее к нему тело и предвкушая появление голоса мертвой совести, Адам собственнически стиснул в руках тонкую талию Джулии. Не тело, а награда пищей и кровом оголодавшему и изможденному путнику в пустыне. Сплошное удовольствие. Сразу же переходя к делу, Ларссон смял ладонями упругий на зависть многим зад вдовы Эванс-Форман и поплыл на уносящей волне похоти и нахлынувшего адреналина.

– Адам, тише, Эй Джей не спит, – Форман уперлась ладонями в его вздымавшуюся от глубокого дыхания грудь и отстранилась. – Давай помогу, – заботливо предложила она, заметив валявшуюся в раковине бритву.

Не став спорить, Адам кивнул. Как соврать той, что видит тебя насквозь, читает все твои страхи и сомнения, как раскрытую книгу? Верный ответ – никак. Он и не хотел, поэтому и приходил к ней, используя каждую малейшую возможность.

– Вот так, – быстро закончив с бритьем, Форман не возражала, что Адам так и не выпустил из рук ее задницы, а сминал и поглаживал ее, успокаиваясь.

– Он точно не спит? – на всякий пожарный уточнил Ларссон, на что Черри по-сестрински улыбнулась, стирая полотенцем остатки пены с его щек.

– Вы скоро там? Мне нужна ванная! Вы здесь не одни! – мальчишечий возглас за дверью сбил Адаму весь настрой.

– Уже выходим, – Форман отошла от Адама, любуясь то ли им, то ли своей работой и открыла сыну дверь.

– Опять привела домой бледнолицего, – недовольно бубнил сонный мальчишка, запираясь в освободившейся ванной.

– Ты как с матерью говоришь? – тут же вскипел Ларссон, но Черри-бомб не та, за кого нужно постоять. Догонит и добавит, о чем всегда следует помнить.

– Сам-то какой наполовину, а? – жутким акцентом жителей гетто прикрикнула на сына Черри.

– По мне не видно, а ты мне не отец, – играючи послал их Эй Джей и включил воду на полную, отключая ее шумом слышимость из-за двери.

– По нему же видно? – уточнил Адам, чтобы, не приведи господь, никого не задеть замечанием о расовой принадлежности, и Форман захихикав кивнула. – Мда, а мальчишке-то спуску давать нельзя, – Ларссон только покачал головой. Черри опять молча улыбнулась ему, убегая на кухню.

Кофе, сваренный на ржаво-болотной жиже, пришелся на его дурную голову настоящим спасением. Мысли немного прояснились, и Адам принялся смотреть расписание, чтобы выкроить время для очередной аудиенции личного психолога, которая утром еще и побреет, и завтраком накормит. Не жизнь, а мечта, если бы ее сын из подрастающей уличной шпаны не обзывал его «бледнолицым» при каждом удобном случае.

– У меня встреча с мэром и пресс-конференция, – о времени, необходимом для встречи с официальной девушкой, Адам предусмотрительно замолчал, – через пару дней я смогу опять заехать, если ты не против…

Он всегда добавлял это «если ты не против». Форман никогда и не выражала то самое «против», но этикет обязывал.

– Адам, нет необходимости срываться сюда каждую свободную минуту. У тебя своя жизнь, – Форман поставила перед ним тарелку с чем-то из крепко зажаренной на сковороде еды. – Я не жду от тебя… Чего-то большего, – Джулия покосилась на дверь в ванную, убеждаясь, что ее сын их не слышит.

Поэтому он и здесь. Хотел бы он пообещать ей что-то большее. И не только ей. Адам вообще много чего хотел, но его не спрашивали. Выдали листовку с речью для пресс-конференции и велели говорить заученный текст. С Джулией его спасал ее диплом психолога, так он хоть как-то косвенно, но мог оправдать поездки к ней. Форман все прекрасно понимала и никогда не задавала лишних вопросов, чтобы не услышать на них ложь в ответ. Как обмануть ту, что видит тебя насквозь? Верно. Никак.

– Она сказала, что выйдет к репортерам, – Джулия вернулась к обсуждению насущной темы. – Не хочу становиться испорченным телефоном, поэтому передаю дословно. Они требуют вернуть им сына.

Ох, Джулс – ангел во плоти. Адам думал, как же сказать и не обидеть.

– Я передам отцу, но вряд ли это выполнимо. Видишь ли, – начал было Адам.

– Грегори Ларссон не отпустит внука жить в трущобы, – и Форман его опередила. – Она ведь сделает, что обещала. Я знаю Эвансов. За одним я была замужем, а второго воспитываю. Они никогда не блефуют, – предостерегла Адама Черри.

– Прямо-таки никогда? – с издевкой спросил Адам, но наткнулся на серьезный взгляд из-под ярко-родовой челки, и Черри только отрицательно покачала головой.

– Никогда. – Подытожила она. – Если уж мы завели этот разговор, думаю, тебе стоит о них кое-что знать, – она вздохнула, будто готовилась рассказать что-то, что давно хранило в секрете, скорее всего, так оно и было. – Они очень мстительны и злопамятны, не терпят лжи и обмана, а еще очень гордые, беспощадные и всегда идут до конца. Они не умеют прощать, Адам. С ними лучше не шутить, – прямое доказательство, что волчью натуру не исправить, даже если ты волк только наполовину.

– Как же тебя угораздило выйти замуж за одного из них? – поддел ее Адам.

– А как тебя угораздила ночевать две ночи из пяти в городских трущобах? – мда, точно, Черри Форман не та, за кого нужно постоять. Догнала и добавила.

– Меня здесь отлично кормят, – оправдался Ларссон, перемешивая в тарелки блюдо, числившееся в меню под названием «что-то», будто приезжал сюда исключительно ради завтрака.

– А еще обзывают бледнолицым, – докинула Форман. – Я тебя предупредила, – от этих слов свело желудок сильнее ее стряпни.

Дверь в спальню Эй Джея хлопнула, и взрослые прекратили разговор. В дверях показался сонный и взъерошенный мальчишка с криво повязанным галстуком и неопрятно заправленной рубашкой. Эй Джей уселся на стул напротив Адама и стал молча ковыряться вилкой в еде.

– Ну и надолго ты к нам? Или как мой папаша – заделаешь мамке спиногрыза и свалишь? – спросил Эй Джей, и Адам поперхнулся кофе.

Рано он решил, что кризис миновал. Вопрос ребенка был логичен, если бы не форма, в которую оказался обличен. Лексикон мальчика не пестрил разнообразием, но ребенок изъяснялся, как умел, а в среде, в которой он вырос – это еще цветочки.

– Эй Джей! – прикрикнула Черри, но Адам махнул рукой, обозначив, что держит все под контролем.

– Во-первых, твой отец, Эй Джей, один из самых смелых и самоотверженных людей, которых я знал. Его смерть – настоящая трагедия, и тебе не следует говорить о нем в столь пренебрежительном тоне. – Нотации от мастера слова точно не то, что способен переварить десятилетка, хоть тот и переваривал вот это вот в тарелке.

– Ну, хоть кто-то его знал, – Эванс Младший пожал плечами и продолжил с хрустом разжевывать «что-то», поглядывая на Адама.

– А во-вторых, да, я планирую надолго.

– Ты же вроде мутишь с этой… белобрысой…

– Беатрис.

– М?

– У белобрысой есть имя, ее зовут Беатрис. Беатрис Джонс. И да, я с ней мучу, а еще планирую жениться на ней и заделать ей, как ты выразился, спиногрыза, – Адам только поправил очки и продолжил копаться в расписании.

– Но приходишь-то ты сюда.

– Верно. – Ларссон тему не развивал.

– И как это называется? – испытующе смотрел на него мальчик.

– Это называется – взрослая жизнь, Эй Джей. В ней не всегда получается делать, что ты хочешь. Привыкай. Так ты быстрее втянешься, – отвлекал себя Адама от неудобных вопросов пролистыванием ленты новостей в телефоне.

– Значит, ты – ходок? – кухню огластло звоном упавшей в раковину из рук Черри чашки.

Оставалось только догадываться, каким способом десятилетка ознакомился с подобной терминологией. Взгляды Джулия и Адама пересеклись. Черри-бомб не та, за кого следует вступаться в перепалке, но Адам прав. Мальчику нужна жесткая рука. Форман взвесила все за и против и кивнула, спуская Ларссона на сына и подбирая из раковины осколки разбитой посуды.

– В чем дело, Эй Джей? – за пару лет, что Адам знал Ашера Младшего, приезжавшего в гости к Нику, он прекрасно его изучил. Детский ум просто устроен. Ребенок отражение взрослых. Воспитываясь бабушкой и тетками, Эй Джей искал себе достойный пример для подражания. К сожалению, судя по высказываниям, им стал непутевый дядюшка Ашера Младшего. У того язык, как помело, вероятно потому Джейсон Форман умудрился сыскать большую славу у всех местных девок. Но поток сознания ребенка не был спонтанным хамством. Эй Джея что-то беспокоило. Адам мог только догадываться что. Зачем гадать, если можно спросить прямо, тем более честность у Эвансов в чести. Забавно, вышел почти каламбур.

– Мне не нравится новая школа, – вздохнул мальчик и вернул взгляд к тарелке. – Я туда не вписываюсь, – он снова начал безучастно ковыряться в еде, размазывая ее по краям, чтобы той визуально стало меньше.

Вот так новости. Адам настоял на переводе мальчика из местной муниципальной учебки в престижнейшее заведение города и никак не предугадал подобные проблемы. Боевой нрав Ашера Младшего и повода не давал о ней подумать. Адам рассчитывал, что отучив Эй Джея в приличном заведении, запихнет его в местный колледж и пристроит куда-нибудь на службу, чтобы мальчик смог обеспечить матери благополучную старость. Джулия Форман, конечно же, даст фору любой малолетке, но сколько еще она сможет крутиться у шеста, выдерживая жесткую конкуренцию? На психотерапии местных работяг много не заработаешь, а Адам не сможет мотаться к ней на постоянке, особенно, если переедет в Вашингтон. Танец Черри-бомб, без сомнений, стоил часового перелета, но надо помнить, что и Ларссону уже не двадцать. Он уже и так с трудом вытягивал семейную жизнь на три, то есть теперь уже на два фронта.

– Это из-за цвета кожи? – осторожно спросил Адам. Распространенная в их кругах проблема, но в школе, куда определил Эй Джея Адам, за этим тщательно следили.

– Нет. С этим проблем нет. Я… – мальчик замялся, подбирая слова. – Не из их круга, – достойный ответ для ребенка из гетто. – По мне сразу видно. Особых проблем нет, но эта су… девчонка, – быстро исправился он, покосившись на мать. – Беверли Джонс… Она никак не может простить, что я обошел ее на чемпионате штата по фехтованию, и всем говорит про меня гадости, – стушевался Эй Джей.

– Ясно, значит, малая порожняк гонит, – вник в суть проблемы Адам.

– Угу.

В дверь постучали, и Черри вышла из кухни. Убедившись, что мать его не слышит, Ашер Младший решился на откровенный разговор.

– Она всем говорит, – опасливо оглянулся он на дверь. – Что я нужен тебе только для предвыборной кампании, а потом ты вышвырнешь меня на помойку, – снова уткнувшись в тарелку, он с обидой добавил, – из которой я вылез.

Адам не сдержал хохота. Беверли Джонс оказалась куда проницательнее старшей сестры. Будь она на десяток лет старше Адам выбрал бы именно ее вместо подходившей для удачного брака Беатрис. Ирония была в том, что именно та и требовалась Адаму для предвыборной кампании, а никак не маленький мальчик из гетто. Снимки Адама и Эй Джей, повязывающего платок Ларссону на лицо, чтобы тот подошел ближе к горевшему зданию мюзик-холла Монарх, облетели СМИ со световой скоростью. И да, рейтинга они, конечно, прибавили, но далеко не так, как обозначенная свадьба с дочерью сенатора.

– Совет от взрослого дядьки, малой, – посмеявшись, Адам нагнулся над столом и шепотом проговорил: – Не зли женщин. Они бывают очень мстительны, когда задето их самолюбие.

Адаму бы последовать своему совету, но он, как выяснилось, лишь советовать и был горазд. Пусть так, может хоть Ашер Младший не наступит на его грабли.

– Твой костюм, – Джулия вошла с чехлом для одежды, прибывшим из химчистки и вручила его Адаму.

 В нос ударил знакомый едкий запах. К горлу подступила тошнота, а к мыслям паника. Адам готов был поклясться, что уже чуял нечто подобное. Вдыхал полной грудью, хоть и не хотел, и избавиться от наваждения никак не мог.

– Спасибо, – быстро взяв чехол, он направился в спальню.

– Ты ничего не съел, – Форман кивнула на тарелку.

– Я не голоден. – Хорошо, восемь фунтов. Он заедет к портному на неделе.

Адам бегло поцеловал Черри в щеку и поспешил скрыться за дверью, пока она не успела рассмотреть признаки очередного приступа панической атаки. Пот на лбу уже успел выступить, руки снова затряслись. Он словно снова после аварии в чужой машине и вжимается лицом в сиденье. Вот-вот и перед глазами забрезжит свет фонарика парамедика. «К черту», – подумал Адам.

– Семейная идиллия, как я посмотрю, – тот будто ждал, что его позовут.

Адаму определенно стоило поесть. Организм слабел, галюны крепчали.

– Не я украл у тебя жизнь, Ашер, – Ларссон уже и разговаривал с ними на полных правах собеседника.

– Не крал, решил восполнить пробелы, верно? – и теперь серая тень, прошла мимо и уселась на кровать, закуривая.

Адам молчал, расстегивая чехол и задыхаясь от навязчивого запаха.

– Как ты справляешься? Две девушки в твои-то годы? Мне бы твой темперамент… – восхищался Эванс, закидывая ноги в тяжелых ботинках прямо поверх смятых простыней, пропахших черной ванилью и еловой хвоей.

– Про шведские семьи слышал? – Адам намеренно повернулся спиной к постели, боясь посмотреть на обретавшую очертания тень.

– Хм, надо было отметелить тебя, когда была возможность, поучить манерам…

– Заткнись, – Ларссон опять прервал пространные рассуждения своего подсознания.

– Я тут подумал… А что, если твой брат разведется с моей сестрой? Как бы ты поступил тогда? – подсознание не затыкалось и озвучивало насущные вопросы.

– Их семейная жизнь – их личное дело, – даже наедине с собой Адам старался дистанцироваться от брата и его жены как можно дальше. Отличный вариант, если еще и на совсем.

– Было бы очень странно…

– Ашер! – сорвался Адам.

– Что? – Донеслось с кухни.

– Ты доел? Выходим через десять минут, – выпалил он первое пришедшее на ум и обернулся на постель, на которой парило облако сигаретного дыма. Ларссон готов был поклясться, что никто здесь не курил, дым появился сам собой.

– Прямо-таки идеальный отец, – призрак снова выпустил новую порцию дыма в воздух спальни. У Адама заслезились глаза. Запах сигарет стал крепче. Пальцы начали путаться в мелких пуговицах. Проекция его подсознания обрела более четкие очертания. Теперь Адам видел все: от недельной щетины до поблескивающих свинцовых глаз его беса.

– Я не крал твою жизнь, Ашер, – чем больше Адам вступал с ним в дискуссию, тем четче становился облик покойного друга.

– Нет, но примерил, – Эванс поднялся с постели и подошел ближе. – Я же предупреждал тебя, Адам. Предупреждал.

– Проваливай, – Ларссон закрыл глаза, но никак не мог избавиться от навязчивого запаха дешевых сигарет.

– Они придут за тобой. Они уже здесь, – Говорил он, пуская выдыхаемый дым ему в лицо.

Они. Сучий волчий выводок. Теперь их осталось двое, а Адам не мог справиться даже с одной – с самой младшей, что слабее братьев, один из которых мертв и терзает его мысли, а второй исчезает и появляется, как по волшебству. Мда, Адам кому-то очень сильно задолжал. Вернул бы долг прямо сейчас, если бы это избавило его от знакомства с проклятыми полуволчатами.

– Мне нечего боятся, – гордо высказал он.

Адама не напугали даже копы. Куда уж проекциям его собственных страхов. Он незапятнан и чист. Лжет он лишь той, что плевать на его ложь, лишь бы банковский счет не опустел.

– Главное, ты в это верь. – Эванс стоял прямо перед ним, как живой. Та же легкая небрежность во внешнем виде и в разговоре, тот же блеск в глазах, тот же голос, ударами свинцового молота, отдающим внутри головы, заставляющим все внутренности дрожать от напряжения. – И помни: тебя предупреждали, – как финальный улар, после которого не подняться.

Адам зажмурился, словно от боли. Не от физической – от фантомной и оглянулся на открывшуюся дверь.

– Боже, милый, я же просила открывать окно, когда куришь, – Черри поспешно вошла в спальню, приподнимая створ старой рамы. От ворвавшегося сквозняка пальцы Адама ожгло, и, опустив глаза, он увидел в руке фильтр зажатой в них сигареты.

– Прости, я торопился, забыл, – как обмануть ту, что видит тебя насквозь. Верно. Никак.

– Эй Джей ждет тебя внизу, – Черри бегло осмотрела его и поправила ослабленный узел галстука, затем взяла сигарету из рук и, докурив, затушила в пепельнице на столе.

Бросив беглый взгляд поверх нее, Адам заметил на столе разложенные детские рисунки и стикеры с пометками на них.

– Это Эй Джей нарисовал? – удивился он, ведь рисунки явно принадлежали кому-то помладше.

– Стой, положи, нет, – забеспокоилась Форман.

Беспокоиться было о чем. Рисунки выглядели жутко. Адаму, как человеку далекому от психологии, было понятно, что ребенок, нарисовавший их, живет далеко не в радостной атмосфере. Линии жесткие, подборка цветов черно-коричневая… Он видел рисунки Ника и помнил свои «шедевры», хранимые матерью. Столько цветов и оттенков, а тут практически монохромная гамма и гипертрофированные черты одного единственного человека и, кажется, какой-то птицы.

– Это рисунки Катрин Ронье, – призналась Форман, складывая их в стопку. – Я пишу статью о восприятии смерти детьми, находящихся в близком родстве. Рисунки Ашера там, – Черри кивнула на стопку в углу стола.

Адам взглянул на верхний. Ничего особенного. Машина, дорога, мост, похоже на вид из окна его комнаты.

– Катрин не знала своего отца, – напомнил Адам.

– Как и Ашер, – уточнила Джулия. – Я пытаюсь выяснить роль наследственности в их восприятие мира.

– Не хватает рисунков Ника, – едко заметил Адама, чем заслужил осуждающий взгляд Черри, ведь родители племянника очень себе живы и истрепали Адаму все нервы.

– Я думал, твоя работа с дочкой Жаклин Ронье окончена, – именно думал, потому что напрямую Адам не спрашивал. Он вообще мало о чем спрашивал, скорее, приходил сюда не для разговоров. Ашер Эванс – вот с кем у него здесь состоялся наиболее продолжительный диалог.

– Адам… – извиняюще ответила Черри. – Ты прости, но это тебя не касается. Я же не спрашиваю тебя о твоей жизни… – прозвучало легким обвинением.

Не проняло ни на йоту. Требовалось что-то более эффектное, чем чувство стыда, чтобы пробить доспехи Сира Безупречного. Появление покойного мужа Черри, например. Желательно во плоти, чтобы Адам точно знал, что не слетел с катушек.

– Что происходит, Джулс? – он нутром почуял неладное. Не просто так Черри уходила от разговора. – Скажи мне сейчас, пока не стало хуже. Сюрпризы мне сейчас ни к чему, – от его очарования не осталось и следа. Приказ. Вот как он бы охарактеризовал адресованный Черри вопрос.

– Это для дела о пожаре в лечебнице Санспринг, где лежала мать девочки. Копы пытаются привязать личность отца к поджогу, – что для Адама не секрет, и этим он не откупится.

– Но они не могут доказать, что это не твой муж, а его брат, верно? – чего, собственно, не мог доказать никто. По Черри стало заметно, насколько ей неприятна эта тема. – Ашер бы не стал тебе изменять, – вступился за своего беса Адам.

– Это уже неважно, – отбросила предположение Джулия. – Фрэнк сказал, если удастся доказать, что меня пытались убить из-за родства Кэт и Эй Джея, – Джулия опять опустила, что ее покойный муж, а не его младший брат, мог стать отцом внучки главы одного из мафиозных кланов, – то я смогу отсудить опеку.

 Адам не смог не оценить расторопности копов. Сержант Закари опять подсуетился. Если родство Эй Джея и Катрин Ронье – доказанный факт, то Джулия имеет полное право на опеку, учитывая, конечно, что мать малышки мертва. Вот только труп Жаклин на месте пожара так и не найден.

– Если Жаклин окажется жива…

– Она недееспособна, Адам, – что тоже всем известно, ведь по предположениям погибла при пожаре в центре для душевнобольных. Право опеки над девочкой у ее бабушки – Патрисии Ронье, что держит в руках добрую половину рынка проституции, читай – работорговли Нордэма. Малейшая возможность отсудить у нее внучку означает получить над Патрисией безграничную власть. Чемодан без ручки, если бы веревочка не вилась выше – к боссу Патрисии. Глава мафиозных кланов Нордэма – Альберто Романо. К нему-то и стекаются все деньги теневого рынка. Большую часть этих денег он получает через Патрисию. Тогда на самом деле совершенно не важно, кто по факту отец малышки Кэт – Ашер Эванс или его повернутый на мести младший брат. Девочка – козырь в борьбе за власть, а для Патрисии ее родство с Эвансами – настоящее бедствие.

– Если бы у нас были доказательства, что Атлас мог быть отцом девочки – это бы все упростило.

– Если Атлас Эванс появится на горизонте, я лично оторву этому отморозку голову, – холодно закончил Адам.

– Но тогда мы смогли бы доказать, что Эвансы имеют право на опеку над Кэт и забрать ее у Патрисии…

– Мы? – неожиданно вскипел Адам. – Мы, Джулс? – ее едва не убили. Она чудом жива, но сейчас всплывает проклятое «мы». – Это он тебя надоумил? Твой больной племянник хочет разделаться с конкурентами твоими руками? Господи, Джулс, скажи мне, что ты не согласилась… – недоумевал Адам.

– Я просто хочу ребенку спокойной жизни… – будто у наследницы несметного состояния, право распоряжаться которым переходящее знамя, может быть спокойное детство.

Один раз Джулию уже едва не убили у Адама на глазах из-за этого возможного права пойти против конкурентов ее семьи, а ей что в лоб, что по лбу. Как бы не любил власть Адам, но для него манипуляции детьми были чем-то за гранью. Нет, он, конечно, не хотел отпускать Ника в квартиру подобную этой – где из крана льется непонятно что, но и оставлять мальчика без родителей он не станет, пусть у тех ветер в голове и шило в одном месте. Ничего. Прибегут назад, как миленькие, когда закончатся деньги на счете глупой мышки-Эванс. Там их не много, а значит, это случится скоро. С аппетитами Лиама, он растранжирит все за неделю.

– Я не могу вечно быть рядом, Джулс, – подразумевал он не сеансы психотерапии, а как кто-то, кто способен был ее защитить. Адам готов поклясться, что Джейсон-Монстр даже не помянул об этом. Для него Джулия удобный инструмент, а что с тем станет в процессе – уже неважно.

– Я и не жду от тебя чего-то большего, – сказано с горчинкой в забродившем вишневом соке, ударившим в голову легким опьянением.

Хотел бы он предложить ей что-то большее. И не только ей. Адам много чего бы хотел, но копать под Альберто Романо, по его мнению, следовало оставить копам.

– А я тебе его и не обещал, – вот и все. Выбор Джулии – не выбор Адама. Она все понимала, поэтому он и приходил к ней, ведь зачем врать той, что видит тебя насквозь.

Джейсон Форман замахнулся на конкурентов, рискуя не только собственной шкурой, но и жизнями близких. Репутация Адама попала бы под угрозу, прознай пресса о его сеансах «психотерапии» с Джулией, и это делало их связь невозможной. Поэтому она молчала. Не договорила – не значит, что соврала. Умное решение, Адам бы тоже смолчал.

– Я отвезу Эй Джея в школу, – что на это все, понятно без слов. – Мне очень жаль, Джул, – наверное, впервые за долгое время искренне признался он, ведь нельзя соврать той, кто видит тебя насквозь, да Адам бы и не стал.

Форман так и стояла, прижимая к груди стопку детских рисунков, и молчала. Ее осунувшиеся плечи мелко затряслись, но в глаза ему она так и не взглянула. Зачем? Ей уже не выплыть из токсичного зеленого моря. Адам только обнял ее, поцеловал в макушку и направился к двери. Долгие прощания – лишние слезы. В данном случае слезы Джулии, ведь свою совесть Адам уже давно похоронил.

– Адам, – позвала она его, когда Ларссон уже переступил порог. Вскинув на него глаза, что уже были на мокром месте, Форман собиралась что-то сказать.

– Джулия? – сухо и официально обратился он и заметил, как поджались в ответ ее губы.

– Пристегнись, – отчетливо заметно, что это и близко не то, что она собиралась ему сказать.

 Ларссон сделал вид, будто так и должно быть, молча кивнул и вышел за дверь.

– Так просто сдашься? – ждавший за дверью бес, взял на себя роль его мертвой совести и понукал Адама, почем зря.

– Я ей ничего не обещал, – смело шагнул он вперед сквозь бестелесный сгустившийся из сигаретного дыма сумрак.

Опека над внучкой Патрисии Ронье. Бредово-гениальный план. Не услышь его Адам здесь и сейчас из уст Джулии, решил бы, что это работа одной серой мышки. Эвансовский почерк – обойти с тыла и ударить в самое больное. Для Адама манипуляции детьми из разряда запрещенных приемов, наверное, потому что своих у него и в помине не было. Вначале у него был Ник, потом и Эй Джей, а теперь с ними придется расстаться, что на поверку оказалось не менее тяжко, чем отказаться от встреч с Джулией. Наверное, потому что ей-то он точно ничего не обещал.

– Мне это не нравится, – бес следовал тенью и не остывал ни на шаг.

– Что не нравится, Ашер, что я сплю с твоей женой? – поинтересовался Адам, принимая буйствующую шизофрению как часть себя.

– Вдовой, – откликнулся Эванс низким, в точности как помнил Адам, голосом.

– Что Форман впутывает ее в свои делишки, – бес злился, Адам его понимал.

– Это уже не наше дело, – смирился Ларссон.

– Нет никаких нас, – напомнил ему Эванс, непонятно как оказавшийся впереди и подпиравший дверной косяк.

– Прошу, не разбивай мне сердце, – вернул ему Адам, снова проходя сквозь галлюцинацию.

– Мы сюда больше не придем? – Адам не удостоил его ответом, полагая, что так заставит беса исчезнуть. – Жаль, Эй Джею ты понравился, – несмотря на все «бледнолиций» одобрил Эванс выбор своей вдовы.

– Мне тоже жаль. – Согласился с ним Адам. – Наверное, – как соврать тому, кто видит тебя насквозь? Верный ответ –  никак. Поэтому Адам себе и не врал, примирившись с постоянным присутствием беса за левым плечом.