Читать книгу Привидения живут на литорали. Книга вторая - Леонид Алексеевич Исаенко - Страница 20

Мурены – ночные животные, и днём не охотятся. Не с этой ли чертой жизни связана их миролюбивость при встрече с пловцами? Рядом с укрытием мурены можно встретить беспечно плавающими самых различных рыб, многие из которых ночью пойдут ей на ужин, но осьминогов – лакомства мурен – пока не видно. Да их и заметить-то трудно, так умело они маскируются, прячась в щелях. Лакомство лакомством, но приличных размеров осьминог не только может дать достойный отпор, но и умять саму мурену. Конечно, если мурене удается ухватить его сзади, не со стороны ног, тогда путь осьминогу один – ей в желудок. А вот если они сошлись голова к голове, одолеть может и осьминог. Он ухитряется раздуться настолько, что, орудуя клювом и ногами, упакует и метровую хищницу в своём безразмерном желудке, как бы та ни пыталась освободиться от него, сталкивая единственно возможным способом – узлом завязанного тела.

Я охотился в окрестностях Адена – местах довольно освоенных поколениями любителей подводных приключений. Но это днём, а вечером на закате появлялись совсем другие обитатели, их то я и ожидал. И дождался. На скалах, то тут то там, не спеша стали возникать лангусты. Это происходило не только бесшумно – это естественно, какой шум под водой, но и настолько незаметно, что казалось, лангусты не выползают из своих дневных убежищ, а таинственно и необъяснимо метафизируются из ничего, как кролики и голуби из шляпы фокусника.

Приметив наиболее аппетитного, я прицелился, выстрелил, и добыча, сбитая с камня, бессильно кувыркаясь, стала опускаться на дно. Подтягивая гарпун для перезарядки, пришлось на мгновение отвлечься. А когда я снова обратил взор на место падения добычи, ничего не увидел. Всего-то глубины метра два, и спрятаться негде в небольшой выемке, поросшей мелкими водорослями… Куда упал лангуст? И конкурентов не видно. Что за чудеса, куда он мог деться? Я начал детально, чуть ли не по сантиметру, осматривать дно.

Ничего, кроме останков чьего-то пиршества – обломков двух усов лангуста. Я бы так и оставил попытки найти свою добычу, если бы эти обломки вдруг не зашевелились и не поползли в сторону ближайшей щели. Пришлось нырнуть, чтобы подробней разглядеть чудо природы – самодвижущиеся усы. И лишь вплотную приблизив маску к усам, я увидел, что весь лангуст был объят растянувшимися междуножными перепонками осьминога, и в то время, как часть ног работала над дальнейшим перемещением жертвы в желудок, остальные споро уносили головоногого в укрытие…

Я оплываю испещрённый полостями камень и примечаю ципрею тигрис, лежащую совершенно открыто, даже не задрапировавшуюся мантией. Удивившись, что её никто не нашёл раньше меня, ныряю за ней, протягиваю руку. В маске обзор сужается, да я признаться и не мог видеть ничего другого, кроме прекрасного моллюска, но что-то заставляет поднять голову. Сразу же за ципреей, из-под основания камня, чуть ли не на полметра высунулась и не спускает с меня взгляда мурена мраморно-леопардовой окраски и толщиной с бедро взрослого человека. На самом-то деле она тоньше, просто пугая меня увеличивается в объёме, раздувается. Забыв о ципрее, притормаживаю: как же поступить? Но, пугнув меня, мурена не собирается бросаться в погоню, а, покачавшись немного, прячется в расщелине и пристально смотрит оттуда, как сова из дупла, немигающими глазами. Мне и хочется и колется; решаюсь, ныряю и, держась как можно дальше от мурены, вытягиваю руку, цапаю тигриса и снова наверх.

Вот благоприятный случай познакомиться поближе, сам идёт в руки. Набрав побольше воздуха, опять отправляюсь под воду. Рот мурены полуоткрыт, и на фоне шиловидных, несколько загнутых внутрь зубов я примечаю некое шевеление. Что-то полупрозрачное мелькнуло между ними и скрылось. Мурена ещё шире раскрыла пасть, чуть подвинулась ко мне, попав головой на освещённое место, и тут же из её рта облачком пара выплыла креветка и повисла рядом. Стали хорошо видны её более тёмные внутренние органы, конвейерная пульсация жабр; словно сомневаясь, что же делать дальше, креветка посеменила приопущенными паучьими ножками, развернулась, показав мне веерок хвоста и, плавно приспустившись на голову мурены, лёгкими касаниями посунулась по её телу вдоль спинного плавника, скрывшись в темноте пещеры.

Как загипнотизированная, мурена медленно закрыла рот, стряхнула оцепенение и стала снова выдвигаться мне навстречу. Я понял, что помешал креветке провести до конца процедуру очистки тела мурены и полости рта, и что пора откланиваться.

Целое семейство креветок, так же, как и рыб, освоили функцию «чистильщиков», без всякого опасения бесцеремонно ползая по телу рыб, нуждающихся в избавлении кожи от паразитов и отмирающего эпителия. При выполнении этих гигиенических процедур они смело забираются даже в услужливо распахнутую пасть для очистки зубов и полости рта.

Есть сведения, что некоторые крупные рыбы, в том числе и мурены, просто не могут существовать без таких добровольных санитаров. Каким образом происходит заключение договора, кто первым проявляет инициативу, пока не очень ясно.

Такие симбиотические пары рыба – креветка есть и среди других видов этих животных. В Мукалле, где я практически каждый день мог посвятить себя морю, рядом с «моей» бухтой за небольшим мыском располагалось довольно обширное песчаное мелководье. Оно не интересовало меня, и я почти всегда старался проскочить его, не очень приглядываясь к серым и невзрачным обитателям этой водной пустыни.

Как всегда, помог случай. Я уронил нож, и он упал рядом с небольшой норкой в песке. Глубина небольшая, нож никуда не убежит. Присматриваюсь – из норки показывается креветка, сложенными вместе клешнями (словно держит их в муфте) толкающая перед собой горстку песка. Ну, прямо микробульдозер! Я и глазом не успел моргнуть, как она развернулась, исчезла в норке и снова появилась с такой же порцией.

Рядом, прямо на пороге этого дома лежал и хозяин – бычок. Такое у них разделение труда и обязанностей: подслеповатая креветка следит за состоянием квартиры и неустанно «прибирается» в ней, бычок сторожит вход, охотится, предупреждает креветку об опасности и обеспечивает кормом. Много ли ей надо? А крох с обеденного стола хозяина хватает и уборщице.

Правомерно было бы такое разделение труда между самкой и самцом бычков, но природа придумала именно так. «Уборщиц» содержат как самки, так и самцы.

В дальнейшем я не однажды проплывал над их общим домом и всегда наблюдал одну и ту же картину: бычок на стрёме, креветка – вся в делах, хозяйничает.

Однако не одни мурены облюбовали полую скалу, рядом из расщелины торчат усы скальных лангустов. Подобно всем ракам в случае опасности они пятятся назад, пряча тело в укрытие, тревожно шевелят усами, издавая при этом резкий скрип давно не смазываемых дверных петель. Ну как не подёргать такие усы? Дёргаю, конечно. Но почему удерживаются от нападения мурены? Сколько раз я видел их мирно сидящими друг возле друга! Видимо, по каким-то признакам лангусты знают о том, что мурены сыты и никого не тронут.

Завеса водорослей выстилается то в одну, то в другую сторону и последовательно открывает-скрывает небольшое отверстие, рука хоть и с трудом, но протиснется. Оно неглубокое, по всей его ширине, перекрывая вход, простирается какая-то пленка, усыпанная по перламутрово-лиловому полю синими и коричневыми с белым звёздочками-пятнышками. Плёнка сжимается и расширяется, звёздочки пульсируют, переливаются, бледнеют, почти исчезают и снова ярко вспыхивают. Озадаченный, с разных сторон оглядывая камень, пытаюсь уразуметь, что бы это могло быть?

Трогаю это «нечто» пинцетом, оно на первых порах сжимается настолько, что становятся видны боковые стенки укрытия и простирающееся в нём в обе стороны явно живое существо. Затем «нечто», пугая меня, раздувается, выпучиваясь из отверстия, но долго находиться в таком состоянии, видимо, не может и снова сникает, как проколотый воздушный шарик…

Оставлять непознанным столь интересное животное не в моих обычаях. На правой руке у меня всегда перчатка, ею я и вцепляюсь в эту штуковину, чувствуя мягкую и в тоже время упруго-скользкую поверхность. Левой рукой и ногами изо всех сил упираюсь в камень, пытаюсь вытянуть удивившее меня существо. Мы оба пыжимся, кто кого… Ума не приложу, чем оно там может держаться!? Наконец чувствую маленькое послабление, существо поддаётся, подаётся настолько, что я вцепляюсь и левой рукой.

Не знаю, чем бы кончилось наше единоборство, если бы всё происходило на глубине, но я стоял на камне, и только руки и ноги находились в воде, поэтому очередная волна, навалившись всей тяжестью, помогла мне. Существо вдруг сдалось, прекратило борьбу, обмякло, и, как морковка из грядки, выдернулось из убежища. Не ожидая внезапной подмоги от моря, я потерял равновесие и повалился на спину, успев заметить, что держу в руке мурену, извивающуюся с намерением, куда бы половчей вцепиться. Я тут же разжимаю пальцы, и она по инерции улетает неведомо куда.

Потрясённая таким наглым обращением, мурена, вероятно, успела предупредить остальных, – спасайтесь, наших бьют!

Из-под камня вдруг поползли, оглядываясь на меня, ещё несколько мурен различных размеров и расцветок. Отплыв немного в сторону, они останавливались и снизу вверх вопросительно разглядывали меня: убегать дальше или опасность миновала? Очень уж им не хотелось покидать насиженное местечко!

Мурены – неважные пловцы и не образуют стай. Чем старше мурена, тем больше ей по нраву одиночество в отдельном убежище где-нибудь среди камней, в подводных гротах, в полостях у основания кораллового рифа, в выброшенных человеком трубах, автомобильных скатах, банках, коробках… В некоторых очень уж удобных для жилья и вместительных укрытиях они собираются вместе, но это не стая, так как стая характеризуется единством поведения составляющих её особей, их одноразмерностью, неразделимостью в любых ситуациях. Мурены же в случае необходимости сменить место не плывут, а проскальзывают, просачиваются по-змеиному между подводных препятствий. Застигнутая на открытом месте мурена не скрывается, а останавливается и выжидающе смотрит на преследователя, упреждая его действия. Увидев её прямой и не обещающий ничего хорошего взгляд, желание преследовать как-то само собой исчезает…

Возможно, камень, лежавший на стыке течений, был не только общежитием различных видов и размеров мурен, но и служил местом, откуда удобнее всего нападать на проплывающих мимо рыб. Вероятно, поэтому они и не торопились уплыть подальше.

Сами мурены не являются объектом специализированного промысла или даже любительского рыболовства, хотя по некоторым данным их мясо довольно приятно на вкус. Дело в том, что в уловах наших судов они практически отсутствуют, так как живут в скалисто-коралловых биотопах где мы не тралим; а население прибрежных стран северо-западной части Индийского океана исповедует в основном мусульманскую религию, запрещающую употреблять в пищу не только свинину, но и мясо рыб, не покрытых чешуёй.