Читать книгу Как мы пережили войну. Народные истории - Леонид Юзефович - Страница 43

К началу Великой Отечественной войны мне исполнилось 9 лет и я перешел во второй класс начальной школы, умел прилично читать и писать. Мама, отчим и я к началу войны жили в коммунальной квартире, расположенной в доме на углу улицы Халтурина (ныне Миллионной) и Мошкова переулка. Меня часто посылали в булочную за хлебом, в гастроном – за колбасой, сливочным маслом, сыром. Кроме того, мне разрешали самостоятельно ездить на автобусе № 2 к моему деду – известному скульптору[2], проживавшему тогда в собственном доме вблизи больницы Мечникова.

Для девятилетнего мальчика я мог считаться достаточно развитым, а также достаточно сильным физически. И это притом, что в раннем детстве переболел многими болезнями, в том числе туберкулезом, корью, воспалением легких. Несмотря на это, поскольку со дня рождения и до 5 лет я проживал с матерью в доме деда на окраине Ленинграда почти в деревенских условиях, по мере возможности сам приобщался к труду. Доставал из колодца неполные ведра воды, неумело, но прибивал молотком отваливающиеся доски от забора, строил из веток и деревянных отходов шалаши. С соседскими ребятами играл на улице в лапту, чем мы немало раздражали соседку, когда мяч залетал к ней в ее огород и мы залезали за ним через забор!

Осенью 1939 года мы с мамой и ее мужем, моим отчимом, уехали в Рязань, где провели целую зиму, а весной 1940 года вернулись в Ленинград. Причиной этого временного переселения была боязнь отчима репрессий. Дело в том, что незадолго до этого отчим, Михаил Хвостов, профессиональный виолончелист и дирижер, в составе делегации, в которую входили такие известные композиторы, как Д. Шостакович, Д. Покрасс, Книппер, посетили Германию. Их там очень хорошо приняли, оттуда отчим привез очень много нот, а также одежды – себе и моей маме. Однако друзья в связи продолжавшимися в стране репрессиями, посоветовали ему на время покинуть Ленинград. В то время каждого вернувшегося даже из официальной поездки заграницу могли обвинить в шпионаже в пользу империалистов.

Лев Шервуд. 1936 г.

Я не случайно решил вкратце описать маленькую часть моей довоенной биографии, чтобы и самому осмыслить причину выживания в жутких, нечеловеческих условиях ленинградской блокады! Общаясь с очень немногими оставшимися в живых людьми, пережившими блокаду, я убедился в том, что выживали только те, кто сумел сохранить прежде всего силу духа! Например, моя мама, родившаяся в 1904 году, получила своего рода закалку, неоднократно испытав холод и голод при царском и советском режимах, не впадая в уныние. Я очень любил маму (хотя и не был никогда маменькиным сынком) и старался подражать ей во всем, особенно в трудных ситуациях. Я не помню, чтобы она когда-нибудь паниковала или сетовала, хотя производила впечатление хрупкой и слабой. В то же время она не была практичной и не догадалась запастись провизией до тех пор, пока не началась паника в связи с отсутствием продуктов в магазинах!