Читать книгу Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы - Лев Тарасов - Страница 10

Стихотворения
1932

Оглавление

Взлёты и будни

«Я забывал про пять в четыре…»

Я забывал про пять в четыре[1]

Теперь торжественно удвоенном.

Я забывал, что кризис в мире

И нужно быть за волю воином.

Когда война подготовляется

Не жди от сильного потачки,

Я забывал, что жизнь меняется

И близок день всемирной стачки.


Мне снились часто переходы

Где своды тёмные нависли,

Где нет надежды и свободы,

Где в кабале погибнут мысли.

Была расправа с остальными,

Не раз победно пуля пела,

Гремя оковами стальными

Она в тюрьме обезумела.

Её пытали ежечасно,

Нагую били как попало

Железом жгли – и всё напрасно.

Её упорство не пропало,

Всех палачей с ума сводила,

Они удваивали пытки

Их угнетала воли сила,

В ней заключённая в избытке.


Комок кровавый был прекрасен,

По каплям кровь из ран стекала,

Труд палачей бывал напрасен.

Она вины своей не знала.

В её глазах являлся ужас

У палачей серели лица –

И после пыток снова стужа,

Всё те же цепи и темница.


Сбегались крысы, как обычно,

Делили хлеб, лакали воду –

Она смотрела непривычно,

Как будто крыс не знала сроду.

Гремели цепи. Ныли раны.

Казалась правда наказаньем –

И были крысы постоянно

Ей роковым напоминаньем.

Уже давно изнемогая,

Она погибнуть не хотела.

Себя на гибель обрекая,

Любила мучимое тело.

Ей были святы остальные,

Кто дал ей первые уроки –

Они покончили земные

Судьбой означенные сроки.

Не забываем час расстрела,

Когда у ям они стояли –

Мишень живая – для прицела

Людей – которым приказали.

И только молодость спасает,

Она предвестница свободы,

Когда закованный считает

Воображаемые годы.

Я не могу…слабеют силы…

Ужели в чём…я виновата…

Спаси из каменной могилы

Где мы встречалися когда-то.

Я слушал речи пламенея,

Мне сны всего дороже в мире

И никогда не сожалея

Я забывал про пять в четыре.


1932 январь

«Учись владеть противогазом…»

Учись владеть противогазом.

Близка всемирная война,

Не отпечатанным приказом

Тебе со стен грозит она.


Уж над кровавыми полями

Восходит пламенное солнце

Карать бунтующий Китай,

Победоносные японцы,

Грозят упорными боями,

Кричат пронзительно: – «Бонзай».


Бери винтовку! Надоела

Разоружительная ложь

Всемирная война назрела

И ждать начала невтерпёж.


Пусть угнетённые успели

Себя склонить для мятежа;

Крича о новом переделе

И о войне для грабежа.


А если бестолочь видна,

Сомнения покончи разом,

Когда со стен грозит война

Не отпечатанным приказом.


1932 февраль

Противувоенное

Амамеу гарку:

– Эрихон

Тирибули

ибикули журабель.

Ий громаздо

ниппо токухон

Ау хино

индо сверибель.

– Мирипуси!

Хау дзицу бай

Бау бум

и драхма

дыр

бур

згар!


1932

«Солнца красный лучик…»

Солнца красный лучик

Заглянул в окно.

Дня такого тёплого

Не было давно.


Вижу ребятишки

Возятся в снегу,

Я сидеть за книгами,

Больше не могу.


Выбегу на улицу,

Радуясь весне –

Солнца красный лучик

Улыбнулся мне.


1932 апрель

«Я жил в грязном квартале…»

Я жил в грязном квартале

И в обыденном доме

Где ютилося много

Недовольных людей.


Мне привычен был ропот,

Брань и вечные слёзы,

Пьяный смех и глумленье

Над своей нищетой.


Занавесками чёрными

Занавесками плотными

Я завесил все окна

И бежал от людей.


Я слагал для них песни

Непокорные, злобные,

В них людей поучал я

Ненавидеть людей.


Там мне было виденье

Пустоты всеобъемлющей

И понятно безумие

Обречённых людей.


Я поверил в творимое

Я поверил в грядущее,

Но не вышел на улицу

О конце возвестить.


Это было весною,

Когда ждут обновления,

Когда жаждут свободы

И безумной любви.


В этом грязном квартале

И в обыденном доме,

Бесполезными были бы

Откровенья мои.


1932 апрель?

«Я помню сны, знакомые виденья…»

Я помню сны, знакомые виденья

Так явственно встают передо мной,

Как будто, сны на миг переселенье

В мир незнакомый, но родной.


Я просыпаюсь, о прошедшем сожалея,

Весь день хожу с больною головой,

И в снах моих, теряясь и бледнея,

Меняет жизнь свой облик бредовой.


1932

Ночные тени

«Ведуны и ворожеи…»

Ведуны и ворожеи,

Скаля зубы, морща лица,

Выползали на аллеи

Хохотать и веселиться.

Там судьбы читая книги,

По складам, как на ликбезе,

Восклицали:

– Все в изгибе

Лиц и масок! – Не любезен

Свет очам моим унылым.

Я давно уже не тот.

По мифическим могилам

Тени водят хоровод.


1932 июль 10

«Неизвестный стережёт…»

П.Г.

Неизвестный стережёт,

Мы поднимем к небу руки,

Наша память сбережёт

Горечь длительной разлуки.


– Возликуем! – говорит –

Буди это место свято!

Сердце бедное скорбит,

Я любил его когда-то.


Он, как брат, ко мне войдёт.

Мы разъяты. Мы далёко.

Неизвестный стережёт,

Жданный явится до срока.


1932 июль 10

…АУМ…

Клочок плаката.

Надпись: …АУМ…

Явилось нечто и живёт.

– Я нежно льну

к зелёным травам –

Весёлый АУМ –

мне поёт.

Вот он запрыгал по заборам,

Дорогу мне перебежал,

И мелкий смех его дрожал:

– Займёмся

умным

разговором…

– Какой ты, АУМ, озорной.

– Не может быть!

Я просто прыток!

А сам кривлялся за спиной

И хлопал сотнями калиток.


1932 июль 10

«Умиротворь, угомони…»

Умиротворь, угомони.

Не заставляй страдать напрасно

Зажги вечерние огни

На небе тёмном безучастно.


Навряд ли будем мы вдвоём,

После дождя свежо и сыро;

В уединении своём

Она читает Велимира.


Я одинок в лесной глуши,

Я в отпуску, я вечно ною,

Мои стихи нехороши

И скучно смертному со мною.


1932 июль 13

«Под окном ходил скелет…»

Под окном ходил скелет

И руками костяными

Бил в звенящее стекло.


За умершими вослед

Нас дорогами ночными

Вдаль безудержно влекло.


Шли мы, головы склонив,

Впереди маячил свет.

Длинный саван распустив

Безобразничал скелет.


Он рычал, как можно строже,

Щёлкал челюстью, стучал.

За руки хватал прохожих,

Палкой бил и обличал.


– Нам унынье не к лицу,

Ай, жги, припевай!

Никогда не забывай –

Все пути ведут к концу!


И когда на рассвете

Исчезал худой скелет,

Мы плакали, как дети,

Что нам рассвета нет.


1932 июль

«Лик луны прозрачно ясен…»

Лик луны прозрачно ясен,

Сад певучий свеж и светел.

Мы читали. На террасе

Было тихо.

Веял ветер.


Позабыв о бурных сдвигах

Мы любили то, что было…

Нас пленяла в старых книгах

Нам неведомая сила.


1932 июль 17

«Где летавы, где метавы…»

Где летавы, где метавы,

Где нетавы, угнетавы? –

Все исчезли, все укрылись

Прочь от гнева моего.


Ну и что ж! Туда дорога

И летавам, и метавам,

И нетавам, и хватавам,

И цветавам и пенавам

Угнетавам и чертавам…

Лишь бы людям веселее

Без ночных теней жилось!


1932 июль

Осеницы

Вступление

Давно это было,

Бесследно изгладили годы

Память о днях пережитых.

И только во сне

Тревожат порою

Знакомые тени.

Рисуется смутный

Таинственный образ.

В огненно-красном

Пылающем платье,

Меня навещает

Она…


Пытливо глядит

В продолжении ночи

В глаза мне…

И снова

Я болен,

Как в прошлые годы.

Желанием странным

Любить и страдать

Опять.

Воскресают

Давно позабытые сказки,

Слагается медленно

Повесть

О днях,

Моей маленькой жизни.

Печальная повесть,

Которой не будет

Конца…


1932

«Он вежливо руку целует…»

Он вежливо руку целует,

И вечность проходит мимо.

Вы любите? – Очень немного,

Какая теперь любовь!


Я помню? – В былые годы

И женщины были другие,

И нравы, и мысли, и моды,

И мы – не то, что теперь.


Вы любите? – Очень немного.

Я занят спешной работой.

Но с вашим приходом, поверьте,

Я кончил свои дела.


Пойдёмте бродить по аллеям,

Где прежде ночные тени

Водили свои хороводы

И пляской дразнили меня.


Он вежливо руку целует.

Она исчезает в тумане,

Бледнеют её очертанья,

Едва долетают слова.


Вы любите? – Очень немного.

Я занят спешной работой.

Но вас легендарная Анна,

Мне больно, мне страшно любить.


1932 август-сентябрь

«Я хочу быть смазчиком…»

Я хочу быть смазчиком.

Ближе к машине.

Руки в масле,

И сам весел.

Говорят:

– Чужое влияние.

Беседы за вечерним чаем.

– Бледная немочь.

– Желанье выбиться.


Пусть каждый говорит своё –

Мне дорого производство,

Индустриальные шумы

И карьера смазчика.


Когда говорят любимой:

– Милая,

вы мне нравитесь!..

Не то же ли чувство у смазчика

По отношенью

К машине.


Пусть он ходит с маслёнкой

И шепчет нежно:

– Машина!..

Все люди смертны.

Никто не уйдёт от судьбы.


1932 август

«Я подойду опустошённый…»

Я подойду опустошённый,

Сражённый дерзостью речей.

– Кто этот юноша зелёный,

В тебя, прекрасная, влюблённый? –

Спокойно спросит Мать ночей.


Моя Невеста символ ночи,

Она особенно стара,

И светятся пустые очи

Печальным отблеском костра.


Гадает Мать её с азартом

О женихах для дочерей,

Читает жизнь мою по картам,

Кивает дочери своей.


Кружатся с плачем осеницы,

Я слышу взмахи тяжких крыл,

Сижу у собственной гробницы

И урну с пеплом приоткрыл.


1932 сентябрь 17

«Облетают листья…»

Облетают листья.

Сад опустошён.

Ветер гонит тучи.

Мрачен небосклон.

Ходят осеницы

в резиновых плащах,

Им дожди приятны.

Холод не опасен.

Мир нематериальный

близок и прекрасен.

Говорят в полголоса

о людях и вещах.


– Как это удивительно,

Всё в жизни относительно,

Нас не существует,

А мы себе

Живём…


Ходят осеницы

Под проливным дождём.


1932 сентябрь 29

«Она сидела у болота…»

Она сидела у болота,

Её блестела чешуя.

Осенних листьев позолота

Пустая выдумка моя.


Но осязаемы туманы,

Привычна ржавчина лесов,

Забыты шумные поляны,

Не слышно бодрых голосов.


Полнеба тучами сокрыто,

Вода становится темней,

И роют тени деловито

Свои берлоги меж корней.


Одна Купава у болота

Чего-то ждёт и смотрит вдаль,

Где опадает позолота,

Так велика её печаль.


1932 сентябрь-октябрь

Умирери

И опять приходил Умирери

Ударять в голубой барабан.

Отворялись небесные двери

Мертвецы покидали гроба.

Был он страшен

– и в ужасе

люди

Повторяли за ним на распев,

То легенду о близком чуде,

То нелепый и дерзкий напев.

Там сновали мёртвые вместе

На живых совсем не глядя

И мечтали о сладкой мести

Костями плеч поводя.

Умирери

нашей общей

печали

Жгучей скорбью

крепче

целуй его!


Ты впервые видишь,

как туманятся

дали –

И не знаешь сам

отчего…

У каждого

скорбь подкатит

комом,

Горло сведут спазмы.

Будешь несмело кивать знакомым

Всегда безучастным и праздным.

Траура чёрная плит кайма,

Креп и толпа…

Томит тоска.

Громадами тяжкими виснут дома

И каждая тягостна вывеска.

Знаешь, что близок кончины час,

Но бьёшься рыбой об лёд.

Идёт Умирери…

Быть может, сейчас

Он ждёт тебя у ворот.

Выйдешь, закрыв беспечно двери,

Чтобы более не войти

И уведёт тебя Умирери

В Млечные пути…


1932 ноябрь 15-17

Уныние

«Проходили дни, мы не жалели…»

Проходили дни, мы не жалели

Ни забав, ни радостей, ни встреч.

Мы душой послушно умирали,

Мы боялись лучшее беречь.


Забывали древние заветы,

Наших предков мудрые слова.

Расторгали данные обеты,

Потеряв на будущность права.


Уж никто не думал о свободе,

Даже мыслей смутных не имел,

Говорил с соседом о погоде,

За пасьянсом вечером сидел.


И не ждал утраченного снова,

Ибо горести ничтожны и легки,

Если гордо на развалинах былого

Молодая жизнь раскинула ростки.


1933

«Как не жалеть о горестной утрате…»

Как не жалеть о горестной утрате,

Как о поруганной святыне не скорбеть,

Как не слыхать упрёков и проклятий,

Когда повсюду бродит смерть.


Она следит за нами тусклым взглядом,

И каждый чувствует

косы тяжёлый взмах.


Уж близких нет.

Уж кто-то плачет рядом

О матери,

о братьях,

о друзьях…

Голодные,

разутые,

больные –

Они не в силах прошлого забыть.

Они клянут дела свои земные,

Они устали мёртвых хоронить.

Обречены на смерть,

лишённые участья –

Постыдно лгут.

Один удел:

терпеть!

Ужели вечно так?

Туманы и ненастья,

Тупая боль

и медленная

смерть…


1933

«Мы раньше времени стареем…»

Ф. Тяпкину

Мы раньше времени стареем,

Всю жизнь возмездие несём,

Вверяем души лиходеям,

Судьбе послушные во всём.


На кратковременные встречи

Мы тратим лучшие года,

И наши дружеские речи

Не повторятся никогда.


Пусть тяжелы для нас утраты,

Мы терпеливо гнёт снесём,

И встретим близкий час расплаты,

Судьбе послушные во всём.


1932 декабрь 21

1

Пятилетку в четыре года (лозунг).

Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы

Подняться наверх