Читать книгу Пари (сборник) - Лиля Брынза - Страница 6

«Как тяжело было у нее на сердце!.. Вокруг царили смех и веселье. Люди шутили, счастливо улыбались, а ей хотелось плакать. Ее прекрасную нежную грудь теснили рыдания, ее синие бездонные глаза подернулись влагой, а длинные ресницы дрожали. Горе разрывало ей душу».

В столовой стоял шум, обычно сопровождающий прием пищи стаей голодных волков. Чавканье и сопение в совокупности со стуком алюминиевых вилок навевало печальные мысли о голодных детях Африки с распухшими пузиками и дистрофичными ножками. Я не ела. Полное отсутствие у меня аппетита объяснялось непрекращающимся поносом на нервной почве и перебором ежедневной нормы никотина.

Добрые и внимательные коллеги сочли просто необходимым с утра пожелать успехов в моем безнадежном деле, а теперь, искоса бросая на меня взгляды, полные сарказма, о чем-то перешептывались.

– Ну и как продвигается процесс соблазнения? – Я и не заметила, как ко мне неслышно подкрался Серега. Он громко рыгнул и одобрительно потрепал меня по плечу. – Может, типа, не будем ждать, а прямо завтра завалимся в кабак и, типа, напьемся?

– Пусть тебя не беспокоит процесс. Он уже пошел и сейчас в начале пути. Поэтому попрошу не отвлекать меня от обдумывания дальнейших шагов. А, типа, напиться ты всегда успеешь, – я выдохнула дым прямо в его придурковатое лицо.

– Ты бы хоть нас проинформировала, что ли. А то обидно будет пропустить самое интересное, – включилась в беседу Ленка.

– Правда-правда! – заорала из кухни Серафима. – Жуть как хочется поглядеть, как это ты его станешь окручивать.

– А она нападет на него на улице и, типа, зверски изнасилует, а потом шантажом заставит жениться, – Серега рыгнул еще раз. – Только, Лариска, ты, когда будешь насиловать, меня позови. Поучаствовать, типа, хочется.

– А не боишься? – Я приблизила свое лицо к Серегиному и глухим мертвым голосом проговорила: – Хороший партнер – мертвый партнер, – растянула губы в ухмылке и добавила: – Подумай над этим, Серега, типа, на досуге.

Серега побледнел, отшатнулся и постучал кулаком себе по репе.

– Совсем крыша съехала у тебя от книжонок идиотских. Дура психованная!.. Лучше бы уж поделилась с общественностью, что делать-то намереваешься. Все-таки деньги немалые на кону.

– Сами увидите, своими собственными глазами, – мне порядком надоел этот допрос с пристрастием, и я сочла за лучшее удалиться. Перед дверью я обернулась, оглядела зал и возвестила: – Дамы и господа, сегодня вечером я остаюсь на переработку. Попрошу никого не претендовать на эти драгоценные часы.

– Да можешь хоть до утра сидеть, толку от этого всё равно не будет, раскрасавица ты наша, – мерзко пискнула Ольга Шпитко.

Как будто я без них об этом не догадывалась. Э-эх, прав был папа, называя меня дуравочкой-авантюристкой.

* * *

Читать не хотелось, курить не хотелось, жить не хотелось, когда телефонный звонок оторвал меня от печальных раздумий о безболезненных способах самоубийства.

– Але. Последний приют для умалишенных старых дев, – представилась я.

– Ну привет, – это был мой прекрасный братец.

– Ну привет, какие это такие беды привели тебя к моим стопам?

Мой любимый, единственный и в своем роде неповторимый брат находился в чудесном тинейджерском возрасте, когда юношеские прыщи являются главнейшей проблемой, а юношеские мечты восхищают своей несбыточностью. Он не имел обыкновения интересоваться моими делами без какого-либо подтекста, поэтому я замолчала, с любопытством ожидая ответа.

– Слушай, Лошарик (это было одно из наиболее нежных обращений, которое мой братец употреблял в исключительных случаях), как насчет скромных и долгосрочных инвестиций в подрастающую молодежь?

Ага, я не ошиблась!

– Ой-ой-ой! А чем же это напоминает мне вкладывание средств в публичный дом на Марсе? Ааа!.. Поняла. Весьма сомнительной окупаемостью, – съязвила я.

Братец вечно пытался стрельнуть у меня денег на свои тинейджерские дела. Я помогала ему по возможности, но на конкретный момент все мои возможности сыграли в ящик.

– Ну, Хлорка, – заныл он, – ну подкинь на жизнь двести зеленых, ну будь человеком. Надо мобилу оплатить, и за интернетик у нас задолженность, и еще… – Давно прошли те волшебные времена, когда можно было отделаться двадцатью копейками на мороженое.

– Не буду я человеком, я злобное, коварное и безжалостное существо преклонных лет. А ты отвратительный и меркантильный юный тип. Боже, что из тебя вырастет?!

– Что вырастет, то вырастет, – резюмировал он. – И вообще, меркантильность, а точнее предприимчивость, это черта, присущая нынешнему поколению.

– Меркантильный интерес нынче двигает прогресс, – не удержалась я.

– Если проще говорить, бабок нету – плохо жить, – тут же добавил мой талантливый родственник. Он перенял от меня страсть к стихоплетству и, к счастью, ничего более. Его серые глазенки в сочетании со светлыми волосами, собранными в небрежный хвост, баскетбольным ростом и непомерной наглостью вызывали подозрение о скором и неизбежном превращении в молодого шотландского сеттера.

– Так, тинейджер, на ближайшие сотню лет финансирования не предвидится. Можешь считать себя свободным, и не надо, не надо благодарить! – Я положила трубку, избавив себя от выслушивания оскорблений. О времена, о нравы! Даже грудные крохи в чепчиках тянут свои ручонки из разноцветных колясок и скандируют: «Деньги, деньги, деньги». Мне бы тоже не помешало присоединиться к этому хору. «Деньги! Деньги! Деньги!» Я положила свою голову на стол, в ней вертелось: «Меркантильный интерес нынче двигает прогресс». Когда я подняла ее, перед моими глазами робко замерцала неясная перспектива разбогатеть, с каждой секундой вырисовываясь все яснее и яснее, принимая все более четкие и прекрасные очертания. На моих губах впервые за сегодняшний день появилось подобие торжествующей улыбки.

* * *

«Она трепетала от самой мысли о признании. Ее мучил безумный страх, но любовь пересиливала все остальные чувства. Ее губы дрожали, ее глаза замутились, ее дивные руки были вознесены к небу в мольбе о помощи. Ах, как она любила! Ах, как страдала!»

Я тыкала курсором мышки в экран, открывая один за другим квадратики высокоинтеллектуальной игры «Сапер». Уже полчаса назад мои заботливые коллеги испарились, одарив меня на прощание сомнительными напутствиями. Последней ушла Ленка, презрительно фыркая и вертя симпатичным задом. Темнело. Андрей что-то там нашлепывал на компьютере за закрытой дверью, а мне шлепать было нечего, поэтому я развлекала себя поиском минных полей. Сапер ошибается только однажды. Я взглянула на часы. До начала действий по плану оставалось три минуты. Да, да. У меня был план, родившийся, в общем-то, неожиданно, и, как и все недоношенные и неожиданные дети, он был слаб и жалок, но давал мне мой единственный шанс. Aut Caesar, aut nihil. Или Цезарь, или прощай, моя честь и достоинство, да и пять штук заодно. Пять, четыре, три, два, один! Я собралась с силами и робко постучалась в дверь кабинета. Action! Мотор! – Есть мотор!

– Войдите, пожалуйста, – его усталый и слегка раздраженный голос не принес мне облегчения.

– Андрей Николаевич, могу ли я с вами поговорить? – Я топталась на пороге, толком не зная как начать.

– Здравствуйте… – Он явно рылся где-то на задних полках своей памяти, догадываясь, что меня зовут как-то не так, как он думает, но вот как?

– Лариса, – подсказала я бедняжке и тут же бухнула, не задумываясь: – У меня к вам дело, даже не дело, а деловое предложение, можно сказать бизнес-план.

– Что такое? Внимательно вас слушаю, – явное отсутствие интереса к моему предложению и ко мне вообще вдруг разбудило во мне талант оратора.

Как обычно, я действовала по наитию. Я приняла позу Цицерона (по крайней мере, мне всегда казалось, что Цицерон должен был стоять именно так) и, стремительно вознеся длань к подвесному потолку, театрально произнесла:

– Хотите получить двадцать тысяч долларов США наличкой за полтора месяца? Налогами и пошлинами не облагается и никакого криминала.

Он уставился на меня как на тяжелобольную (что было не так уж и далеко от истины) и, похоже, собирался предложить валерьянки, но я ему и рта не дала раскрыть. Тут Остапа, то есть меня, понесло. Не раздумывая, я начала свой рассказ с самого-самого начала. Я раскрывала карты одну за другой, перемежая свой трагичный монолог метафорами, аллегориями, сравнениями и междометиями, как рекомендовал учебник по стилистике. Я в масляных красках описывала ему борьбу за гран-при в его лице между нашими дамами, выставляя себя бессловесной жертвой битвы титанов. Я размахивала руками и топала ногами для усиления общего драматического эффекта. Выливая потоки помоев на своих коллег и примеряя на себя сияющий нимб, я ни на секунду не забывала о советах доброго Дейла Карнеги, которого, кстати, считала абсолютно наивным и неприменимым на практике. «Драматизируйте свои идеи», – вещал Дейл. В этом мне могла бы позавидовать сама Сара Бернар. «Чаще обращайтесь к собеседнику по имени». Я вставляла Андрея Николаевича через слово. «Заставьте его почувствовать себя значительным». Поток моих комплиментов можно было сравнить только с Ниагарой. «Не давайте ему сказать вам нет». Он вообще слова вставить не мог. Он онемел. Хотелось верить, что не навсегда.

– Представляете, они делали на вас ставки, как в тотализаторе! – возмущалась я. – Они разыгрывали вас в лотерею, как пачку банкнот, они относились к вам как к неодушевленному существительному!

Вот бы взглянуть на себя со стороны, но о видеокамере я как-то не подумала заранее, а зеркал у Андрея в кабинете не водилось. Мне оставалось лишь следить за его реакцией, делать выводы и соответственно корректировать ход театрализованного действа. Я вскинула подбородок кверху, подпустила немного дрожи в голос и, втянув живот (все-таки Фрейд – великий мудрец), яростно жестикулировала:

– Все без исключения. Как один. Это же надо – заключить на вас, ну на нас с вами, безобразнейшее пари! Полное отсутствие моральных принципов, элементарной/обще/человеческой порядочности. Это катастрофа, социальный апокалипсис!

За десять минут я сумела пройтись по каждому из них в отдельности и по всем вместе, а главное, я постоянно оперировала небезызвестной суммой. «Таких людей – нет, не людей – ходячих чудовищ, просто необходимо наказать! Это долг каждого честного члена социума, вот! – завершила я свой безумный, но весьма прочувствованный спич и, набрав побольше воздуха, выпалила: – Думаю, в воспитательных целях вы просто обязаны мне помочь и сыграть на моей стороне, что, кстати, принесет вам ни много ни мало – пятьдесят процентов от выигрыша. Ну что, согласны?»

Андрей молчал. Пауза затянулась. Он сидел оглушенный и озадаченный – слегка прибитый, но все еще шотландский сеттер.

– Подождите, я понял так, что вы заключили со всем остальным персоналом фирмы пари на то, что я сделаю вам предложение, – он честно пытался уложить услышанное в голове, но оно, как ванька-встанька, никак не хотело укладываться.

– В яблочко! Вы абсолютно верно уловили мою мысль, – я кивнула и уставилась на него сквозь запотевшие от волнения стекла очков.

– То есть… то есть, если я, в присутствии всех, позову вас замуж, – он произнес это слово с омерзением, – вы выигрываете этот спор и получаете сорок тысяч.

– Ага. Соображаете! В случае, если вы мне подыграете, двадцать моих – двадцать ваших. Я думаю, это вполне справедливо. Вы ничего не теряете, разве что повеселитесь. Представляете, ничего не делать, и дзинь – двадцать штук в кармане. Не бойтесь, я клянусь, что не собираюсь связывать с вами свою судьбу, ну и все остальное…

– Да вы с ума сошли! Что вы себе позволяете? – Похоже, до него наконец-то дошла основная идея сказанного. Он искренне возмутился, что было вполне естественно. Да я бы на его месте сожрала меня с костями и очками. – Да что вы о себе думаете? Приходите, несете какую-то ахинею! Вы что, думаете, сможете меня купить за какие-то… Как эта невероятная мысль вам в голову-то пришла!

У него слова застряли в горле. Разъяренный сеттер. Нет. Уже и не сеттер вовсе – бультерьер. Я и без него чудненько осознавала, что мыслишка-то абсолютно безумная, но можно подумать, у меня был другой выход.

– Прошу вас, покиньте мой кабинет. Немедленно! Да, если у вас нет денег на оплату этого идиотского пари, я лично возмещу вам эту сумму в обмен на заявление об уходе, – кипятился он, не применяя, однако, рукоприкладства.

– Андрей Николаевич…

– Выйдите вон! Немедленно!

– Андрей Николаевич…

– Не заставляйте меня делать то, о чем мне потом придется пожалеть, – он даже привстал, и я быстренько оглядела его стол.

Так: лампа, компьютер, подставка для карандашей. Нет ничего такого, от чего нельзя было бы увернуться.

– Ну послушайте, – я все еще пыталась воззвать к его разуму, логике и бумажнику.

– Либо вы уходите, либо я сейчас вас вытолкаю взашей!

Я поняла, что он не преувеличивает, и, поскольку мне не улыбалось подраться со своим все еще шефом, я, повернувшись, поплелась к выходу. Сапер ошибается только однажды. Сегодня был не мой день.

Я взялась за ручку, повернула ее – и тут, неожиданно, на помощь снова пришел Карнеги. Наивный, добрый американский Карнеги. Сейчас уж и не вспомню точно, но у него это звучало примерно так: «Люди любят чувствовать себя добрыми и милосердными. Подарите им эту возможность, и вы сможете получить невероятный результат». Короче, если не выходит по-другому, давите изо всех сил на жалость! Пробуй, Лариска! Помирать – так с музыкой! Я ехидненько усмехнулась про себя и громко разрыдалась вслух. Вот уж такого поворота Андрей Николаевич от меня не ждал. Усевшись на пол возле двери, я заливалась слезами и захлебывалась рыданиями, вытирая нос рукавом. Этот жест был с ювелирной точностью содран у моего братца – последняя и классически удачная попытка выбивания у меня денег.

– Вот все вы так!.. Жестокие! Вы не понимаете, не можете и не хотите понять, – я всхлипывала, но старалась произносить слова четко и внятно, дабы донести основную идею до слушателя, – я невзрачная, бестолковая, неудачливая и бесполезная. Ну и что! Я это и без вас знаю. Только зачем все, абсолютно все вокруг надо мной смеются, унижают и издеваются? Кто дал вам на это право? Пусть у меня внешность не яркая и умишком я не удалась, зато, может, у меня душа добрая и светлая!.. (Любопытно, надо будет спросить у братца, сам ли он выдумал реплики или откуда-то позаимствовал.)

Андрей хлопал ошалевшими глазами и уже не грозился вытолкать меня взашей. По-моему, новый поворот фабулы был гораздо удачнее предыдущего. Я продолжала:

– Я знаю, они специально вынудили меня поспорить, потому что знали, что такая скромная и ранимая девушка, как я, ни на что и надеяться-то не может. Все просчитали, вот вы даже имени моего запомнить не можете – все Верочка да Верочка. Я для вас ничто, пустое место, ноль без палочки.

И теперь, когда я проиграю, вот уж они все вдоволь нарадуются!.. Конечно, у них и ноги длинные, и глаза большие, а у меня ничего, ничегошеньки такого нет. Я как утенок гадкий, а кругом все эти отвратительные утки и индюшки! – и так далее, в том же духе. Я плакала и хлюпала все сильнее и сильнее и так разыгралась, что мне даже стало самой себя жаль, и от этого сцена выглядела еще более убедительной. Такая милая, слабая и всеми обиженная Я и большой, сильный и великодушный Он. Нормальный мужчина в подобной ситуации просто был бы вынужден меня пожалеть. А тем паче Андрей. Знаете, сеттеры всегда защищают слабых, больных и ненормальных.

– Перестаньте, ну перестаньте же, – он суетился возле меня со стаканом воды, весь красный от волнения. Но мне ни в коем разе нельзя было переставать. Полпути было уже пройдено, а передо мной маячила цель в виде чудесных зеленых купюр. Представив, как я буду перебирать сотенные, я зарыдала с новой силой.

– Вот вы меня гоните, кричите и ругаетесь, грозитесь вовсю, а, думаете, мне легко было вас, такого красивого и недоступного, о таком просить? Да я весь день сегодня проплакала в туалете (немного приврать не мешает). Но я же тоже человек, и у меня есть тоже какое-никакое чувство собственного достоинства. Не нужны мне ваши пять тысяч, мне нужно, чтобы все вокруг наконец-то оценили меня и поняли, и вообще…

Ох, как я выкладывалась, просто вспотела от напряжения, и когда искоса взглянула на взволнованного Андрея, то еще раз убедилась в том, что «кто хочет, тот добьется». Он растерянно стоял надо мной, в руках у него был графин воды, а в его синих глазах – море сострадания. Начинался долгожданный прилив милосердия.

Шатаясь, я поднялась на ноги и, опустив взлохмаченную голову, принялась дёргать дверную ручку туда-сюда, давая ему время на обдумывание и не прекращая печальные всхлипывания.

– Постойте, Лариса, послушайте же!

Вот оно! Радостно екнуло у меня в груди. Вот оно – то, на что мы и рассчитывали! Да здравствуют Дейлы Карнеги и всякие Чипэндейлы, спешащие на помощь!

Я повернулась. Видок у меня был наверняка жутковатый, но подходящий к случаю. Андрей, виновато моргая, подошел ко мне, протянул мне свой носовой платок, в который я, не задумываясь, смачно высморкалась.

– Я даже и не подозревал, что это для вас настолько важно. Извините за резкость и поймите правильно, это все настолько нелепо и глупо… То есть… Как это я позову вас замуж, с какой такой стати? Ерунда какая-то. Что обо мне подумают?

Ага! Он уже начал допускать эту мысль, требовалось срочно закрепить результат.

– А ничего и не подумают. Вы настолько самоуверенный и сильный человек, что любой ваш поступок воспринимается как обдуманный и единственно правильный. И потом, состояние всеобщей влюбленности не позволит им даже слова сказать в ваш адрес. Да и какое вам дело до их мнения? Это ваше решение, и все! Баста!

– Никакого, собственно. Но все-таки я как-то странно буду выглядеть, – он пожал плечами.

– Вот вы боитесь выглядеть странно, а я вообще стану мишенью для вечных издевательств, хотя я уже привыкла, – надо было срочно выдать очередной поток слез, дабы не дать ему прийти в себя.

– Ну постойте, не плачьте, – Андрей испугался возможной истерики и сунул мне в руку стакан, который «мои дрожащие пальцы» не смогли удержать.

Вот если бы он мне скотча со льдом предложил, то тогда я бы поднесла его «слабыми пальцами к дрожащим губам». Стакан разлетелся вдребезги.

– Вы говорите, через полтора месяца? – В его голосе зазвучала такая нужная мне обреченность.

– Да. В столовой. В присутствии коллектива.

– Хорошо. Хорошо! Черт с вами со всеми! Я согласен, – он был готов (а вернее, грамотно подготовлен) к закланию, а у меня душа пела от радости. – Слышите! Я согласен. Вы укажете мне дату и время, и я при всех попрошу вас стать моей женой, – здесь он опять скривился, – только не плачьте больше, я вас умоляю.

Шотландские сеттеры добры, преданны и великодушны. Любят детей и склонны к авантюрам.

Я ехала в пустом вагоне метро и улыбалась сама себе. Вот ведь как верно сказано: Бог помогает юродивым и гениям. Так и не решив, к какой категории себя отнести, я закрыла глаза и постаралась заснуть. Пожалуй, стоит позвонить завтра с утречка в турбюро и узнать о ближайших турах в Испанию. Всегда хотелось посмотреть на страну ветряных мельниц.