Читать книгу Утраченный покой - Любовь Пушкарева - Страница 2

Я нежилась в сладкой утренней дрёме в неосознанном ожидании чего-то прекрасного.

– Ой, какой флерсик!!!

С широко раскрытыми глазами и колотящимся сердцем я оторвалась от подушки, разум вырвался из силков полусна.

– Ники, не смей! Не смей руками трогать чужого, сколько раз тебе говорил!

А… Фух… голос Шона.

– Этот флерс не твой! Он чужой, – продолжил он.

– Я забылась, он такой хорошенький, – виноватый голос Ники.

Тут Лиан, причина восторгов Ники, бесшумно проскользнул в мою спальню, плотно закрыв за собою дверь. Увидев меня, он, как всегда, улыбнулся и непроизвольно раскрыл крылья. Я безмолвно позвала его… «Солнышко моё утреннее», любуясь его ладной фигурой подростка-легкоатлета.

Именно его появления, как светлого праздника, я и ожидала в полусне. Четыре месяца назад, ранней весной, измученный, еле живой флерс обманул преследовавших его волчиц и проник в мой офис, прося защиты. Я не смогла отказать. И теперь моя большая квартира с выходом на крышу, в которой никогда не было гостей, даже людей, полна divinitas1 всех цветов, и они хозяйничают в ней, как дома. Полгода назад я бы в такое не поверила.

Поскольку я окончательно проснулась, мы с Лианом легли рядышком лицом к лицу. С тихой радостью я принялась перебирать его лилейно-белые волосы, такие густые и необычные на ощупь… если закрыть глаза, то можно поверить, что касаешься цветочных лепестков.

Мои длинные, чёрные как смоль кудри были отброшены вверх, за подушку, чтоб не мешали. Будучи, сколько себя помню, светлоглазой блондинкой, пятнадцать лет назад я радикально сменила внешность, взяв за основу образ европейской актрисы Моники Беллуччи – женственной брюнетки со спокойным лицом. Чтобы отличаться от оригинала, я оставила глаза зелёными и чуть удлинила овал лица. Моя новая внешность многих обманула, заставив позабыть о слухах, что я универсал. Прозвище Росео2 окончательно приклеилось ко мне. Но после вчерашней ночи…

– «Нам нельзя „сиять“, – мысленно предупредила я Лиана. – Мы оба ещё не отошли от перегрузок этой ночи».

Он кивнул, соглашаясь.

Я засмотрелась в его удивительные глаза – живые бриллианты: очень светлая радужка, почти белая, отражала свет, мерцая мягкими оттенками радуги. Когда Лиан вошёл в мою жизнь, он был ранен и истощён до крайности, тогда его глаза напоминали мутные стекляшки, в них были страх и отчаяние… Я поскорее отогнала плохое воспоминание.

Лиан тем временем обдумывал события прошедшей ночи.

На мой дом напали вампиры. Мне на помощь пришли Шон и его подопечные девочки – розовая Венди и зелёная Ники, а позже – глава Совета divinitas Нью-Йорка, Седрик со своими телохранителями-волками. Вампиры вынудили искалеченных бывших флерсов Ландышей атаковать меня, а я в тот момент говорила по телефону с Седриком. И какие бы между нами ни были разногласия и проблемы, он примчался на помощь. Вампирский князь попытался воспользоваться ситуацией – убить Седрика и захватить власть в городе. К поединку подоспели другие члены Совета. Седрик почти проиграл, его спасли провидение и католический падре, освящавший мой ресторан для защиты от вампов. А потом всё закрутилось так, что мне пришлось раскрыть свои карты и, увы, продемонстрировать возросшую за последние месяцы силу – искалечить чёрно-красную заразу Эдалтери, выскочившую замуж за князя вампов, и убить её муженька. А ещё поставить рабскую метку на Шона, потому что он оказался не красным divinitas, а инкубом. Инкубы, как и флерсы, не имеют права на свободу, и Эдалтери предъявила на Шона права, а ей помешала, вот таким радикальным способом. Да… Натворила я…

– «Всё кончилось?» – с надеждой безмолвно спросил Лиан, которому тоже досталось этой ночью.

– «Пока да».

Будем надеяться, что Франс, наш прежний, привычный вампирский князь, сможет взять вампов под контроль, они оставят меня в покое, и я забуду вчерашнюю ночь, как кошмарный сон. Впрочем, последнее – из разряда несбыточных пожеланий. Я белый универсал, и к концу сегодняшнего дня все нелюди Нью-Йорка будут знать об этом.

Лиан взгрустнул, обвиняя себя в происшедшем, ведь всё началось с него: он сообщил о флерсах, находящихся в плену у вампов. Пришлось, нежно поглаживая, успокаивать его. Мы обменивались силой. Прикосновения Лиана как будто смывали с меня вчерашнюю грязь, становилось легко и радостно. Пришла тихая надежда, что всё будет хорошо, и я смогу со всем справиться.

Резко кольнула мысль о том, что Ники покусилась на него, на самое ценное сокровище в моей жизни. А поскольку мы были открыты друг для друга, то Лиан услышал это:

– «Она ещё дитя, – заступился он за неё. – И я не дал себя коснуться».

Я смутилась, боясь, что он не так понял моё собственничество, ведь я не считаю его вещью, просто он мне очень-очень дорог. Но он истолковал всё по-своему:

– «Всё правильно. Я твой, и ты должна меня защищать – не давать другим. Ты ведь не будешь давать меня другим?» – вдруг с тревогой спросил он.

– «НЕТ», – заверила я, отказываясь даже думать о таком.

– «Отлично».

Мы, успокоенные, опять погрузились в ласковое течение наших сил.

Через какое-то время я с некоторым сожалением произнесла вслух:

– Пора вставать.

Эта фраза-сигнал означала завершение нашего «пробуждения».

Ох, меня ждут инкуб, две молоденьких divinitas, два больных флерса и два бывших флерса. Я постаралась прогнать мысль о Ландышах, изуродованных бескрылых близнецах, пока что я ничем не могу им помочь, и эта неспособность меня очень расстраивает. А белым расстраиваться нельзя. Такие вот правила выживания, заставляющие нас, белых, отворачиваться от зла… Пока это зло не припрёт нас к стенке и не начнёт отгрызать по куску.

Когда я вышла из спальни, девочки уже были готовы уходить и ожидали меня, чтобы попрощаться, а Шон был непривычно собран и серьёзен.

Я присмотрелась к Венди и Ники… Нет, всё то же впечатление: «глупышка Венди» – сексуальный белокурый ангелочек с чистыми до пустоты голубыми глазками и «студентка Ники» – зеленоглазая брюнетка-чертёнок.

– Ники, ты ничего не хочешь мне сказать? – нейтрально спросила я.

И вдруг на девчонках как будто поплыли маски: в Венди проявилась дерзость и ответственность, а взгляд Ники стал по-детски растерянным и виноватым.

– Простите меня, – произнесла она в полном раскаянии. – Я ещё не видела таких красивых флерсов… Он как мужчина, – добавила она, как будто это всё объясняло.

Я не сдержала улыбки, Лиан действительно красив мужественной красотой, что большая редкость для флерса. Он тихо вышел из спальни, и Ники вновь уставилась на него с обожанием шестилетней девочки, увидевшей смазливого поп-идола. Поняв, что я смотрю на неё, она смутилась и ещё раз буркнула извинение.

– Как давно ты признана взрослой? – спросила я.

Тут Венди пришла на помощь подруге:

– Всего пару месяцев, да и то по необходимости – никто не хотел брать ответственность за неё, как за ребёнка. Я не вправе, потому что и года не прошло, как меня признали взрослой, а Шон не мог.

Пока она говорила, мы незаметно подходили к окну-двери, выходу на пожарную лестницу.

– Венди, а как вы нашли друг друга? – спросила я, одолеваемая любопытством.

Та вздохнула и ласково погладила подружку.

– Шон нашёл её совсем несмышлёной, хотя ей уже было немало лет, а поскольку он вскармливал и растил меня, то решил, что это хороший шанс для нас обеих. Благодаря заботе о Ники я быстро освоила конвертацию в белое, привыкла к зелёной силе, да и многому другому научилась.

Вот, значит, как… Шон заботился о дочери, и это его заслуга, что она стала универсалом в столь раннем возрасте. Стоп! А как инкуб смог инициировать ребёнка? Нет… Наверняка Венди дитя двух отцов, и второй был бело-зелёным… Точно! Теперешний муж её матери – весенний. Я с интересом всмотрелась в Венди. Но растил её всё-таки Шон – инкуб, и она не отрицает того, что он её отец. Интересно. Теперь ей придётся скрывать факт родства или отбиваться от оскорблений. Filii numinis3 крайне чванливы и предвзято относятся к полукровкам, таким, как Седрик и Венди. Полуволк Седрик заставил себя уважать, надеюсь, и Венди со временем сможет.

Проводив девчонок к двери, я почувствовала зверский голод, а дома еды уже не осталось. Крикнув Шону, что вернусь минут через двадцать-тридцать, я вышла с ними и, помахав на прощание, побежала в ресторан, грабить запасы Поля, моего шеф-повара. Родж, старший охранник ночной смены, ещё не ушёл домой. Это он привёл падре, случайно спасшего нас от вампа, и он видел меня вчера, с израненным Седриком на руках. Родж осмотрел меня, словно суровый отец. Подобное отношение меня смутило и разозлило.

– В чём дело, Родж? – холодно спросила я.

– Мэм, я всего лишь наёмный работник, но я ещё и человек, мужчина, и я не могу просто отвернуться, когда вижу женщину в беде.

Я опешила от этих слов.

– Кто в беде? Я в беде?

Моё искреннее удивление пошатнуло его уверенность в каких-то своих выводах.

– Родж, у меня всё нормально. Просто мистеру Седрику вчера не повезло, – принялась тренькать ложью я. – Наркоман с ножом-москитом… А какой сейчас кэш, всё на карточках… Не получив деньги, нарк обезумел, и Седрик получил несколько ранений. Правда, и сам достал его кулаками пару раз, а вы с падре окончательно спугнули этого психа.

Мягко внушать ложь – крайне тяжёлое занятие, но Родж поддался. Ободряюще похлопав его по плечу, я убежала в кухню и, набрав фруктов и шоколадного масла, пошла к себе – Дениз, по моим подсчётам, должна уже быть на работе. Так и вышло, управляющая с утра пораньше трудилась, как пчёлка, занимаясь счетами поставщиков. Я привычно предложила ей фрукты, и она, как всегда, взяла персик, я же принялась за банан, намазывая его шоколадным маслом, как тост.

– И как вы не полнеете? – наверное, в тысячный раз с лёгкой завистью прошептала Дениз. Ей-то, несмотря на худую и костистую фигуру, всё же приходилось следить за рационом, иначе начинал расти живот.

Обычная рабочая рутина со счетами, хорошо, что её мало – почти всё Дениз решает сама и лишь иногда подстраховывается, советуясь со мной. В этот раз мы управились за четверть часа.

– Говорят, вчера в переулке была драка, – осторожно начала Дениз.

– Да, я хотела угостить мистера Седрика и наших двух друзей собственноручно приготовленным омлетом…

При этих словах Дениз сделала удивлённые глаза, ведь я что-то готовила не чаще одного раза в год.

– Но на нас напал наркоман, и Седрик защитил нас.

Скепсис. Дениз инстинктивно чуяла исходящую от полуволка опасность, и потому яро невзлюбила его.

– Да! Защитил, ценою собственной крови, – попыталась я заступиться за Седрика, ведь он всё же примчался мне на помощь.

– Рыцарь! Коня, щита и шлема не хватает, – ехидно отозвалась Дениз.

– Зря ты так. Знаешь, как страшно напороться, вот так вдруг, в знакомом и привычном месте на психа?

Дениз тут же раскаялась и прониклась искренним сочувствием. Ко мне. Седрик всё равно остался «персоной нон грата».

– Думаю, он не сильно пострадал, раз уже звонил полчаса назад.

– Правда? Он что-то передал?

– Сказал, что у ТиГрея из-за тебя проблемы.

У меня руки опустились. Тони Грей – его волк-телохранитель, которого он мне одолжил вчера утром для операции по спасению флерсов из лёжки вампов. Тони подстрелили, почти насмерть, и я, не вполне соображая, что делаю, накачала его своей силой, и он восстановился. Но теперь вот, оказывается, проявились осложнения от такого вливания чуждого vis4.

– Что, так и сказал? – расстроенно переспросила я.

– Именно! Хам. Даже если вы и создали кому-то проблемы, а лично я в этом очень сомневаюсь, то как-то недостойно открыто обвинять вас, – с неподдельным жаром произнесла она.

Я задумчиво посмотрела на Дениз. А ведь она права! Какой Тени Седрик себе такое позволяет? Я спасла ТиГрея от верной смерти, чуть не опустошив себя до vis-комы. Спасла полуволчью задницу Седрика этой ночью! А он утром звонит с обвинениями? Не может справиться с проблемами своего волка и опять хочет перевесить их на меня.

– Дениз, ты права. Седрик козёл!

И я, не сдержавшись, рассмеялась от такого оскорбления. Интересно, как бы сам Седрик на него отреагировал?

Уйдя к себе в кабинет, я прослушала записи на автоответчике и узнала, что Крег, мой мужчина-источник, перенёс встречу на вечер, а Седрик всё же позвонил мне напрямую. Он сообщил, что у ТиГрея большие проблемы со стаей, то есть с остальными волками Седрика, и что мне надо выбрать время для серьёзного разговора.

Тон его не был обвинительным – скорее, встревоженным и обеспокоенным, но всё моё существо протестовало против ещё одной проблемы. У меня и так их полно. Не хочу я ещё и с волком Седрика возиться. Хотя… – со вздохом признала я, – если Тони сам придёт и попросит о помощи, то вряд ли я смогу ему отказать. Но видеться с Седриком я не хочу. Пока не хочу. Мне надо сначала хоть как-то разобраться со спасёнными больными флерсами и Шоном.

Мысль о них выгнала меня из офиса, и я, прихватив фрукты для Лиана, побежала домой.

Только я зашла к себе в квартиру и закрыла дверь, как до меня долетели приглушённые сердитые голоса… Шона и Лиана! В тревоге я поспешила к ним.

Что происходит? С этой мыслью я влетела в гостиную и застыла, увидев их обоих, крайне рассерженных… Эмоции на лице флерса таяли, глаза становились пустыми и пьяными… Я переключилась на vis-зрение – внутри него плавал маленький красный вихрь…

Во мне всё взорвалось, и я выплеснула силу на физическом уровне.

– Как ты мог?!!! – и тяжелейшая пощёчина, усиленная моим vis, отбросила Шона на диван.

Успокоиться! – приказала я себе. Закрыла глаза и медленно глубоко вдохнула. Постаралась выдохнуть как можно ровнее, без рывков. Это помогло. Я настроилась и принялась ловить красное облачко в Лиане. Сейчас я его выловлю, и ничего страшного не случится, тем более что Лиан с красной силой знаком и периодически получает её по капле от меня. Сейчас… Сейчас… Вот! Бегающая тучка притянулась к моей ладони, и я забрала её. В Лиане остались маленькие клочки лёгкого розоватого тумана, но это не страшно.

Фух… Я без сил обняла и прижала его к себе. Моё солнышко утреннее… Лиан очнулся и спонтанно открыл связь: на меня обрушились вина, благодарность и беспокойство.

– «Инкубы плохие», – это была первая оформившаяся мысль.

Я лишь покрепче прижала его к себе, давая понять, что никому его в обиду не дам. В ответ Лиан неосознанно «просиял» светло-зелёной силой, ведь благодарность – одна из движущих основ vis-обмена флерсов. Я быстро подхватила силу и вернула ему половину. За моей спиной раздался странный звук, похожий на придушенный крик, но я не опасалась Шона – рабская метка удержит его от глупостей.

Лиан, получив от меня силу, тут же пришёл в себя, нервно раскрыв свои крылья, так похожие на два веера.

– Инкубы плохие! – заговорил он вслух, упорядочивая скачущие мысли. – Они ничего не дают, а заставляют генерировать. Они иссушают! – обвинительно закончил он, а его крылья продолжали беспорядочно открываться и закрываться, флерс так нервничал, что не владел собой.

Я во все глаза смотрела на моего всегда спокойного и ласкового Лиана… Красивый цветочек вдруг обернулся драконом, извергающим негодование.

– Он плохой! – и Лиан ткнул пальцем мне за спину на Шона, но я не обернулась, не в силах отвести взгляд. Рассерженный флерс… Я вижу рассерженного флерса. Теперь осталось только увидеть доброго вампира…

Видя, что я не реагирую должным образом на его слова, Лиан сменил тактику, принявшись упрашивать и объяснять:

– Они опасны, их не зря «ограничили». Их никто не любит! Они убивают своих хозяев, если те недостаточно жёстки с ними.

Последняя фраза меня отрезвила, я открыла рот, чтобы как следует прочистить ему мозги, и услышала тихий вой. Готовая защищаться, я в испуге обернулась на Шона…

Что происходит?

Инкуб стоял на коленях, скрючившись, как от сильной боли, вцепившись себе в лицо; будь его ногти чуть длиннее, он бы уже расцарапал себя до крови. Шон тихо, отчаянно выл. Симпатичная мордашка, скопированная с молодого Бреда Питта, превратилась в ужасную маску горя и отчаяния.

Безотчётно ища объяснение происходящего, я взглянула на Лиана, но тот смотрел на инкуба без малейшего сочувствия. Флерсу было неприятно, что рядом кто-то мучится, и не более.

– Лиан, иди к себе, – приказала я вслух, закрыв нашу связь. Он дёрнулся было возразить, но понял, что в этой ситуации надо подчиниться, и ушёл, обернувшись у двери и бросив на меня встревоженный взгляд.

– Что происходит? – в который раз спросила я пустоту, глядя на Шона. Это я с ним такое сделала? Но как я смогла?

– Шон, – позвала я. Никакой реакции, лишь полный боли и отчаяния тихий вой.

– Шон, я прощаю тебя, – и я легко коснулась его головы. – Я прощаю тебе нападение на Лиана.

Он замолчал и, не веря, глянул на меня сквозь пальцы.

– Я прощаю тебе нападение на Лиана, – чётко повторила я.

Он прерывисто вдохнул и медленно убрал пальцы от красного лица. Мелькнула мысль: «Значит, всё же я его так скрутила…»

– Встань и сядь на диван, – попросила я. «Что за Тьма творится?» – спросила я саму себя.

Я замерла, осознавая произнесённое ругательство. Тьма… Вчера мою квартиру залило бесхозной тьмой, может, я не всё убрала, и она теперь что-то провоцирует? Пока Шон медленно вставал, я успела добежать до кухни и ещё раз осмотреть место боя с близнецами. Нет… Семя мака всё впитало в себя… На всякий случай я схватила веник и совок, быстро смела всё, и, пробежав полквартиры, спустила мак в унитаз. Теперь уж точно всё. Моя территория чиста.

Вернулась в гостиную к Шону, он сидел, уставившись пустым взглядом перед собой, до боли напоминая Пижму, моего больного флерса. У меня руки опустились, и я без сил осела в ближайшее кресло.

– Шон, что происходит? – жалобно спросила я. – Почему ты себя так ведёшь?

– Я ваш раб, – надтреснутым голосом начал он. – Я покусился на ваш источник, на вашу ценность…

– Но ведь я сказала, что простила тебя! – перебила я. – Я бы не стала тебя бить, – попыталась я извиниться за пощёчину. – Но ты должен понимать, что будь на месте Лиана обычный флерс, ты бы причинил ему серьёзный вред.

Инкуб молча кивнул, подтверждая, что виноват и всё понял.

– Шон, ну ведь ещё полчаса назад всё было просто отлично. Что произошло? Что всё так изменило? Чего ты набросился на Лиана?

Ответ на последний вопрос я знала и спросила скорее в попытке воспитательной работы.

– Ответь мне, что произошло, – попросила я, подходя к нему и садясь рядом, но ещё не рискуя касаться его.

Шон не выдержал, скрутившись и закрыв руками лицо, он зашептал:

– Я так ошибся… Так ошибся! Не повезло… Откуда я мог знать? Я думал, вы розовая. Я вам помогу, и мы вместе преотлично заживём. Я буду приводить людей, кормить вас… Взамен не буду знать голода и буду под защитой. Я ведь умею кормить. Я дочку выкормил! И Элэйни… всегда, по первому же слову… Я же не знал, что вы универсал. Что этот с крыльями может вот так! Сладко-белым! Что он для вас всё! А мне места нет. Что я буду рабом-нахлебником-содержанцем… Крылатик стал задираться, и я подумал, что как раз время сразу показать, кто здесь главный, я же не знал… Поверьте, – вдруг с жаром произнёс он. – Не знал! Знал бы – никогда не полез! Поклонился бы ему, как старшему, и подчинился.

Я кивнула, мол, верю, и Шон продолжил:

– Мы хорошо жили с Элэйни, и долго… Но она хотела ребёнка, а как я ни старался, скольких бы людей за раз ни «выжимал» для неё, ничего не получалось, – инкуб покачал головой, будто до сих пор винил себя за это. – Но появился Ковейн, зелёный условно белый5, и предложил свою помощь в обмен на статус мужа. Она согласилась. Всё получилось легко и с первого раза… Мы инициировали ребёнка. А потом я кормил Элэйни, а Ковейн давал лишь крохи для будущего малыша. Но этого хватило. Он отравил её и захватил! – Шон старался скрыть горечь и боль за маской спокойствия, но голос его выдавал.

– Родилась дочка, которую раньше так желала Элэйни, но к тому моменту ей уже было всё равно! Никто не был нужен, кроме Ковейна. А он меня не любил, знал, что я инкуб, и ненавидел за это. Все зелёные нас боятся и ненавидят, – с безотчётным удовлетворением произнёс он. – И вот в какой-то день я стал пятном на репутации, позорной тайной, а дочка – полукровкой. Хорошо хоть Элэйни успела заставить его признать дочь, Венди это очень помогло.

Я согласно кивнула, обдумывая всю эту грустную историю.

– А что такого дал ей Ковейн?! – вдруг с жаром спросил Шон, заглядывая мне в лицо, будто я знала ответ. – Она думала, что станет с ним универсалом, но за двадцать или уже больше лет ничего не произошло. Так и осталась розовой. Он её просто пьянил, как я людей. И хотя я по-прежнему таскал их ей, кормил её, она прогнала меня, потому что он так хотел. Прогнала… – мгновение помолчав, он бесстрастно продолжил:

– Я надеялся найти новую защиту, новую хозяйку, которой буду полезен, и она будет меня ценить. Просчитался… Стал рабом-нахлебником-содержанцем.

С последним словом его лицо превратилась в маску вежливой покорности, а я сидела, опустошённая его рассказом. С одной стороны, мне полегчало оттого, что это не я виновата, а он сам от отчаяния и раскаяния так навредил себе. Но с другой… Какая жизнь всё же иногда сложная и гадкая штука. Ещё несколько часов, да что там – минут назад Шон был мужчиной, а не размазанным… нечто. Он защищал меня, убил вампа, показал себя как надёжный соратник, достойно перенёс необходимость рабской метки… А сейчас сломался.

– Шон, – осторожно начала я. – Ты зря так расстроился и воспринял всё в столь чёрном свете.

Он замер, не дыша.

– Я думаю, мы найдём выход из положения, – продолжила я. «Вот только придумаю хоть что-нибудь».

Шон ничего не сказал, он просто смотрел на меня в слабой надежде, а мне, как назло, ничего в голову не лезло.

– Вам нужны люди? – подсказывая, спросил он.

«Не нужны мне чужие одурманенные девушки! Брр….» И тут…

– Мне нужна защита…

– Я умею драться с вампами, – обрадованно сообщил он. – Я несколько лет убивал их, работая в паре со слугами Единого.

У меня отвисла челюсть. Кажется, проснувшись сегодня, я провалилась в глубокую нору – Curiouser and curiouser!6

Во мне разгорелось любопытство, я хорошо знала это своё состояние – обычно ни к чему хорошему оно не приводило. Из любопытства я вечно совершаю какие-то глупости. «Но с другой стороны, у меня крайне мало информации об инкубах, надо узнать их получше», – принялась я уговаривать себя. Что мне известно? Что инкубам нужно насыщаться каждую ночь, и как только день закончится, и солнце краем коснётся земли, они вновь ощущают голод, как бы ни были сыты до этого. Они не могут запасать…

– Шон, а ведь ты вчера пришёл полным и отдал мне не так уж мало… – начала я издалека, нервно дёргая уголок диванной подушки.

– Да, как только солнце село, я нашёл девушку, а по дороге к вам ещё одну перехватил, – отчитался он.

– И быстренько отдал всё, – закончила я за него.

– Да, но я могу носить в себе несколько часов. Правда, какая-то часть всё равно утекает, – нехотя добавил он.

– А все инкубы так могут?

– Не знаю. Нас мало, а я ещё всегда их избегал, ведь мне часто удаётся выдать себя за divinitas.

– Понятно… – успокоившись, я отложила подушку и наконец-то решила, что делать, как всегда, уступив своему любопытству.

– Шон, мне не нужны люди, мне нужна защита, и мне нужен водитель, – не знаю, могу ли я рассчитывать на своего шофёра Митха после прошедшей ночи.

– Я вожу машину, – обрадовано сказал он, – и я могу вас защитить от людей, волков, слабых divinitas и слабых вампов.

– Вот и чудно. А теперь давай обсудим условия метки. Мне надо разрешить тебе кормление?

– Да, – осторожно произнёс он.

– Тогда разрешаю тебе кормиться от людей, достаточно сильных физически и духовно. Тех, кто может пережить… тебя без ущерба для своей жизни.

– Повинуюсь, – согласно кивнул он, и в его глазах мелькнула радость.

– Запрещаю тебе кормиться от моих слуг, – вспомнила я.

– Повинуюсь, – согласился он.

– Я ничего не забыла? – простодушно спросила я.

Шон замялся и потупился. Эта привычка, опускать глаза долу, живо напомнила мне о столетиях, проведённых им в рабстве.

– Венди, – тихо произнёс он, не рискуя о чём-то просить.

Ага…

– Разрешаю тебе кормить дочку, если ты уверен, что мне не понадобишься.

– Повинуюсь, – радостно согласился он.

– Разрешаю тебе кормить другого divinitas, если есть серьёзная угроза его жизни… или твоей.

– Повинуюсь.

– Ну что ты заладил? Повинуюсь да повинуюсь… – буркнула я, ёжась и ощущая себя рабовладелицей.

Шон пожал плечами: мол, а что мне ещё сказать.

– Ну? Ты успокоился? – ласково, как плакавшего ребёнка, спросила я.

Он кивнул, смутившись.

– Я действительно буду вам полезен как охранник и водитель?

– Да. А ещё ты многое знаешь и многое можешь рассказать.

Он неуверенно кивнул.

– Я сейчас тебя немного подкормлю, – отчаяние и страх опустошили его до дна. – А потом попробую увидеть твои воспоминания: так ты ответишь мне на вопросы.

Он опять неуверенно кивнул, но положил ладони под бедра, показывая, что готов полностью подчиняться. Ладони и рот – главные vis-органы инкубов, через них они могут отдавать и тянуть большое количество силы. Через глаза и нос-обоняние тоже могут, но намного меньше – эту информацию я почерпнула из своей «детской» книги. Сидя на ладонях, Шон давал понять, что не коснётся меня и не возьмёт силу без разрешения.

Сев ему на колени лицом к лицу, я расстегнула его рубашку и скинула с плеч. Поглаживания гладкой горячей кожи инкуба и его восхищённого голодного взгляда хватило, и я начала медленно, потихоньку наполняться красной силой человеческих эмоций, в данном случае – плотского желания. Я никуда не спешила и не торопила этот процесс. Ночью, всего несколько часов назад, я так насияла белым, что перетрудила сердечный vis-центр, а потому не хотела без нужды нагружать ещё не пришедшую в себя vis-систему.

Поглаживая Шона, я чуть-чуть забирала, и именно его капли провоцировали во мне рост силы, можно было бы сказать, что сейчас я всё же кормлюсь от него. На его лице мелькнула мука – я тут же вспомнила, что инкубы ощущают vis-голод как физическую боль, и поспешила предложить ему накопленное, поднеся ладошку ко рту. Он аккуратно взял предложенное в поцелуе, постаравшись не тянуть силу, зато, взяв, тут же отдал часть обратно, вызывая во мне ответную реакцию, провоцируя генерировать. Мы принялись раскачивать и переливать силу друг другу. Если сила Лиана была похожа на торт из радости, то сила Шона была пряной, дразнящей и опьяняющей, она не отпускала, не давала остановиться, предлагала взять ещё чуть-чуть. Я, ничего не опасаясь, пошла у неё на поводу, и в какой-то момент мне безумно захотелось впиться в него поцелуем, чтобы напиться этим досыта. Но Шон вдруг вывернулся, резко повернув голову вбок.

– Не стоит, моя госпожа. Позже вы пожалеете, что не сдержались, – сообщил он спинке дивана.

А я, опьянённая, рассматривала его ухо и решала, разозлиться мне на это самоуправство или нет. Но время было выиграно. За считанные секунды чужая сила переварилась. Я обрела возможность нормально мыслить и поняла, насколько Шон был прав, прервав взаимное кормление.

– Я ценю твою лояльность, – ласково сказала я, окончательно придя в себя.

От этих слов Шон развернулся от спинки дивана обратно ко мне.

– Только не надо звать меня «госпожа». На работе и при свидетелях зови меня леди или мэм, наедине – Пати.

– Хорошо… Пати.

– Ты сыт? Ты не будешь голоден до вечера?

Он кивнул, не поднимая глаз. Я задумалась, а не попытка ли это соврать мне?

– Скажи вслух.

– Я не хочу быть нахлебником, – упрямо произнёс он.

Ну и как это понимать? Я глубоко вдохнула, успокаиваясь, надо найти баланс наших желаний.

– Тебе нужен человек, чтобы нормально дожить до вечера?

– Нет. Сегодня я искать не буду.

– Какова будет сила твоих страданий к вечеру по десятибалльной шкале?

Шон пожал плечами.

– Четыре-пять…

Я успокоилась, половина от критического значения – не так уж плохо.

– Итак, я хочу кое-что узнать, – перешла к делу я.

Он с готовностью кивнул.

– Ты ведь не только растил дочку, ты её воспитывал, передавал ей свои знания.

– Да… Но она ведь дочь…

– Угу, а нас с тобой связывает рабская метка, и через неё тоже многое можно узнать. Настройся так же, как если бы рассказывал дочери, остальное я попытаюсь сделать сама.

Я устроилась поудобнее, постаравшись, чтобы наши лбы максимально касались друг друга, а жаркие, пряные губы Шона не мешали сосредотачиваться.

– Расскажи, как ты попал к слугам Единого, – чужим голосом попросила я, настраиваясь на его рацио-центр.

– Я был у вампов, они подчинили меня, – произнёс он, и до меня долетели отголоски отчаяния и страдания, но никакой визуальной картинки не было. С Лианом было куда легче, он сознательно разворачивал «видеоролики», рассказывая мне что-то.

– Вспомни, при каких обстоятельствах ты увидел тех слуг, с которыми потом вместе убивал вампов. Вспомни знакомство.

На меня нахлынули его эмоции и ощущения, но опять никакой картинки не было.

– Вампы держали меня на привязи рядом с собой под землёй, – принялся тихо рассказывать Шон, а я пыталась отстраниться от его отчаяния, бессилия и ужасной горечи. – Они пили от меня каждую ночь, и я не истаял лишь потому, что мне перепадало от людей, которых они приводили. И вот однажды днём пришли они – мужчины в железе и две женщины. Мужчины убили вампов, отрубили им головы, вбили колья, хотели убить меня, но одна из женщин заступилась, сжалилась, сказав, что если я христианин, то меня нельзя убивать. Кто-то из мужчин дал мне флягу святой воды. Мне нечего уже было терять, и я её выпил, решив, что если сила Единого сожрёт меня, то так тому и быть. Выпил, и вода Единого смыла горечь и боль, съев меня до самого дна, я совсем обессилел и думал, что сейчас истаю… Наверное, что-то изменилось во мне, в моём лице, ведь мне стало нестрашно и даже хорошо… В общем, люди приняли меня за своего и унесли с собой. Дороги не помню, а очнулся я от сладких-сладких капель силы, меня кто-то кормил по чуть-чуть, одним лишь взглядом. После стольких лет голода и горечи вампов, эта сладость даже в каплях… Я был готов ради этого на всё. Их было всего три. Три источника: две женщины и один мужчина, но его сила всегда была горькой, он ненавидел меня за то, что плотски желал.

– Неужели ты обычно кормился от них? – раздосадованно спросила я. Никому нельзя нарушать обеты, а слугам Единого тем паче.

– Нет. Они же были Его слугами, – успокоил меня Шон. – Не как обычно, всегда по капле: взглядами, мыслями. Мне редко удавалось даже коснуться их. А мужчина, тот боролся с собой, и иногда от него приходило много силы, иногда почти не было. Было очень тяжело настроиться, ведь женщины боялись своей реакции на меня и тоже боролись с собой… Приходилось маскироваться… А ещё всё время, всюду, была разлита сила Единого и вспыхивала, когда его кто-то усердно поминал или призывал. Мне по-прежнему всегда было больно, но хоть не горько. Да и обращались со мной они всё же лучше, чем вампы.

– Тебя не раскрыли? Считали человеком?

– Да.

Инкуб выжил в монастыре… Похоже на пошлый анекдот, на самом же деле это трагедия. Для всех.

– Почему ты не сбежал? Тебя как-то удерживали?

– Нет, не удерживали. Я сбегал раза три, когда становилось уж совсем невмоготу, и от голода я мог натворить глупостей. Несколько дней… куролесил и возвращался.

– Почему? – удивилась я.

– Бесхозный инкуб – лёгкая добыча. Я опять попал бы в плен к вампам или, если бы повезло, в рабство к filius numinis.

Помолчав, он продолжил:

– Я возвращался, меня наказывали… Поста и молитвы я бы не вынес, но я выкрутился: меня били плетьми и прощали довольно быстро.

Выкрутился… Да, для инкуба физическая боль слабее мук голода.

– Так как вы сражались с вампами?

– Когда они поняли, кто их убивает, начали войну. За стены монастыря, на освящённую землю, они сунуться не могли, но нам была нужна еда, и за запасами приходилось ездить в городишко, а это почти сутки пути на телегах. Они убили всех в первом обозе – нам рассказали об этом крестьяне. Отправили второй обоз, и когда он возвращался, то ему навстречу вышел наш отряд, помочь продержаться ночь.

– Каждый получил по вере его… – после паузы задумчиво произнёс Шон. – Остались только брат Петер и я. Он молился, а я, уже привыкший к силе Единого, его защищал. Он их замедлял или не подпускал, а я вцепился в него – единственную надежду не попасть снова к мертвякам – и отбивался, как только мог. Мы доставили продукты, – скупо закончил он.

– Так вот и стали с ними бороться: кто веровал и мог сиять силой Единого, был как бы щитом, от него зависело всё, а уж «клинки» должны были постараться отсечь вампу всё, что можно, а лучше сразу голову.

Мне вспомнился его вчерашний удар, убивший неизвестного вампа: без малейших сомнений, мгновенно, отработанно.

– Сколько ты жил в доме Единого?

– Несколько лет… Лет пять или даже больше.

Ясно: у инкубов, как и у всех divinitas, плохо с чувством длительного времени, зато мы все замечательно чуем время суток.

– А что случилось потом? Как ты от них ушёл?

– Я не ушёл. А что случилось, я так и не понял. Что-то произошло… Они расстроились, и сила Единого перестала беспрекословно им подчиняться. Они ослабели.

– Возможно, их объявили еретиками, – размышляла я вслух. – Отказались от этого ордена или монастыря… Тем более, там были не только мужчины, но и женщины.

– Никто не ломал обетов, – тут же вскинулся инкуб, защищая тех, кто когда-то его приютил.

– Я и не говорю этого, – успокоила я. – Так что же случилось? Неужели их выкосили вампы?

– Нет, – гордо ответил он. – Многие ушли, бросили нас, перешли в другой монастырь, наверное. А оставшиеся… Мы дали бой и победили. Нас было десятеро, пять щитов и пять клинков, вампов было тридцать или более. Обезумевший мастер понаделал звероподобных детей, и пока мы, три двойки, бились с этими зверьми, четверо бились с мастером. Он убил их всех… но настоятель Лука, умирая, убил его, испепелил лишь силой. Я всегда боялся настоятеля, ему даже не надо было ничего произносить вслух. Вот уж кто был любимым слугой Единого – его Господин никогда не жалел для него силы. – Говоря это, Шон транслировал страх и уважение, было ясно, что он старался вообще не попадаться на глаза настоятелю.

– А кто-то выжил?

– Да, те две женщины, ещё одного ранили-погрызли, но он попросил отрубить ему голову, боялся стать вампом. Мы похоронили всех как положено, и женщины ушли в монастырь отшельниц, сказав, что сделали всё, что должно. А я остался один… ушёл в город и стал жить сам, прячась на ночь ото всех в доме Единого. Я долго так жил…

«Какая странная история», – подумала я. Хотя те же волки становились на службу к Единому, вернее, его слугам… Но волки почти люди, а инкубы – vis-существа.

– Шон, а ведь говорят, что инкубы не могут себя сдерживать, что вы не можете противостоять своему голоду, насыщаетесь, даже если понимаете, что всё кончится очень плохо, причём для всех. А ты годами сдерживался в монастыре…

– Правильно говорят. Мы потому и вымерли почти, а новых, хвала Всему Сущему, давно не появлялось.

– А как вы появляетесь? – перебила я его, не сдержав любопытства.

– Проклятие, – удивлённо отозвался он. – Мы когда-то были людьми, суккубы и инкубы, и каждого из нас кто-то проклял.

– За что?

Он пожал плечами

– Отвергли, растоптали любовь, убили тех, кто нас любил, или сотворили страшное зло из-за похоти, желая кого-то. Да мало ли за что.

– Ну как же? – удивилась я. – Такое страшное проклятие… Я не знаю ничего страшнее, – подумав, сказала я.

Шон опять пожал плечами.

– Каждый из нас это заслужил. Хорошо хоть никто не помнит своей человеческой жизни.

– А вы что, мёртвые? – спросила я, ощущая себя глупой девочкой.

– Ну да, инкубами и суккубами становятся после смерти, мы духи, обрётшие плоть. Мы истаиваем, а не обращаемся в землю. Так вот, про дом Единого: я мог там сдерживаться, потому что Его сила здорово прочищала мозги, боли не снимала, но соображать я мог и глупостей не делал. А до этого и после… я делал глупости от голода. Глупости и подлости, – со вздохом добавил он.

– Все их делали, – тихо отозвалась я, вспомнив о цене моего прибытия в Новый Свет.

– Ну и подарок Уту, – вдруг закончил какую-то мысль Шон.

– Что?

– Подарок Уту всегда помогал мне сдерживаться, вот как сегодня, – объяснил он.

– Подарок Уту – это белая сила, запертая в тебе, благодаря которой ты похож на divinitas? – поняла я.

Шон кивнул.

– Да, это было так давно, что я почти ничего не помню, я был молод… Уту обладал ужасной мощью и мудростью, – я поверила его словам безоговорочно. – И он был также богом справедливости… Он не развеял меня, а сделал мне подарок…

Повисло задумчивое молчание.

– Может, меня несправедливо прокляли? – тихо сам себя спросил Шон.

От этих слов у меня мороз прошёл по коже, а в горле встал ком… Сколько же раз он задавал себе этот вопрос, не находя ответа?

Я легко коснулась уже не пышущей жаром желания кожи.

– Ты очень силен и умён, – попыталась утешить я.

– Я инкуб. Я любого могу заставить желать меня и истекать силой: люди, волки, прочие оборотни, divinitas красные и зелёные – никто не может устоять передо мной, если есть время и я подобрался достаточно близко. Никто не может оторваться от меня, если я сам этого не хочу.

От этих слов мне стало страшно, и он почувствовал этот страх.

– Рабская метка – достаточная защита. Семейная или слуги тоже, – добавил он. – Но мы действительно опасны. При Элэйни я был также и палачом, наказывая бунтовщиков и неугодных. Она, конечно же, не творила зла сверх необходимого, но и не позволяла покушаться на свою власть, а я был рад защищать её и быть полезным.

– Ты травил зелёных красной силой, а красных заставлял генерировать сверх меры, пока они не калечились, – сама себе сказала я.

Но Шон понял мои мысли вслух по-своему.

– Да, хоть я и не вижу силы, но хорошо чувствую её вкус и умею дозировать. Я знаю, когда divinitas или человек просто перетрудится, а когда покалечится. Вы можете полагаться на меня.

Не выдержав, я соскочила с дивана.

– Свет и Тень! Надеюсь, я никогда не дойду до того, чтобы держать штатного палача!

Шон с осуждением смотрел на меня.

– Вы не поняли. Защита от врагов предполагает и их наказание, чтобы другие боялись.

– Да всё я понимаю, Шон. Всё…

Я влипла. Я серьёзно влипла в нашу политическую жизнь. И дальше отсиживаться в изоляции уже не выйдет.

И теперь я прекрасно поняла, что он имел в виду вчера, предлагая себя, предлагая свою свободу. Какой кошмар так жить – мало того, что ежедневные муки и голод, так ещё и вечная жертва, вечный раб, единственный выбор которого – между злым господином и не очень злым. Тут мне кое-что пришло в голову…

– Шон, а всё же почему инкубы вымерли, и как дела у суккубов? Они отличаются от вас?

– Суккубы разве что чуть слабее… Но я давно о них не слышал. Если и остались где-то, то я о них не знаю.

– А двести лет назад меня приняли за суккуба… – сказала я, вспоминая судьбоносную встречу в Париже с неизвестным filius numinis.

– Скорее всего, это была попытка оскорбить. Двести лет назад нас всех уже почти не осталось.

– Почему?

– Потому что вампы, кормясь от нас, обретали возможность питаться не только кровью людей, а и их похотью. Они становились сильнее. А их пленники-инкубы рано или поздно истаивали. Раньше, до вампов, мы были орудиями убийства, охранниками или кормильцами, то есть обычными слугами, вернее, рабами, потому что все хозяева старались максимально обезопаситься. А с приходом вампов мы стали витаминным, – он выделил это слово, – кормом. Деликатесом, которым вскармливали особо ценных птенцов.

У меня голова шла кругом от обилия абсолютно новой информации, сдобренной эмоциями и чувствами Шона.

– Если вас все боятся, то почему вас так легко подчинить? – пытаясь собраться с мыслями, спросила я.

Шон удивлённо уставился на меня.

– Потому что мы беззащитны перед чуждой силой…

Я чуть не треснула себя по лбу, ну да – как инкуб может переработать чёрную, белую или зелёную силу? Никак – он имеет дело только с красной, другие vis-цвета его травят.

– …и если не успели настроить жертву, то та может отбиться. А вампы, они подчиняют всех, чью кровь отведали.

– Не всех! – я вспомнила вампира Абшойлиха и его позорную смерть.

– Ну, белых divinitas они и не кусают.

Кусают… Иногда уже совсем незаметное место укуса на руке беспокоит меня. Когда рухнули башни и люди были в страхе и отчаянии долгие дни, оно ныло и не давало сосредоточиться.

– Шон, а зачем ты попросил меня выпить твоей крови, если вамп укусит тебя? – вспомнила я то, что хотела спросить ещё вчера.

Инкуб смутился, а я разозлилась, поняв, что если бы хлебнула его крови, то, скажем так, была бы переполнена плотским желанием.

– Ну-ка расскажи подробно, что было бы, если бы я выпила твоей крови?

– Для красных, особенно красно-чёрных, наша кровь – это вход в боевое безумие. Я думал, если станет совсем плохо, если вы не сможете больше сиять, то это наш последний шанс.

…Обратить силу плотского желания в агрессию… Смогла бы я жить и управлять белой силой после такого? Неизвестно.

– Шон, – в моём голосе прорезался металл. – Никогда больше не принимай такие решение за меня.

– Да, госпожа.

Я сидела, обхватив голову. Я не глупая, многое могу понять и выучить, но когда много всего: информации, чужой силы и чужих эмоций, то я путаюсь. Мысли скачут… Какая-то важная мысль… Наконец, я ухватила её за хвост.

– Ты сказал «раньше, до вампов», разве они не столь же древние существа, как вы и оборотни? Разве в древности вампирами не становились после смерти и страшного проклятия?

Шон задумался.

– Неупокоенные мертвецы были всегда и везде. В случае если бог загробной жизни не принимал душу и отсылал её обратно в тело, или душа не хотела посмертного покоя. Такое было. И тогда либо немёртвый сам упокоевался, выполнив то, что должно, либо обладающие силой разрывали его связь с телом, упокоевая. А вот эти… твари Тьмы, готовые пожрать нас всех, – это заслуга Единого.

Я без слов уставилась на него. Голова отказывалась выдать что-либо, кроме удивления.

– Вы не знали? – немного удивился Шон. – Когда Единый вытеснял старых богов, он был очень суров. Люди очень боялись Его, но всё равно нарушали обеты, грешили… А потом год за годом пошли волны чумы, и мир погрузился в страх и тьму. Люди умирали и умирали. И некоторые из них настолько боялись Его суда, что сами обращали себя в живых мертвецов. Кровь – самый грубый носитель силы, вот ею они и стали питаться.

– А откуда ты знаешь всё это?

У меня в книге почему-то ничего не было сказано о вампах, и я о них знала лишь то, что мне вот так рассказали.

Шон пожал плечами.

– Нас всех сила Единого ослабляет как чужая, а их убивает. Они все Его боятся. И среди этих вампов нет по-настоящему старых. Самые старшие умерли – нельзя долго жить на одной лишь крови. Но они оставили удачное потомство, – зло произнёс он. – По сути, они люди, мёртвые люди, и потому опасны. Люди всегда были опасны, а обрётшие власть смерти – во сто крат. Вампов надо уничтожать всегда, когда есть хоть малейшая возможность, – убеждённо произнёс он. – И Майами тому пример! Люди умнее нас, и, следовательно, мёртвые люди, вампы, тоже умнее нас. Они нас обыграли. Сделали. Забрали город, не потеряв никого из своих, а мы разбрелись, как псы после пожарища.

– Люди умнее нас… – эхом отозвалась я.

– Да, они хозяева этого мира. Единый помог им такими стать.

Моя голова, казалось, лопнет от бешено крутящихся в ней мыслей.

– Мне хватит на сегодня новостей, – каким-то больным голосом отозвалась я. – Хочу побыть одна…

– Гос… Пати, что прикажете?

– Занимайся своими делами, а к закату подходи в ресторан.

– Спасибо… Пати.

Я недолго оставалась в четырёх стенах: мне нужно было уединение, а пять флерсов его не подразумевали. Я нашла амулеты-накопители зелёной силы, отдала пришедшим в себя близнецам Ландышам и ушла в Центральный Парк. Забившись там в самый тихий и дальний угол, я приходила в себя, переваривая то, что узнала от Шона.

Ну да, всё верно. Впервые за многие годы я задумалась о глобальных вопросах – о мире, о прошлом и будущем. В отличие от большинства divinitas, я не менялась в лице при упоминании Единого и не называла его Узурпатором. Как-то так вышло, что я научилась сосуществовать с Ним, тихо собирая крохи с Его стола. Я привыкла считать Его союзником, за чью широкую спину можно спрятаться от врагов. Так, падре, Его слуга, сам того не зная, спас нас этой ночью. Я привыкла считать Единого белым, и совершенно напрасно. Он многоцветен, как многоцветны люди. Он – это они. Костя верил в Него, я всегда видела радужный шар в его сердце, и от этого источника перепадало и мне. Дениз верит, и её «душа» в голове. Когда я ставила над ней эксперименты, радужный шар лишь пару раз мешал, но в большинстве случаев никак не реагировал на мою силу и позволял ей воздействовать на тело Дениз. У Герба МакФлоренса радужный шар силы Единого был в сердце и маленький-маленький… Но Герб был отличным человеком… У нас, divinitas, естественно, нет этих радужных шаров, но ведь есть и люди без них… А ещё – шары радужной силы есть не только у христиан… Как это всё понимать? Что думать?

Время пролетело незаметно, я разложила новые знания у себя в голове, так и не сделав каких-либо выводов. И только не могла понять, что меня царапнуло в последних словах Шона о вампах. Так и не поняв и решив, что разберусь позже, я медленно побрела обратно в ресторан на встречу с моим мужчиной-источником Крегом.

Крег с медными кудрями и брюшком напоминал Амура-переростка, от его забавного вида и по-детски открытого взгляда мне стало хорошо и привычно, как путешественнику, вернувшемуся домой.

Мы весело поболтали с ним в баре; Крег, думая, что я страдаю из-за разбитого сердца, был очень мил и старался меня всячески развеселить и ободрить. Ему это удалось. Забавно, он считал меня своим другом, а посему совершенно искренне не расценивал секс со мной как измену жене.

Когда мы поднялись наверх, он был особенно нежен и нетороплив, я тоже не стремилась взять от него побольше. Сила плохо слушалась после вчерашних подвигов, а vis-система требовала умеренности. В этот раз я даже не привязала ему руки, чем весьма его порадовала. Но всё же надо было это сделать, от его прикосновений я не совладала даже с таким небольшим объёмом, и нежность, радость и плотское желание выплеснулись из меня, подарив нам второй тур. После угомонившийся Крег с сожалением покинул кровать ради мяса под белым соусом, заботливо припасённым мной.

– Сделаем завтра перерыв? – предложила я. Крег был исключительным по силе источником и не нуждался в длительном восстанавливающем сне после «общения» со мной, но сегодня он выглядел уставшим.

– Наверно, Пати. Если я опять не высплюсь, то, боюсь, могу разочаровать тебя. А тебя я разочаровывать не хочу.

– Мой меднокудрый Амур, – рассмеялась я, – ты поразил меня раз и навсегда, мне не грозит разочарование в тебе.

Крег закатил глаза

– Ох, Пати, и она тоже требует, чтобы я подстригся. Ну что за напасть!

– Не вздумай, – заговорщицки произнесла я.

– Никогда, – как клятву произнёс он.

И мы весело рассмеялись, довольные друг другом и нашим маленьким союзом против всех бывших и будущих жён Крега.

Поев, мы разбежались: Крег к беременной и капризной жене, а я к своим флерсам – покормить, пока случайно не растеряла силу.

Лиан встретил меня инспектирующим vis-взглядом: похоже, у окружающих входит в привычку смотреть на меня, как на провинившегося подростка. Я легонько щёлкнула флерса по носу, чтобы не забывался и знал меру.

– «Ну я же волнуюсь о тебе», – непонимающе-обиженно выдал он.

Я поскорее захлопнула связь, чтобы не выпустить злобную и трезвую мысль о том, что волноваться он должен о больных флерсах Мальве и Пижме в первую очередь, о Ландышах во вторую, а уж о себе я позабочусь сама. Лиан успел уловить образы флерсов и доложил вслух, что Мальва и Пижма кормлены им два раза. Он действительно отдал им небольшой запас, оставшийся у него с утра, и сейчас был пустым – тусклым. Успев конвертировать человеческие эмоции, полученные от Крега, в ярко-белую силу жизни, и добавив в неё чуть зелёной силы живой природы, я по глотку отдавала её Лиану. Флерс наполнялся и расцветал на глазах: глаза засияли, волосы стали бело-лилейными, в воздухе появилась свежесть лугового утра. Вдохнув полной грудью аромат, который успела так полюбить, я полюбовалась на своё сокровище. Увидев восхищение в моих глазах, а может, и нечто большее, Лиан зашевелил крыльями и тихо вспыхнул, генерируя силу, сам подхватил её и почти всю отдал мне.

– Не надо больше сиять, – попросила я. – Может, завтра, но не сегодня.

Он кивнул, соглашаясь, и мы вместе пошли во флерсную. Мальвочка, увидев меня, взволновано вскочила, а желтоволосый Пижма остался безучастно сидеть. При виде этих бедняг тихая радость, подаренная силой Лиана, улетучилась. Флерса была рада и испугана одновременно, её широко раскрытые, розовые с салатной окантовкой крылья подрагивали в такт учащённому сердцебиению. А ещё она нервничала, не зная, как ей быть со своим другом: поднять его для приветствия или оставить как есть. Я поспешила успокоить девочку, ласково заговорив с ней и предложив силу на ладошке. Она сосредоточилась, как ученица перед экзаменом, и, закрыв глазки, принялась «лакать» силу. Если вчера она вылизывала мою ладошку, как блюдце с мёдом, то сегодня уже «вылизывала» мысленно, видно, Лиан не терял времени, стараясь научить её самому необходимому. Я не жалела ни похвал, ни силы для столь прилежной ученицы, она быстро наполнилась и опьянела. Тихо-тихо, будто шелестя, она засмеялась и тихонько закружила по комнате… Я с грустью вспомнила звонкий смех и прыжки Фиалочки. Тем временем флерса упала на колени Пижмы и отдала ему в поцелуе весь излишек, мгновенно протрезвев, но всё равно оставаясь сияющей… там, где не было шрамов. Приняв мою грусть за осуждение, она смутилась, не зная, что сказать.

– Всё хорошо, маленькая, ты всё сделала правильно, – поспешила успокоить я. – Отдыхай, а я займусь твоим другом.

– Вы накормите его? – радостно спросила она.

– Конечно, я же обещала.

– Хорошо, – довольно произнесла она и бесшумно отошла к окошку, к цветам. Флерсы вообще негромкие существа, но Мальва и Пижма привыкли быть абсолютно бесшумными и не пахли. Мальва лишь в моменты опьянения начинала источать слабый аромат своего цветка.

Когда я села на тахту и посадила Пижму рядом с собой, Лиан, до того времени тихо стоявший за моей спиной, устроился на табурете напротив меня, и мы начали безмолвный разговор.

– «Я взял без спросу ткань», – начал Лиан.

На флерсах были новые наспех сшитые одежды: на Пижме – штаны, на Мальве – топик и юбочка из моей тонкой хлопковой простыни. Я редко ею пользовалась…

– «Ты правильно выбрал, – успокоила я. – Ландышам тоже сшили?»

– «Да».

– «Когда ты сможешь подсоединиться к Мальве? Как быстро она из обузы станет помощницей?»

Лиан задумался.

– «День-два – и я буду в норме, тогда и смогу начать её чистить. Но если начну чистить, то меня может не хватить на Пижму. А во время чистки я к ней и подсоединюсь».

– «Пижму буду кормить я», – я гладила флерса, будто омывая своими прикосновениями, по чуть-чуть вливая в него силу. – «Так ты будешь её чистить?..»

Мальвочка, если глянуть vis-зрением, действительно виделась грязной: тёмно-зелёная, почти чёрная сила пятнала её руки, ноги, шею, даже живот. Укусы? Мне стало дурно, я с трудом сдержала рвущуюся из меня клятву. Клятва будет мешать жить, но я и без неё не забуду, что надо уничтожать вампов при первой же безнаказанной возможности.

Лиану перепала часть моих эмоций, хоть я и закрылась ненадолго, чтобы прийти в себя и успокоиться; а когда открылась, он грустно ответил:

– «Да, буду качать через нас силу, забирая тёмное себе. Я такое делал с Фиалочкой и другими… раньше».

– «Фиалочка не была такой грязной», – вырвалось у меня.

– «Да. Но я справлюсь за несколько раз».

– «Ты мой помощник, моя опора».

От этого признания Лиан пересел ко мне и обнял. Мальва бросила на нас короткий взгляд и вновь дисциплинированно отвернулась к цветам. Бедная, запуганная до самого дна флерса…

– Мальвочка, иди к нам.

Секунду посомневавшись, она поднялась и подошла с виноватой улыбкой.

– Садись рядышком.

Она аккуратно села, я сама притянула её поближе. Поняв, что всё хорошо, флерса расслабилась и приобняла Пижму.

Я закрыла нашу связь с Лианом, чтобы спокойно подумать о событиях последних дней и о том, что делать дальше. Близнецы были плохи, они казнили себя за нападение на меня и Лиана. Днём они молча взяли у меня накопители, не поднимая глаз. В том состоянии после разговора с Шоном я не стремилась с ними общаться, а может, надо было им хоть что-то сказать. Я открыла связь.

– «Лиан, ты слышишь Ландышей, хоть немного?»

– «Совсем чуть-чуть».

– «Как они?»

Растерянность…

– «Как обычно…»

Я закрылась. По уму, надо бы наполнить зелёные накопители, но это долгий процесс, требующий сосредоточения, а я сейчас не способна на такой подвиг. Значит, буду кормить Ландышей сама, тоже весьма своеобразный процесс… После вчерашнего я себе слабо представляю, как смогу добровольно отдать силу своим неудавшимся убийцам.

Наполнив Пижму до лёгкого опьянения, я уложила его на тахту, стараясь не всматриваться в ужасные шрамы. Даже сейчас было видно, что измождённый флерс некогда был… интересен. Если Лиан напоминал тонкокостного подростка и специально для меня «накачал», перекидываясь, плечи и спину, став похожим на маленького атлета, то Пижма был высок и широк в кости, по меркам флерсов, конечно. И Мальва, и Лиан были ниже его на полголовы… «Пижма явно другой ветви», – подумалось мне.

Оставив флерсов в благостной расслабленности, я ушла в кухню, чтобы там собраться с мыслями и привести в порядок силу. Первым делом надо было конвертировать запасы белой силы в зелёный vis-цвет. Я устроилась поудобнее и вспомнила старый дуб-исполин из моего детства. Он отвоевал себе землю, уничтожив всех конкурентов; мощный и равнодушный, он одинаково принимал и солнце, и дождь, и снег. Ему не было дела до смены сезонов, они означали лишь тоненькое кольцо внутри него да миллионы желудей, которые он милостиво раздавал всем желающим. Я как будто стояла под ним, и белая, абстрактная сила жизни обретала наполнение, окрашивалась и расширялась. Почувствовав полное единение с деревом, поняв, что я, как дриада, наполнена чистой зелёной силой, мысленно поблагодарила исполина и «вернулась» в кухню. Запах дуба не оставил меня. Прислушавшись ко времени, я не поверила и взглянула на часы – минуло меньше получаса. С лёгкой оторопью я поняла, что за полчаса смогла сделать то, на что раньше уходило полдня. Я сильно изменилась. И очень быстро. Флерсы помогли мне перейти на новый vis-уровень, и последствия этого изменения я осмысливаю до сих пор.

Собравшись с духом, я вошла в свой кабинет-лабораторию; бескрылые Ландыши сидели плечом к плечу на полу. Ландыши синхронно взглянули на меня и опустили головы, как бы закрываясь. Я всмотрелась в них vis-зрением и в который раз за сегодняшний день потеряла дар речи. Чёрные наросты на их vis-центрах и чёрные vis-вены восстановились… Этой ночью они были изрезаны, проткнуты моими стилетами из белой силы, а сейчас – целы. Единственное, что изменилось – наросты стали меньше, а вены тоньше, ведь чёрной силы из близнецов вытекло не так уж мало.

– Что же делать? – вырвалось у меня. Заклятие-изменение, применённое к флерсам, оказалось куда сложнее и опаснее, чем я думала.

– Мы вам говорили… – начал мальчик.

– Да перестаньте, – тихо отмахнулась я. Не собираюсь я их убивать. Ведь не убила, защищая свою жизнь, не смогла и не захотела.

Присмотревшись, я увидела, что зелёные вены уже в лучшем состоянии – они напоминали нити-мулине, а ведь вчера почти не просматривались.

– Как вы пережили эту ночь? – осторожно спросила я.

Мальчик криво усмехнулся.

– Не хотелось бы её повторения…

– То есть если я опять вскрою наросты и посыплю маком…

– Семя жжётся, – тихо сказала девочка. От этих слов у меня перехватило дыхание – я поняла, каким пыткам их подвергла.

– Мы опять окажемся на грани смерти, – закончил мальчик моё предложение.

– Есть ли какой-то другой метод вернуть вас?

– Нас нельзя вернуть. Мы не флерсы!

Я отошла к окну, принимая, наверное, самое тяжёлое решение в своей жизни.

– Флерсы, – солнечный свет заливал глухую стену дома напротив… – Флерсы. Я мало знаю, но не так уж мало могу. Если вы устали бороться, то я буду бороться за вас. Вчера вы не поддались, сопротивлялись приказу вампа. Это всё решило, – твёрдо закончила я.

– Поймите, мы устали от боли. Не мучайте нас.

– Мы убивали «весенних», как нам жить с этим?

– Вы убивали? А вы могли отказаться убивать? Не могли. И не надо больше об этом. Я приняла решение, и ваши доводы не заставят меня изменить его.

– Вы жестоки… – сам себе сказал мальчик.

Эти слова кольнули сердце стилетом, слёзы обиды наполнили глаза. Вздохнув, я собралась и ответила:

– Это жестокость врача.

Что бы они ни говорили, что бы ни делали, я уничтожу эту альтернативную чёрную vis-систему и верну им крылья. Ещё не знаю, как, но верну, и они снова станут флерсами. Я всегда была рациональна, пеклась о своём благе и никогда не тратила сил зря. Но всему когда-нибудь приходит конец, всё рано или поздно меняется… или умирает.

– Вы смиритесь с моим решением или будете препятствовать? – спросила я.

Ландыши переглянулись

– Мы не будем вредить или как-то препятствовать, но ночью…

Я кивнула, понимая – ночью никаких гарантий нет.

– Вамп Алехандро окончательно мёртв, – произнесла я, вглядываясь в них.

Ни радости, ни облегчения на лицах. Значит, кроме него есть ещё твари, могущие отдать им приказ. Следовательно, как ни прискорбно, придётся их на ночь как-то… обезвреживать.

Решив, что всё сказано, я приложила руку к сердечному vis-центру девочки и направила зелёную силу. Напрасно я опасалась, что не смогу добровольно им отдать – я врач, я лечу. Влив немного, потому что сила очень медленно и тяжело двигалась по венам, я точно так же приложила руку к мальчику.

– Тяжело… – тихо произнёс он. Имея в виду, что сила не усваивается, не движется.

– Ничего, когда-нибудь станет легче, – ответила я. В голове зрел план действий.

Забрав у них грязные тряпки, заменявшие им одежду, я принесла то, что сшила Мальвочка. Новая чистая одежда смотрелась неуместно и как-то по-особому подчеркнула их измождённость.

Сжигая тряпки под вытяжкой, я старалась перестать думать о Ландышах. Надо собраться и всё же наполнить зелёные накопители.

Наконец, мне удалось сконцентрироваться и выкинуть бескрылых флерсов из головы. Я перекатывала в руках кусочек полированного янтаря, напоминая ему о силе дерева, из которого он появился, отдавая ему частичку себя – наполняя его зелёным vis-цветом. Я хотела наполнить два накопителя, но справившись с одним, поняла, что просто не смогу уже наполнить второй, и не потому, что силы нет, её бы и на три хватило – я уже просто не могу сосредоточиться.

Вечерело… Скоро сядет солнце и придёт голодный Шон… Ландышей надо связать… или запереть… Запереть негде…

Чувствуя себя раздавленной из-за необходимости делать то, что совсем не хочется, я достала обрезки простыни и проверила их на прочность. Сойдёт. Не в силах посмотреть близнецам в глаза, я сообщила, что пришла связать их. Они лишь попросили не разделять их. Можно было обойтись и без этого – мне бы и так это в голову не пришло, я не настолько глупа. Положив на стол мягкое одеяло и накрыв его простыней, я получила подобие кровати, на которой и расположились близнецы, они обнялись, и я связала им руки за спинами друг друга. Их спокойствие и понимание необходимости этого ограничения успокоило и меня. Я не делаю зла сверх необходимого – я просто защищаю себя и Лиана.

Сделав это, я побрела в ресторан, зацепившись и чуть не свалившись на своей родной, знакомой до последней пяди пожарной лестнице. Предупредила охрану о Шоне – благо с такой внешностью его даже с оригиналом, постаревшим Питтом, не спутать – и поднялась к себе в кабинет.

Полчаса я просидела в прострации без единой мысли, тихо радуясь этой пустоте в голове, а потом Дик, начальник охраны, открыл дверь и доложил, что Шон Чери7 здесь. А также мистер Седрик со своим другом. И мистер Седрик просит о встрече.

Я уставилась на Дика, чуть не плача, чем очень обеспокоила его.

– Пати…

Дик работал на меня почти двадцать лет и относился ко мне как к дочери, потому что первые годы работал на другую Пати, ухоженную блондинку без возраста. И та Пати передала ему на попечение свою племянницу-брюнетку – меня. Дик старался не задумываться, почему тётя и племянница так непохожи внешне, но так схожи характером и поведением, и когда Пати-блондинка успела всё рассказать появившейся из ниоткуда племяннице. Дик верил той Пати и был за многое ей благодарен, и, возвращая этот долг благодарности, он опекал меня.

И сейчас увидев отчаяние и слёзы в моих глазах, уже далеко не молодой мужчина приготовился защищать меня… Нельзя раскисать! Не время быть слабой.

Я улыбнулась, успокаивая его.

– Зови Чери, а мистеру Седрику скажи, чтоб убирался, и что я ему позвоню завтра или послезавтра. Но он наверняка не послушает и не уйдёт, так что пусть сидит и ждёт.

– Хорошо, Пати.

– Только будь вежлив с Седриком.

– Да уж этому не хлыщу не похамишь при всём желании, – ответил Дик и подмигнул, ободряя. Я ответила улыбкой.

Через пару минут в двери появился Шон; зайдя, он склонил голову и опустился на одно колено.

– Не надо условностей, – устало произнесла я. – Ни сейчас, ни потом.

– Слушаюсь, леди.

Он приблизился, принюхиваясь так, чтобы это не было заметно.

– Вы устали, леди… – осторожно заметил он.

– Устала, – согласилась я, но так, чтобы пресечь возможные предложения. – И я ведь просила наедине назвать меня Пати.

– Простите, но мне тяжело так… фамильярничать.

– Ладно, – махнула я рукой. – Леди, так леди. Мы повторим то, что делали утром, но только останови меня чуть раньше. Сможешь?

– Леди… Послушайте меня… Вы устали. Не стоит.

Я с сомнением посмотрела на него. Мне было так плохо, что пряный, чуть мускусный запах, источаемый Шоном, вызывал лёгкую тошноту.

– Не стоит, – ответил он на мои сомнения. – У меня есть человек на эту ночь, и я могу привести её вам.

– Нет, не надо. А почему ты так пахнешь? Вчера ты пах вкусно – ванилью и корицей, утром какими-то пряностями, а сейчас ещё и мускус примешивается.

– Это от голода или сытости. Чем я голоднее, тем более резкий и мускусный запах – он заводит людей, а ваниль и корица сменяют страсть на нежность и расслабленность.

Да уж… Кто-то всё очень хорошо продумал, когда создавал инкубов и суккубов, вернее, создавал проклятие для них. Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что именно сказала Шону утром…

– Я обещала тебя покормить? – сдавшись, спросила я.

– Нет, вы сказали просто прийти в ресторан.

Какая я умница.

– Ну, раз так, то приходи завтра, надеюсь, я буду в лучшей форме. Или же я свяжусь с тобой днём, если понадобишься.

Увидев странную смесь чувств на лице Шона, я мысленно взвыла. Привыкай, госпожа: приказы рабам должны быть конкретными и однозначными.

– Занимайся своими делами, но так, чтобы в течение часа ты мог добраться до меня.

– Спасибо, леди, – с облегчением произнёс он.

– Переспрашивай сам… в подобных случаях, – попросила я.

– Хорошо, леди, – с сомнением ответил он. И я поняла, что рассчитывать на свободное общение не приходится.

– Тогда до завтра.

Шон молча поклонился и вышел. Посидев с закрытыми глазами, я набрала Дика.

– Мистер Седрик не ушёл, – уточнила я.

– Угу. Сидят, уминают полусырые куски мяса. Довели Поля до истерики своим заказом. Хорошо хоть сели в углу и мало кому видны… хищники, – пренебрежительно закончил он.

– А кто второй? Брутальный брюнет или вменяемый шатен?

Дик, хохотнув над характеристикой, ответил:

– Шатен.

Все ясно. Тони Грея приволок. Не отвертеться.

– Ладно, я пойду пока успокою или окончательно доведу Поля, как уж получится. А когда эти двое закончат есть, предупредишь меня, а после проведёшь их. Только мистера Седрика, – подумав, добавила я. Решив, что оставаться наедине с двумя волками, да ещё в моём состоянии – крайне неразумно.

– Сделаем, Пати.

Я спустилась в кухню, Поль, наш шеф-повар, напоминал кипящую кастрюльку, только вместо бульканья доносилось: «Пусть идут в зоопарк и объедают там львов! Откуда они вылезли? Из Кентукки? Или Арканзаса? Ехали б туда и там жрали свои стейки с кровью».

– Пати! – гений кулинарии увидел меня и понял, на кого можно обрушить гнев. – Пати! Что мне приходится ради тебя делать? Ты знаешь?

– Гробить свой талант? – с сочувствием спросила я.

– Да! Ты знаешь, что приходится подавать в твоём ресторане?

– Полусырые куски мяса, – сокрушённо ответила я. – Поль, а у тебя ещё остался твой маскарпоне? – с придыханием спросила я, состроив самую умильную рожицу, какую только смогла.

Поль посмотрел на меня, разрываясь между желанием поскандалить и удовлетворить своё тщеславие, второе победило.

– Остался, – гордо выдал он. – Твои клиенты настолько тупы, что не берут лучшие десерты, – выпустил он пар.

Я безмолвно изображала «Дай! Дай! Дай!». Поль вымешивал в общем-то безвкусный маскарпоне с ванилью и ещё чем-то, превращая его в пищу богов. Шеф-повар достал сыр и коржик и в считанные секунды приготовил пирожное, кокетливо украшенное тонкой плашкой чёрного шоколада. Я была так голодна, что поглотила бы его, не почувствовав вкуса, но Поль такого просто не пережил бы. Посему я съела всё с положенным закатыванием глаз и прочими выражениями восхищения. Шеф-повар тем временем так же молниеносно приготовил ещё одно, но уже в корзиночке и с фруктами, это пирожное также было съедено с положенными церемониями.

Мир и благоденствие в маленьком мирке кухни были восстановлены. Поль, напевая что-то без слов, принялся за работу, а его помощники, обрадовавшись отсутствию брюзжания, выполняли всё на отлично. Посчитав миссию выполненной, я тихо утащила пару бананов и персиков и скрылась у себя в кабинете.

Только я доела свой ужин, как позвонил Дик.

– Мистер Седрик рвётся к вам.

– Вот… человек. Хоть бы кофе выпил после еды… – досадливо отозвалась я. – Проведи его, и пусть кто-нибудь занесёт мне в кабинет два двойных эспрессо.

Через несколько минут девушка-официантка занесла кофе, а Дик привёл Седрика. Полуволк был вызывающе красив и элегантен, впрочем, как всегда последние лет десять. С чего вдруг он сменил внешность крепкого солидного мужчины средних лет на параметры топ-модели итальянских кровей, осталось для меня загадкой. Хотя кто знает, может, одним своим видом возбуждая страсти как у женщин, так и у мужчин, он развивал свою способность работать с красной силой человеческих эмоций, а не только тешил когда-то ущемлённое самолюбие.

Удобно устроившись в кресле, вместо приветствия он поинтересовался:

– Пати, что за игры?

– Какие игры? – устало спросила я.

Седрик поморщился.

– Расклеилась?

От этого ехидного вопроса моё терпение лопнуло, и ответила я весьма нецензурно, чем немало удивила его.

– О… Розочка, я открываю в тебе всё новые и новые грани.

– Грани у брильянтов, Седрик, у роз лепестки, – устало огрызнулась я. – Сам-то ты как новенький, я погляжу.

– Да, выжал своих волков, и мне хватило, – рассеянно-светски махнув рукой, ответил он.

– А как ты от них кормишься? – не удержалась от вопроса я.

Седрик оценивающе посмотрел на меня.

– По-разному.

– Да не наводи ты тень в полдень! У тебя же самцы, сам сказал: сука одна, и та бешеная.

– Через кровь, я пью от них. Особо ценные, вроде Румана и Тони, всегда при мне, от них я беру иначе: постоянно и по чуть-чуть.

– Запах?

– Запах и прикосновения.

– Так чего ты смущал меня на днях? – буркнула я.

– Ну кто ж знал, розочка, что питьё крови тебя не напугает. А во-вторых – всякое бывает, и то, что ты тогда подумала, в том числе. Но я пришёл не удовлетворять твоё праздное любопытство, а решить судьбу… оборотня.

На последних словах маска бонвивана слетела с него, он впился в меня жёстким взглядом, готовый к бою; надеюсь, словесному.

– Оборотня? – насторожилась я.

– Именно. Оборотня. Тони пахнет псом после того, как ты с ним поработала.

– Ты хотел сказать: спасла жизнь, – закипая, уточнила я.

– Спасла жизнь, – досадливо согласился он. – Он пахнет псом, и мои волки на него реагируют… враждебно. Инстинкты конфликтуют с разумом. Разум говорит, что он свой, а нюх – что он враг. Пока они сдерживаются, но вечно так продолжаться не будет. Через пять дней полнолуние… Я думаю, Тони обернётся собакой, – тихо закончил он.

Обернётся собакой, и стая его загрызёт – поняла я.

– Послушай, сейчас он полон моей силой, сейчас он какой-то светлый, но, может, если ты его «зачернишь», он опять станет волком.

– А как ты себе представляешь «зачернение»? – спросил Седрик, пристально всматриваясь в меня. Я смутилась.

– Ну, ты же как-то инициируешь своих волков, может, нечто похожее.

– А что ты знаешь об инициации?

Я пожала плечами: это тайна мохнатых, что они там творят, чтобы впервые превратиться в зверей.

– Я тебе расскажу, – по тому, как он произнёс эти слова, я поняла, что Седрик очень зол. – Инициация – это когда получеловека ставят на грань, и либо он становится зверем, либо ломается и становится ничем. О самках не говорим – их просто трахают, накачивая силой, пока те не будут готовы перекинуться. А вот парней инициируют в разных стаях по-разному. В атрибутике по-разному, а по сути – это всегда вывод за грань. В моей стае – один из сильнейших волков избивает новичка до полусмерти, оскорбляя и всячески унижая его. Новичок знает, что, проиграв, будет в полной власти победителя со всеми вытекающими, а потому рано или поздно начинает драться насмерть, перекидываясь. Или умирает. Слабаков я не терплю в принципе, не хочу расхолаживать стаю.

Так вот, когда инициировали ТиГрея, мне пришлось сменить трёх старших. Пацан хорошо насобачился в уличных боях и вырубал, щенок, старших своими отточенными грязными ударами. В конце концов, хлебнув крови взбесившегося Огги, которому он сломал ногу, я сам вышел против него, уже измотанного и заведённого, и, задавив силой, перекинул. Тони сильный человек и слабый волк, а тут ещё и ты… твоя сила, вошедшая в самую его суть.

– Так вот, Пати, – продолжил он, – я не просто так к тебе притащился, у меня было время обдумать и взвесить. Зачернить Тони не выйдет; будь на его месте кто другой, может, и сработало бы, хотя не факт, что я стал бы мараться о такое. Но с ним не выйдет, и даже пробовать не буду.

– Не будешь пробовать? Мараться? А как ТиГрею жить? Без стаи? Он же оборотень! Волк! Он всю жизнь был волком! С кем он будет бегать в полнолуние? С кем проводить дни? Где работать? Где возьмёт себе самку, в конце концов? Может, надо сделать ему плохо сейчас, чтобы потом было хорошо?

– Я повторяю для особо розовых!!! Если бы это был не ТиГрей, я бы посадил его на цепь в подвале и не кормил! Подождал бы, пока твоя сила выгорит. Хотя думаю, ты засунула её так глубоко, что таким способом её не вытравить. Потом бы ему, подыхающему от голода, дал бы козлёнка или ягнёнка живого, а после заставил драться за свою жизнь. Я не вдаюсь в подробности, типа – что говорил бы ему, как запугивал и угрожал, как и чем бил. Ясно? Я бы сделал всё это! Но Тони это убьёт! Он слабый волк! Слабый зверь! Я не хуже тебя понимаю, каково ему будет без стаи. Но он умер для неё вчера утром. Не вернулся с задания. И точка.

– Понятно…

Какая всё же жизнь иногда гадкая штука, – устало подумала я.

– И что ты предлагаешь? Хочешь передать его мне?

– Да. Ни мои, ни вольные не посмеют его тронуть, если он будет твоим. Он очень ценный воин, он заставил себя уважать, несмотря на то, что все в стае знали, как тяжело ему перекидываться. Почти всегда я ему помогал…

– То есть, мне нужно будет ему помогать перекидываться в полнолуние?

– Да, – отрезал Седрик.

– А если я не смогу ему помочь?

– Он рано или поздно перекинется, помучается и перекинется.

– Давай его самого спросим, чего он хочет? А?

Седрик как-то зло и обиженно на меня посмотрел и промолчал. Я сочла это согласием и попросила Дика привести ТиГрея.

Тони, коротко стриженый шатен среднего роста, со стальными, но не объёмными мышцами, зашёл с ленивой грацией, свойственной скорее кошачьим, чем волкам. Он замер у двери, глядя то на меня, то на Седрика. Молчание затягивалось, Грей прошёл в комнату и то ли случайно, то ли намеренно стал так, что мы образовали равносторонний треугольник.

– Выбирай, – коротко обронил Седрик.

Тони пристально всмотрелся в него, потом в меня, опять в Седрика и вдруг, шагнув к нему, опустился на одно колено:

– Спасибо, что отпустили…

Седрик чуть скривился, пытаясь скрыть эмоции, сделал шаг навстречу и то ли с усилием погладил, то ли оттолкнул его голову, и, больше ни на кого не глядя, молча вышел за дверь.

Мы остались с Тони вдвоём.

– Ты уверен? – спросила я

– Да.

От этого односложного и чёткого ответа я успокоилась.

– Наверное, мне надо поставить метку слуги, – произнесла я, собираясь с мыслями. – Для полной однозначности и твоей защиты.

– Ставьте, – он подошёл и присел на корточки.

Я попыталась сосредоточиться и поняла, что сейчас не смогу, не способна на такое управление силой.

– Не сейчас… У тебя есть своё жильё? Есть где жить?

– Да, у меня квартирка в Бронксе.

– Хорошо. Приходи завтра днём. Надеюсь, я буду в форме, и мы постараемся со всем разобраться.

– Хорошо, – и Тони улыбнулся легко и весело. Обольстительно.

– У тебя ведь нет всяких глупых мыслей в отношении меня, а, волк? – спросила я, чтобы пресечь всякие попытки на корню.

– Я пёс, в стае лорда Седрика не волки, а псы. И хоть многие из нас, или правильней уже сказать «из них», перегрызли бы глотки за такое оскорбление, правды это не меняет. Так что глупых мыслей в отношении тебя, хозяйка, не имею. Не боись, я не полный придурок.

– А почему в стае Седрика псы, а не волки?

– У нас есть хозяин, который заботится о нас и которому мы служим. А для волка что главное?

– Свобода…

Он кивнул.

– А мы променяли её на помощь в полнолуние и при ранениях, денежную работу и доступных самок, – на последних словах он игриво подмигнул.

– И как же ты, такой сильный и опасный, будешь подчиняться мне, женщине? – задала я провокационный вопрос.

Тони тут же стал предельно серьёзен.

– Даже не знаю, как тебе объяснить… Нет у меня желания испытывать твоё терпение и проверять на прочность, и всё тут. Может, сила твоя виновата, может, ещё что.

Точно, он всё ещё под воздействием моей силы, а что будет, когда она «выветрится»?

– Тони, я могу быть жёсткой и жестокой, – с угрозой предупредила я.

– Мне тоже страшно, – вдруг сказал он и грустно улыбнулся, – но дороги назад нет.

– Нет, – подтвердила я. – Приходи завтра…

И я ласково погладила его по заросшей щеке, он вывернулся, подставляя ухо под почёсывание. Я почесала, и в пальцы полилась сила… Чужая… чуждая. Нёсшая осознание своей физической силы и простоту… в желаниях, в решениях…

Тони кормил меня. Сам. Считается, что волки не отдают сами – из них надо вытягивать.

– Я вкусный?

– Ты хороший. Сильный и простой.

– А ты вкусная и пахнешь жарким днём в поле… Я в детстве жил на ферме… – говоря это, он опять лизнул мою ладонь, собирая каплю силы.

Пока я раздумывала, как мне реагировать на то, что, кормя меня, он и сам времени даром не терял, Тони легко поднялся с корточек.

– Я приду завтра, хозяйка, – и подмигнул, давая понять, что данный титул лишь относительно серьёзен.

– Угу.

Дверь закрылась… Ну вот… Прошли лишь одни сутки, а я стала «счастливой» обладательницей двух больных флерсов, двух, скажем так, бывших флерсов, раба-инкуба и слуги-оборотня.

Верните время вспять!

А толку? Я поступила бы точно так же.

Положив голову на руки, я спросила пустоту:

– Как я со всем этим справлюсь?

Ответа не последовало.

Через несколько минут ожил телефон внутренней связи.

– Пати?

– Да.

– К тебе твой гость – Счастливчик.

Вик…

Дик всем моим мужчинам дал прозвища, Вика он так назвал из-за анекдота про покалеченную собаку по кличке Счастливчик.

Вик… My sunshine… В юности его сбила машина, он долго восстанавливался, пережил несколько операций, стал похож на Квазимодо, но не растерял внутреннего света и любви к жизни.

Я вышла в полупустой зал. Вик сидел у стойки бара с какой-то коробочкой, он всегда приходил с презентом: пирожным, цветком или милой безделицей.

– Пати, – обрадовано произнёс он, но улыбка медленно сошла с лица.

– Пати…

Я накрыла пальцами его губы.

– Просто обними меня, – прошептала я.

И он крепко-крепко обнял меня и прижал к себе. От его объятий и светлой силы мне стало легче.

– Пойдём, – шепнула я и потянула его прочь из зала. Он, отдав мне коробочку, подхватил на руки и понёс наверх, в апартаменты над залом ресторана.

Обычно, когда мы заходили в комнату, Вик уже был полон желания, но сегодня он продолжал сиять белым светом нежности с холодноватым оттенком жалости.

В коробочке оказались абрикосы – душистые, мягкие, перезрелые. Сто лет таких не ела. Так вышло, что я умяла их один за другим, пока на дне не остался один последний. Посмотрев на него, я поняла, что опять поступила некрасиво. И расплакалась…

Неожиданно кончившиеся вкусные абрикосы, которыми я не поделилась, оказались последней каплей этого сумасшедшего дня.

Я тихо вздрагивала от слёз, уткнувшись в плечо Вику, и слушала его ласковые успокаивающие нашёптывания.

– Девочка моя, ну кто тебя обидел? Скажи.

Выплакавшись и тихо высморкавшись в предложенный платок, я смогла ответить:

– Жизнь. Жизнь обидела.

– Угу. А выглядит «жизнь» как брюнетистый хлыщ, сошедший с рекламного щита.

Я, ничего не понимая, уставилась на него…

– А! Седрик, – дошло до меня.

– Седрик… – недобро прищурился Вик.

Я махнула рукой

– Да он тоже огрёб по полной… Нет, причина не в нём.

– Точно? – Вик поверил мне, но всё же переспросил.

– Угу. Никто не виноват. Вернее, кто виноват, тот уже… никому больше не навредит.

– Ты влипла в историю, – констатировал он.

– Нет, – обиделась я. – Никуда я не влипала. Ни в какие истории. Это просто жизнь, Вик. Бывает, ты не можешь не сделать то, что должен, понимаешь?

– Понимаю… всё кончилось? Или ещё тянется?

– Что-то кончилось. А что-то не уйдёт ещё очень долго…

– Малышка моя… Я могу чем-то помочь?

Я закивала, глядя в пол, а после подняла глаза и пристально всмотрелась в него.

– Пусть между нами всё будет как прежде, – попросила я.

Вик задумался…

– Хорошо… Хорошо, Пати, всё будет как прежде.

И он, взяв в ладони моё лицо, нежно поцеловал. Однако в нём не было и намёка на красный vis-цвет, означающий у людей плотское желание, он оставался всё таким же нежным и жалеющим.

– Тебе надо поспать, ты очень устала.

Я молча согласилась, позволив ему раздеть себя и уложить. Засыпая, уютно устроившись у него на плече, я успела подумать, что этот ужасный день кончился не так уж плохо.

Утром я проснулась, чувствуя живое тепло дремлющего рядом мужчины: стоило мне пошевелиться, как Вик открыл глаза. Мы посмотрели друг на друга и обменялись поцелуем… потом ещё одним… потом пригодился вчерашний последний абрикос… Я раскачивала Вика постепенно, не спеша, наслаждаясь скорее им самим, чем процессом обмена силой.

После мы лежали, засыпая в объятиях друг друга, как вдруг он дёрнулся:

– Пати, мне надо на работу. Я не могу дрыхнуть полдня.

– Чшшш, – успокоила я его. – Усни на двадцать минут, позволь себе. Об остальном я позабочусь.

– Правда?

– Доверься мне.

Только он закрыл глаза, как провалился в сон. А я, переработав красную силу человеческих желаний и эмоций в белую – жизни и роста, принялась потихоньку вливать её прикосновениями. Через двадцать минут, отдав ему достаточно, чтобы он нормально продержался день, я разбудила его и, пока он был в душе, сбегала в кухню за продуктами.

– Тебе получше, Пати? – спросил он, когда мы завтракали.

Я кивнула

– Конечно. Ты ведь рядом.

Он отрицательно качнул головой: как и любой нормальный мужчина, в понятие «рядом» он вкладывал совсем иной смысл. Но всё равно мои слова заставили его вспыхнуть светом.

Вскоре он ушёл, а новый день, полный забот, вступил в свои права.

Я поспешила домой. Первым делом развязала близнецов и отдала им накопитель – с их аппетитом его на сутки хватит с лихвой. Может, мне показалось, но бескрылые вроде бы были пободрее и, так сказать, повеселее, по крайней мере, не предлагали мне убить их, а попросили фруктов и мёда. Мёд заканчивался, и я вспомнила о Митхе – прошло больше суток, а я ещё не говорила с ним… Как он пережил атаку вампов? Сколько успел узнать о своей невесте, змее-перевёртыше? Я набрала его номер.

– Да, мэм, – его бодрый голос немного успокоил меня.

Поболтав, как ни в чём не бывало, я попросила привезти мне мёда и фруктов. Если Митх и узнал лишнее, то тщательно это скрывал. Хотя… Если на него и вправду напали вампы, а змеи его защищали, то они могли и подправить ему память – допустим, заставив поверить, что он напился и ничего не помнит.

Пока мы ждали Митха с продуктами, Лиан привычно раскачал меня и себя, накормив нас обоих; похоже, ему хватило дня, чтобы восстановиться. С Мальвой и Пижмой всё вышло, как и вчера: Мальвочка, как прилежная ученица, налакалась силы до лёгкого опьянения, а после я мягко покормила Пижму.

– «Ты ведь хотела, чтобы он всё время был полон?» – спросил Лиан по нашей связи.

– «Да».

– «Кто будет его подкармливать, если я вплотную займусь Мальвой?»

Вопрос на засыпку.

– «Я постараюсь приходить среди дня. Если не смогу – значит, не смогу. Не думаю, что это критично».

– «Угу», – от флерса пахнуло неодобрением.

Кошмар… Распустила я его… Наверное… Но что-либо добавлять я не стала – учитывая, как несётся жизнь последние дни, я ничего не могу гарантировать.

Лиан сомневался, но всё же задал вопрос:

– «Ты прогнала инкуба?»

– «Нет».

– «Угу», – опять волна неодобрения.

– «Тебе когда-то навредил инкуб?» – спросила я.

– «Мне нет, но суккуб убила весеннего сына нашего господина. Он думал, она не сделает ему плохого, а она его отравила… до смерти».

– «Как он умер?»

– «Стал слаб… Он долго умирал, долго таял… Это было ужасно…»

Ага, суккуб вывела из строя vis-систему зелёного divinitas, и тот истаял… медленно. Ну что ж, хоть я и универсал, надо быть поаккуратнее с Шоном. Впрочем, я и так аккуратна.

Дождавшись Митха и раздав еду флерсам, я убежала в ресторан на ежедневное совещание с Дениз.

Как только я освободилась, появился Тони. Забавно: охрана ресторана сделала на него стойку как на потенциально опасный элемент, хотя он вёл себя и в треть не так вызывающе, как Руман. Я поставила метку легко и просто для нас обоих. Тони, правда, первые минуты после этого кривил нос, привыкая к своему новому запаху.

– Будто парфюмом облился, – объяснил он.

– Хозяйка, ну так дай мне работу, – перешёл оборотень к делу. – А то лорд Седрик дал пинок под зад и больше ничего. Оголодаю, отощаю…

Видя, что я не понимаю его шутки, он объяснил:

– Не привык я без дела сидеть. На меня это плохо действует.

И куда его деть? Разве что в охрану.

Я вызвала Дика, тот скептически осмотрел крепкого и ладного ТиГрея.

– Служил?

Сам Дик служил в десанте, давно, правда, очень давно.

– Нет, – ответил волк.

– Шпана, – вынес вердикт начальник охраны.

– Так точно, сэр!

Дик ещё раз смерил взглядом шутника и, чуть скривившись, дал мне понять, что, мол, ладно – беру. Когда за ними закрывалась дверь, я окликнула Тони.

– Дик – старший, – весомо произнесла я.

Тони кивнул: мол, само собой разумеется. Ладно, поживём – увидим, сработается он или нет.

Я ещё какое-то время покрутилась в ресторане, поболтала с Дениз о всяких разностях: трендах, распродажах, селебрити и новостях о них. С тех пор, как Дениз увидела Паркер в рекламе сериала, у нас появилась новая и, похоже, вечная тема для разговоров «Сериал „Sex and the City“ и актриса Сара Джессика Паркер». Дениз и лицом, и даже строением была весьма похожа на Паркер. Но та была ниже среднего роста, и её сухая фигура воспринималась скорее как миниатюрная, Дениз же была шести с половиной футов и воспринималась просто как «мужик в юбке». Так вот, Дениз, с одной стороны, восхищалась Паркер как личностью, с другой, яро осуждала её героиню Кэрри Брэдшоу. А точнее: пустую и бессодержательную жизнь колумнистки, скачущей по постелям, якобы ищущей любовь и рапортующей о ходе поисков в своей колонке. И сегодня меня опять посвятили в новые подробности жизни несуществующей Брэдшоу, присовокупив оценку событиям. У Дениз есть право осуждать выдуманную героиню, её возмущение – отнюдь не ханжество, ведь она наполнила свою жизнь работой, любовью и заботой о близких и действительно не могла понять столь пустого существования в вихре страстишек и вечеринок.

Забавно, мой стиль жизни внешне во многом совпадал с жизнью Кэрри Брэдшоу, но Дениз считала, что раз у меня есть ресторан, значит, у меня есть дело; ну и по вечеринкам я практически не хожу, а значит, я достойна уважения, несмотря на «странности» личной жизни. Меня всегда поражала и забавляла избирательность её суждений, при желании она могла под всё подвести логическое обоснование.

Поболтав с Дениз и забрав дань фруктами с кухни, я ушла к себе – кормить Пижму. Придя домой, я отправилась на кухню спрятать фрукты и застыла в удивлении… Лиан и Мальва э-э… м-м… обменивались силой.

«Непотребство» – прозвучал в голове голос Дениз, и я еле сдержала смех. Флерсы были заняты друг другом, и им было не до меня, пока я выкладывала фрукты в холодильник. Мальвочка сидела на столе, Лиан стоял рядом, он забирал силу через либидо-центр, прогонял по vis-центрам и крыльям как по фильтрам и отдавал в поцелуе, задействуя сердечный и рацио центры. Крылья флерсов мерно трепетали в едином ритме, они сами двигались нежно и размеренно, а в воздухе были разлиты ароматы цветов после дождя. Посмотрев на них обычным зрением, я поймала себя на мысли, что смущаюсь и воспринимаю своё присутствие как подглядывание. Всё же я слишком много общаюсь с людьми, и это общение, как ни крути, накладывает свой отпечаток. Чтобы удовлетворить своё любопытство и избавиться от ощущения, будто делаю что-то неправильное, я окончательно переключилась на vis-зрение. Флерсы выглядели просто феерически – Мальвочка вспыхивала, генерируя по чуть-чуть, по капле, Лиан же тянул из неё тёмно-зелёную силу и как бы осаждал её в пищевом центре. Он тоже генерировал, но часть силы уходила Мальве, а часть на то, чтобы удерживать тёмно-зелёную в пищевом. Похоже, ему становилось всё труднее… Тёмной силы было слишком много, и она рвалась из-под контроля. Я забеспокоилась о нём.

Подойдя к флерсам, постаралась мягко привлечь их внимание, понимая, что то, чем они занимаются, требует концентрации друг на друге и на процессе, и третьему лучше не вмешиваться. Но, похоже, Лиан склонен переоценивать свои силы, а он слишком дорог мне, чтобы я позволяла ему учиться на своих ошибках.

– Мальвочка, – ласково позвала я. – Хватит, маленькая, хватит, хорошая…

Она скользнула по мне пьяным взглядом, ей сейчас было так хорошо, как не было долгие годы, а может быть, и никогда.

– Мальвочка… – я потянула её к себе. – Лиан… Хватит. Хватит, слышишь?

– «Хватит», – пришёл согласный усталый отклик, и Лиан, влив последнюю порцию силы, отстранился и тут же пошатнулся. Я оттащила глупо и счастливо улыбающуюся Мальвочку, а тем временем Лиан рухнул на колени и достал из-под стола большую миску.

«Так вот почему на кухне, а не в гостиной», – мелькнула мысль.

– Иди к себе, Мальвочка, – я подтолкнула флерсу к двери. Она побрела, рассыпая искры силы. – Поделись с Пижмой, – крикнула я вслед, надеясь, что до неё дойдёт сквозь опьянение.

Лиану было совсем худо, он пытался вытолкнуть тёмную силу и не мог.

На мои разрозненные беспокойные мысли он ответил:

– «Я пил. Воду».

Всё ясно: он собрал в желудке тёмную силу, осадив её на воду, и сейчас ему надо вытошнить. Но не получалось…

С каждой секундой положение становилось всё хуже, он не мог управиться с таким объёмом чуждой энергии, и если она выплеснется в нём – он покалечится, и уже мне придётся долго и кропотливо чистить его.

– «Силы?» – в отчаянии предложила я, не рискуя вливать без спроса.

– «Нет…»

И тогда я понадеялась, что физиология флерсов и людей схожа. Мне самой в юности приходилось прибегать к этому методу: два пальца в рот, если я была вынуждена съесть какую-нибудь гадость вроде устриц.

Сработало. Беднягу вывернуло. Я тут же слила воду из миски в раковину, поискала «белой» воды – не нашла и дала ему простую. Он выпил, и его опять вывернуло, после этого он затих, пустой до обморока.

Вылив и эту воду, я села на пол и обняла его.

Мне было так его жаль, что я не могла упрекать его даже в мыслях. Глупенький самонадеянный флерс… Солнышко моё утреннее… Моя самая большая ценность…

Сердце защемило; вспыхнув белым, я поймала силу и влила в него. Всё же я ещё не в норме – когда Лиан утром раскачивал меня, то генерировала по чуть-чуть, с подачи его силы; а вот самостоятельная «вспышка» ещё болезненна, и кто знает, когда перестанет быть такой. Получив энергию, флерс быстро очнулся, и меня окатило чувством вины и раскаяния.

– «Чшшш… Просто в следующий раз остановись сам и раньше».

– «Да».

– «Давай отдохнём…»

Я чувствовала себя опустошённой и обессиленной.

– «Да. Поспи. А я приду. Разбужу».

Так и сделали – я свалилась в послеобеденный сон.

Через пару часов Лиан мягко разбудил меня своей свежей утренней силой, я взяла немного – сон помог мне восстановиться, да и флерсу надо поберечь запасы. А после выдавила из него обещание не чистить Мальвочку в ближайшие день-два и делать это, только когда я рядом. Он обиделся на мои сомнения в его, скажем так, компетентности, но пусть уж лучше он обижается на запреты и неверие в его силы, чем я заполучу ещё одного флерса-калеку.

Встав, я проведала Ландышей и с отчаянием поняла, что зелёная сила не пошла им впрок – зелёные вены стали даже чуть меньше, чем утром, а чёрные наросты немного увеличились. Близнецы не смогли удержать в себе зелёный vis-цвет, и чернота поглотила его. Оказавшись в очередной раз в тупике, я потерянно бродила по квартире, пока не пришла в себя. После этого заглянула в флерсную и в который раз за этот день была удивлена. На этот раз приятно.

Мальвочка, как всегда, встала, когда я вошла, но… «бедной маленькой глупышкой» её назвать было уже нельзя. Она как будто повзрослела в разы – в глазах вместо неизбывной тревоги и страха появились ум и любопытство. Мы всмотрелись друг в друга, и через секунду она сделала книксен, но это была не раболепная дань младшего, а просто приветствие. Мне от этого стало так хорошо и свободно, что я почти физически ощутила, как упала часть груза с моих плеч. Я подошла и просто обняла флерсу, вдыхая тонкий сладкий запах мальвы. Девочка вдруг прижалась ко мне, заходила крыльями и тихо вспыхнула ярко-зелёной силой, я подхватила и, поделив, вернула половину ей. Сила Мальвы была какой-то особенной и напоминала жаркий полдень – всё в сладкой неге ждёт, когда устанет солнце и схлынет жара.

– «Надо поставить метку», – вдруг вмешался Лиан, в его мыслях слышалось беспокойство.

– «Чего ты боишься?» – спросила я.

– «Они должны быть под твоей защитой», – было мне ответом.

– Мальвочка, ты согласна стать моей? – для соблюдения приличий спросила я.

Флерса смутилась такому странному вопросу.

– Конечно, госпожа, – и опустилась на колени, подняв личико и подставив лоб.

Вздохнув, я молча подняла её, посадила на тахту и сама присела рядом, концентрируясь. Уж не знаю, что пошло не так… Я хотела поставить семейную метку, как на Фиалочку и Лиана, но вдруг в процессе всё стало жёстче, и метка вышла… странной.

Лиан и я с сомнением всмотрелись в пушистый белый шнур.

– «Ну ведь не рабская?» – обеспокоенно спросила я.

– «Нет…» – ошарашенно ответил Лиан.

– «А какая?»

– «Я такие видел… так связывают детей… некоторых…»

Я мысленно закатила глаза.

– «Что всё это значит? Выразись точнее!»

– «Ну, ты взяла её под свою полную защиту, более того, ты сразу почувствуешь, если с ней что-то не так. С другой стороны, ты требуешь полнейшего подчинения, и не просто приказам, а… интересам, что ли».

Я окончательно растерялась…

– «Но ведь мы не будем её «переставлять»?

Метку Лиану я переставляла, заменив рабскую на семейную.

– «Нет, – удивился он. – Зачем? Её и так никто не тронет, хотя…» – и тут он закрылся, но я всё же успела уловить отголосок эмоций – ревность от того, что Мальву могут считать более близкой и значимой, чем его.

Я тут же обняла своё сокровище, обрушивая на него мысли и чувства. Он открылся:

– «Прости, это так глупо. Глупые мысли», – смущённо «пробормотал» он.

– «Ну, хочешь, и на тебя такую поставлю?»

Лиан задумался, это ощущалось как тихая невнятная музыка.

– «Нет. И Мальва теперь под угрозой. Если твои враги захотят навредить тебе, то будут бить по ней».

Эта совершенно холодная и трезвая мысль, исходящая от него, напугала меня. С Лианом всегда так – как только окончательно уверишься, что перед тобой наивный ребёнок, он вдруг выдаёт что-то в духе древнего рассудочного старика.

– «Что же делать?»

Мальвочка во время нашего быстрого обмена мыслями сидела, тихо вслушиваясь в себя, привыкая к метке.

– Как ты? – встревоженно спросила я.

– Хорошо, – со счастливой улыбкой ответила она.

– Я… Я поставила… семейную метку, – выдавила я.

– Спасибо, – и флерса поцеловала мне руку, вливая каплю vis. Её жаркая, навевающая сладкую дрёму сила подействовала на меня, как хорошая доза успокоительного.

– Мальва, я не хотела, но так вышло, что эта метка – метка дочери, и она ставит твои жизнь и спокойствие под угрозу. У меня не так много врагов, но они есть. Ты понимаешь, о чём я?

Она кивнула.

– Хочешь, чтобы я поставила другую метку?

Мальва посмотрела на меня, потом на Лиана.

– Нет-нет. Пусть всё будет именно так… Госпожа.

– Зови меня Пати. И спасибо тебе, Мальвочка.

Флерса всё прекрасно поняла и решила пойти на риск из благодарности нам обоим – мне и Лиану.

– А как быть с Пижмой? – спросила я вслух, но ответа не ждала.

Пижма был закрыт, бесполезно ставить какие-то метки, единственное, что можно было – на всякий случай поставить vis-вензель, как на слугу-человека или вещь, просто помечая, что он мой. Что я и сделала. Разглядывая vis-зрением Пижму, я случайно глянула на Мальву и Лиана, между ними протянулась какая-то еле видимая мерцающая связь.

– «Лиан», – строго позвала я.

– «Я не чистил», – тут же отозвался он, напомнив нашкодившего ребёнка.

– «Угу. Ты просто подсоединился, да?»

– «Да».

Ну вот что с ним делать?

Просто погладив и так полного Пижму – Мальвочка постаралась – я пожелала им доброй ночи и ушла «устраивать ночлег» близнецов. Днём у меня было время подумать, и я пришла к выводу, что ограничусь только замками комнаты. Дверь крепкая, стол привинчен, шкафы закрыты. Да, их можно взломать и навредить мне, испортив ингредиенты или разрядив амулеты, но из-за этой довольно призрачной угрозы я не согласна мучиться угрызениями совести, связывая флерсов.

Аккуратно расспросив Ландышей, не пытался ли кто выйти с ними на связь прошлой ночью, и получив достаточно чёткий ответ «нет», я и им пожелала доброй ночи, заперла и ушла в ресторан.

Вечер, скоро сядет солнце и придёт голодный Шон. Сегодня я была совершенно чётко настроена кормить его.

Я как раз отужинала фруктовой запеканкой и находилась в состоянии полного умиротворения, вызванного приятной тяжестью в желудке, когда он появился.

Зайдя, Шон отвесил вежливый полупоклон. Это выглядело как изысканный флирт, а не раболепие, и мне это понравилось.

– Здравствуйте, леди, – сегодня инкуб был во всеоружии и просто очаровывал.

– Привет, Шон. Как Венди и Ники? Как остальные розовые? Устроились?

– Большинство – да, уже нашли себе жильё и территорию. У Венди и Ники всё о’кей. Пока никто не спешит «прощупывать» их, наверное, местные ещё не очухались за эти пару дней, но девчата готовы, если не ко всему, то ко многому.

– Если что – обращайтесь.

– Спасибо, леди.

Да, прошедший день пошёл ему на пользу, он окончательно пришёл в себя, и я снова вижу знакомого мне Шона Чери, очаровательного, самоуверенного и весёлого Бреда Питта.

– А у тебя нет проблем из-за такого сходства?

– Ну что вы, – польщённо улыбнулся он. – Это лицо меня кормит, я рад, что не побоялся так точно скопировать его.

– А кто тебе помог изменить внешность?

– Ковейн и помог. Я выторговал себе последнее желание перед отъездом – физическую смену облика. И, признаться, до сих пор не привыкну видеть голубоглазого блондина в зеркале.

– А твоя родина Азия, да? И сам ты смуглый жгучий брюнет… – припомнила я, виденное во время первого кормления перед боем.

– Был. В этой стране, в это время невыгодно быть смуглым брюнетом.

Я вдруг задумалась, почему же я так ничего и не увидела, когда Шон рассказывал о жизни в монастыре и войне с вампами, ведь до этого, впервые беря от него силу, я улавливала какие-то образы… и чуть не треснула себя по лбу, догадавшись. Ну конечно! Когда Шон был истощён, его рацио не могло работать нормально, он не мог запомнить всё в подробностях – для него всё происходящее было как в тумане, а значит, и для меня. И наоборот: сытость, наполненность делают его воспоминания яркими и образными.

– Ты в хорошем настроении, – заметила я.

Он кивнул.

– Я провёл день со щедрым источником, плюс у меня было время осознать, что, погнавшись за львом, я пренебрегаю серной.

Я задумалась о смысле этой ранее не слышанной пословицы, оценивая все её нюансы.

– И мне надо быть благодарным за то, что у меня есть, хоть и хотел я другого, – закончил свою мысль Шон.

– С серной меня ещё не сравнивали, – с улыбкой заметила я. – Они красивые? Или бурдюки на тоненьких ножках?

Шон рассмеялся бархатным ласкающим смехом, и приятный пряно-мускусный запах, исходящий от него, усилился.

– Боюсь, они именно бурдюки на тонких ножках, но не всегда – когда они молоды и худы, то вполне красивы.

Запах мускуса напомнил мне, что Шон голоден, и я жестом предложила пересесть на диван. Он с удовольствием подчинился, и, заперев на всякий случай дверь, я села к нему на колени лицом к лицу.

Мы начали наше неспешное занятие. Как-то незаметно одежда была сведена к минимуму, и я таяла от нежных горячих прикосновений. Шон намеренно не спешил, играя со мной, пробуя на вкус. Может, мне бы и хотелось чего-то более яркого, но я понимала, что в данном случае, в vis-обмене с инкубом, главное – умеренность и ещё раз умеренность. Ведь сила инкуба – это даже не алкоголь, это наркотик, дозы которого всегда мало. Я тихо постанывала от удовольствия, по капле вспыхивая красным. Горячие руки, массирующие плечи, поцелуи в шею и жаркая дразнящая сила – это был удивительный коктейль.

Время пролетело совершенно незаметно, Шон отдавал по чуть-чуть, и я не пьянела от его силы, оставаясь в полном сознании, забирал же он лишь ненамного больше, чем давал. Я всё ждала, когда он перейдёт к более активным действиям, но вдруг явственно ощутила странную смесь запахов ванили и корицы… Насытился? Уже? Мелькнуло лёгкое разочарование. Но! Я чувствовала себя отдохнувшей, посвежевшей и… наполненной. Шон сумел накормить нас обоих. Откинувшись назад в лёгком опьянении, он явно ожидал похвал, ведь он их действительно заслужил. Вместо слов я собрала светло-розовую, почти белую силу на кончике пальца и провела по его губам, он потянулся, как за сладостью, и слизал. Метка позволяла нам чувствовать друг друга – взаимную благодарность и полное удовлетворение друг другом.

– Пати… – тихо обронил он… «Как мне повезло» – эта мысль была столь яркой, что я услышала её.

– Мне тоже, Шон.

Он тем временем принялся аккуратно и неспешно возвращать мою одежду на место, испытывая удовольствие от только что отлично проделанной работы. С довольной улыбкой он застёгивал каждую мою пуговичку и заправлял блузку в юбку. В этом было что-то абсолютно мужское: он сделал то, что хотел и как хотел, выдержал экзамен и именно сейчас восстановил уверенность в себе и поверил, что всё у него сложится хорошо.

Пересев в кресло, я с тихой улыбкой наблюдала, как он надевает и застёгивает рубашку, накидывает пиджак и прячет в карман галстук… Иногда, как сейчас, внешность юного Питта кажется нелепой маской – Шон взрослый мужчина, много повидавший и много сделавший за свою жизнь, знающий себе цену и немного вальяжный.

И тут в дверь постучали. Досадливо скривившись, я дала знак открыть её, хотя надо бы радоваться, что нас не побеспокоили раньше.

В дверях показался Тони, и они с Шоном уставились друг на друга. Благостное спокойствие как рукой сняло – эти двое явно почувствовали себя соперниками.

– А, волк…

– Розовый, – в тон ему бросил Тони.

Два самца на одной территории, в одной стае. Кто будет есть первым?

Шон глянул на меня, ожидая поддержки или подсказки, а я лихорадочно решала, как мне поступить.

– Тони – мой оборотень, – нейтрально сказала я. – И он очень хороший боец. А Шон – инкуб, – веско добавила я, глядя на ТиГрея.

Но на того не подействовало, он пожал плечами, мол, что в этом такого. А вот Шон среагировал на мои слова как-то странно – он завёлся, его охватил азарт.

– Леди позволяет нам разобраться самим? – сверкнув глазами, уточнил он.

А что? Хорошая идея. Главное, чтобы они друг друга не покалечили.

– Давай, хозяйка, – подмигнул Тони. – Давно я никому задницу не надирал.

«Ох, зря он употребляет подобные выражения при инкубе», – мелькнула мысль.

– Я повторю: Тони уличный боец и оборотень. Шон – инкуб.

– Мы поняли, – за двоих ответил Шон. Он-то всё понял – предстоит дуэль между физической силой и магией, а вот Тони… Хотя, может, ему и полезно будет прочистить мозги… А вдруг волк победит?

Меня тоже охватили азарт и любопытство.

– Хорошо. Идёмте на мою крышу под навес, там свободно и мало кто вас сможет увидеть.

Сказано – сделано. Мне принадлежали не только весь верхний этаж здания, но и крыша, на которой я установила навес-палатку и отдыхала, если не мешал чад Сентрал Парк Уэст. Поднявшись на крышу, мужчины дружно, без слов, вытащили из-под навеса диванчик, пуфик и столик.

– Значит, так. У меня есть право остановить бой. У меня есть право назвать победителя.

Мужчины выразили недовольство гримасами, но возражать не посмели. Я госпожа им обоим, и мне их лечить в случае чего.

Шон сбросил пиджак и зашёл под навес, Тони был в джинсах и футболке – ему ничего не мешало. Мужчины застыли друг против друга; на лице инкуба играла дерзкая мальчишеская улыбка, волк, наоборот, был собран и агрессивен.

– Ну что, так и будешь мной любоваться, мохнатый? – с ласковой издёвкой спросил Шон. Тони в ответ глухо зарычал, но в атаку пошёл чётко и рассудочно, нанося серию низких ударов ногами, а руками стараясь достать корпус. Шон отступал, скользя, отпрыгивая и ставя блоки, в итоге он выскочил за пределы навеса и отдалился, взяв передышку. Тони остановился на границе навеса, зло и мрачно смотря на него, вся его поза говорила: «это моя территория, а ты чужак!». Шон опять зубоскальничал на кураже, стремительная и серьёзная атака соперника его, казалось, совсем не напугала. Постояв несколько секунд, волк отступил под навес, предлагая продолжить бой.

– Это была разминка, – с угрозой произнёс он. – А сейчас будет по-настоящему.

– Ну, давай, давай… – И Шон, красуясь, попрыгал с ноги на ногу, как боксёр перед боем.

Или инкуб что-то замышляет, или излишне самоуверен. Я склонялась к первому – самоуверенные не живут тысячу лет.

Волк снова пошёл в атаку, и даже я поняла, что перед этим была разминка – удары стали резче и быстрее, чувствовалось, что в них вкладывается немалая сила. Шон защищался как-то странно, он не стремился отбить и ударить в ответ, а искал возможности для захвата, при этом в кратких передышках он ещё успевал дразнить Тони показными заигрываниями. Совершенно напрасно – у вервольфов секс неразрывно связан с доминированием над слабым партнёром, и Шон своим поведением как бы заявлял права на Тони. А это в свою очередь вызывало в волке желание не просто победить в бою, а разорвать на клочки, искалечить и убить, чтобы раз и навсегда избавиться от посягательств на себя.

Зверея, но не теряя контроля, волк нанёс удар страшной силы, потом ещё раз. Инкуб шипел от боли и всё более напоминал змею, но особо не замедлился, чем немного удивил Тони. Даже я понимала, что эти удары вырубили бы человека, а может быть, и оборотня, но инкуб был очень крепок и малочувствителен к боли. В какой-то момент волк выдохся и привычно отступил на пару шагов, уже воспринимая инкуба лишь как грушу для битья, не ожидая от него контратаки. Но она последовала, Шон бросился и попытался взять его в захват – но, казалось бы, уставший волк вмиг обрёл силы, вывернулся сам и, вывернув руку Шону, с ненавистью нанёс локтём два сильных удара в живот, а после, мгновение помедлив, с противным хрустом сломал руку.

Я зажала себе рот обеими руками, чтобы не вскрикнуть от страха, сдержаться и не остановить бой.

Секунду волк считал себя победителем, но тут Шон, наплевав на изувеченную руку, подсечкой повалил Тони наземь и сам оказался сверху, ухитрившись как-то заломить сопернику обе руки. Они оказались лежащими лицом к лицу, инкуб сверху, а волк фактически обездвижен. Но Тони не собирался сдаваться: чуть извернувшись, он боднул Шона головой, рассекая тому губу о зубы.

– Так даже лучше, – прошипел инкуб. В нём не осталось ничего очаровательного, во всём его облике сквозило что-то отталкивающе змеиное. Сознание сыграло со мной шутку, и на мгновение вместо двух мужчин я увидела волка в удушающих кольцах змеи, готовящейся нанести последний удар.

Инкуб приблизил лицо к Тони, и в глазах волка впервые мелькнула паника, он забился, пытаясь отстраниться, но это было трепыхание жертвы. Как змея заглатывает добычу, так и инкуб накрыл рот соперника, вливая свою силу и свою кровь. Это было ужасно, я опять зажимала рот, заставляя себя молчать, но мне уже не было страшно, я боролась с приступами тошноты.

Тони всё же смог хоть часть отравы, влитой инкубом, преобразовать в агрессию и ненависть и принялся вырываться, но Шон оказался не так прост. Четыре удара. Всего четыре, и проигравший полностью беспомощен – руки и ноги не слушаются его.

– Не надо сопротивляться, – спокойно констатировал инкуб. Волка охватила паника, он оглянулся, ища надежду на спасение, и увидел меня.

– Хозяйка…

Тут инкуб разорвал его футболку и с удовольствием провёл по груди, так гладят мех, снятый со своего трофея. Отравленному волку этого хватило – лицо поплыло: ушла паника, мольба, надежда… Ну нет, я не хочу этого видеть. Волк проиграл. Бой надо остановить.

– Шон, остановись, – приказала я. – Остановись!

В ответ – взгляд, полный обиды, боли и непонимания. Я вырываю у него кусок изо рта! Он честно победил, загнал эту дичь и теперь хочет съесть, хочет вернуть потраченную силу и насытиться… Но волк подобного не переживёт. Может, какой-нибудь divinitas в подобной ситуации и отделался бы лишь потерей силы, но не волк. Волки живут скорее по людским законам, чем по законам divinitas, и если я позволю Шону насытиться, то Тони будет сломлен. Убьёт он себя после этого или останется жить, станет уже не важно: умного, дерзкого, уверенного в себе бойца больше не будет.

– Встань и отойди от него на шаг.

– Госпожа…

Повторять приказ я не стала, просто подождав, пока он его исполнит – у рабской метки свои преимущества.

Я встала на колени и обхватила голову Тони руками, вливая через ладони зелёную силу, чтобы выесть красные вихри, запущенные инкубом. Через минуту или две волк медленно пришёл в себя. Секунду непонимающе посмотрев на меня, он дёрнулся, но руки плохо слушались, тогда я помогла ему, поддержав голову, чтобы он убедился, что одет.

– Тони, ты проиграл…

Вспышка паники, загнанный взгляд на Шона…

Свет и Тень! Я вспомнила об инициации в стае Седрика и последствиях для проигравшего.

– Тони! Тони! Я хочу, чтобы ты признал Шона старшим. Старшим волком над собой. И не оспаривал его авторитет. Ясно?

Всё ещё испуганный волк кивнул.

– Я… Я признаю его своим капитаном.

Ну, капитаном, так капитаном…

– Шон, – я подняла взгляд на злого и обиженного инкуба. – Тони Грей мой слуга, – напомнила я.

Секунда… И злость улетучилась, уступив место разочарованию – его изначально обвели вокруг пальца, ведь кормиться от моих слуг запрещают условия метки.

– Понятно, госпожа, – и он, повесив голову, устало побрёл к лестнице.

– Шон, подожди! Я ещё не закончила.

– Вы мои слуги, и я не потерплю ссор у себя под боком, – продолжила я. – Вы всё сегодня выяснили?

Мужчины переглянулись и нестройно ответили:

– Да.

– Хорошо, потому что я не буду разбираться, кто виноват и кто первый начал, в случае чего накажу обоих.

«А быстренько я заговорила как хозяйка, пары дней хватило», – мелькнула мысль.

Волк и инкуб кивнули, соглашаясь с условием. Шон опять выглядел раздавленным, а Тони всё ещё не мог прийти в себя.

Вот и померялись силами.

Оставив Тони, я принесла пиджак Шону.

– Как твоя рука? – тихо спросила я.

– Заживёт. Я быстро восстанавливаюсь, – ответил он, не глядя в глаза.

Я собралась с мыслями: бой оставил у меня крайне противоречивые впечатления, я даже не знаю, за кого болела, но сейчас мне надо отдать дань победителю.

– Ты очень сильный… и расчётливый. Ты ведь обманывал его с самого начала?

Он кивнул, и его настроение поднялось на пару градусов.

Я, наконец, подобрала фразу, в которой не солгу.

– Я горжусь тобой.

– Правда? – как-то беззащитно переспросил он.

– Да, я горжусь тобой.

Он улыбнулся светло и польщённо.

– Ну… я пойду…

Мускус. Он опять голоден – потратил силу, отравляя Тони.

– Постой… – я приблизилась.

«Возьми», – предложила силу в поцелуе. Он аккуратно выпил её, в этот момент я уловила отголоски мыслей: «Сладость… Восторг… Опьянение…».

– Вы так щедры… леди, – тихо произнёс он.

– Ты достоин, – просто сказала то, что думала.

Он промолчал, но по метке ко мне пришло понимание, что он умрёт за меня.

Поёжившись, посмотрела ему вслед, пока он спускался по лестнице.

Не готова я к таким подаркам и такой ответственности.

Меня ждёт Тони, напомнила я себе. С инкубом разобралась, теперь ещё восстановить душевное здоровье волка, и на сегодня хватит с меня решения проблем.

Оборотень сидел, растирая руки и ноги, пытаясь вернуть полный контроль над ними. Коротко глянув на меня, он тут же отвёл глаза – стыдится…

– Тони, что ты знаешь об инкубах?

Пожав плечами, он пробурчал:

– Трахаются, как свихнутые кролики… Кормятся сексом.

– Угу. Инкуб может заставить любое существо хотеть себя: женщину, мужчину, divinitas, волка – любого, понимаешь, любого сходить с ума от желания к нему.

Волк неуверенно глянул на меня.

– Тони, ну хватит тупить, а? Разве ты ещё не понял, что это была не просто драка?

Он покачал головой, отрицая какие-то свои мысли, а не мои слова.

– Ему надо касаться меня, чтобы…? – оборвав вопрос, он принялся растирать ноги.

– Нет. Достаточно контакта взглядов и запаха.

Мои слова его успокоили, он еле заметно кивнул. Но это лишь первый вопрос, остался второй и главный:

– Что же дальше? Мы ваши слуги, нам не избежать общения друг с другом.

– Не беспокойся на этот счет – у него нет права кормиться от моих слуг. Но не думай, что это делает его беззащитным перед тобой. Ты признал его капитаном, и не смей ему дерзить.

Тони с трудом поднялся на ноги и стоял, держась за каркас навеса.

– Да не буду я ему дерзить. Капитан… Ну хорошо, он мой капитан, – со вздохом согласился он.

– Вот и чудно.

– А если он всё же попытается… кормиться от меня? – Тони впился в меня пристальным взглядом, за жёсткостью пытаясь спрятать страх.

Я задумалась.

– Если он голоден, то может неосознанно на тебя влиять. В таком случае постарайся спокойно ему сообщить. Остальное сделает метка… по идее. Ну, или ко мне обратишься, в крайнем случае.

– Хорошо.

– Ну? Очухался?

– Да, хозяйка, – он попытался вернуть прежний дерзкий и шутливый тон.

– Как день прошёл?

– Старик ещё ничего, но его сменщик просто поц, – с наглой ухмылочкой ответил он.

Это он про Роджа так… Хам.

– Поц не поц, он тоже старший. Уж постарайся как-то с ним сработаться, – сделала строгое внушение я.

– Да уж постараюсь, хозяйка, деваться-то мне всё равно некуда, – это прозвучало неожиданно грустно.

– Жалеешь?

Он задумался.

– Нет. Ещё нет. А если ты сможешь… и будешь помогать мне перекидываться, то и не пожалею никогда.

– Я не знаю, как тебе в этом помочь, – честно призналась я.

– Ну, вот сейчас помогла же. Я совсем… потерял себя.

– Просто влить силу? – задумчиво спросила я.

– Просто или не просто… – в тоне прозвучала игривость.

– Выбрось эту дурь из головы, волк, – строго сказала я.

– Эх… Как скажешь, хозяйка, – немного грустно, с шутливой покорностью заверил он.

Мы вместе спустились с крыши и разошлись: Тони домой, а я в ресторан.

Мои мужчины-источники стали сейчас как бы якорями в моей сумасшедшей жизни, они возвращали меня в те недалёкие тихие времена, когда я занималась только рестораном и ними. Кто-то заболел, у кого-то влюблённость, от кого-то надо отказаться и найти ему замену… Проблемы… Смешные… Решаемые… А вот что делать с Ландышами? Я в который раз отогнала эту мысль, идя на встречу с внуком Герба.

Утром, как всегда, притащив тарелку с едой, я оставила спящего юношу и побежала домой проведать-покормить своих флерсов. Лиан и Мальва были заняты друг другом: сидели, глядя глаза в глаза, и едва отвлеклись, чтобы поесть. Как я поняла, Лиан усиленно пичкал Мальву информацией. По нашей связи к нему было не пробиться, он был весь заполнен какими-то странными светлыми образами. Я занялась позабытым Пижмой и при попытке пересадить его поудобнее поняла, что в прошлый раз мне не показалось – флерс заметно потяжелел. Бросив эту затею и просто сев верхом ему на колени, я, как обычно, вливала силу прикосновениями; может, мне показалось, а может, и вправду флерс немного реагировал на происходящее. «Пижму тоже надо почистить…» В рацио-центре была заперта светло-зелёная сила, но вокруг… он был болотный. За эти пару дней, что мы кормили его, он чуть высветлился, но не намного, плюс явственно были видны тёмные наросты на сердечном и пищевом vis-центрах. Подумав и посомневавшись, я решила, что рано или поздно всё равно придётся это сделать, так почему бы не сейчас. Сходив за семенем мака и травами, я выставила Лиана с Мальвой в гостиную, а сама приступила к операции.

Собрав бело-зелёную силу в подобие скальпеля, я аккуратно отделила нарост от vis-центра. Это потребовало такой сосредоточенности, что за эти несколько минут я почувствовала себя просто выжатой, но останавливаться было уже нельзя. Тёмно-зелёная, почти чёрная сила начала вытекать из нароста-мешка, отравляя Пижму. Я принялась вытягивать её всеми способами: и семенем мака, и травами, и своей силой. Я вливала в флерса светло-зелёный vis-цвет, чтобы он выедал черноту. Сколько прошло времени, я не знала, но мне с каждой минутой становилось всё трудней и трудней удерживать концентрацию – находиться на летнем весеннем лугу, ощущать тёплый ветер на своей коже и направлять его в флерса. Светлый день всё норовил превратиться в глубокий холодный вечер, а тёплый ветер – смениться струями дождя.

– «Лиан!», – в отчаянии позвала я.

Несколько мгновений и… Яркое солнечное утро, пение птиц и радостные лучики солнца… И запах мальвы… чуть в стороне. Пижма перестал ощущаться как холодный и увядающий, я с трудом вышла из сосредоточения и переключила зрение. Меня обнимал Лиан, а Мальва Пижму. Ещё раз осмотрев флерса vis-взглядом, я пришла к выводу, что операция удалась.

– «Почему ты взялась за это сама? Почему не позвала нас сразу?» – принялся пилить меня Лиан.

– «А ты почему меня не позвал, когда Мальву чистил?»

На этом упрёки прекратились.

Чуть придя в себя, я побрела к Ландышам; всмотревшись в них, я поняла, что от прежних планов придётся отказаться – такого не выдержу ни я, ни они. Если я буду просто разрушать чёрную vis-систему, как и планировала, то убью их – не смогу нейтрализовать черноту, и она поглотит их. Им очень и очень повезло, что они всё же выжили после моей атаки лучами-стилетами. Странно, ведь в ту ночь я смогла управлять десятком стилетов, отрезая наросты от vis-центров, а сегодня одна единственная операция меня так выжала. Почему? Не найдя ответа, я принялась разглядывать Ландышей дальше. Жизненно важно избавить их от чёрной рабской метки, но свою я поставить не смогу, вернее, смогу, но толку от неё не будет – или чуждый vis-цвет отравит их, или они «переварят» её. Но рабская метка была неотъемлемой частью vis-системы… Чем дольше я вглядывалась в близнецов, тем сильнее становилось впечатление, что передо мной ребус-головоломка, и я не могу его разгадать. У любой vis-системы есть слабое место, ударив по которому – уничтожишь всё. У флерсов – крылья, у filii numinis – генерирующий или хранящий vis-центр, тут же всё было напутано и сплетено…

Так ничего не поняв и не решив, я ушла на дневную встречу с Крегом.

Остаток дня прошёл спокойно и без событий, и следующие дни потянулись светлой размеренной вереницей. Тони работал в охране, Шона я нагружала небольшими поручениями, и он всегда выполнял их с готовностью, Мальвочка взрослела с каждым днём. Пижма начал немного реагировать на вливание силы. Мы приноровились «будить» его, вливая каплю в рацио, и после он сам принимал предложенную силу. Мне очень помогли ежедневные встречи с Крегом и наше с Шоном взаимное кормление – я восстановилась, и самостоятельная вспышка белым vis-цветом уже не вызывала сильной боли в сердце.

Пролетело десять или двенадцать дней, и мы решили, что вполне готовы раскачать и перекинуть Мальвочку, дабы она избавилась от ужасных шрамов, и провести ещё одну vis-операцию – удалить Пижме второй нарост-резервуар тёмной силы.

И вот ранним утром мы выехали двумя машинами за город, в моё имение – цветочное хозяйство. Я с флерсами ехала в лендровере с Митхом за рулём, сзади шёл роллс-ройс с Шоном, Тони и Ландышами, причём и инкуб, и волк были при оружии, так, на всякий случай.

Лиан очень радовался предстоящей встрече с Фиалкой и Незабудкой, Мальва, кажется, тоже. Поговорив с ними, я выяснила, что Лиан устроил им как бы конференцсвязь, и Фиалка с Мальвой уже заочно знакомы. Пока мы ехали, я аккуратно выспрашивала Митха о его невесте и их отношениях. Оказывается, они уже запланировали свадьбу на осень, и он очень обрадовался тому, что я дам ему отпуск с сохранением места. Он также пригласил меня на церемонию, и хоть я опасалась индийской родни невесты-змеи, отказаться не смогла – любопытство и нежелание обидеть его взяли вверх.

Хозяйство встретило нас жаркими ароматами с плантаций. Флерсы, как и в прошлый приезд, принялись носиться как безумные, Пижма, может, и не участвовал бы в этом, но Лиан и Мальва схватили его за руки, и ему пришлось бежать вместе с ними под весёлые крики. Близнецы ушли к небольшому леску, мужчины в домик, а я неспешно прогуливалась, вдыхая запах живых цветов. От флерсов доносились радостные крики и смех, поэтому хоть я их и не видела, но была спокойна.

– Госпожа, – пропел звонкий и нежный голосок.

Два сыплющих искрами облачка, фиолетовое и лазурное.

– Фиалочка! – обрадовалась я. – Незабудка! Как ты вырос!

– Здравствуйте, – смущаясь, ответил флерсик.

Фиалка тем временем прильнула ко мне:

– Как хорошо, что вы простили его и спасли их! – о… эта милая манера изъясняться.

– Фиалочка, ты знаешь, Ландыши совсем плохи.

– Угу, но Мальва почти в порядке, а у Пижмы есть надежда, – ну просто неиссякаемый оптимизм.

– Да. Я думаю сначала полечить Пижму, а потом перекинуть Мальвочку.

– А у нас есть мальва! – радостно сообщила флерса. – И лилии…

– А… ты ж в курсе, что Лилия… Лиан уже не совсем флерс? – осторожно спросила я.

Фиалочка смешно всплеснула ручками.

– Ах, то, что он может немного баловаться людской силой, не отменяет того, что он флерс. Перворождённый флерс, – с гордостью уточнила она.

– Ну и чудно…

И тут показалась тройка флерсов…

С криками «И-и-и-а-а-а-а!» они рухнули прямо в полосу пионов. Пижма полежал и встал, а Лиан и Мальва с хохотом покатились по полосе в разные стороны. Фиалка и Незабудка подхватили их смех, а я была несколько шокирована. Странно было видеть, как примятые и, казалось, сломанные флерсами цветы распрямляются, как ни в чём не бывало.

Наконец, они успокоились и подошли ко мне.

– У нас нет пижмы, я всё осмотрела, – огорчённо сообщила Фиалочка.

– Ну, ничего, пока обойдёмся, – ответила я.

Пижма по прежнему казался безучастным, но по еле заметным признакам было видно, что он доволен, и ему нравится происходящее. Так же он выглядел, когда его кормили, а вот пока мы ехали в машине, он был мрачнее обычного и как-то кукожился.

Решив, что клумба цветущих пионов – вполне подходящее место, мы решили провести vis-операцию прямо там. Всё вышло на удивление легко и быстро – я буквально за минуту-две отделила нарост, и мы все принялись «переваривать» черноту. Фиалка и Незабудка помогали Пижме, Мальва и Лиан – мне.

Наверное, всё же общий тонус filius numinis играет очень большую роль – в ночь боя я действовала на пределе своих возможностей и следующие пару дней была как бы… уставшей, а в таком состоянии трудно всё.

Разобравшись с Пижмой и не чувствуя ни малейшей усталости, я предложила сразу заняться Мальвочкой, но флерсам надо было побеситься, празднуя успешное завершение дела. Визжащей стайкой с воздушной поддержкой в виде Фиалки и Незабудки они унеслись вдаль по плантации.

Хоть бы никто из соседей не забрёл и не увидел! А то полицию вызовут.

Набегавшись, флерсы вернулись за мной и отвели к мальвам. Я вдруг вспомнила, как тяжело было перекидывать Фиалочку, и в последний момент испугалась, что может не хватить силы. Но Лиан успокоил меня – он останется со мной и будет страховать, а Мальве будет помогать Фиалочка.

Пижма и Незабудка расположились в сторонке, Фиалка, сев на плечо Мальвочке, обняла её за шею, а Лиан встал чуть сзади, положив руку мне на плечо. Я ощущала себя утонувшей в цветах. Флерсы, взяв энергию из земли, солнца и цветов, были полны своей истинной, не заёмной силой. Их ароматы опьяняли и уводили в царство неги и вечного лета… Солнце… Лето… Жизнь… Я легко вспыхнула белым и отдала всё без остатка Мальве; флерса поначалу как бы утонула в этом подарке, но потом принялась вбирать силу в себя. Явственно ощущалась помощь Фиалочки, направлявшей и помогавшей удерживать потоки. Наконец, Мальвочка всё переработала и отдала излишек мне. Её сила с тонким привкусом грусти напомнила мне последний день цветка: когда цвет становится гуще, а лепестки нежны и теряют упругость… следующим утром он уже не распустится вместе со своими соседями.

И опять я легко вспыхнула: цветок отцвёл, внутри него зреют семена – новая жизнь. И будут десятки новых ростков, новые листики потянутся к солнцу, и к новому цветку подлетит пчела…

Мы раскачивали силу, это было удивительно легко; если бы не опьянение, навеянное флерсами, я могла бы обеспокоиться, испугаться этой лёгкости и всё испортить, но лишних и вредных мыслей не было. Было лишь лето, солнце, цветы, жужжание пчёл, а под ногами чуть неживая сверху, но очень сильная внутри земля…

И вот… Вспышка! Сияющий шар… и свет втягивается в нестерпимо яркую точку, тускнеет… И я вижу все оттенки малинового в маленькой фигурке с салатными крыльями. Фиалка, Мальва и Незабудка принялись кружиться перед нами, как живые фейерверки: разбрызгивая искры силы, сплетая узоры, завораживая.

– «Я тоже так хочу!» – услышала я мысль Лиана и эмоции… Грусть, лёгкая зависть и сильнейшее желание быть с ними в небе.

– «Давай!» – предложила я.

– «А можно?» – и тут же «Спасибо!»

Лиан почти всё сделал сам, он увеличивал силу при обмене, он ею управлял, мы справились довольно быстро. Опять вспышка, шар и яркая, постепенно белеющая точка с зеленоватыми крыльями. Затаившиеся на время перекидывания флерсы встретили его радостными восклицаниями и смехом.

Я, всё же почувствовав себя уставшей, села рядом с Пижмой и обняла его. Он смотрел на цветы перед собой, но это было больше похоже на спокойное созерцание, чем на пугающую пустую безучастность. Мы сможем ему помочь – теперь, когда чёрных резервуаров нет, он раскроется рано или поздно. Флерсы, покружившись над нами, унеслись куда-то дружной стайкой, а мы с Пижмой остались сидеть на тёплой земле под ласковыми прикосновениями ветерка, приносящего нам смесь цветочных ароматов.

Было хорошо и спокойно, я вдруг поймала себя на мысли, что Пижма ощущается как часть меня, как родной по крови. С удивлением я задумалась об этом и поняла – Календула. Перворождённый флерс, любивший мою маму и любимый ею, перед смертью он отдал мне часть себя, и эта часть пробудилась, когда я спасла убивавшего себя Лилию-Лиана. Пижма наверняка потомок Календулы, не сын, так внук, потому он и кажется мне родным… несмотря ни на что.

Мы сидели под припекающим солнцем, вбирая его в себя и терпеливо ожидая, когда же оно устанет и начнёт своё медленное падение к горизонту. После полудня мы с Пижмой, взявшись за руки, бродили между полосами плантации. Я размышляла, где лучше разбить грядки для пижмы и, может быть, календулы. Пару раз вдали показывался Шон, но я жестом отсылала его; Митх и Тони, судя по запаху костра, устроили барбекю возле домика; флерсов не было видно, но иногда доносились весёлые отголоски их хрустальных голосов. А мы с Пижмой, никуда не спеша, до самого вечера обходили каждую пядь цветочных полей.

Когда свет стал совсем жёлтым, мы пошли к сброшенной флерсами одежде, и я, накинув на Пижму плащ, повела его к домику. Мужчины жарили что-то странное на костре, кажется, овощи. Митх был у мангала, Шон внимательно следил за его действиями, запоминая; Тони скептично и с превосходством скалился…

Кажется, у них всё просто прекрасно.

– Я бы добавил шафран, но хорошего шафрана не достать… – комментировал Митх.

– Шафран? – с сомнением переспросил Шон. – Да просто красный перец!

– Он сильно жгуч, но… попробуем.

Тут мужчины заметили меня и напряглись, непосредственности как не бывало, они уставились на меня и Пижму, не зная, как себя вести.

– А что вы такое готовите? – я дала понять, что не надо напрягаться и чувствовать себя «на работе».

– Да вот… цуккини на мангале.

– А ты, Тони, свой кусок мяса уже и приготовил и съел? – с улыбкой спросила я.

– Да, хозяйка, – довольно щурясь, ответил он. – И этот кусок был большим.

Волк…

– Цуккини… – я почувствовала, что голодна.

– Да, цуккини с разными приправами… экспериментируем…

– Ой, а можно мне?

– Конечно, мэм, и вам, и… мальчику, – ответил Митх.

Я с сомнением оглянулась на Пижму: вряд ли он будет есть кабачки, да ещё и со специями.

– А фруктов вы не купили?

– Купили, – и Шон ушёл в домик. Вернулся он с виноградом и апельсинами. Отбраковав цитрусы, я пообрывала виноградины, усадила Пижму, незаметно чмокнув его в лоб, пробуждая каплей силы, и положила виноградину в руку.

Митх, как настоящий американец, старался не таращиться и усиленно делал вид, что всё о’кей, хотя и чувствовал себя неуютно рядом с «ущербным». А Шон и Тони без зазрения совести разглядывали флерса.

– Пижма, ешь, – произнесла я, копируя интонации Мальвочки.

Флерс задумчиво поднёс руку с виноградиной ко рту, так же задумчиво подержал перед собой, а потом положил в рот. Я поставила ему тарелку с ощипанными ягодами на колени, и он принялся неспешно их есть.

– Может, он съел бы что-то посущественнее? – осторожно спросил Митх.

– Нет, он очень привередлив. А я нет. Где цуккини? – сменила я тон и тему.

– Ещё чуть-чуть…

Через минуту Шон уже раскладывал продолговатые куски кабачков по тарелкам, все были посыпаны разными приправами. Мне понравились все, особенно острые с перцем.

– Я не могу на это смотреть, – шутя, заметил Тони.

– Иди, иди. Мы тоже свалили, когда ты свою свежатину ел, – в тон ему ответил Шон.

Пока что волк и инкуб вполне ладили. Шон был старшим, но не наглел и не пытался как-то унизить Тони; тот бы ему подобного не простил. К моему удивлению, Митх и Шон всё время обсуждали какие-то специи, Тони лишь презрительно фыркал, слушая их, и, наконец, не выдержал:

– Да вы как две курицы из воскресной школы! Это в тесто, это в творог… Что за разговоры?

Митх и Шон синхронно развернулись к нему.

– Мистер Грей, это свободная страна, и мы обсуждаем то, что нам интересно, – весомо, как ему казалось, произнёс Митх.

Тони, паясничая, закатил глаза.

– ТиГрей, пойди, прогуляйся, посмотри, чтобы никто не шатался рядом с оранжереей, да и вообще по участку, – сказала я.

– А вот это правильно, хозяйка. Пойду, обойду… территорию.

Когда он скрылся, я сочла нужным пояснить Митху:

– Он вырос на улице, поэтому понятия не имеет о нормах поведения. Но он вполне надёжен.

– Да, мэм, – этим Митх дал понять, что никаких претензий ни к кому не имеет, и мужчины продолжили прерванный разговор, а я краем уха прислушивалась, иногда узнавая новые для себя вещи.

Прилетали флерсы, всей дружной компанией, сообщили, что будут спать в оранжерее. Митх не видел и не слышал их, а вот Шону приходилось делать усилия, чтобы и любопытство своё удовлетворить, и не вызвать подозрения у индуса чрезмерным вниманием к воздуху рядом со мной.

Когда флерсы скрылись, Шон мрачнел с каждым мгновением, а потом вдруг извинился и бегом скрылся в домике. Мы с Митхом переглянулись

– Я схожу, посмотрю, – обеспокоенно сказала я.

Солнце садится и вот-вот коснётся горизонта…

Я вошла в двери и, не успев привыкнуть к полутьме, услышала сдавленный стон и ощутила вспышку алой силы инкуба, запахло корицей… Но вдруг всё исчезло, как будто что-то невидимое и мощное всосало всё в себя. Сила исчезла, запах тоже. Повисла гнетущая тишина.

– Шон… – тихо и испуганно позвала я.

Тяжёлый с присвистом вдох.

– Шон!

– Я в порядке, – он постарался это сказать обычным голосом.

Наконец, я увидела его в темноте, он, пошатываясь, поднимался с колен.

– Как же ты так… каждую ночь? – вырвалась вслух мысль.

– Да нормально, – он уже почти пришёл в себя, – туалеты есть везде. Можно запереться.

С языка рвалось: «О Шон, мне так жаль», но я понимала, что моя жалость его оскорбит. И ещё я где-то слышала, что жалость – это нетерпение сердца.

А я давно училась быть терпеливой.

– Пойдём, а то Митх…

– Да, леди, – он отряхнулся и, оглянувшись, схватил апельсины, как повод посещения домика. Мы вышли к Митху как ни в чём не бывало, у него хватило такта поддержать эту маленькую ложь.

Я отвела полусонного Пижму в оранжерею к флерсам, по пути к нам присоединился Тони.

– Есть в них что-то отвратительно беззащитное, – вдруг произнёс он, кивнув на флерса.

Я задумалась, не зная, что ответить.

– Есть. Но иногда, очень редко, такое полное отсутствие агрессии бывает мощным оружием.

– Аха. Только ему и тем беловолосым это оружие не сильно помогло, а?

– Жестокий ты, Тони.

– Какой есть, – нахмурившись, ответил он.

– Угу. Вот и они – какие есть.

– Эй, хозяйка, надеюсь, ты не будешь толкать всякую чушь про то, что я должен относиться к каждой козявке или мясцу с уважением? А?

Я остановилась, глядя ему в лицо.

– Конечно, нет, волк. С тебя вполне достаточного того, что я, твоя хозяйка, хорошо отношусь к флерсам, а значит, и ты будешь к ним хорошо относиться, а также к людям, которые мне дороги или полезны. Тебе всё ясно, волк?

– Да. Мне ясно, – он приблизил лицо, всматриваясь мне в глаза. – А ты будешь ко мне хорошо относиться? Ты поможешь мне, как помогаешь им? Полнолуние через две ночи.

– Я помню. И не смей сомневаться во мне.

– Пати, не играй в эти игры, – вдруг взорвался он. – Трахнуться нам надо! Переспать!

Тут и я завелась:

– Я не трахала тебя, когда спасала! Filii numinis – не просто долгоживущие ничтожества, как вы, мохнатые, думаете. Мы можем управлять силой осмысленно, осознанно, а не только инстинктивно, как вы, сотворённые!

ТиГрей схватил с земли камень и со злости метнул.

– Но я-то сотворённый, о великая дочь богов! Я осознанно ничего делать не могу, не управляю силой! – взорвался он злостью и досадой.

– Я занимаюсь сексом только с людьми, и точка! – я тоже начала злиться. – Ни флерсы, ни Шон, ни Седрик… – услышав собственное треньканье, я осеклась.

– А! Так всё-таки Седрик… – едко протянул он.

– Заткнись, дурак! – я еле сдержалась, чтобы не стукнуть его изо всей силы. – Да, я трахала Седрика, но это было подобно тому, что у вас было с Шоном – мы травили друг друга, это был бой, а не секс. И лишь единожды.

Тони немного остыл от этого моего признания.

– Ну, ты же тискаешься с инкубом каждый вечер… – буркнул он.

– Вот именно – тискаюсь, – я тоже начала успокаиваться.

– И это не секс? – недоверчиво спросил ТиГрей, глядя куда-то в сторону.

– Не секс, – отрезала я.

Тони вдруг окончательно успокоился и опять всмотрелся мне в лицо.

– Так значит, тискаться и целоваться – не секс? Да? – с непонятным весельем поинтересовался он.

Я пожала плечами.

– Да.

Вот глупый волк, почти человек – секс, не секс. Есть безопасные способы обмена силой, а есть не безопасные.

– Так значит, в случае чего я могу рассчитывать на поцелуи и всё такое… без секса? – игриво поинтересовался он, подходя вплотную ко мне.

Я скептически покосилась на него и чуть отстранилась.

– Тони, заткнись. Когда придёт полнолуние, я поделюсь с тобой силой, а вот тебе стоит продумать, каким способом эта сила поможет тебе перекинуться.

– Я не мог перекинуться, когда дрался с Чери, – вдруг сказал он совершенно серьёзно. – Хоть и очень хотел.