Читать книгу Джинн из подземки - Людмила Горбенко - Страница 1

Оглавление

…Карантинная камера – одно из самых жутких мест преисподней. Лица утилизаторов огрубели и растрескались, а глаза слезятся от постоянного, почти нестерпимого жара. Глубина утилизационной печи такова, что брошенный предмет издает прощальное «бум» не ранее, чем сосчитаешь до шестидесяти шести, хотя чаще всего сгорает молча, не успев добраться до дна. Огонь ненасытен, он тянет кверху свои жаркие руки, требуя пищи, и раздраженно трещит, получив слишком мало.

Впрочем, для него всегда находится, чем поживиться, мусора в аду хватает. К тому же специфика работы носителей Отрицательной сущности (в просторечии – чертей) такова, что нет-нет да и принесешь с задания какую-нибудь незапланированную штуку, категорически запрещенную на территории Организации. То святая вода одежду закапает, то не в меру ретивый клиент ухитрится на прощание опустить в карман полевой формы записочку-напоминание со своим заказом, совершенно не заметив, что использовал в качестве бумаги церковный бланк «За здравие»… Что делать, приходится трудиться в сверхсложных условиях!

Кроме сжигания мусора карантинная камера прекрасно приспособлена для уничтожения материальных объектов, принадлежащих Организации, по указанию вышестоящего начальства. Вот как сегодня.

…«Глаз» № 1680! Приговор административного Совета: на переплавку! Следующий!..

Черные языки пламени весело заплясали в жаркой глубине, пожирая жесткий крылатый корпус «глаза» и разноцветные микросхемы. Последняя искра, взлетевшая к закопченному потолку, возвестила о кончине невидимого смертным электронного прибора, верой и правдой транслирующего в эфир все, попадающее в поле его зрения. Объективно и бескомпромиссно, без выходных и праздников, без купюр и комментариев. За что и поплатился.

Мы с толстяком черти опытные: я проживаю уже четвертую по счету жизнь, он – пятую. Оттого не шелохнулись, хотя затянувшаяся процедура нам уже успела порядком надоесть. Наша напарница, более молодая и чувствительная, устало склонила рожки и прикусила завитой кончик хвоста:

– Товарищ куратор… может, остальных не надо, а?

– Надо, Вторая, надо,– твердо ответил микрофон голосом курирующего администратора.– Они стали свидетелями дела особой секретности. А со свидетелями что делают? То-то и оно. Крепись, детка, немного осталось…

Очередной приговоренный, извлеченный из мешка, забился в когтистых ухватах утилизатора. Но на равнодушного, затянутого в несгораемый комбинезон палача пантомима не произвела никакого впечатления. «Глаз» был аккуратно водружен на край печи в ожидании своей трагической участи.

Все согласно инструкции. Чтоб ее…

Круглый зрачок-камера уставился на меня с немым укором и осветился изнутри. Вся прошедшая жизнь электронного наблюдателя побежала перед его мысленным взором, стремительно отображаясь в расширенном зрачке. По крайней мере, самые запомнившиеся моменты. А ну-ка, посмотрим…

Вот заросший шерстью мускулистый древний человек гонится за самкой и, споткнувшись, падает в яму-ловушку, расставленную лично, но не на себя любимого, а на вислозубого тигра. Очевидно, именно тогда и родилась поговорка «не рой яму другому». Предсмертная мудрость, ха-ха. Самка же от изумления теряет дар речи и в таком потрясенном виде достается какому-то дохлому на вид пареньку, сподобившемуся вовремя выскочить из кустов. Естественный отбор во всей красе.

Вот некое совершенно незнакомое мне широколобое бородатое создание в черном плаще азартно машет руками, что-то декламирует нараспев и заполучает на свою голову ливень, снег и солнечный удар одновременно. Все понятно, это и есть один из знаменитых древних первомагов Каперии. Перестарался, бывает.

А вот вообще умора: напыщенный хлыщ в бархатном кафтане подхватывает очаровательную девицу под локоток и, поигрывая завитыми усиками, заводит разговор о погоде. Да так ловко, что через секунду девица лишается почти всей одежды, орет благим матом и старается отбиться, но упорный малый, как ни в чем не бывало, продолжает показывать, откуда именно и куда движется грозовой фронт.

М-да, подборка воспоминаний впечатляет. Бедный, бедный приговоренный «глаз»! Не любоваться тебе больше пикантными сценками…

Виском я почувствовал тяжелый взгляд сотрудника карантинной камеры и резко обернулся. Оказывается, утилизатор оторвался от занимательного зрелища и потрясенно тычет в меня когтем:

– Это же ты! Там, на диване с девкой! Думал, прикроешь морду, и никто не узнает? Точно ты!

Наклонившись к самому зрачку, с ужасом убеждаюсь в его правоте. Я. Точнее, мой морок-дубликат, волею судьбы оказавшийся затейником по части совмещения куртуазного разговора о тучках и грубого животного секса.

Вот именно в этот момент жалость к «глазу» куда-то испарилась. Я легонько подтолкнул электронного предателя пальчиком в гудящее пламя, чтобы не мучился излишними подробностями, и, деловито отряхнув руки, тихонько шепнул в микрофон:

– Товарищ куратор!..

– Слушаю тебя, товарищ полевой работник инвентарный номер 437/138-5!

– Утилизатор узнал меня в зрачке «глаза»! Что делать?

Длинный расслабленный зевок вылетел из наушника.

– Да ничего,– равнодушно сообщил куратор.– Не напрягайся, Пятый. Как закончите, ему сотрут память, и все дела. Думаешь, первый раз подсматривает? У них в карантине своих радостей мало, так что весь штат поголовно слаб на чужую «клубничку». Надеюсь, как особь, пасущаяся на свободе, ты отнесешься с пониманием.

Услышав краем оттопыренного ушка, что я разговариваю, Вторая тут же обиженно хлестнула меня кончиком хвоста по рогу.

– Вы о чем там шепчетесь?

– Обсуждаем дальнейшую судьбу всех причастных к сверхсекретной операции,– сухо ответил я.– Кого в расход, кого оставить.

Длинные изогнутые ресницы чертовки тут же встревоженно захлопали.

– Ой! Да как же так, Пятый! Я же… могила немого! Рыба об лед! Никому ни словечка, ты же меня знаешь!

– Знаю,– сурово согласился я.– Потому и уговариваю товарища куратора пощадить твою и без того короткую девичью память. Помаши на прощание «глазу». Это последний.

Чертовка растерянно подняла наманикюренную ручку. В дверь карантинной камеры нетерпеливо забарабанили:

– Эй! Вы там долго возиться собираетесь?!

– Минут десять! – откликнулся утилизатор, отправляя пустой мешок вслед за догорающими «глазами» в печь.– А что за спешка?

– Еще одного «зайца» на капсуле поймали, надо бы убрать. Вот зараза! Как сумел пробраться на борт, ума не приложу!

– Гном? – почти утвердительно уточнил Третий, почесывая лоб пухлым пальцем.

– Гном, кто же еще…

– Это уже который по счету? – криво улыбнулся я.

– Шестой, кажется. Или седьмой…

– Не приму. Приказ сверху: гномов не сжигать,– сообщил утилизатор.– И предыдущих шесть штук тоже заберите, они у меня в подсобке. Все сухари из пайка сожрали, сволочи, и на ковер нагадили. Правда, рукастые, мерзавцы, этого не отнять. Сломанный приемник вот починили. Минутку, сейчас закончу с товарищами, и вы своих гномов заберете.

– Ничего себе заявление! – возмутились из-за двери.– И куда мне их? Выпустить на месте прежнего обитания?

– Ни в коем случае. С базы не выпускать до принятия решения САМИМ.

– Что за невезуха! – окончательно расстроился ожидающий очереди черт.– Пока ЕМУ доложат, пока ОН решит… На кой ляд мне семеро гномов? У меня и приемников-то сломанных нету…

Вторая тихонько хихикнула, прикрывшись кончиком шали. Я не выдержал:

– Проще простого, брат. Берешь всех «зайцев», временно обездвиживаешь, красишь в разные цвета и ставишь на газончик перед входом в резиденцию главы нашего филиала. Типа скульптурная композиция, она же ненавязчивое напоминание. Только шапки им поярче натяни. Для пущей декоративности.

– А что? – загорелся мой коллега и собеседник.– Мне нравится! Спасибо за идею!

– На здоровье,– скромно ответил я, разворачиваясь к напарникам.– Ну что, пошли?

Вопреки ожиданию, они не выказали энтузиазма. Огромные глаза чертовки широко распахнулись и налились страхом. Третий наоборот – зажмурился. Я с удивлением проследил, как лицо и шея толстяка плавно утрачивают окраску, делая его похожим на чрезмерно упитанного мучного червя.

– Да что с вами тако…

Широкая задвижка со скрипом вдвинулась в паз двери карантинной камеры, а сверху уже опускались дополнительные створки, которые на моей памяти применялись лишь однажды: когда бригада боевых работников притащила на себе особо опасный штамм мутировавшего вируса черной лихорадки.

– Э нет! – Утилизатор растянул тонкогубый рот в широкой садистской улыбке и лукаво мне погрозил.– Куда? С вами, товарищи, мы еще не закончили…

«А ведь начиналось все так… обыденно!» – успел подумать я, прежде чем ко мне протянулись когтистые ухваты…

Джинн из подземки

Подняться наверх