Читать книгу Хроники анклавов - Людмила Ланская - Страница 1

Оглавление

Обложка: Изображение от Thomas Budach от Pixabay


Мы бродили по улицам

и не искали друг друга,

твёрдо зная: мы бродим,

чтобы встретиться.

Хулио Кортасар. «Игра в классики».


История первая. Остров Федеральная Окраина vs Анклав Плэзэнтвилль. История Кэт и Алиры. Слоган на таможне: «Все дороги ведут в Плэзэнтвилль!»


Фабрика грёз

Кэт Вачовски снился сон.

Снова тот же сон, что стал преследовать её после того, как они оказались с Алирой и Вэйдом Найтом на острове Федеральная Окраина полгода назад.

Рэн. Или его призрак. Нечто иллюзорное, тончайшее, как газовая ткань, и вызывающее леденящий страх, пробегающий тысячами иголок вверх по хребту…

Вновь и вновь.

Алира говорила, что это пройдет. Нужно завалить себя работой, погрузиться в рутину, отрешиться. Так будет лучше и правильней. Проще. Кэт погружалась в прямом смысле слова. По рекомендациям резервщицы по имени Ронда – грубоватой засаленной блондинки – Вачовски приняли на трехмесячные курсы, а затем отправили в одну из семи специальных бригад по подводным испытаниям. Они исследовали рифы и тварей, что там обитали. Работа была не из легких. Многие не выдерживали, поэтому им всегда требовались новые кадры. За всем этим Кэт не успевала побывать в теплицах, чтобы лично встретиться с Себастьяном Грэмом. Визит откладывался. Ей удалось увидеть его мельком лишь однажды, когда он и его друг, подвыпившие, уходили тропой средь папоротников из паба. Огни острова были тусклыми, как глаза дохлой рыбы. Ночь антрацитово-темная и холодная. Дул муссон. Кэт пила дайкири на маленьком мосту под шум тростников и отдаленной какофонии паба. Ей было страшно засыпать…


Люди поначалу напоминали теней. С течением времени хмурые, замкнутые, странные, не лезущие в чужие дела жители Федеральной Окраины стали Кэт практически родными. В тот отрезок Алира проходила стажировку в пабе «Три семерки», это был тяжелый для неё период, а Вэйд слился, как она объясняла его внезапное исчезновение из их жизней. Найт растворился в потоках бытия. Лишенный сверхсилы, побитый, загнанный Вэйд Найт ушел на свое собственное дно. Власти острова не могли оставить его – зверя, бывшую ищейку – в лоне утопической земли. Пускай та была возведена из металлизированного мусора и гумуса, и населена изгнанниками.

Ему вынесли приговор за нарушение границы, нелегальное проникновение на их территорию, у него не было документов и кредитного чипа, да и просто за то, кем он был, кем его сотворил анклав Санрайс. Это было жестоко, но справедливо. Алира больше не хотела его видеть. Она была несчастна и опустошена. Остров стал для неё передышкой перед новым опасным плаваньем.

Кэт было все равно. Злость ушла, остался лишь мелкий осадок, который постепенно сам вымылся иными заботами.

Приезжая со смены она спала большую часть свободного времени, вполуха слушала рассказы Алиры, которую таки взяли барменом в паб «Три семерки», за нехитрым ужином, состоящим из запеченной на гриле рыбы и хрустящей картофельной соломки. Такие вечера напоминали до боли детство и юность – курящую на узком балкончике мать Бригиду, лукавую и улыбчивую единственную подругу Мину, встречу с Рэном и мастером Ян По.

Кэт крепко зажмуривалась, затем широко распахивала потемневшие карие глаза, под ними синели круги от недосыпания, запускала панель управления батискафа, передавала по коммуникационке напарнику инструкции по уничтожению мутировавшей твари, напавшей позавчера на четвертую команду подводников. Ходили толки, что эти твари ни что иное, как очередное пушечное мясо, инструмент в холодной войне между анклавом Санрайс и островом Федеральная Окраина.

Её группу называли чистильщиками. Обязанности до боли простые. Производить зачистку рифов, исследуемых иными группами. Первый её напарник вечно причитал, что они выполняют самую грязную работенку, а те уже приходят на всё готовенькое, не подвергаясь какой-либо опасности. Кэт не соглашалась. В этих темных ледяных водах всегда существовала опасность, поэтому остров был ненадежен для дальнейшего проживания. Алира также понимала это, но о своих планах не распространялась. Кэт и не интересовалась. Она чувствовала вину перед Денмарк, перед Рэном, перед Миком. Вина была тяжким грузом, металлическим панцирем, который она сама на себя нацепила, замкнула, а пароль стерла из памяти…

Темные ледяные воды её души плескались, поднимали волны тихого гнева, захлестывали по горло удушающей мглой, будившей подсознание…


Рэн. Рэн! Звала она неизменно во сне бесплотным голосом, смотря на пустынное пространство вокруг как бы со стороны. Призрак Рэна ссутулившейся фигурой в мешковатой одежде брел впереди неё. Кэт много раз пыталась его догнать, но всякий раз силуэт таял, как кубики сахара в горячем чае. Мгновение и всё подергивалось рябью, словно в амальгаму пруда некто бросил от злости гальку и по ней расползались мутные круги. Если всмотреться вглубь, то могло показаться, что оттуда на тебя смотрит твой доппельгангер. Про них ей тоже рассказывал когда-то давно Рэн. Доппельгангер выныривал, хватал тебя за горло и мечтал занять твое место в реальности.

Кэт бежала. Сердце её бешено стучалось в груди. Пар вырывался изо рта. А затем из ниоткуда звучал равнодушный отклик, отдающийся эхом.


Опоздала. Опоздала. Опоздала!


Кэт просыпалась в мерзком липком поту с дрожащим перекошенным ртом и руками, стиснувшими до побеления в костяшках пальцев тонкое одеяло. Она оглядывалась, находя на соседнем темперлоновом матрасе Алиру, спящую мирным сном. От пластикового квадратного окошка дуло. На внешней обшивке стен их муниципального гнезда образовался ракушечный нарост. Иногда в раковинах уныло завывал соленый ветер, а в трубах кончалась подача воды. В расщелинах произрастали на подушках мха необыкновенные ярко-оранжевые цветы, немного похожие на гибискус. С восходом солнца они раскрывались и источали тончайший сладкий аромат патоки. Здесь не было коммуникационной Сети, гаджеты довольно примитивны, еда имела привкус йода, росли настоящие травы: мята, лемонграсс, салат-латук, укроп, розмарин, базилик и петрушка. Картофель и помидоры таяли во рту, а солнце грело макушку.

Кэт Вачовски взглянула долгим мутным взором на Алиру Денмарк. Пшеничные кудри длинными жгутами обвивали её бледную шею. Дыхание ровно вырывалось из приоткрытого рта, а ресницы отбрасывали легкие тени на розовые щеки. Картина прямиком из симуляции для отпетых романтиков. Кэт не завидовала спокойному течению жизни приспособившейся на острове подруги. У той тоже хватало проблем и мелких забот. Например, назойливый поклонник по имени Дак Ройс, или вреднючая сменщица, распускающая гнусные сплетни о ком только ни лень.

Она делала дыхательную гимнастику, комплекс упражнений для растяжки мышц, шла в узкую душевую кабину, пускала прохладный режим очищенной от соли и шлаков морской воды, затем переключала на режим фена; натирала всё тело защитным гелем с запахом водорослей и огурца, который входил в комплект к форме подводников; чистила зубы, подводила глаза и красила вишневой помадой губы. Простая утренняя рутина приводила мысли в порядок, очищала от спама и заставляла двигаться дальше.

За полгода на Федеральной Окраине Кэт отпустила волосы до плеч, темные и гладкие, сделалась немного женственней, грациозней, несмотря на униформу подводников, в выходные старалась наряжаться. В пабе она пила лишь дайкири, пару раз переспала с парнем из четвертой – элитной команды. Он два месяца заглядывался на неё – новенькая, загадочная, острая на язык, гибкая девушка из анклава Санрайс. Местные видимо ему приелись… Он ей даже понравился, на краткий миг. Нежный и ласковый мальчик, с виду и не скажешь. Она была направляющим, он тем, кто подстраивался под её ритм, восхищался и чуть ли не мурлыкал.

Но Кэт быстро опомнилась, увидев удаляющуюся фигуру Себастьяна Грэма средь вееров папоротников. Светлая голова, светлые мысли, кремовая рубашка на фоне кромешной мглы, подкрадывающейся с тыла. Се-ба-сть-ян. Даже имя светлое, святое. Она не достойна такой чести. Она предательница, изгнанница, отверженная, одиночка с волчьей хваткой и кошачьими повадками. Зверь похлеще Вэйда Найта… Глупые федеральщики. Кэт сардонически улыбнулась себе.

Кто-то подошел и беспринципно обнял её за талию со спины. Сладкий мальчик из элитной четвертой команды подводников. Сладкий, как сахар на дне бокала с коктейлем в её дрожащей от расшалившихся нервов руке. Никто её так не обнимал, никто и никогда. От этого стало вдвойне больно, невыносимо… приятно и гадко одновременно. Необъяснимый круговорот быстро сменяющихся чувств и ощущений.

Дайкири вдруг почудился кислотой, ноги стали ватными в неудобных лодочках, холод пронзил тысячами мельчайших осколков всё её существо. Внутренняя тьма жаждала крови.

Ночью ей впервые приснился Рэн. Карусель завертелась.


– Эй, ты обещала быть сегодня вечером в пабе, – напомнила ей за утренней чашкой кофе собранная на работу Алира.

Кэт лениво кивнула, надевая объемную темно-синюю куртку с логотипом The Ocean Company, переливающуюся серебристостью. Магнитным ключом отперев дверь, Кэт направилась к лифту.

Из пластикового тубусного лифта, скользящего бесшумно вниз, открывался вид на остров – венозное разветвление трамвайных путей, виадуки, заросшие плющом, и слайды учебного сектора. Вязкая пелена тумана скрывала морской простор. Что там? Дальше, на север? Нынешний напарник рассказывал про анклав Монолит – сосредоточение преступности и безумия киберпространства. Кэт поежилась было при упоминании иной реальности. Вэйд поведал ей, что Рэн Накамура ушел именно в ту плоскость, скрылся, точно улитка в панцире. И панцирь этот навеки стал его домом. На восток лежал анклав Поднебесная – артерия хорошо соединенная с Монолитом сверхскоростными поездами, курсирующими ежечасно, иной раз конкурирующая на рынке корпократии. А на юге… На юге был Плэзэнтвилль. Даже название тягучее и красочное, как завитушка карамели на палочке. Плэзэнтвилль имел связи с терраморфированным Марсом, с каждым годом расширялся за счет новостроек и заповедников. Интересный, по слухам и новостной ленте, и манящий анклав.

Кэт пешком поднялась на холм, где останавливался номер её трамвая. Тут-то она и встретила лицом к лицу Дака Ройса. Мужчина сонно почесывал затылок. Сиреневая дымка тумана еще висела над горизонтом. Кроны платанов покачивались, как опахала. Легкий холод окрасил щетинистые щеки собирателя из теплиц в красноватый цвет, словно треснутая кожура граната. В уголке губ Ройса была зажата утренняя сигарета с ментолом.

– Послушайте, – обратился к ней Дак. – У вас не найдется огонька? Моя зажигалка сдохла.

Он повертел перед Кэт дешевой синей зажигалкой. Сухой щелчок оповестил об отсутствии огня.

– Я не курю.

Сказала, как отрезала.

С моря подул бриз. Дак наклонился, узнав нашивку на куртке этой суровой женщины, хмыкнул.

– Вот оно как.

К остановке стекались люди. Приближался трамвай. Дак пропустил двух старшеклассниц, дрожащих от прохлады в форменных серых жакетиках и юбках в складку. Кэт вошла за ним и только теперь заметила на нем форму собирателя теплицы D37.

– Ааа… – невольно вырвалось у Вачовски.

Трамвай опасно качнулся на тросах. Маленькая неполадка с магнитами. Старшеклассницы визгнули, остальные пассажиры схватились за поручни, бурча. Дак наступил Кэт на ногу.

– Простите.

– Всё в порядке.

Мужчина был высокий и неопрятный.

Она толкнула его в спину. Личное пространство было нарушено. Противная сигарета упала на сидение.

– Похоже, все места заняты! – шутливо воскликнул Ройс, поднимая и пряча в карман парки мятую никотиновую палочку.

– Да уж, – фыркнула в ответ Кэт, мигом садясь у окна.

Мужчина с немым разочарованием сел у прохода.

Трамвай плавно пошел в путь на магнитных тросах.


Липкие хлопья тумана таяли на окнах. Сконденсированная влага уныло бежала по стеклам. Кэт пялилась перед собой, подперев щеку рукой. От парки Дака Ройса пахло землей, ментолом и застаревшим потом. Он мечтательно посапывал, расставив длинные ноги в тяжелых берцах.

– Вспомнил, где вас видел, – приоткрыв слипающиеся глаза, сказал он, перекрывая тем самым шум и гам школьниц позади них.

Кэт сменила ногу на ногу.

– Я тоже вспомнила вас. Вы друг Себастьяна Грэма. А еще… – она повернулась, тряхнув волосами, распространяя по салону аромат рисового мыла. – Вы пытаетесь ухлестывать за моей подругой.

Дак поднял кустистые брови, скривил рот.

– Алира говорила, что вы так и не решаетесь познакомиться с Себастьяном. Почему?

Кэт отвернулась, закусив губу.

Действительно, почему? Алира звала её каждый вечер в паб, распалялась насчет нерешительности Кэт. Непонимание и знание того, что Кэт спуталась с каким-то подводником, взбесило в итоге Алиру. И все же она не оставляла попытки познакомить Грэма с Вачовски.

«Он славный. Истинный джентльмен. Лишь иногда может впасть в такую черную меланхолию, но она, скорее всего, связанна с предстоящей для него ролью», – рассказала ей как-то утром Денмарк, перебирая вещи для стирки. Голос у неё был грустно-романтичный. Кэт ничего не ответила. Похоже, что вновь мужчина, понравившийся сначала ей, пленил и Алиру. Порочный круг…

– Она вам очень нравится?

Дак скрыл ладонью широкую улыбку, делая вид, что потирает щетинистый подбородок.

– Значит, очень, – вздохнула Кэт, на миг вспомнив глупый вид шофера Френка. – Алира интересная, но не реализовавшаяся девушка. Ей нужен сильный и надежный мужчина. Хотя… кто знает. Может случится и так, что она в какой-то момент ухватится за возможность стать той, кем мечтает, и ей уже будет все равно на брак.

После собственных же слов о браке Кэт поежилась. Она была противницей таких отношений.

Скрытая ирония резанула Дака по больному. Он почувствовал себя недостойным, расхлябанным и неуклюжим.

Трамвай сделал виток. В окна показалась остановка у теплиц. Обширная газонная площадка с пилотирующими примитивными роботами-уборщиками. Некоторые собиратели пытались поймать вышедших из-под контроля роботов.

– А что касается Себастьяна Грэма. Так это была всего лишь прихоть – встретить воочию первого человека, поселившегося на Федеральной Окраине, сбежавшего из-под напора Санрайса. Сейчас же всё… изменилось. Я… изменилась.

Ройс не мог понять, в чем крылся подвох. Кэт полушутливо пояснила:

– Не стоит внимания. Ваша остановка.


***


Батискаф медленно пошел на глубину. Кэт пристегнулась, запустила голограф-окна. Пока всё чисто в радиусе их рифа. Напарник достал из-под панели начатую пачку гвоздичных чипсов, завезенных контрабандой с Санрайса.

– Вторая команда сейчас на площадке 1P. Я посылаю сигнал о «спокойном» режиме, – нарушила методичный хруст чипсов Кэт.

– Отлично! – бодро откликнулся парень, отложив пачку в сторону, и жирными пальцами застучал профессионально по сенсорам.

Кэт тут же переключилась на новости о Плэзэнтвилле, а именно в центре акватории Атлантик-Сити. Вода, всюду вода различных холодных оттенков, темная и мерцающая в искусственном флуоресцентном либо люминисцентном освещении; вода, с подмешанной пигментацией, соленая и пресная, прозрачная и мутная… И накатывающие волны, в зависимости от лунного цикла – приливы и отливы энергии, исходящей от таинственных и страшно красивых дев гомоакватикусов. Она поправила каплю-наушник в ухе, кивнула напарнику, что завершил операцию с сенсорами и откинулась поудобней на спинку кресла.


Всё, что Вачовски успела узнать об этом парне, так это то, что он любил жевать резинистую пиццу с оливками и грибами шиитаке, анимированные приложения – конкурс-батл среди молоденьких айдолов и ни разу за все три недели не снял беспроводных наушников. Это был долговязый, почти безэмоциональный парень с торчащими из-под поношенной футболки лопатками и нерасчесанной, соломенной шевелюрой, смахивающий на падшего ангела, если бы не тяжеловатые черты лица и большой орлиный нос, под которым прятался бледный тонкогубый рот с опущенными уголками.

Их партнерство так бы спокойно и шло, если бы этот самый гик-напарник не скинул за час до конца рабочего дня на почту Кэт буклет с приглашением в клуб-«аквариум» «Бирюза лагун».

– В Плэзэнтвилле? – удивленно вопросила Кэт, перечитав на экране буклет.

Парень моргнул и пожал плечами.

– Я там бывал. «Бирюза лагун», в последние годы, считается колыбелью водного мира. Понимаешь о чем я?

Судьба подкидывала ей шанс увидеть нечто новое. Проникнуть в потаенный мир изысканных и грациозных существ. Почему-то они пленили её с тех пор, как она попала на батискаф, и позже, когда впервые нырнула на глубину с бойфрендом.

– Спасибо, – сказала Кэт.

Парень потянулся за чипсами.


***


– Куда ты? – сидя на своем спальном месте, тревожно спросила Алира.

Кэт спешно собирала в сумку-банан всё необходимое.

– Смотаюсь в анклав Плэзэнтвилль. На шоу гомоакватикусов.

– С тем слащавым парнем-подводником?

В голосе Денмарк Кэт уловила злость.

– Нет. Одна.

Тишина комнаты нарушалась лишь сборами вещей и рокотом волн за окном. Закат горел пожаром. Кто-то ярусом ниже готовил темпуру, поэтому в воздух вплелись аппетитные нотки пряного. Оранжевый квадрат от окна грел босые ноги Алиры, а слова Кэт холодили сердце. Она оставалась одна на острове и ей было не по себе.

– А как же… – продолжила Денмарк.

Вачовски резко обернулась с натянутой улыбкой к подруге.

– Давай выпьем солодового пива и съедим креветок в чесном соусе с латуком. Я там уже всё подготовила. За легкий путь в анклав!

Алира скептично подняла бровь. Солнечный квадрат удалялся. Тени делались длиннее. Воздух насыщено пах морской солью и цветами, что раскрывали бутоны в сумерках… Сладкий запах патоки и пряный темпуры пропитывали стены их жилища. Алира опустила голову, силясь сказать что-то еще важное или нет. Оказалось, для кого как.

– И больше никаких вопросов. Я благодарна тебе за всё и ценю твою заботу, но это моя жизнь.

– Ясно! – небрежным движением руки Алира отбросила прядь волос от щеки. – Тем лучше…


В ту ночь они выпили достаточного количества солодового пива и съели приличные порции креветок в чесночном соусе с латуком. Казалось, что время замерло, наполненное весельем, смехом, аппетитными ароматами еды и морского духа. К полуночи Кэт и Алира переместились на общую террасу в плетенные ротанговые кресла, укрывшись клетчатыми пледами.

Кэт заговорила первой:

– Я втянула тебя в эту трясину. Прости меня.

– Глупая Китти-Кэт, – захлебнувшись смехом, откликнулась девушка, ежась от холода. – Ты спасла меня.

– Ты про Найта? Он всё еще тебе нравится.

– Он мне никогда не нравился. Не настолько, чтобы потерять голову от любви, – с грустью сказала Денмарк, подтянув плед на плечах. – Он имел власть надо мной. Обаятельный и опасный Вэйд Найт показал мне иную реальность. Я стояла у края, смотрела зачаровано вниз, словно готовая к прыжку… и лишь чья-то тень не давала мне упасть в огненный обвал.

– Френк? – удивленно выговорила Вачовски.

Алира только кротко улыбнулась в густой звездной темноте, разлившейся по зеленой округе сливовым соком.


Рано утром они прощались у катера. Было ветрено и пасмурно. Алира придерживала капюшон парки. Слезы блестели в глазах. Она чувствовала, что вольная Китти-Кэт уезжает навсегда. Ей не стоило труда обосноваться где бы то ни было, не то, что домашней солнечной девочке по имени Алира.

– Счастливого пути! – яростно махая рукой, крикнула Денмарк.

Кэт впервые за всё их знакомство улыбнулась от души. Ветер рвал на ней черную куртку из сэконд-хенда, трепал волосы и сердце.

– Передай привет Френку. Он спас нас обеих.

Тонкая фигурка кучерявой Алиры в темно-зеленой парке становилась всё меньше и меньше, а затем и вовсе, как и вся Федеральная Окраина исчезла в фиолетово-охровых мазках рассвета.

Впереди было только море.


***


Центральная гавань анклава Плэзэнтвилль встретила Кэт шумом перевозок и яркими снопами восточного света. Она перекинула сумку-банан поудобней, пальцами расчесала челку и двинулась к ближайшей регистрационной будке. Получив разрешение на неделю пребывания в анклаве, Кэт осведомилась, где здесь находится недорогой отель или пансион. Женщина на регистрации молча указала ей на электронные буклеты у сенсорной стены. Все они пестрели предложениями фешенебельного и комфортного ночлега. Кэт отсортировала данные, нашла то, что ей больше всего подходило, и внесла предоплату через терминал. Она также загрузила себе на порт карту Плэзэнтвилля со всеми его транснациональными корпорациями и заповедниками, краткую историю создания и главное экскурс в акваторию Атлантик-Сити. Зелень и вода, закованные в бетон и стекло. Там буйно росли аквилегии и многолетние дельфиниумы, раскинулись заросли гигантских папоротников и леса висячих лишайников. Потаенные чаши озёр с колкой, холодной, светящейся лунным серебром водой обладали целительной силой. Диво дивное.

Когда-то первых дев-гомоакватикусов продавали на черном рынке, как рабынь, в больших стеклянных резервуарах с подкрашенной бирюзовым пигментом водой. Одна из них со звучным именем Аква была перепроданной и заново купленной уже никем иным, как самим Ренаром Дао – влиятельнейшим человеком во всем Плэзэнтвилле – ныне же имеющим статус отшельника и пьяницы-аристократа. Их история стала лейтмотивом для существования иных видов гомоакватикусов, обретших в дальнейшем легальную свободу. И все-таки оставалась исковерканной легендой для романтически настроенных жителей акватории.


"Цветы в зеркале, луна в воде", "видимое, но не реальное". Данная китайская идиома (чэнъюй) говорит об иллюзиях, о прекрасных, но недостижимых мечтах. Цветок отражается в зеркале, луна в воде – что можно увидеть, но нельзя потрогать. Человек желает то, чего нельзя так просто ухватить руками. Мораль учит избегать искушений.


Кэт погасила экран порта одним щелчком, подложила руки под голову на мягкой кушетке. За узким квадратным оконцем носились, будто медоносные пчелы автофлаи. Воздух гудел и плавился от жара двигателей и турбин. Ей вспомнился парк скатинга на Федеральной Окраине и легкий призрак-воспоминание Себастьяна Грэма, который, скорее всего, уже вернулся в лоно Санрайса и приступил к делам наследства. Нет, она всё правильно сделала, что не стала завязывать знакомства. Пускай для Алиры – это будет еще одним шансом исполнить свою мечту с симуляциями и визуал-кинестетическими роликами. Она чувствовала, что Денмарк связывала с Себастьяном не просто дружба… Кэт потянулась всем телом на кушетке и встала, чтобы привести себя в порядок перед посещением шоу.

Пансион, где она остановилась, был в двух пересадках на скоростном поезде от Атлантик-Сити. Кэт успела прикупить наряд, перекусить традиционным блюдом Плэзэнтвилля – пастой с беконом из биолаборатории, грушей и острым сыром, прикончить баночку диет-колы. Плэзэнтвилль привлек её несуразностью и пестротой, толерантностью и сочетанием несочетаемого. Но это была пока только одна грань, и в ней отразилось всё ослепительное и завораживающее. Кэт была в восторге. Призраки прошлого отступили, развеялись позади дымом и туманом. Впереди же была бесконечная Фабрика Грёз…


***


Широкие двустворчатые двери в клуб-«аквариум» «Бирюза лагун» распахнулись перед толпой гостей. Зал был наполнен лазурным светом и регулируемой влажностью. Все заняли свои места. Кэт глядела во все глаза на хрустальную водную стену, мерцающую жемчужными капельками и нитяными полосками. Она боялась выдать свое перевозбуждение. Вдруг остальные решат, что она чокнутая, помешанная на рыбьих девках. Однако пришедшие сюда люди были переполнены таким же чувством. Диво дивное…

По залу поплыл густой ароматический туман, вслед за ним электронная музыка, а через короткое мгновение за хрустальными стенами показались сами гомоакватикусы. Танец их был исполнен трюков, и при этом эротизма. Перед Кэт распахнулся ящик Пандоры. Она была охвачена восторгом, смежным с адреналином, и легкой завистью. Девы вод двигались так, словно плыли в воображаемом течение собственной холодной крови. Их слегка выпученные глаза были поразительно живыми, просчитывающими реакцию зрителей до мелочей. Тончайшие сатиновые и шелковые одеяния обтекали гибкие пластичные фигуры. Кто-то был выше, кто-то ниже, кто-то костлявей, а кто-то в самом расцвете сил. Все они представляли собой фабрику грёз, ту её сторону, о которой мечтала Алира, и которой восхищалась на подсознательном уровне Кэт. Когда же музыка прекратила свой бег, сказка кончилась, погас свет, Вачовски осознала, чего стоила им вся эта модификация, а главное свобода к существованию…


После выступления гомоакватикусов был банкет в Хрустальной Зале. Алюминиевые барные стойки, кованые стулья, крашенные под серебро, узкие бокалы с шипящими лазурными и бирюзовыми коктейлями. Изображения морских цветов на стенах. Мраморные фонтаны со статуями нереид, наяд и сирен. Сладкий лед с мятой и лаймом, соленый шоколадный мусс, звезды, вырезанные из киви и дыни. Задрапированные нитями жемчугов проходы. Девушки в платьях с пайетками-чешуей, напоминающими русалочьи хвосты. Парни в жилетках из акульей кожи и ирокезами, крашенными в густо-синий и пепельно-серый. Блеск в полумраке. Свежесть прохлады. Меланхолические мелодии, убаюкивающие, качающие толпу гостей на волнах.

Кэт была в фиолетовом платье-мини, в черных лакированных лодочках. В ушах звенели золотые кольца. Волосы вились мягкими смоляными локонами до плеч. Темно-вишневая помада. Аромат дикой сливы вокруг белой шеи.

Она не вписывалась в окружающую обстановку, но была рада очутиться в новом измерении.

Присев за дальней барной стойкой, где сидел еще один гость, Кэт заказала соленый шоколадный мусс с засахаренным цветком сакуры, сбрызнутым лимонным соком. Ковыряясь ложечкой в десерте, девушка заметила, что на неё откровенно пялился мужчина с бородой и низким черным хвостом на затылке.

Алая бабочка на темно-синей рубашке показалась издалека пятном крови… Кэт встряхнула головой, опустив взгляд на мусс с утопающим цветком сакуры. Только не сейчас. Рэн! Она вырвалась сюда развеяться, а старые кошмары не оставляли ни на миг.

Мужчина пересел к Вачовски. В правой руке он игрался стаканом с бирюзовым коктейлем.

– Не против? – голос его был низким и тоскливым.

– Нет.

Кэт отчего-то резко выпрямилась, точно ледяная рука Спирита Рэна коснулась её спины, как в том сне…

– Вы одна здесь? – отхлебнув жадный глоток напитка, вновь обратился к Кэт незнакомец.

– Поэтому вы осмелились подойти ко мне? – лукаво блеснув карими глазами, откликнулась Вачовски.

Она решила пококетничать, чтобы расслабиться.

– Вы выделялись из толпы, поэтому я и подошел, – парировал мужчина.

– Мне это должно льстить?

– Как угодно.

После короткой паузы он представился.

– Меня зовут Феликс.

– Кэт.

– Очень приятно, Кэт. Вам понравилось шоу? На мой взгляд, много шумихи.

– На то оно и шоу, не так ли, Феликс?

Мужчина довольно усмехнулся и пригласил Кэт переместиться в более спокойное место. Они вышли на площадку, окаемленную фосфоресцирующими валунами, в центре которой возвышалась статуя Нептуна. Дальше растянулся четырехугольный бассейн с гигантскими водяными лилиями и толпы зевак, пьющие под дабстеп светло-зеленый шартрез, дергающиеся в ритмике конвульсий. Кто-то осмелился нырнуть в бассейн и с криком брызгал остальных на помостике. За всем этим вилась дорога влево, где через три яруса курсировали наемные автофлаи, развозящие людей по местам их назначения. Феликс остановил один и они сели в теплое кожаное нутро автофлая, удаляясь прочь от водяного веселья.

Так они очутились в семейном ресторанчике в постмодернистическом стиле. Кэт оценила выбор нового знакомого и проницательно выговорила:

– А ты ведь тоже не местный.

– Как ты догадалась? – Феликс расслабил узел бабочки и положил в рот эвкалиптовый леденец из жестяной коробочки с китайским иероглифом на крышке.

– Ты все время смотришь вдаль, словно ищешь пути отхода. Тебе трудно усидеть на месте, потягивая бирюзовый коктейльчик, как остальным мужчинам. Ты все время на ногах – рыщешь, убегаешь, стремишься изведать больше, чтобы… – она задумалась, кусая нижнюю вишневую губу.

– Чтобы что? – заинтересованно спросил Феликс, наклонив голову поближе к спутнице.

Кэт немного смутилась, но не отодвинулась. Интимный полумрак ресторана поверг её к расслабленности и откровенности. Это было нечто новое, ранее никогда ею не испытываемое.

– Чтобы найти то, что тебя остановит и привлечет так сильно, как никогда и ничто прежде.

Он расплылся в удовлетворенной улыбке, подумав, что эта маленькая женщина, настолько проницательная и таинственная, определенно в его вкусе. Феликс накрыл ладонью её руку, потянулся через столик и вложил слова, как осколок мятной шоколадки, ей в приоткрытый темно-вишневый ротик:

– И сейчас мне кажется, что я нашел то, что искал…


***


Их сближение происходило приливами. Иногда он мог надолго пропадать по каким-то коммерческим делам, а после появлялся перед Кэт сияющий, напыщенный и удалой. Водил её развлекаться в казино и на представления психомагов в самое громкое заведение под названием королевство Delirium. Однажды они забрели на поэтическое выступление декадентов, мигрирующих с родины Феликса – анклава Монолит. Отпуск Кэт подходил к концу, а она всё меньше вспоминала про Федеральную Окраину и команду подводников. Увольнительный талон хранился на электронной почте её гика-напарника, дальновидного мальца, смахивающего на падшего ангела. Вставал вопрос поиска работы, но пока накопленных средств хватало. И Феликс обещал ей подыскать какое-нибудь “не пыльное” место.


– Поехали ко мне. Покажу, где осел когда-то.

Кэт удивленно выгнула брови под взъерошенной челкой. Они стояли и пили из узких бутылочек подсахаренный абсент на мосту, перекинутом через заливчик Тетра Блю*. На голубой водной глади отражалось охровое сияние заката. Одно перетекало в другое, переплетаясь и переливаясь, точно краски замысловатого граффити с закодированными ответами на вселенские вопросы.

– А я-то думала, что ты обитаешь в спальных модулях.

Феликс задумчиво произнес, приобняв Кэт за плечи:

– Когда-то и там приходилось ошиваться. Едем. Мне уже осточертела акватория. Захлебнуться можно в этом болоте…

Тогда Кэт и заметила в нем странные перемены настроения. Феликс то яростно сжимал её в объятиях, придавливая всем весом к белому темперлону обширной кровати без простыней, запрещая впускать в спальню свежий воздух ночи и стрекот искристых цикад, то отказывался от любого общения, просиживая в одном шелковом халате на открытой веранде, стуча по сенсорной клавиатуре, погружаясь в симуляцию, звал некую Чан Ли…

В такие дни и ночи Кэт тоже вспоминала прошлое, лежа плашмя на остывшем темперлоне, ловила под веками послеобразы и смазанные картинки снов наяву. Вырываясь на поверхность, она шла искать по дому или в бамбуковую рощицу, или же, в конечном итоге, на холм, поросший колокольчиками, Феликса, чтобы вновь обрести друг друга, как автофлай сигнальный маяк.

– Возьми… в верхнем ящике комода, – придушенно заговорил он, откатившись от Кэт на свою сторону кровати. – Колоду костяных карт и жестяную коробочку. Они нужны мне.

Шея её еще горела от следов яростных поцелуев, бедра от щипков, позже грозящихся превратиться в новые синяки. Щеки и грудь были расцарапаны щетиной. Губы припухли и запеклись. Кэт едва дышала, впиваясь пальцами в мякиш темперлона. Воздух спальни густо пропах цветочной пыльцой и потом их тел. Она кое-как поднялась на ноги, прошлепала по горячим половицам к комоду и достала то, что он просил, словно капризное дитя. Не торопясь, Кэт вернулась к растянувшемуся на матрасе любовнику, грубо вручив ему вожделенные предметы. Затем она глотнула нагревшейся воды из кувшина и с яростью подняла деревянные решетки на окнах. Она жадно дышала, стуча решетками об пол. Выпила остатки воды из стакана, чуть не выронила его из руки, вместо этого ударила ладонью по раме. Её разрывала на части злость и придавливала в немом крике жалость. Он был слаб. До чего же он был слаб в своих страстях, что не угасли с потерями. Даже ей удалось совладать с призраками и кошмарами, чтобы обратиться некой новой ипостасью себя самой.

Солнечный свет залил плавленым золотом спальню. Феликс застонал, выронил колоду и коробочку из рук.

– Ты издеваешься! – крикнул он, пытаясь спрятаться на голом темперлоне от света, звуков и тепла дня.

– Это ты издеваешься надо мной. Ты же обещал мне прекратить эти “вспышки”, как ты их называешь. Обещал, что мы будем жить по-другому.

Кэт не кричала, но голос её звучал жестко, как сталь. Феликс отдышался и посмел взглянуть на неё, объятую маревом, заползшим из низких окон. Она была прекрасна, словно валькирия. Лишь темные полукружья под глазами выдавали усталость и почти сломленность…

– Прости, – прошелестел его голос, будто из другой комнаты. – Прости меня, Кэт. Я люблю тебя. Ты нужна мне. Ты ведь знаешь.

– Но она нужна тебе сильнее, – констатировала злостно Кэт, указав на сенсорную клавиатуру симулятора, и стала подбирать с пола одежду.

Феликс молчал, зарывшись в агонии дрожащими пальцами в темные волосы, полусидел на кровати. Его долго тошнило, сил доползти до ванной, чтобы наполнить кувшин водой не было. Вообще не было сил что-либо делать. Каждый мускул, будто исчез. Красная паутинка лопнувших капилляров в глазах доставляла кошмарные неудобства при таком яростном освещении. Он не злился на Кэт. Сил и на это не было… Потом он пытался сыграть со своей тенью на эбеновом полу в покер костяной колодой. Потом заснул, укутав голову шелковым халатом. Время незаметно просачивалось мимо. И ему хотелось замумифицировать все мгновения своей жизни и заточить их на дне плоской жестяной коробочки с потускневшим китайским иероглифом, означающим… Как же она говорила?.. Голова Феликса дернулась, руки взметнулись в воздух. Сиплый вздох застрял в глотке. Солнечные лучи больше не беспокоили его.


Вернувшись к полуночи, Кэт не стала искать его по комнатам или где бы то ни было, сама ушла в кухню и неожиданно крепко уснула за мраморной стойкой без снов. Лампочки моргали в конусообразных плафонах. На улице занялся методичный ливень. Чашка с эспрессо дымилась седыми завитками, остывая. А в северном крыле сердце Феликса навсегда остановилось вместе с разбитой аппаратурой для выхода в симуляцию…


***


…Бамбуковая роща гулко шумела на прохладном ветру. Утро занялось, рассвело ярко-рыжим солнцем, слепя глаза. Кэт заслонила помятое, бледное лицо ладонью. Ночной пришелец с королевским именем Артур стоял на веранде, нервозно закуривая черную сигарету. Она вышла к нему, неслышно присоединившись, заговорила первой:

– Я хотела бы остаться здесь.

Мужчина взглянул на неё флегматично. Было в нем нечто странное. Какая-то не человеческая, жестокая красота. Лишь спустя много часов Кэт вспомнила рассказы Феликса о Монолите и мальчике-киборге по имени Артур…

С каждой минутой температура воздуха неумолимо росла вверх. Жар смешивался с ночной влагой, воздух густел, обращаясь испариной. Вокруг всё подернулось масляно-молочной дымкой.

Артур почесал щеку, отгоняя прилипчивых мошек. Новая пассия пронырливого старого кота Шулера ему и не нравилась, и нравилась одновременно. Она чересчур напоминала его самого с поправкой на пол. Будто потерянная сестра. Киборг-хакер хмыкнул, стряхнув пепел с сигареты.

– На самом деле мне все равно. Этот дом, – он лениво махнул рукой на здание в восточном стиле. – Шулер когда-то выиграл в покер для своей единственной любви.

– Он рассказывал. Китаянка. Куртизанка. Красавица. Чан Ли.

Бог любит троицу…

Голос Кэт звучал сухо и пресно, как ржаной хлебец. Артур скосил взгляд на неё. Неужели ни капли ревности? Ну нет. Белые пальцы все же сжали край синей майки, что выдало девушку.

– Я приехал попрощаться. Спасибо, что сообщила о… нем.

Кэт поджала губы при упоминании тела Феликса, накрытого полностью простыней в темной северной спальне. Солнце почти не проникало туда, так как они с Артуром опустили деревянные решетки, служившие вместо жалюзи. Частички пыли танцевали в затхлом воздухе. На низком столике стояла ваза из китайского фарфора – тонкая и невесомая – с букетом колокольчиков. Они вяли, теряя лепестки. Винное пятно впитывалось в столешницу. А в бокалах остатки его уже испарились, оставив лишь багровые запекшиеся подтеки…

Вачовски надавали кончиками пальцев на веки. Слезы текли по щекам, как в тот момент на резервных секторах. Это повторилось вновь. Они оставили её. Те, кто был дорог и понимал мятущуюся душу. Рэн… Холод снова коснулся промеж лопаток. Она всхлипнула, отвернувшись от Артура, который медленно курил сигарету, запрокинув патлатую черноволосую голову к небу.

Дым змеился изо рта, фактически не растворялся, а зависал седыми хлопьями в жарком мареве рыже-зеленого утра. Из-за бамбуковой рощи выплывали облака, словно свитки. Откуда-то, издалека, доносился звук двигателей автофлаев, запах отсыревших сосновых столбов и раздавленных каблуками диких ирисов.

– Так ты приехала в Плэзэнтвилль на водное шоу гомоакватикусов?

Артур потянулся всем телом, прохрустел позвонками. Дотлевшая сигарета упала из уголка губ. Бессонная ночь и спешная поездка сюда вымотали его неимоверно.

– Да. Там мы и познакомились с Феликсом.

Она не называла Шулера Шулером. И в её интонациях проскальзывало некое восхищение. Артур удивился и слегка расстроился, ведь он никогда не воспринимал Шулера всерьез. Даже после происшествия с кубом, проклятой Азбукой будущего.

– Ясно.

Артур выудил из кармана джинс порт новейшей модели, что-то быстро напечатал и сказал:

– Оставайся здесь, если хочешь. Думаю, он именно этого хотел. Шулер…

Кэт пронзила его свирепым взглядом, держась крепко за сосновый столб.

– Прости. Феликс, – неуклюже поправился он. – Феликс давно был болен. Сердце подводило его неоднократно. Я как-то предлагал ему обратиться к кибернетику, для которого я однажды взломал коды. Ведь, что такое сердце – мышца, и не более.

Вялый сквозняк заскользил по коридорам дома. Кэт сползла спиной по столбу на пол веранды. Ей хотелось остаться одной. Всего лишь мышца… Всего лишь… Рэн… возможно ли, что Феликс стал Спиритом, как ты? Возможно ли, еще раз увидеть вас?

Артур подошел к этой странной плачущей женщине, присел около неё на корточки, но отчего-то не посмел прикоснуться, чтобы успокоить. Он давно разорвал привязанность к Шулеру и был готов к тому, чтобы однажды узнать о его кончине. После событий с Азбукой будущего они виделись в Монолите последний раз. Чан Ли была больна. Он увозил её к спецам в Плэзэнтвилль. Это не помогло. Любимая женщина сгорела. Шулер отправился по анклавам, заперев этот дом с воспоминаниями о ней. А теперь… теперь здесь появилась другая женщина. Она подарила ему последнюю радость жизни. Пускай, так и будет.

– Вставай, – Артур протянул ей руку. – У нас много дел. Я побуду с тобой, пока всё не закончится.

Уверенность и твердость его слов заставили Кэт подняться. Она справится. Даже если её личная фабрика грёз оказалась разрушена. Даже если ей будет отказано на миг войти в Неоновое солнце. У Кэт, наконец-то, есть дом. Скитания закалили её.


Когда прах Феликса по прозвищу Шулер был развеян над океаном и Артур вернулся в анклав Монолит к жене и сыну, Кэт Вачовски обзвонила Алиру и Френка, что обустроились в пентхаусе недалеко от корпорации Себастьяна Грэма, Мика Кейна, что стал новым тренером для гейм-бойцов, Мину – жену простого инженера-конструктора с их выводком шестерых детей, а главное, мать, живущую до сих пор в Кротовых норах…

– Алло! Алло! – кричала в динамики Бригида, ведь связь была ужасной из-за перебоев. – Катерина – это ты? Милая, где ты?!

Кэт сжимала в руках сенсорную панель порта, боясь нажать видео. Она вышла из бамбуковой рощицы на открытый холм в цветущих колокольчиках* и ответила:

– Я в анклаве Плэзэнтвилль. Я вышлю тебе пропуск и пополню кредитный чип. Приезжай ко мне насовсем, мама. Я нашла нам Настоящий Дом.


Сноски:

заливчик Тетра Блю* – пасхалка к Тетре и Блюбелл из цикла «Хроника анклавов» – История шестая. «Спасите наши души». Залив назван в честь киборга Тетры и девочки Блюбелл по некоторым причинам.

также маленькая отсылка к Блюбелл* – Голубой колокольчик.


История вторая. Анклав Плэзэнтвилль. Ренар и Лидия.


Старое новое время

Ренар Дао и Лидия Хейл были давними бизнес-партнерами. Такими разными и в тоже время похожими людьми. После истории с сывороткой для киборга-сестры Ренара по имени Тетра Дао вернулся из колонии на Марсе обратно на Землю, засел в своем родовом поместье близ спальных районов, зарылся в нору как истинный лис…


Что до Лидии. Она продолжила вести бизнес с баром «Отравленное яблоко», металась от одной деловой поездки к другой по анклаву, жила в качестве второй или третьей жены в особняке одного стареющего барона; бросила барона ради циркачки с раздвоенным языком, сочинила томик декадентских стихов, живя в коммуне фокусников и психомагов, чуть не потеряла доход от бара, закрыла оный, обидев тем самым давнюю подругу, и сгинула в вечности…


Жизнь сводила и разводила их, точно они были игрушками Бога, в которого оба утратили веру еще со школьной скамьи. Ренар лишь по старой привычке поклонялся статуе Эны – матери, пропавшей в веках, памяти и истоках времени. Лидия же клала на алтарь своего опекуна венки из бумажных роз. Настоящие кустовые розы, что она когда-то выращивала и, за которыми ухаживала в его саду, давно были выкорчеваны новыми обитателями дома. Верить во что-то или же кого-то было для них необходимо, как для торговых судов важен красный луч маяка в бушующем темном водном пространстве. Иначе жизнь обретала статус обычного существования, а такие личности, как Ренар и Лидия, попросту не могли этого допустить. Это бы означало потерю себя и своего статуса в глазах окружающего мира. Экстраверсия властвовала в их характерах и была двигателем к дальнейшим действиям в стремительно меняющем обличие мироустройстве анклава Плэзэнтвилль.


***


Так уж сложилось, что Лидия Хейл явилась в поместье Ренара Дао одним промозглым, туманно-зеленым утром. Диск солнца прятался за инфернальной вуалью туч и отчего-то отливал малахитом, сквозь прорехи. Из-за этого эффекта туман, стелящийся по земле покрывалом, был подсвечен зеленоватостью, малахитовостью, некой болотистостью. Он был тяжел и густ. Казалось, в нем можно было затеряться навек. Никакие галогенные прожектора, выключенные в это время суток, не могли пронзить его.

…И запоздалые светляки крошечными частичками эльфийской пыльцы мерцали на пути Лидии. Жужжали осы над вихрастыми перепутанными хризантемами. Кружили в поднебесье странные птицы. Китаец-монах, единственный оставшийся слуга семейства Дао, назвал их козодоями caprimulgus europaeus. Песни самцов – сухая монотонная трель «рьрьрьрьрь» – чем-то напоминала урчание зелёной жабы или тарахтение небольшого квадрацикла, только более громкие. Почуяв осеннюю меланхолию в воздухе, козодои решили покинуть излюбленное местечко под скрюченным вязом и пустились по диагонали через пруд, под сень виноградной лозы, вдоль клумб с маслянисто-желтыми лириодендронами, к зарослям бамбуковой рощицы. И было в их перелёте нечто несуразное, торопливое, неумелое. «Кочевье», – смекнула мисс Хейл, заслонив от слепящего белого неба локтем лицо. «Скоро вновь вернутся».

Над крышей поместья лиловели ветками глицинии, призрачно колыхаясь в тумане, точно рукава китайских принцесс, склонившихся над зеркальной гладью прудов, что звоном колокольчика когда-то подзывали к себе карпов-кои. А может это были японские принцессы?.. Лидия зажмурилась, глубоко вдохнув терпкости хризантем и влажной земли. Она тоже вернулась из кочевья, из круговорота, из мрака. Монах косноязычно выдал, что здесь своего мрака хватает, но он предан семье Дао, как никто другой. Мисс Хейл не понимала подобной раболепности. Она по опыту знала, какой невыносимый и беспрекословный человек Ренар Дао. В этом они были идеально схожи.


Туман постепенно рассеивался, открывая взору монаха и женщины огромную территорию поместья. Лидия была зачарована, точно Элла*. Как когда-то здесь была околдована собственной клетью апатии мать Ренара – Эна Роуз Дао, в девичестве Стрим. Да, и розы – осенние, чайные, кустовые и плетущиеся тоже преследовали мисс Хейл всю её жизнь. От рождения и до конечного пункта путь Лидии будет тернист и мрачен. Так некогда нашептала за самокрутку марихуаны и за французский золотой браслет-часики с электронным циферблатом и кавайным будильником, поющим голосом девочки-биодроида Ии, психомагичка из их коммуны. То было давно и – правда. Зелено-желтые стены комнаты в тысячноэтажном пенале наклонялись, сужались, готовые погребсти под собой несчастных одиночек, собравшихся в их карточной замкнутости. Кто король, кто дама, кто валет, а кто джокер. Лидия пила джин-тоник, витала в неоновоподсвеченных облаках, вслушивалась в нейрофанк, доносящийся из глубины кухни, и верила каждому слову психомагов. Они были своего рода проводниками в иные миры и вселенные, толковали сюрреалистический полубред ирреальности, могли проникать в ткань киберпространства лучше всяких хакеров и программеров. Лидия Хейл боготворила и верила психомагам. К собственному несчастью. Она всегда была мнительна и суеверна. Талисманы, обереги, амулеты, тотемы. Вера крепчала с годами. Поэтому, когда впервые услышав от задумчивого властного Ренара Дао, что Лидия напоминает ему, отчасти, его трагически почившую мать, ей стало и любопытно, и страшно. Величайший прилив чакры обогатил и истощил её за какой-то краткий миг. Что это была за женщина? Неужели у неё имелся соулмейт?*


Дичайшая побуревшая и истрепанная коварными западными ветрами зелень сада обратилась в помесь джунглей и доисторических лесов, что еще существовали, как транснациональный заповедник на границе с северными землями анклава. Лидия пробиралась по заросшим папоротниками и вьюнками тропам в сопровождении единственного обитателя дома, кроме самого хозяина, косноязычного китайца-монаха. Окружающая флора пробуждала в ней тепличные, бережно зарытые в душе воспоминания. И вновь ею овладело это чувство любопытства и страха одновременно. Неужели Эна Роуз Дао пряталась в этих зарослях от мужа и сына? В особенности от единственного сына…

Здесь также произрастали дубовый мох, японский кипарис хиноки, мускатный шалфей, заплетший известняковые изгороди шведский плющ, кардамон и эстрагон, базилик, пачули и лемонграсс. Вдали белели воском под стеклом громадных, как гробницы, теплиц цветы флердоранжа и японской камелии цубаки. Китаец-монах с гордостью заявил, что он лично ухаживает за цветами, ибо белый цвет слит из невинности и смерти. Лидии в этом чувствовалось что-то декадентское. Она загадочно улыбнулась…


Слуга отворил перед ней дверь и проводил в гостиную, полутемную, душную и фешенебельную, где на узкой бордовой кушетке возлежал больной сэр Дао. Титул он получил за энную сумму квадров от президента Плэзэнтвилля, возглавляя поставку особой чайной смеси с плантаций терраморфированного и колонизированного Марса.


Лидия Хейл устроилась в его излюбленном кресле, обитом темно-синим бархатом, не дожидаясь приглашения, закинула ногу на ногу, засмолив в духоту гостиной умело скрученной папиросой, которые в наличие были разбросаны по круглому на гнутых ножках столику. Подобная наглость всколыхнула личность Ренара, но была свойственна и ему, поэтому хозяин дома снисходительно улыбнулся незваной гостье. Она приветственно кивнула, откинув копну волос за спину, щелкнула алюминиевой зажигалкой.

Долгий путь к норе лиса немного утомил, но при этом приободрил женщину. В голове кружились туманными мазками краски открытых и гидропонных садов, теплиц, микролесов. Всей той богатой флоры и фауны расплодившейся и наводнившей территорию поместья семейства Дао. Уютность гладила Лидию по плечам, ласкала редкими лучиками солнечного света, окутывала седой шалью дыма от крепкой папиросы.

Ренар щурился на незваную гостью в косых лучах шафранового солнца. Стояла середина осени. Его любимая пора. Лидия казалась невероятно красивой в терракотово-багровых красках панорамного окна. Каштановые её локоны рыжели, как мелькнувший меж сосновых стволов лисий хвост. Талия была в плену черного корсета. А губы пунцовели листьями клёна, когда она растягивала их в странной, двусмысленной улыбке, или когда приоткрывала, чтобы выпустить сизый змеящийся дым. Солнечные блики ложились на бледно-персиковую кожу щек, лба и кисти рук, когда она подносила самокрутку ко рту. Тогда грудь её вздымалась и опадала под шелком голубизны блузы. Ренар потирал кончиками пальцев виски, тихонько шепча проклятия и ругань, а миндалевидные, с приподнятыми уголками карие его глаза смеялись и возбужденно блестели, точно гагаты.


Лидия дымила папиросой, выдержав плотоядный взгляд потрепанного самобичеванием и унынием Ренара, попросила налить ей Эрл Грея. Дао вызвал слугу. Изволил также подать к чаю засахаренные имбирь и персики – особое лакомство, как осмелился хвастнуть монах. Гостья умяла с удовольствием персики, чинно попивая чай с утопленными в нем пластинками имбиря.


– Лиловая печать тлена опустится на твое лилейное лицо Лидия, если ты пробудешь здесь столь же долго, как и я, – с пафосом заговорил каркающим голосом Ренар, приподнявшись на индийских подушках. – Дом этот мертв, а я все равно, что вампир из древних книг моей матери.


Хейл нисколько не тронула эта тирада. Она лишь с ленивым интересом протянула, допивая чай, наслаждаясь его терпкостью и ароматом:


– Расскажи про неё.


– Ты за этим явилась? – скептически подняв брови, бросил он.

Она напомнила ему про тот разговор, где он мельком заметил сходство между ней и собственной матерью. Ренар было возмутился, сказал, что это была всего-навсего реминисценция и ничего более. А Лидия вновь улыбнулась, и этот излом губ коснулся зачерствевающего с каждым годом сердца сэра Дао. Ток пустился по венам. Ренар свистяще втянул сквозь зубы воздух, попросил налить ему тоже чаю, обжег язык, вызвав у гостьи издевательский смешок. Руки его дрожали, держа чашку с расписным позолотой блюдцем. Улыбалась она приятней, чем смеялась. Что вызвало в голове Ренара диссонас.


***


Он завел вязь рассказа.

В год знакомства его родителей Эны Роуз Стрим и Винсента Дао произошел запуск процесса таяния ледников на терраморфированном, колонизированном Марсе в целях образования океанов и морей. Событие всколыхнуло общественность всех анклавов, и то, что именно Плэзэнтвилль выступил главным спонсором для столь великого достижения, было невероятнее всего. Плэзэнтвилль держался нейтралитета, и хоть в нем, как и в прочих анклавах сосуществовали границы меж богатыми и бедными, все же мог считаться подвидом утопии. Конкурировать с ним мог лишь стремительно развивающийся в последние годы остров Федеральная Окраина.

Лидия распахнула глаза и облизнула губы, устроившись поудобней в кресле, что знатно польстило Ренару, и в тоже время насторожило, но он продолжил. Видимо, в душе он сам хотел воскресить память об Эне и Винсенте, облекая в звучание собственного голоса сгустки мыслей: о том, как появился на свет он сам – незапланированный, одинокий, брошенный, злостный мальчишка, страдающий припадками ярости, давшими почву садистским наклонностям…

Итак, на одном из фестивалей с кучей цирковых шатров, турецких фокусников и китайских жонглеров фруктами, Эна повстречала в компании студентов их университета стильно одетого очкарика с массой причуд и идей в голове. Компания была тесной, но разношерстной. Эскаписты, декаденты, фрики, гики, гомосексуалисты, ученые, фанатки косплей движения, милашки лоли, суровые вамп девицы и поэтики-футуристы. Винсент Дао тогда был не особо разговорчив, только все время курил колумбийский табак из длинной трубки и принимал лишь из её рук алкоголь, при этом сладким шепотом (Эна была больна романтизацией в юные годы) отмечая красивость овала её лица, больших нордических глаз и жгучего пламени мягких волос.

Ренар был назван в честь аллегорической фигуры, блуждающей вот уже несколько веков на страницах томных, огромных фолиантов с расчудесными историями и золотыми срезами, глотающимися юной и вольнодумной авантюристкой Эной на завтрак, обед и ужин. Родители девушки были в ярости, узнав от кого беременна их «птичка» и поэтому после рождения здоровенького, с розовой попкой младенца, отреклись от неё. Ведь в их планы не входило, чтобы дочь родила вне брака от сомнительного ученого. Они растили её для цели – войти в блистательную среду Музой для потомственного архитектора или инженера. Предки же Винсента были – отец-контрабандист и мать из ассоциации марсианских гениев биохимиков. Как раз таки его мать и была азиаткой с Хоккайдо, северного острова бывшей Японии. Оба оставили двухгодовалого сына в приюте в Новой Зеландии, ныне ушедшей под воду из-за проснувшегося двадцать пять лет назад вулкана. Деда Ренара арестовали и казнили на шаттле между Землей и Марсом, а бабушку заставили до конца своих дней работать на развитие биохимии колоний. Винсент их толком и не помнил. После приюта он сразу же поступил в университет в Плэзэнтвилле и распрощался с сирыми детскими годами, вычитав в одной из книг про Дао и дерзнув взять это слово себе за фамилию.

Её милый дармоед – тогда она еще не догадывалась, что будущий супруг окажется брюзгой и сущим занудой – сначала отрицал схожесть их младенца с каким-то пройдохой-лисом из допотопных сказок. Винсент просто предпочитал логику чувствам, хотя и любил в обнимку с тонкогорлой зеленой бутылочкой подсахаренного абсента твердить слова любви сразу на трех языках его несравненной нереиде Эне. Сама же Эна, в подобные моменты заунывно напоминала себе, что все это произошло как любили говорить её одногруппницы a coup de foudre*.

Накручивая с вселенской меланхолией в глазах тугую прядь морковного оттенка волос на палец, молодая мамаша Эна всегда мечтала попасть в ménage a trios*. Куда романтичней бермудский треугольник сладострастных отношений. Между двух огней пламенная дева несчастья. Сражения за её сентиментальную душонку и расчетливый ум. Наиглупейшие любовные послания с фронтовых полей и одуряющие благоухающие букеты лилий или роз на мраморных балконах ровно в полночь. Взломанные коды системы безопасности. Дуэльная сцена, роковое стечение обстоятельств; выбор с помощью детской считалочки. Какая нелепица. Ужас! Занавес!

Видимо, этому не суждено было сбыться, повстречав Винсента, ей уже никто не был нужен. В нем она видела свое будущее, будучи Музой ученому, расчетливо фантазируя, что станет прообразом для его биодроидов женских особей. Её не пугал процесс клонирования и подобия. Что есть картина или фотография, как не твой клон. Однако картина и фотография сковывает твой образ рамками, из них не вырваться, не скорчить мину, не отвернуться и загрустить, как любила делать ребячливо Эна; а биодроид – ходит, говорит, выполняет поставленные задачи, даже порой учится имитации человеческих чувств и эмоций…

Эна не считала себя такой уж уникальной, как ей внушал Винсент, но при этом тщеславие пошатнулось и, Эна поверила. Каждому необходимо во что-то верить. Это была её своеобразная доктрина, которую она внушала и маленькому, капризному Ренару.


Осень пахла тоской, пирогами с яблоками «лимонками», чуть горчащим, багряным, как кровь вином и экстрактом боярышника от свежевыстиранного белья. Эна не любила осень. Так сложилось, что именно в этот сезон года родительский дом навсегда захлопнул перед ней свои двери, именно в середине октября она разродилась долгожданным ребенком, на которого спустя десять лет – долгих, суетливых лет – ей будет наплевать. Она жила в своем, потустороннем мире. Преследование собственных прообразов в лицах неудавшихся биодроидов скользило за ней попятам. Они прятались за амальгамой зеркал, на дне прудов и озер, за колоннами беседок, в кронах деревьев, выпрыгивали из сундуков, пугали, ластились, всматривались, сравнивали… Эна душераздирающе вскрикивала, закрывала прекрасные нордические глаза руками, сжималась раненной гончими псами лисичкой. Винсент спешил на помощь, делал успокоительные уколы, давал порошки, и неизменно уходил обратно в лабораторию, в глубине поместья, чтобы исправить огрехи в системе биодроидов. Эна лежала на большой кровати, между сном и явью, не замечая изменения в ходе времени, смены света и темноты спальни, температуры воздуха, запахов и звуков. И ей было хорошо и спокойно. Осколки – как она их называла, превращались в космическую пыль и улетали обратно на Марс, откуда спустились знания о них Винсенту…

Позже она пробуждалась от искусственного успокоения, омывалась прохладной водой, меняла наряды и обувь, расчесывала мягкие волны поблекших волос, обматывалась перламутровыми бусами и шла исполнять роль жены, матери и домохозяйки.

Однажды у Эны настал период, когда она носила цыганские браслеты, которые постоянно соскальзывали и терялись в саду, потому что запястья её были до того тонкими, по-птичьи костлявыми. Это произошло после поездки на званый ужин по случаю представления на рынке Винсентом Дао новой партии рабочих фабрикатов. Там Эна узрела у одной из дам парные золотые, а у другой – нефритовые браслеты, загоревшись приобрести себе такие же. Много позже Ренар узнал, что браслеты эти были символом домашнего рабства среди женщин их круга…

Винсент не был к ней жесток или чересчур заботлив, как это бывает у некоторой категории психопатов. Наоборот, муж дозволял ей заниматься любимыми делами, главное не беспокоить его по пустякам. А Эне хотелось быть в центре внимания, так как она утратила родительскую любовь, стало быть, теперь эта задача легла на плечи Винсента. Эна не готова была стать матерью. Она сама была по своей сути еще ребенком. Избалованным, одиноким, брошенным, злостным. Никого не напоминает?! В Ренаре от отца были лишь глаза, но отражался в них осколок её души. Внешние же осколки преследовали её весь остаток короткой жизни.

То, что ребенок вобрал в себя большую часть именно матери, было для Эны любопытно и страшно. Интриговало некоторое время. Маленькая копия, но не клон. Умный, задорный, импульсивный, вездесущий… Он жаждал внимания и любви. Она могла бы отдаться ему всецело, заботиться и растить, но иной раз страх брал верх над участием в судьбе Ренара и тогда возвращались галлюцинации, центром которых стал мальчик.

Подводя черту истории его родителей, Ренар высказал: «Увлекалась Эна ненадолго. Скоро она уходила в себя, пряталась в жемчужной раковинке, падая всё глубже и глубже. Там, где тьма соприкасается с подводной тишиной, и нет выхода. В этом мы с ней, к моему несчастью, практически идентичны».


***


Лидия невольно поежилась. Холод от открытого настежь окна усилился. Сэр Дао сардонически ухмыльнулся и встал с кушетки. Монах ушел по своим делам в гидропонный садик или в теплицу-гробницу, собирать камелии цубаки, по-китайски «сон-цфа» – «горный чай», для ферментированного чая. Они был одни во всем доме. Лидия смотрела на Ренара снизу вверх. Этот взгляд – тревожный, удивленный, вопрошающий. Такой же бывал у него, когда он проводил долгие, длинные ночи коленопреклоненный перед статуей Эны? Её вырезал из обломка метеорита некий психомаг, обитающий близ их поместья. Эна обожала фриков. Поощряла их выдумки и тайно завидовала. Свечное пламя бросало лепестки отблесков на статую, и Ренару казалось, что она объята огнем костра, точно пойманная инквизицией ведьма из тех же древних книг и сказаний, которыми Эна зачитывалась.

– Я любил её, – коснувшись пальцами каштановых локон гостьи, сказал сэр Дао.

Лидия поняла, о какой именно любви говорил Ренар Дао. Эдипов комплекс. Она слегка отклонилась в кресле. Ренар тут же засмеялся, расценив этот жест по-своему.

– Какое извращенное у вас воображение, мисс Хейл. Я, конечно, прославлен своими эксцентричными вкусами, но что касается…

– Прошу прощения, – на выдохе перебила его Лидия.

Ренар ощутил прилив сил. Он отпустил прядь волос гостьи, отпустил самого себя, взял её за руку. Лидия покорно поднялась. Расстояние между ними сократилось.

– Что тебя мучает, Лидия?

– Я… я не знаю. Теперь, когда всё прояснилось. Я думала, надеялась, что вот он – ускользающий образ женщины, моего соулмейта… Узнав её историю, я что-то для себя проясню, заново открою в своей сущности, так я думала, – она выдохнула, поджав губы.

Ренар хитроумно изучал её эмоциональность, отмечая, как давно не касался кого-то.

Продолжать смотреть в его глаза становилось для Хейл невыносимо, и она отступила на шаг. Рука горела от его хватки. Сэр Дао отвернулся от гостьи. Внезапная тяга к этой жестокой к чужакам и незнакомцам женщине ошеломила его.

– Возможно, нам стоит пройтись по садам. Мать очень любила долгие прогулки. А я давно не выходил на свежий воздух. Цин с удовольствием покажет тебе теплицы и гидропонные садики. Он в них трудится ежечасно. Надеюсь, ты не против позже перекусить со мной сэндвичами с паштетом из гусиной печени и охладиться лаймовым коктейлем с капелькой кокосового ликера. Что-то я забыл предложить или сказать. Но неважно. Ты ведь…

Столь порывистая речь из уст Ренара Дао странным образом не насторожила Лидию Хейл, как если бы данное прозвучало до его рассказа. Возможно, что-то было выдумкой, а что-то горькой правдой. Для Лидии это уже не имело такого уж значения. Он открылся ей, потянулся на встречу и это стало одним из поворотных моментов в её визите в поместье, где обитала Эна Роуз Дао, такая слабая и ранимая по сравнению с ней, с Лидией Хейл…

Не теряя больше не минуты и решив для себя всё разом, Лидия подошла к Ренару сзади, когда он спешно надевал бархатный коньячно-рыжий пиджак, и неожиданно обняла за пояс. Близость тела другого человека поначалу ошеломила отвыкшего от прикосновений мужчину, а затем Ренар мелко задрожал в её объятиях, силясь взять себя в руки, собрать по частям.

Холод прогнал духоту в помещении. Шафрановые лучи высветили два силуэта на фоне панорамного окна. Над кустом белоснежного жасмина мелькнула бабочка-траурница.


Сноски:

Элла* – «Заколдованная Элла» (англ. Ella Enchanted) – романтическая комедия 2004 года со сказочным сюжетом, по одноименному роману Гэйл Карсон Левайн.

Соулмейт* – родственная душа, вторая половинка.

a coup de foudre* (фр.) – любовь с первого взгляда.

ménage a trios* (фр.) – любовный треугольник.


История третья. Анклав Плэзэнтвилль. Вивиан и Лилиан Батлер.


Welcome to Delirium

Две очаровательные кошечки.

Так звала сестер Батлер их опекунша, сводная сестра матери, мадам Лебовски. Мать их скончалась на десятый день после тягостных родов. В весеннем воздухе, пропитанном ароматами жасмина и крепкого зеленого чая, носились сине-зеленые стрекозы. Сикомор ломился сочной листвой в душные апартаменты миссис Батлер. Гудели двигатели автофлаев, готовых к очередному взлету. А закат пропекал металлические крыши спального района анклава Плэзэнтвилль.

Отец же, трусливый пройдоха, бежал в Поднебесную со своей любовницей-яванкой, которой было от силы лет семнадцать. Таким вот образом сестры Батлер оказались подкинуты глупой яванской девкой на порог закусочкой Фила, где они горланили всю ночь, чуть не сведя с ума бесплодную злюку-жену того самого Фила. А затем перекочевали к единственной родственнице – мадам Лебовски, принявшей девочек, как водится в таких скорбных случаях, без энтузиазма.

Фил был добрая душа, и если бы не наличие влиятельной опекунши девочек и гадюки-жены, душившей его своей эгоцентричной страстностью и безудержным нравом, то он бы оставил их у себя. Кормил бы разбавленным сгущенным молоком и свежайшим мраморно-розовым лососем с ржаными пышками. Покупал бы их первые порты и отправил бы учиться психомагии в элитарный лицей. Таковы были мечты бедного добряка Фила, взявшего на сгибы локтей двух крошек, вопящих, как стая кошек.

На самом деле искусству психомагии никогда бы не стали обучать в подобных заведениях. Оно было таинством, запретным плодом. В него посвящали лишь «избранных». И мадам Лебовски однажды отдавшая свою молодость изучению психомагии у двоюродного деда обязана была передать кому-то достойному эту привилегию, как передают в наследство бунгало, жемчужные ожерелья или кредитные чипы с накопленными квадрами. Конечно, помимо теории, а следом и практических занятий психомагии, сестры Батлер освоили с помощью виртуального помощника такие дисциплины, как – электрооптика, социобиология, элоквенция, психоанализ, интерлингвистика, историография, основы кибернетики, бионика, биохимия, иностранные языки, история анклавов и фенология. Можно с уверенностью сказать, что обучение их проистекало шире и дальше, по сравнению со сверстниками. Они обгоняли детей своего возраста. А вот пошло ли им это на пользу должно было показать время…

Сестры Батлер жили в атмосфере лав отелей, где каждый посетитель жаждал ни только уединиться с партнером в немыслимо обставленных комнатах, удовлетворив тем самым терзающую похотью плоть, но и постичь дары психомагии, которые щедро предоставляло королевство Delirium. Первые шестнадцать лет их проводила сама мадам Лебовски, после же предоставив воспитанницам это право. Их дебют был ошеломляющим. Шумиха развернула перед Вивиан и Лилиан голодную пасть, а рекламные таблоиды и призматроны пестрели призывом посетить их шоу с предсказаниями и прорицаниями.

– Что есть основа психомагии, как не обман. Иллюзия высшей степени, – наслаждаясь изысканным вкусом шардоне, внушала сестрам мадам. – Удовлетворение их тщеславия. Интерпретация скрытых желаний. Всего лишь фокус с подсознанием, приправленный галлюцинациями… Оставайтесь мои милые домашними кошечками, но не забывайте, что у вас есть заточенные когти и клыки. Они вам всегда пригодятся.


Вивиан и Лилиан и, правда смахивали на кошечек с сияющими изумрудными у одной и сапфировыми у другой глазками, с черными гладкими волосами и розовыми бутонами капризно выпяченных губ. Они были двойняшками, при этом неразлучными, словно близнецы. Каждый раз, закуривая с блаженством и чопорностью старой гвардии сигареты марки Fantasia – восхитительные разноцветные, очень мягкие и неповторимые на вкус, с «золотым» угольным фильтром, мадам Клаудия Лебовски произносила мантрой ехидные словечки: «Две очаровательные сиамские кошечки. Сиамские близнецы. Удивительно, как ваша некрасивая мать смогла воспроизвести на свет таких чудесных пусиков». Голос её шелестел ароматическим табаком и бархатными нотами. А смех отдавал ржавчиной. Это была рослая, пышнотелая женщина, носящая экстравагантные костюмы, сшитые на заказ, с перьями в заколках и бриллиантами в ушах.

Мадам Лебовски являлась хозяйкой лав-отеля под названием Delirium. В округе он считался необычным лав-отелем с множеством кишкообразных коридоров, со стенами, обтянутыми шелковыми обоями, где всегда, будто фимиам полз в пространстве дым благовоний и сигарет. Его посещали чиновники и актеры визуал-кинестетических роликов и синемы, поп-айдолы и служащие риелторских фирм, бизнесмены и наследники корпораций, ученые и архитекторы-проектировщики, кибернетики и биохимики. Delirium был королевством психомагии. Никто в Плэзэнтвилле не мог переплюнуть его по посещаемости и величию.

Но с совершеннолетием сестер Батлер всё начало стремительно меняться…


***


Пачки сигарет без фильтра и металлические портсигары, голографические открытки и флюресцентные приглашения на карнавал; противозаточные таблетки и пастилки от кашля с ментолом и эвкалиптом. Вырезки из газет с особо громкими событиями анклава, просроченные билеты в театр или синему – сокровища, чудом сохранившиеся после землетрясения и сопутствующего ему пожара. Лилиан повертела в пальцах с ежевичным маникюром пачку открыток, скрепленных зажимом, бросила обратно в ящичек комода.

– Ничего занятного. Одно старое барахло, – вынесла она вердикт.

Вивиан была более скрупулезной натурой, поэтому продолжила ворошить теткин хлам, в поисках записей о более сложных приемах в психомагии. Лилиан же непривыкшая к нудным, по её мнению, занятиям, надула губы и пнула, не сильно, ножку сандалового комода.

– Я уже есть хочу, – заявила она, плюхнувшись в пыльное лунообразное кресло с пелериной.

Кресло закачалось по оси, будто потревоженное брошенным камешком отражение луны в пруду.

Вивиан сардонически усмехнулась:

– Смотри, свинкой станешь.

– А вот и нет.

– А вот и да!

Вивиан выпрямилась во весь рост, подошла к сестре, щелкнула легонько по носу.

– Нам нужны эти записи. Без них наше мастерство зачахнет на стадиях середнячков.

– Знаю, – потерев нос, засопела Лилиан. – Но я, правда, проголодалась.

– Так, – обведя цепким взглядом тайную комнату мадам Лебовски, сказала старшая сестра. – Еще раз проверим матрас и отбываем в столовую.

– Опяяять? Давай лучше выберемся в закусочную Фила. Там говорили появилось новое меню.

Вивиан нахмурилась.

– Лилс, нам надо экономить. Перебьемся стряпней миссис Бим.

– Она собу не доваривает, – стояла на своем младшая.

– Тогда перекусим горячими сэндвичами с ветчиной и красным маринованным луком. Сегодня свежую доставили. Я видела. По рукам?

Лилиан не умела долго дуться и согласно кивнула. Желудок вторил ей урчанием.


За обедом в столовой Вивиан наблюдала за поведением сестры. Её давно тревожило любопытство Лилс по отношению к «старику» Филу. Он сам частенько заглядывал на кухню к миссис Бим, предлагая свежайшие продукты от своего надежного поставщика. То были заморские вкусности из других анклавов. Миссис Бим не жаловала разносолы, которыми её хотел прельстить Фил, чтобы повидаться украдкой с сестрами Батлер. Он жалел их, зная крутой нрав мадам Лебовски. Девочки росли отрезанными от внешнего мира и его это пугало. Филу было всего тридцать пять лет, но когда он открыто и бесхитростно улыбался всем вокруг, ему можно было дать на десяток лет меньше.

Лилиан с шумом отодвинула стул и затараторила:

– Пойду, поздороваюсь с Филом. Кажется, сегодня он принес с собой блок вишневой кока-колы. Попрошу для себя и тебя по баночке.

На бледном личике расцвел румянец. Вивиан грохнула об стол вилкой с ножом. Лилиан ошарашено уставилась на реакцию сестры.

– Никакой вишневой колы. Избыток сахара вреден. Особенно тебе, Лилс. Вечером у нас представление. Или ты забыла?

Вивиан говорила в точности, как мадам Лебовски. Тон, манера речи, выражение лица – хладнокровность и властность. Её как подменили. Удерживаемый на пороге миссис Бим Фил удачно проскользнул мимо поварихи, отвлекшейся на шум.

– Добрый день, девочки. Я принес для вас вишневой кока-колы.

Мужчина подмигнул участливо, что разозлило Вивиан еще больше.

Лилиан же стояла окаменев, сверля обиженно сестру взглядом.

– Давно вы ко мне не заглядывали. Вроде, в последний раз…

– Полгода назад нам было запрещено покидать пределы Deliriuma, мистер Дженкинс.

Вивиан Батлер беспрекословно отвечала за двоих.

Улыбка Фила поблекла.

– Могу я узнать почему?

Он обращался к Лилиан. Она всегда была ему симпатичней, чем Вивиан. В ней он видел юность и хрупкость, проказливость и легкость. Всё, чего был давным-давно лишен… А Вивиан была слеплена по образу и подобию Клаудии Лебовски. По крайней мере, такое впечатление через некую призму производили сестры Батлер. Фил изначально разделил их в своем воображении, словно они были фрактальными копиями их родной матери и её сводной сестры.

– Миссис Бим! – позвала жестко Вивиан Батлер, что заставило Лилиан сжать в руке салфетку. – Проводите, пожалуйста, мистера Дженкинса на выход, и больше не пускайте. Это приказ мадам Лебовски.

Лилиан вздрогнула, будто дух самой опекунши появился между ней и сестрой, пытаясь завладеть разумом Вивиан, говоря сейчас через неё от своего лица. Так и было, с помощью особой светотени, проникшей через открытые жалюзи на высоких узких окнах столовой, облик Вивиан Батлер смахивал на образ молодой и куда более жесткой, чем поныне, Клаудии Лебовски. Лилиан часто-часто заморгала, украдкой обернувшись к Филу, что стоял около неё, но не смел даже прикоснуться, чтобы помочь сбежать от этого разрастающегося с каждым днем кошмара. Лилиан Батлер решила, что сходит с ума…

Повариха заворчала, выползая, как огромная рептилия, из клубов пара от готовящейся на плитах еды, шаркая резиновыми тапочками по полу. От неё в их сторону навязчиво пахнуло ревенем и сладким картофелем.

Лилиан не выдержала и заплакала. Фил всегда угощал её сладостями и проявлял участие. На его ярусе было куда интересней и веселее, чем в садах Deliriuma. До поры, пока не появлялась жена Фила и не кричала ужасные, язвительные слова и обвинения в них обоих. Он первым узнал о приступах, которые случались с ней во время представлений в последнее время. И первым предположил, что это могло быть отрицанием сущности Лилиан к приемам психомагии. Из-за этого она и тянулась к нему, при этом боясь оставить сестру с монстрами мадам Лебовски. Реальными и порождаемыми психомагией…

Фил остановил наступающую, как галеон туч, миссис Бим движением поднятой руки. Еще раз впился взглядом в дрожащую от слез фигурку Лилиан, кивнул Вивиан Батлер и зашагал прочь из столовой, оставив на пороге блок с вишневой кока-колой.

Миссис Бим запыхтела, словно одна из выкипающих кастрюль, зашаркала обратно. Вивиан вооружилась вилкой и ножом, чтобы доесть остывший ростбиф, сказала:

– У нас нет выбора, Лилс.

К ней вернулась прежняя эмоциональность и мягкость. Это испугало сестру не меньше, чем дух опекунши.

– Delirium – наше маленькое королевство. А мы принцессы. У нас есть всё, а будет намного больше, после… Сама знаешь.

Вивиан методично зажевала кусочек ростбифа.

– А может мне не надо твоего Больше! – шикнула Лилиан, утирая слезы салфеткой. – Может, я мечтаю об ином, чем Ты!

– Тогда из принцессы станешь нищенкой, – подытожила Вивиан, запив кушанье минеральной водой с лаймом. – Толстой и обрюзглой, как людоедка, с которой мучается «старикашка» Фил.

Лилиан вскипела от таких выражений.

– Откуда в тебе столько яду?! Тайные учения Лебовски?!

– Я пытаюсь тебя защитить от необдуманных действий.

– А я не хочу, чтобы мне мешали. Хватает уже одной злой королевы.

На этом они обе ушли в молчание. Вивиан доела свою порцию, осушила стакан с напитком и терзалась от сказанного. Лилиан же больше не плакала, а замкнулась глубоко в себе, складывая при этом бумажных журавликов из пестрых салфеток. На самом деле, больше всех остаться в Deliriumе одной боялась именно Вивиан. Она не представляла себя без Лилс. Их изначально было двое. Так должно было остаться вовеки веков. И никак иначе… Или. У каждой всё равно свой путь и ничего не попишешь.

Миссис Бим гремела кастрюлями, напевая пошловатую песенку про танцовщиц кабаре. После обеда у сестер Батлер по расписанию был двухчасовой сон в капсулах отдыха. Вивиан сомневалась, что сестра подчинится регламенту, пойдет вместе с ней, как обычно, отдыхать, а затем выйдет перед гостями мадам Лебовски, чтобы погрузиться в недра психомагии. Однако Лилиан первая пошла на примирение и они направились к капсулам отдыха.


Лишь перед самим выступлением Лилиан куда-то исчезла. Мадам Лебовски и Вивиан сбились с ног, разыскивая её по всему Deliriumу. Вечер был сорван. Вивиан получила пощечину от опекунши за то, что не почувствовала инстинктивно перемену настроения сестры. Лилиан разыскали ниндзя Лебовски в Квартале Контрабандистов десятью ярусами вниз, где она играла в кости с друзьями Фила, обретя новый статус пропавшей принцессы. Её вернули в лоно родного королевства на год, таков был уговор между настырной Лилиан, отказавшейся от наследства и профессии психомагички, и мадам Лебовски, которой теперь хватало одной Вивиан Батлер, так как та была в троекратно талантливей сестры. Разбитый тандем кошечек Батлер не подорвал репутацию заведения. Билборды и призматроны продолжали с некоторой корректировкой транслировать новости Deliriuma. Взамен были даны скидки постоянным клиентам на увеселения в лав-отеле. Все были довольны, кроме Вивиан. Она терзалась целый год, пока Лилиан жила с ней под одной крышей, не имея возможности толком поговорить, объясниться и проститься. Между ними выросла ледяная стена непонимания, подпитываемая россказнями опекунши. Лебовски контролировала каждый шаг наследной принцессы и это тяготило Вивиан сильнее, чем прежде.

Когда же Лилиан Батлер покинула лав-отель навсегда, чудесным образом объявился незваный гость – престидижитатор Лион Штольц. И новые страсти закружили Вивиан в своем вихре.


***


– Жизнь порой подкидывает удивительные события, но ты, застывший в ремнях и подушках безопасности, не можешь пошевелить и мизинцем, чтобы стать их частью. И только сильно зажмурившись, отсчитав до десяти в обратном порядке, ты понимаешь, что прикован был всего лишь своими внутренними страхами и комплексами. Тогда ты ищешь замену. Тут-то и включается процесс психомагии. Бонжур, дамы и господа. Welcome to my Delirium! – Лион окончил свою тираду эффектным пасом ухоженной кисти руки и чиркнул спичкой о коробок с рекламкой их лав-отеля.

Вивиан устало склонила голову к спинке кресла, прищурилась на круглый отсвет галогенного прожектора в изголовье Лиона. Отсвет напоминал о солнце и луне, о лимонных леденцах, которые у неё воровала из карманов джинс Лилиан. В следующем представлении солнце-лунный с ароматом треснутой лимонной кожуры этот отсвет обязательно вспыхнет первым. Лион как всегда философствовал, дожидаясь аудиенции у мадам Лебовски. Вивиан нравилось его слушать, греться в холодном отсвете прожектора, улавливать запах гвоздики и табака, которым был окутан Лион Штольц. В маленькой приемной восточного коридора-кишки было сумеречно и прохладно. Могучие монстеры в амфорах покачивались от усталости. Веера папоротников затеняли ребра жалюзи. Кожаные кресла принимали форму сидящих в них людей.

Иногда Лион Штольц – высокий и гибкий, с каштановой гривой, зачесанной тщательно ото лба – подначивал её к спору, пытался заигрывать, чтобы не терять хватку. Он слыл кутилой и первосортным обманщиком. Даром, что был престидижитатором. С мадам Лебовски его связывали темные дела вот уже без малого как десять лет. Сестер Батлер он поначалу воспринимал как марионеток предприимчивой психомагички старой закалки. Впрочем, все, кто посещал хозяйку Deliriuma, считали девочек таковыми. Лишь спустя какое-то время, приглядевшись к каждой по отдельности, Лион Штольц заметил огромный потенциал у Вивиан и тусклый ободок, стискивающий было, зарождающегося безумства Лилиан Батлер. Не все способны познать психомагию. Есть те, кого её недра могут свести с ума. Лиону хватало его умения престидижитатора. Он неплохо имел со своих «фокусов», хотя и был бы не прочь завладеть в качестве спутницы жизни психомагичку. Только вот ранг его не соответствовал представлениям мадам Лебовски для спутника жизни одной из её талантливых «кошечек». Здесь следует уточнить, что именно Вивиан была недоступным призом. Ведь к тому моменту Лилиан Батлер уже извела опекуншу своими капризами и болезнями. Из неё могла получиться неплохая ассистентка для куда более удачливой старшей сестры и мадам чувствовала её в Лилиан. Так «кошечки» Батлер останутся сиамскими близнецами. Дуэтом неделимым и прочным с помощью уз крови и поддержкой лишь друг другу. Чистейшими изумрудом и сапфиром.

Лиона Штольца отчасти задевал такой расклад дел. Он привык получать то, что возжелает. А здесь какая-то очаровательная девчонка с завышенным потенциалом и растущей с каждым днем гениальностью не могла ему принадлежать. Она росла и развивалась у него на глазах с тринадцати лет. Пропасть разницы в десять лет нисколько его не смущала. Он готов был ждать полнейшего расцвета Вивиан Батлер. И вот – к пятнадцати она уже достигла нескольких высот, что, конечно, уязвляло мадам Лебовски. Она не была в её годы столь даровитой… Оставалось подождать три года, а потом. Лион не планировал так далеко. Ему было приятно наблюдать за зреющей не по дням, а по часам девочкой. Он довольствовался случайными связями с дочерьми магнатов, профессорскими кузинами и старлетками из визуал-кинестетических роликов. Те пачками падали к ногам некогда нищего парня с ловкими и умелыми руками. Помня о том, кем он был и откуда вышел, Лион Штольц смаковал их преклонения. Он злорадствовал и знал, что только равная ему – из низов иерархии – сможет постичь мысли, шаги и тронуть сердце мальчишки с улицы, которым он оставался в душе. Пока этого хватало, чтобы не сорваться и не наделать глупостей. Вивиан выглядела старше своих лет и это его пугало…


Однажды он получил кусочек лакомого пирога. Выйдя от мадам Лебовски крайне раздраженным и взвинченным. Та отказала ему в финансировании одного шоу с задействованием гомоакватикусов. В те годы они еще не были столь популярны в медиаиндустрии. Их продавали в качестве блажи на черных рынках ученые-неудачники. Большие резервуары с морской водой, подкрашенной пигментом бирюзы, напоминали ледяные глыбы. А существа в них… прелестные, сладкоголосые и… страшные были всего лишь рабынями. Это его и прельщало. Можно было легко купить и при случае перепродать какому-нибудь богачу с садистскими наклонностями. Не всё ли равно? Однако же Клаудия Лебовски встала в позу. Никаких доморощенных рыбодевок в её Deliriume. У неё прекрасная ложа для представлений, а не цирковой манеж с мутантками. И она не позволит мальчишке с улицы, возомнившем себя генератором якобы гениальных и кассовых идей, подмочить репутацию её лав-отеля.

Лион вышел из кабинета мадам, хлопнув дверью. На веранде звучали девичьи голоса. Воздух пах распустившимися цветами жасмина, водяная зыбь от струй фонтанчика висела в нем и манила прохладой. Он прошел по проходу дальше в тень, где плети глицинии колыхались на ветру у известняковой стены. Сестры Батлер играли в прятки. Странная игра для пятнадцатилетних девиц…

Он откинулся спиной на известняковую стену, не щадя бархатного пиджака, стоящего ему чересчур дорого для дохода в этом месяце, достал было сигариллу из нагрудного кармашка, как мимо него вихрем пронеслась старшая из девчонок. Смольные кудри зацепились за одну из веток глицинии. Она рванулась вперед, неловко пытаясь освободиться. Лион усмехнулся уголком рта. Девочка была в льняной желтой рубашке и юбке из легкого денима. А на ногах – бледных, в укусах комаров и синячках – оливковые сапожки из мягкой кожи. Простота очаровательности сквозила в облике Вивиан. Его сердце скакнуло к горлу. Сколько раз он следил за маленькой чертовкой издалека, позже ночами сгорая от вожделения. Тогда его любовницы вопили на весь улей от такого напора, а сам Лион чувствовал горечь на кончике языка, будто откусил от гниющего сладкого плода.

– Позвольте, мисс, я вам помогу.

Вивиан чуть-чуть повернулась, кивнула, смутившись, что с ней бывало при каждом появлении в Deliriume этого молодого человека. Он нравился ей – осанкой, уверенной походкой, гибкой и изящной жестикуляцией рук, загорелым лицом и шеей, выступающей из накрахмаленного ворота белоснежной сорочки. Ей хотелось встать на цыпочки и пылко поцеловать его в эту шею, оставив пламенный алый след. Лион Штольц производил впечатление человека ловкого, привлекательного и чрезвычайно опасного. Такие типы частенько сражают сердца неопытных, маленьких девочек.

– Спасибо, – прошелестела она, оправляя складки юбки.

Он мигом распутал узел из кудрей и плети глицинии. Сорвал один из цветков и вставил ей в волосы у уха. Вивиан качнулась на пятках, подняла огромные глаза. Лион нервно сглотнул. Какой проницательный и смелый взгляд… На лбу у неё был прыщик. Мелкий, розовый изъян на сливочном овале лица.

Издалека доносился звонкий, высокий по тональности голос Лилиан Батлер, объявляющий о том, что девочка идет искать сестру.

– Вы живете в акватории Атлантик-Сити? – спросила Вивиан, приблизившись, хотя сердце её готово было вырваться из груди.

– Сейчас – да.

– Хотелось бы и мне когда-нибудь там побывать. Говорят, что в акватории много инсталляций со всех анклавов и… гомоакватикусы плавают прямиком в открытых бассейнах. А еще там буйно растут аквилегии и многолетние дельфиниумы. И существуют заросли гигантских папоротников и леса висячих лишайников.

Для Лиона фантазии Вивиан были смешны, но при этом трогательны. Он взял её за руку. Девочка вздрогнула, все же по-прежнему смотря прямо ему в лицо.

– Обещаю, что однажды, возьму вас в Атлантик-Сити.

Вивиан опустила голову.

– Мадам не позволит. После дебюта я буду привязана к Deliriumy, как… эта глициния.

Она тронула свободной рукой плети с цветами. Они заволновались, как водоросли под толщей влаги.

Лион поднял за подбородок личико Вивиан к себе и повторил:

– Обещаю.

В его твердом пылающем ненавистью и злобой по отношению к опекунше взгляде Вивиан Батлер прочла участие и нечто еще, что смутило её до корней волос. Лион же решив, что другого шанса может и не быть, наклонился и поцеловал девочку в приоткрытые от удивления губы. Поцелуй этот был сладок, как сон. Наконец-то он испытал реальное прикосновение к ней. Ничего отныне и впредь Лиону Штольцу не приходилось испытывать.

Вот так он отомстил мадам Лебовски, посеяв зерно бунтарства в её «золотой девочке».

Больше подобного не повторялось. Видимо, Клаудия Лебовски увидела их через слуховое окно, а может просто догадалась по раскрасневшемуся и мечтательному всю следующую неделю виду Вивиан. Девочка не прекращала кусать нижнюю губу, вспоминая первый поцелуй от Лиона. Он же надолго пропал, скитался по акватории, затем по прибрежным областям анклава, участвовал в экспедиции по транснациональному заповеднику, чтобы всё увиденное и услышанное позже воспроизвести в своем шоу. Лилиан не понимала сестру. Она не воспринимала Лиона Штольца, как кавалера её гордой сестры. От него не жди ничего хорошего. Так прошли однообразно четыре года. У Лилиан участились припадки. Под покровом темноты она босая, дикая и счастливая от частички свободы сбегала к Филу, где он кормил её свиными отбивными и острыми огурчиками с картошкой фри, распевал баллады из старых записей визуал-кинестетических роликов своей молодости и проникался участием к её мелким для опекунши, но не для чуткого Фила из закусочной, бедам. Вивиан просиживала за голограф-окнами, исследуя чудищ, пугающих разум её младшей сестры и пытаясь отыскать источник возникновения психомагии, как рискованного развлечения. Она выходила в инфопространство. Однажды вступила в контакт со Спиритами. Те прогнали её, закодировав входы в их потоки. Девчонка пришла красть священную информацию и использовать в корыстных целях. Этому не бывать.

Delirium процветал, как лав-отель и центр психомагии в одном флаконе. Вивиан Батлер бросила мечтать об Атлантик-Сити и других частях Плэзэнтвилля. Изучать его картографию было делом бессмысленным, тем более опекунша своевременно запаролила все ненужные, по её мнению, сетевые каналы. Вивиан путешествовала в своих «грезах», подслащенных участием в них младшей сестры. В последнее время её голограф-клона. Психомагия стала для неё суррогатом самой реальности. И это тоже походило на своего рода безумие…


– Вам никогда не хотелось покинуть это место? – выпустив дым от тонкой сигаретки через ноздри, спросил Лион. – Ведь вам уже стукнуло восемнадцать? Вольны поступать, как вздумается.

– Девятнадцать.

– Даже так.

Вивиан откинула черные локоны от лица, поменяла положение в кресле, сцепив ладони в замок.

– Мадам Лебовски обещала сделать меня наследницей. Она говорит, что с моим терпением и разумностью – я лучшая кандидатура, чем моя сестра. Тем более, кажется, она нашла себя в управлении старой закусочной Фила.

– Та забегаловка на два яруса ниже? – погасив окурок на дне пепельницы в виде морской раковины, задал вопрос Лион Штольц.

– Верно.

Он загадочно хмыкнул и придвинулся ближе.

– В таком случае, я мог бы составить для вас выгодную партию, мисс Вивиан Батлер. Богиня психомагии и гениальный престидижитатор. Каков союз. Подумайте!

Лион расплылся в лукавой улыбке, выпятив квадратный с ямочкой подбородок.

– Вы нравитесь мне, – начала осторожно и вкрадчиво Вивиан, отчего Лион заулыбался шире. – С вами приятно побеседовать.

– И?

Она вновь прищурилась, скрыв сардоническую усмешку за замком из рук.

– Не годитесь в мужья.

Лион Штольц разразился упоительным смехом.

– А вы еще разумнее, чем считает ваша тетка! Бесподобная Вивиан Батлер. Вас не просто обвести вокруг пальца.

Он резко приблизился и запечатлел последние слова поцелуем-укусом в щеку девушки. Она незамедлительно ответила ему тем, что оттянула за ухо. Их взгляды скрестились, точно кинжалы в какой-нибудь инфопространственной игре-шутере. Оба вспомнили тот день у известняковой стены с глицинией.

За этой сценкой их застала мадам Лебовски. Как всегда в её правой руке дымилась сигарета в мундштуке, бордовые губы лукаво полуулыбались, а подбородок выпячен, как мраморная плита. Ставшее с годами рыхлым дебелое тело было затянуто в платье-халат с драконами, вышитыми золотыми нитками на черном фоне. Малиновый чуб колыхался при любом движении. Она была не в духе, а тут еще проходимец Штольц заигрывал с её «кошечкой».

– Лион, дорогуша, что привело тебя на этот раз? – протяжно и капризно выговорила мадам, подводя тем самым черту в общении её племянницы с мужчиной.

Она старалась все эти годы держать строптивых девчонок в узде, талдыча на разные лады, что они «домашние кошки», какая пошлость, а не «дворовые». Младшую же ей не удалось удержать от соблазна гульнуть…

Вивиан отпустила ухо Лиона Штольца из железной хватки, слегка оцарапав его кожу длинными фиолетовыми ногтями. Мужчина тут же встал, оттянул полы эдвардианского пиджака с велюровым отворотом. Глаза его масляно поблескивали. Он явно был перевозбужден легкой перепалкой с Кошечкой Батлер, как звал только Вивиан, но не её сестру.

– Мадам. Поговорим без свидетелей.

Лебовски поняла намек и махнула на девушку рукой. Вивиан это нисколько не задело. Пускай обставляют дела за закрытыми дверями, у неё полно своих.

Пропустив старую кошёлку в её кабинет, Лион Штольц оглянулся на скользящую прочь Кошечку Батлер. Её фигура, состоящая сплошь из плавных линий и холмов, была выгодно подчеркнута в черничном наряде амазонки. Такая и самому нужна. Но, увы-увы…


***


Густой ночной мрак был разбавлен светом вездесущих прожекторов и неоновых вывесок. Пряный ветерок гудел от перегретых за сутки двигателей автофлаев, волочил по беззвездному небу отрепье туч. Вивиан с удовольствием вышла на балкон. Раскидистые кроны клонированных ясеней огораживали западную часть лав-отеля от голографической картинки налепленных друг на друга бунгало и пеналов. Трещали, как щетки, цикады.

В большой зале Лион Штольц развлекал гостей мадам Лебовски. Вивиан воспользовалась всеобщим помешательством от харизмы и обаяния мужчины и удачно улизнула прочь. Она прошлась Раковинным Лабиринтом, продуваемым из распахнутых окон влажным от бьющих геотермальных вод ветром. В Раковинном Лабиринте всё было перламутро-розовым – стены, оконные рамы, тюли, пол, кресла в стиле распахнутых створок ракушек. В детстве у Вивиан и Лилиан случался диссонанс, стоило им только попасть сюда. Мадам Лебовски гоготала, словно полоумная, выслушав страх сестер, и дала им главный совет в жизни. Чтобы добраться к вожделенной цели, необходимо пройти то, что больше всего пугает. Вожделенной целью сестер Батлер была западная часть Deliriuma. Обширный балкон с коваными перилами, раскидистые кроны ясеней, обзорная площадка тишайших местечек Плэзэнтвилля. Отсюда было видать акваторию, богемные пеналы, бирюзовую кромку моря.

Теперь Вивиан Батлер приходила сюда одна. Лилиан всё чаще пропадала в закусочной Фила. Старый добряк позволял ей делать в заведении реформации. Его жена скончалась от разрыва сердца два года назад, когда узнала, что Лилиан Батлер мечтает стать компаньоном, а может даже и любовницей её мужа. Фил ощутил свободу и трепет. А Лилиан Батлер оказалась новатором и навигатором в одном лице. Он обожал девчонку.

На костяном фарфоре тарелки лежали розеточки жареных корней лотоса, равнобедренный ломтик лайма с кристаллами йодированной соли и кусочек семги в сливочном соусе с веточкой засушенного тимьяна. В узком высоком бокале шипело «северное сияние». Вивиан Батлер поставила закуски и бокал на железный блин кованого столика, сама опустилась на стул с продавленным сидением потертого утрехтского бархата некогда виноградного оттенка. Ей было немного одиноко без сестры, которая разругалась с мадам Лебовски после её побега в Квартал Контрабандистов. Ведь это могло повлиять на репутацию Deliriuma. Тот побег поставил точку в будущем Лилиан. Что за диво сновать меж засаленных столов, выкрикивать заказы и позволять себя лапать старому хрычу. Последнее заявление казалось Вивиан немыслимым, но скромное молчание сестры на реплики опекунши, заставили задуматься об обратном.

Она решила расспросить позже лично Лилиан, когда та вернется в их общую минигостиную, где они давным-давно практиковались в азах психомагии. Но Лилиан отказывалась говорить на эту тему и съехала в другую комнатку. Дуэт прекратил свое существование после страшных приступов младшей. Она кричала, как она кричала… точно подстреленный зверь, сбитая с полета птица. Лилиан хваталась руками за голову, раскачивалась туда-сюда, верещала до хрипоты, а сестра не знала, чем ей помочь. Вивиан плакала, прижимая трясущуюся после припадка сестру, утешала, гладя по спине. Внутри неё рвались струны души. Ведь они были вместе в тех же измерениях. Что же заставляло Лилиан мучительно кричать?! Младшая Батлер ничего не помнила. Сомнамбулически уставясь в стену или окно, Лилиан отходила целые сутки, поддатливая, как восковая куколка. Мадам Лебовски не верила Лилиан. Она, видимо, считала сестер Батлер, своих очаровательных сиамских кошечек, единым организмом.

Снизу донесся запах жареного на углях маринованного мяса. Вивиан зажала нос двумя пальцами, вкушая изысканные закуски со своей тарелки и запивая маленькими глоточками «северного сияния». И среди этих жирных, неистребимых запахов крутилась её милашка Лилс. Там она пила солодовое пиво, ела луковые головки с тонко нарезанными ломтями маринованного мяса, смеялась до слез, таскала из-под кассового аппарата кока-кольные леденцы – детская привычка, красила веки в кислотные цвета и убирала нечесаные волосы заколками-зажимами; носила джинсовые необъятные куртки поверх полиэстеровых крошечных топиков и рванные мужские шорты с берцами. Это была параллельная вселенная, где Вивиан с её амазонками и кожаными ботфортами, длинными ведьминскими юбками и водолазками с каменьями вокруг шеи и на запястьях не было места… Уже не было.

Собираясь было уходить, Вивиан услышала знакомый смех. Она облокотилась на перила в сторону издаваемого уютными, теплыми нотками смеха, а через секунду узрела шокирующую сцену. Фил – этот рыжий с проседью здоровяк обнял за плечи её гибкую маленькую Лилс и поцеловал нежно в губы. Лилиан же закинула руки ему на шею, повисла, точно ветка глицинии на корявом дубе. Этого было достаточно, чтобы Вивиан резко отвернулась, смела со столика тарелку, вилку и бокал, поспешила скрыться в нутре Раковинного Лабиринта.

Лилиан же испуганно оторвалась от губ Фила, вскинула лохматую чернокудрую головку к балкону. Сердце пронзила догадка, кто мог быть там и шумом прервать их идиллию. Фил держал Лили за талию.

– Что не так, малышка?

Похоже, ему было наплевать на грохот или то, что их могли увидеть обитатели Deliriuma. Впервые, за долгие годы удушающей страсти, он был опьянен любовью.

Лилиан обхватила щетинистое лицо мужчины в чашечку обожженных фритюрницей ладоней, сказала:

– Всё прекрасно. Отныне и вовеки веков.

Это заставило старого Фила засмеяться, притянув Малышку Батлер к себе.


Вивиан рыдала у лестницы. Здесь её и обнаружил Лион Штольц. Он всё также испытывал к ней легкую привязанность, вспоминая изредка и содрогаясь от недоступности. Что её так огорчило? Вивиан мотала головой. Темные кудри рассыпались из высокой прически. Макияж был погублен. Лион ловко огляделся, нет ли кого поблизости. Шпионы мадам Лебовски могли быть где угодно. Мерзкие ниндзя. В последнее время у него развилась паранойя, после того самого важного разговора с Клаудией Лебовски. Она предупредила Лиона, если он хоть на миг оступится, то обещанное вознаграждение рассыплется в пыль. И снова ему прозябать на задворках анклава, демонстрируя фокусы, выходящие из моды…

Мужчина обнял Вивиан за плечи, привлек к себе на грудь. Такого участия и заботы к ней никто никогда не проявлял, даже Лилиан. Она всегда была старшей, той, кто держался наплаву в суровые штормы изменчивого настроения опекунши, сносил удары и защищал в надежном коконе успокоительных объятий.

– Пойдем, Вивиан, – нежно прошелестел голос Лиона Штольца вместе с ароматом сигарет с гвоздикой где-то на краю её угасающего сознания. – Тебе нужно поспать.

Поспать. Забыться. Уйти в недра сновидчества. Познать гребни психомагии, чтобы после воспроизвести перед алчущими чудес клиентами…

Вивиан Батлер протяжно завыла куда-то в плечо приобнявшего и волокущего её Лиона. Штольц стиснул зубы, вдыхая аромат темных атласных волос девушки из разворошенного «улья» прически. Раковинный Лабиринт, куда ему приказала увести Вивиан мадам Лебовски, встретил их запустением и гулом ветра. Устрично-розовый тюль порхал, точно крылья нимф. Цикады трещали, как щетки от наэлектрилизованности на рамах распахнутых окон. В ветвистых кленах, ломящихся внутрь здания, утробно издавали звуки козодои.

Он подхватил обессиленную эмоциональным взрывом Вивиан на руки, так как она уже была не в состоянии передвигаться сама. Сердце вновь тоскливо заныло от её близости и недосягаемости одновременно. Если он её поцелует, то Вивиан очнется и прощай его будущее возвышение по карьерной лестнице. Это сводило Лиона с ума, как и несколько лет назад, и до этого. В кончиках пальцев рождался невыносимый зуд, как всегда, когда он хотел прикоснуться к тому, что возжелал. Ощутить хотя бы толику запаха*, тем самым представив остальное в ощущениях.

Его главная слабость – Кошечка Батлер. Лион боялся признаться самому себе в этом до сего момента. Но ведь слабостям нет места в мире, куда он стремится.

Это пройдет. Обязательно. Чувства изменчивы, как порыв морского ветра. А я выбрал правильный курс. Да! Так и есть.

И чтобы хоть как-то утешить бушующую страсть, Лион покрепче обхватил тело девушки у себя на руках, прижал, на миг, зарывшись лицом в волосы рядом с ухом, так же быстро оторвался. Она, как и в подростковом возрасте, пахла терпко жасмином… Глухо зарычав, Лион понес Вивиан дальше к единственной комнате, где мерцал перламутровый огонек люминесцетных ламп.


***


Стилизация комнаты напоминала аквариум. Штольц опустил Вивиан на постель в центре, связался по порту с мадам Лебовски коротким сообщением и подключил немедленно к голове девушки сенсоры, которые при контакте с кожей и нейронами воспроизводили на противоположную стену её видения.

Миссия была выполнена. И все же нечто останавливало Лиона на пороге. Он весь взмок от лихорадочного пота. Откинув старательно уложенные для выхода в свет к клиентам Deliriuma волосы, мужчина оглянулся на безвольную Вивиан Батлер. На прикроватном столике лежали в раковинке из фарфора капли-наушники. Если он задержится еще на минуту, чтобы услышать и увидеть психомагию Кошечки Батлер, то потеряет всё. Клаудия Лебовски жестко поставила условия. Он судорожно уставился на распахнутые окна. В ветвях кленов, скорее всего, прятались ниндзя. Лион почувствовал на коже их пронзительные взгляды желто-карих глаз…

Спешные шаги прочь по Раковинному Лабиринту. Гул ветра. Шорох листвы. Отголоски музыки с нижних ярусов.

Вивиан Батлер пребывала в анабиозе от подключенных сенсоров и коктейля «северное сияние».


Лилиан покинула её. Покинула, променяв на жизнь со «стариком» Филом. Её хрупкая, прелестная, несчастная Лилиан. Родная кровь. Яркие вспышки видений, где они вместе живут в Атлантик-Сити, посещают курсы по истории создания первых гомоакватикусов, едят лимонное мороженое и смеются, блуждали по проекционной стене. Лион заезжает за Вивиан на собственном, алом автофлае, водит на экскурсии в транснациональные заповедники и дарит дикие орхидеи, а сестра здорова и весела с достойным её парнем-ровесником ходит в синему на визуал-кинестетические ролики в главной роли с Алирой Денмарк, слушает новейшие синглы поп-айдола Ии.

Розовые мечты. Неужели, девонька, я учила тебя этому?..

Проныра Лион и твоя глупая сестра Лилиан. Рыбьи девки и идиотские развлечения, транслируемые белобрысой актриской и пустозвонной биодроидом. Чушь!

Клаудия Лебовски села рядом с племянницей, погладила по спутанным волосам. Вивиан метнулась в сторону, вновь тоненько взвыв. Лебовски посмотрела на руку, сухие, сучковатые пальцы, унизанные перстнями с ониксом и лазуритом, нахмурилась, разминая обе. Любовь и зависть к оставшейся в её сетях воспитаннице цепко переплелись меж собой. Своими трюками она приносила Deliriumy хороший доход, но стоило второй сиамской кошечке покинуть их приют, как карточный домик рухнул. Посыпались беды, неувязки, вспышки неконтролируемого гнева, навязчивая любовь к Лиону Штольцу, будь он проклят! Мадам не привыкла, чтобы то, что она построила и воздвигла, выходило бы из строя. Всё всегда должно быть идеально, или иметь идеальный фасад. Так её учил двоюродный дед. Его доктрины были незыблемы. Не желая больше слышать и видеть происходящее в психомагии Вивиан, Клаудия вынула из ушей капли, оправила юбки шуршащего фиалкового платья и вышла, закрыв дверь на ключ. Пускай, девочка помечтает день другой. Может после ей станет легче. К тому времени необходимо убрать с дороги Лиона, Лилиан и Фила. И тогда Вивиан Батлер навсегда останется в Deliriume*, периодически подключаемая к Раковинному Лабиринту*.

В конечном итоге, каждый находит свою нишу. Лилиан нашла вне сказочного королевства, а Вивиан почти отыскала в отражениях его волшебных зеркал. Так тому и быть…

Хроники анклавов

Подняться наверх